Инженер 3

Глава 3 Проект

Анна переоделась, вместо запыленного дорожного платья надела легкое летнее, светло-голубое. Волосы распущены, падают на плечи волнами. Лицо слегка раскрасневшееся, глаза блестят.

— Александр Дмитриевич, — тихо сказала она, — не помешала?

— Что вы, Анна Павловна. Проходите.

Она вошла, я закрыл дверь. Анна Павловна остановилась у окна, смотрела в сад. Молчала. Я стоял у двери, не подходя ближе.

— Хотела сказать… — начала она, потом замолчала. Повернулась ко мне. — Нет, неправда. Не хотела ничего говорить. Просто… не могла оставаться в своей комнате. Думала о вас.

Мое сердце забилось сильнее.

— Анна Павловна…

Она подошла ближе, остановилась в шаге от меня:

— Александр Дмитриевич, я вдова. Мне тридцать лет. Я знаю, чего хочу. И чего не хочу. Не хочу притворяться, что чувствую только уважение к вашему уму.

Голос у нее дрожал.

Я молчал, не находя слов. Все правила приличия, все условности вылетели из головы.

— Скажите мне остановиться, — прошептала она. — Скажите, что у вас есть невеста в Петербурге. Что я веду себя недостойно. Скажите, и я уйду.

Я должен был остановить ее. Должен вспомнить о Елизавете, о приличиях, о том, что мы в доме Баранова.

Но не смог.

— Не уходите, — услышал я свой голос.

Анна Павловна шагнула вперед, положила руки мне на грудь. Смотрела снизу вверх, она ниже меня на полголовы.

— Я не умею играть, притворяться, — прошептала она. — Я считаю, что нужно быть честной. С самой собой и с другими.

Она поднялась на цыпочки, коснулась губами моих губ. Легко, неуверенно.

Я обнял ее за талию, прижал к себе. Поцелуй стал глубже, страстнее. Она ответила с тем же жаром, впилась пальцами мне в плечи.

Мы целовались долго, забыв обо всем. О Баранове в соседнем крыле дома, о слугах за дверью, о приличиях.

Потом она отстранилась, дыша часто. Лицо раскрасневшееся, губы припухшие, глаза затуманенные.

— Господи, — прошептала она. — Что я делаю…

Я взял ее лицо в ладони:

— То, что хотим оба.

Она закрыла глаза, прижалась щекой к моей ладони:

— Александр Дмитриевич, я… Я не ветреная женщина. После смерти мужа никого не видела. Два года одиночества. Но вы… Вы разбудили что-то во мне.

Я поцеловал ее в лоб, в закрытые веки, в щеки.

— Анна Павловна, — прошептал я, — я не хочу обесчестить вас. Если продолжим… это будет означать…

Она открыла глаза, посмотрела серьезно:

— Я понимаю. И я готова. Но только если вы тоже. Если это не мимолетная слабость для вас.

Я крепко обнял ее. Мы снова целовались. Руки ее скользнули мне на шею, пальцы запутались в волосах. Я гладил ее спину, чувствуя тепло тела сквозь тонкую ткань платья.

Потом она отстранилась, тяжело дыша:

— Нам нужно остановиться. Пока не поздно. Это дом Баранова, нас могут застать.

Я кивнул, с трудом отпуская ее:

— Вы правы.

Она поправила платье, пригладила волосы дрожащими руками:

— Александр Дмитриевич, что теперь?

Я взял ее руку, поцеловал пальцы:

— Теперь мы с вами будем наслаждаться жизнью.

Анна Павловна улыбнулась сквозь слезы:

— Я буду ждать.

Она вышла, тихо прикрыв за собой дверь.

Я остался один. Подошел к окну, открыл его настежь. Глубоко вдохнул свежий воздух.

Сердце колотилось как бешеное. Губы хранили вкус ее поцелуя. Руки помнили тепло ее тела.

Спать я лег не сразу. Долго не мог уснуть. Остаток ночи метался в кровати, часто просыпался.

На следующий день с утра я снова осмотрел мельницу.

После обеда Баранов предложил отдохнуть, но я отказался:

— Иван Петрович, если позволите, начну работу над проектом прямо сейчас. Пока свежи впечатления от осмотра, пока сложились цифры в голове.

Баранов удивился:

— Прямо сейчас? Да вы отдохните, успеете еще.

— Отдохну потом. Работа не ждет.

Баранов задумался, потом кивнул:

— Что ж, хорошо. Егор Матвеевич покажет вам кабинет в флигеле. Там большой стол. Светло, тихо. Располагайтесь. Что понадобится, бумага, чертежные инструменты, все дадим.

— Благодарю.

