Инженер 3

Глава 24 Каретная

Лошадка шла ровной рысью по утренней дороге. Я не стал рисковать и так и поехал по проселочной дороге в город. Так будет длиннее чем через лес, зато надежнее, мне некуда торопиться.

Солнце едва выглянуло над горизонтом, робко и стеснительно, превращая серое небо в золотистое полотно. Воздух холодный и чистый, ночная роса еще не высохла на траве вдоль обочины. В голове крутились мысли о прошедшей ночи.

Ее лицо, ее губы, ее тело, все это стояло перед глазами. Запах лаванды и розового масла, который исходил от ее кожи. Тепло ее рук. Слова, которые она говорила, о любви, о будущем, о том, что ей наплевать на общество и условности.

Я понимал, что влип по уши. Связь с дочерью князя Долгорукова могла обернуться большими неприятностями, но я уже не мог остановиться. Да и не хотел.

Дорога шла через поля, где крестьяне уже начинали работу. Женщины с серпами шли полосой по ржи, мужики вязали снопы. Проехал мимо небольшой деревеньки: с десяток изб по обе стороны дороги, покосившийся забор, собака залаяла на меня и побежала следом, но вскоре отстала.

Въехал в Тулу через Киевскую заставу. Город уже проснулся, на улицах толпился народ, торговки продавали пироги и калачи, извозчики стояли у трактиров в ожидании седоков. Проехал мимо Успенского собора, колокола звонили к ранней обедне. Добрался до своего дома на Заречной улице около семи часов утра.

Спешился у ворот, привязал лошадку к столбу. Животное устало, всю ночь стояло у усадьбы Оболенского, потом два часа обратной дороги. Надо отвести ее на конюшню, на соседнем дворе, дать овса и воды.

Но сначала нужно привести себя в порядок. Я открыл калитку, прошел через маленький дворик, там росла одинокая яблоня и стояла поленница дров под навесом. Поднялся на крыльцо по слегка прогнившим деревянным ступеням, надо бы их заменить. Отпер дверь и вошел в дом.

В сенях пахло застоявшимся воздухом и табачным дымом, вчера вечером сюда приходили Морозов и Ваня, помогали Матрене перенести сундук со всякой всячиной и надымили как в курилке. Я прошел в комнату, которая служила мне и гостиной, и кабинетом. Сама Матрена сейчас на рынке, скорее всего, она всегда отправляется туда спозаранку.

Небольшая комнатка, сажени три на четыре. У окна стоял письменный стол, на нем лежали чертежи, стопка бумаг, чернильница с пером. Справа от стола книжный шкаф, где на полках выстроились технические руководства и справочники, которые я купил в Туле. Слева узкая кровать, застеленная серым одеялом. У противоположной стены печь, сейчас остывшая. Рядом с печью комод для белья и небольшой сундук с одеждой.

Я снял сапоги, они запылились с дороги, надо почистить. Скинул сюртук, повесил на спинку стула.

Рубашка взмокла от ночной езды, прилипла к спине. Подошел к рукомойнику, который стоял на комоде, обычный медный таз с кувшином воды. Налил воды в таз, умылся, вытер лицо грубым полотенцем. Вода оказалась прохладной и освежающей, сон как рукой сняло.

Переоделся в чистую рубашку, белую, льняную, с длинными рукавами. Надел другой сюртук, темно-серый, для повседневки. Причесал волосы перед маленьким зеркалом, которое висело над комодом.

Взглянул на часы, которые висели на стене. Половина восьмого.

Надо идти проверять работу в моей насосной мастерской, а потом ехать к имению Баранова, там продолжалось строительство мельницы. Но сначала следовало отвести лошадку на конюшню и дать ей отдохнуть.

Я вышел из дома, отвязал лошадь и повел его за поводья через два двора. Конюшня располагалась в длинном деревянном сарае, где стояло еще пять лошадей, извозчики и торговцы снимали здесь стойла. Конюх, старик Степан, дремал на лавке у входа. Увидев меня, поднялся и потянулся.

— Александр Дмитриевич, здравия желаю, — проговорил он хрипло. — Лошадку привели?

— Здорово, Степан. Да, привел. Устала она, всю ночь проездила. Дай ей овса хорошего, воды вдоволь. И попону накинь, чтобы не простудилась. Вот тебе еще рубль, за то что дал такую хорошую и смирную.

— Сделаю, не извольте беспокоиться.

Егор взял лошадь за уздечку, повел в стойло. Я постоял, проводил взглядом, потом вернулся домой.

Сел за стол, хотел разобрать бумаги, но в дверь постучали. Резко и настойчиво. Я встал, прошел в сени и открыл дверь.

На пороге стоял паренек лет четырнадцати, худой, в заплатанной рубахе и холщовых штанах. Лицо веснушчатое, нос курносый, волосы рыжие и взъерошенные. Я его узнал, это Ванька, мальчишка, который крутился возле гостиницы Савельева, помогал на конюшне, носил воду и подметал двор.

— Здравствуйте, ваше благородие, — выпалил он скороговоркой. — Терентий Савельевич велели кланяться и сказать, что все готово! Мастерская приведена в порядок, мастер Скобов ждет! Терентий Савельевич просят пожаловать, когда сможете!

Я улыбнулся. Савельев не терял времени. Прошло всего совсем немного с тех пор, как мы договорились, а он уже все организовал.

— Хорошо, передай Терентию Савельевичу, что я приду через час. Пусть ждут.

— Слушаюсь! — Ванька козырнул мне, развернулся и побежал обратно.

Я закрыл дверь и вернулся в комнату. Час у меня есть. Можно позавтракать, привести в порядок чертежи для карет, которые я набросал несколько дней назад. Я открыл сундук, достал оттуда сверток, там лежали листы бумаги с чертежами. Развернул и разложил на столе.

Вот основной чертеж