Управляющий проводил меня во флигель, небольшое одноэтажное здание в саду, в стороне от господского дома. Внутри просторный кабинет, окна в три стороны, дубовый стол у окна, книжные шкафы вдоль стен, в углу диван.

— Здесь работал покойный отец Ивана Петровича, — пояснил Ноздрев. — Любил тишину. Сейчас редко кто сюда заходит.

Он принес стопку чистой бумаги, чернильницу, перья, линейку, циркуль, угольник.

— Если что понадобится, велите прислуге. Она тут рядом, в кухне.

— Спасибо, Егор Матвеевич.

Управляющий ушел. Я остался один.

Сел за стол, разложил перед собой инструменты. Взял чистый лист бумаги, обмакнул перо в чернила.

Начал чертить.

Сначала план местности. Речка Упа, берег, место старой мельницы. Рядом наметил новое здание, чуть выше по течению, на более прочном грунте.

Фундамент. Обычный каменный фундамент здесь не подойдет, почва у реки влажная, весной подтапливает. Просядет через год-два.

Нужны сваи. Длинные, прочные.

Я вспомнил технологию из двадцать первого века. Железобетонные сваи. Но здесь, в середине девятнадцатого, бетон еще не применяют широко. Портландцемент только-только изобрели в Англии, в России его почти нет.

Но можно сделать аналог. Деревянные сваи, длиной в три сажени, заостренные, пропитанные смолой. Забить их по периметру будущего здания, густо, через аршин. Сверху обвязать брусом, залить известковым раствором с битым кирпичом, получится прочная платформа.

Я нарисовал схему свайного фундамента, проставил размеры, подсчитал количество свай, понадобится около ста штук.

Дальше здание. Кирпичное, двухэтажное. Первый этаж котельная и машинное отделение. Второй этаж — мельничный зал с жерновами, мешками, механизмами.

Но постойте. Баранов говорил о рисках, о том, что паровая машина может сломаться. Что если сделать не просто паровую мельницу, а комбинированную?

Я вспомнил схему, которую когда-то читал в прошлой жизни. Горизонтальная турбина. Старинная конструкция, простая и надежная. Она работает даже при маловодье, когда обычное водяное колесо встает.

Можно установить две системы привода. Основная паровая машина, работает круглый год. Резервная водяная турбина, работает весной и летом, когда много воды. Если паровая машина сломается, мельница продолжит работать на водяной тяге. Если река обмелеет, переключимся на пар.

Универсальная мельница. Двойная надежность.

Я быстро набросал схему. Главный вал, к которому подключены оба привода. Паровая машина справа, водяная турбина слева. Система муфт позволяет включать любой привод отдельно или оба вместе.

Жернова. Четыре пары, как планировал. Но не каменные, а металлические, чугунные, с нарезными бороздками. Прочнее, долговечнее, можно точить заново.

Передача движения от главного вала к жерновам, через систему деревянных зубчатых колес. Дерево дешевле металла, и зубья можно делать сменными. Изнашиваются, вынул старые, вставил новые. Можно обить колеса железным ободом для прочности.

Я чертил быстро и уверенно. Рука двигалась сама, словно помнила все эти конструкции из другой жизни.

Просеиватели. Многоступенчатая система: грубая мука отделяется от тонкой, отруби отсеиваются отдельно. Три сорта муки на выходе, первый и второй сорт, отруби на корм скоту.

Вентиляция. В мельнице всегда пыльно, мучная пыль взрывоопасна. Нужна хорошая вентиляция, вытяжные трубы в потолке, приточные окна внизу. Воздух циркулирует постоянно, пыль не скапливается.

Противопожарные меры. Огнетушители, например бочки с водой на каждом этаже. Железные двери между котельной и мельничным залом. Песок в ящиках.

Я работал не отрываясь. Чертеж за чертежом, расчет за расчетом. Солнце клонилось к закату, тени в кабинете стали длиннее.

Постучали в дверь. Я поднял голову:

— Войдите.

Вошла Анна Павловна. В руках поднос с чаем и пирогами.

— Александр Дмитриевич, вы работаете уже весь день и вечер. Нужно подкрепиться.

Я только сейчас заметил, что проголодался. Встал, размял затекшую спину:

— Благодарю, Анна Павловна.

Она поставила поднос на край стола, посмотрела на чертежи, разложенные по всей поверхности:

— Боже мой! Вы столько успели!

— Еще не закончил. Половина работы впереди.

Она придвинулась ближе, разглядывая чертежи:

— Это план здания? А это что за колеса?

— Зубчатые передачи. Для привода жерновов.

Я налил себе чаю, откусил пирог. Анна Павловна стояла рядом, изучала чертежи.

— А можно я помогу? — тихо спросила она. — Как вчера. Я могу чертить простые детали, переписывать расчеты набело.

Я посмотрел на нее. Глаза блестят, лицо оживленное. Ей действительно интересно.

— Конечно. Садитесь рядом.

Она села на стул рядом со мной. Я показал ей незаконченный чертеж зубчатого колеса:

— Вот. Нужно начертить двадцать четыре зуба по окружности. Расстояние между зубьями одинаковое. Можете?

— Попробую.

Я дал ей циркуль, линейку, чистый лист. Она начала чертить, аккуратно и медленно. Линии ровные, углы точные.

Я продолжил работу над общей схемой мельницы. Мы сидели рядом, чертили молча. Слышно только скрип перьев, шуршание бумаги.

За окном стемнело. Я зажег лампы на столе. Желтый свет разлился по кабинету, блеснул на чертежах.

Работали до поздней ночи. Анна Павловна закончила чертеж зубчатого колеса, я проверил, все верно, ни одной ошибки.

— Отлично, Анна Павловна. Теперь вот эту деталь начертите, корпус подшипника.

Она взялась за новый лист.

Мы работали слаженно, как будто делали это годами. Она чертила детали, я собирал их в общую схему. Она переписывала расчеты набело, я проверял, исправлял.

Часы на стене пробили полночь. Я отложил перо, потер уставшие глаза:

— Хватит на сегодня. Устали.

Анна Павловна кивнула, откинулась на спинку стула:

— Да. Но как интересно! Я столько узнала!

Я посмотрел на чертежи, разложенные по столу. Половина проекта готова. Еще день-два работы, и можно показывать Баранову.

— Анна Павловна, спасибо за помощь. Без вас возился бы намного дольше.

Она улыбнулась:

— Мне приятно помогать вам, Александр Дмитриевич.

Наши взгляды встретились. Возникла неловкая пауза.

Потом она встала:

— Мне пора. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, Анна Павловна.

Она вышла. Я остался в кабинете, смотрел на чертежи.

Проект выходит хорошим. Очень хорошим.

Двойная система привода: паровая машина плюс водяная турбина. Производительность втрое, если не вчетверо выше старой мельницы. Окупаемость за два месяца.

Баранов согласится. Обязательно согласится.

Я погасил лампы, вышел из флигеля. Ночь теплая, тихая. Звезды яркие, ясно виден млечный путь.

Прошел в дом, в свою комнату. Разделся, лег.

Мгновенно заснул.

Утром проснулся рано, с рассветом. Оделся, умылся, быстро позавтракал. Вернулся в кабинет во флигеле.

Продолжил работу.

К полудню снова появилась Анна Павловна:

— Добрый день, Александр Дмитриевич. Я могу помочь?

— Доброе утро. Конечно.

Она села рядом, мы продолжили чертить.

Около трех часов дня появился управляющий:

— Александр Дмитриевич, Иван Петрович велели передать, что он уехал по делам в соседнее имение. Вернется завтра к вечеру. Просил не беспокоиться, располагайтесь как дома.

Я кивнул:

— Спасибо, Егор Матвеевич.

Управляющий ушел.

Мы остались вдвоем с Анной Павловной. Работали весь день, делали перерывы на обед и ужин.

К вечеру второго дня проект был готов.

Я разложил все чертежи по порядку. План местности. Схема свайного фундамента. План здания: первый этаж, второй этаж. Схема паровой машины. Схема водяной турбины-мутовки. Система зубчатых передач. Жернова. Просеиватели. Вентиляция.

Двадцать листов чертежей. Плюс смета: подробный расчет стоимости материалов, работ, оборудования.

Анна Павловна стояла рядом, смотрела на разложенные чертежи:

— Александр Дмитриевич, это… это грандиозно. Такой мельницы нигде нет.

Я кивнул:

— Нигде. Это первая в России мельница с двойным приводом. Паровая машина плюс водяная турбина. Работает всегда, при любых условиях.

— Баранов согласится?

— Должен согласиться. Цифры говорят сами за себя.

Я показал ей смету. Общая стоимость строительства три тысячи восемьсот рублей. Окупаемость два месяца. Чистая прибыль тридцать пять тысяч рублей в год.

Анна Павловна медленно проговорила:

— Если он согласится… Если мельница заработает… О вас заговорит вся губерния.

Я усмехнулся:

— Может быть. Но сейчас главное довести проект до конца.

Она повернулась ко мне:

— Я верю в вас, Александр Дмитриевич. Вы сделаете эту мельницу. И она станет чудом.

Мы стояли близко. Я чувствовал аромат ее духов, видел, как трепещут ресницы.

Хотел обнять ее, поцеловать. Но сдержался. Не здесь, не в доме Баранова.

— Спасибо, Анна Павловна. За веру. И за помощь.

Она улыбнулась:

— Благодарить меня не за что. Мне было интересно. Очень интересно.

Мы еще постояли молча, глядя друг на друга. Потом она тихо сказала:

— Мне пора. До завтра.

Но не двинулась с места. Стояла, глядя на меня.

Я тоже не мог отвести взгляд. Сердце билось все сильнее.

Она шагнула ближе. Я взял ее за руку, притянул к себе. Чувствовал тепло ее ладони сквозь рубашку.

— Скажите мне уйти, — прошептала она. — Скажите, что не хотите меня. И я уйду. Навсегда.

Я покачал головой:

— Нет, такого сказать я не могу.

Она смотрела на меня снизу вверх. Губы приоткрыты, дыхание учащенное.

— Тогда не отпускайте меня.

Я притянул ее к себе, поцеловал. Жадно, страстно. Она ответила с той же силой, обвила руками мою шею.

Мы целовались долго, забыв обо всем. Руки мои скользили по ее спине, талии. Она прижималась ко мне всем телом, я чувствовал ее сердцебиение.

Потом я оторвался от ее губ, тяжело дыша:

— Анна… Если продолжим… Я не святой. Не смогу остановиться.

Она посмотрела мне в глаза:

— Не останавливайтесь. — Она коснулась пальцами моих губ: — Я вдова, Александр. Знаю, что такое брак. Знаю, что такое близость. И хочу этого. С вами. Сейчас.

Она взяла мою руку, положила себе на грудь. Я чувствовал, как бешено колотится ее сердце под тонкой тканью платья.

— Возьмите меня, — прошептала она. — Сделайте своей. Сейчас… сейчас я хочу принадлежать вам.

Последние остатки разума покинули меня. Я поцеловал ее снова, страстно, требовательно. Руки сами расстегивали пуговицы на спине ее платья.

Она помогала, торопливо стягивая с моих плеч сюртук, расстегивая рубашку.

Мы двигались к дивану в углу кабинета, не прерывая поцелуя, спотыкаясь, тихо смеясь.

Я опустил ее на диван. Платье соскользнуло с плеч, обнажая белую кожу, изгиб шеи, ключицы. Я целовал ее шею, плечи, слышал ее прерывистое дыхание.

— Александр, — шептала она, — Александр…

Руки ее расстегивали мою рубашку, скользили по груди, по спине. Прикосновения жгучие, будоражащие.

Я стянул с нее корсет, чувствуя, как она вздрагивает под моими пальцами. Она закрыла глаза, запрокинула голову.

— Смотри на меня, — прошептал я. — Хочу видеть твои глаза.

Она открыла глаза, посмотрела на меня. Взгляд затуманенный, полный желания.

— Хочу тебя, — прошептала она. — Хочу.

Я целовал ее грудь, живот, слышал ее стоны, чувствовал, как дрожит ее тело.

Потом мы слились воедино. Медленно, нежно. Она вскрикнула тихо, впилась ногтями мне в спину.

Мы двигались в одном ритме, дыша в унисон. Мир сузился до этого дивана, до ее тела под моим, до ее губ, шепчущих мое имя.

Потом волна накрыла нас обоих. Она выгнулась, закусила губу, чтобы не закричать. Я уткнулся лицом ей в шею, чувствуя, как содрогается все тело.

Мы лежали, обнявшись, тяжело дыша. Пот блестел на нашей коже в свете ламп. Сердца билась бешено, постепенно успокаиваясь.

Анна повернула голову, посмотрела на меня. Глаза блестят, губы припухшие от поцелуев.

— Не жалеешь? — тихо спросила она.

Я поцеловал ее в лоб:

— Ни секунды. А ты?

— Нет. — Она прижалась ко мне. — Никогда не жалела.

Мы лежали молча. За окном стемнело совсем, слышались только ночные звуки. Стрекот сверчков, шелест листвы.

Она тихо сказала:

— Нам нужно вернуться в дом. Слуги заметят отсутствие.

Я кивнул. Мы поднялись, одевались молча, помогая друг другу с пуговицами, застежками.

Анна поправила волосы, пригладила платье. Я надел сюртук, повязал галстук.

Она подошла ко мне, встала на цыпочки, поцеловала нежно:

— Спасибо, Александр. За то, что вернул меня к жизни.

Я обнял ее за талию и поцеловал в губы. Мы снова сплелись в объятиях.

Из флигеля вышли только через полчаса. Она пошла в дом через главный вход, я через боковой, чтобы не идти вместе.

В своей комнате я разделся, лег. Закрыл глаза.

На губах еще хранился вкус ее поцелуев. Тело помнило прикосновения.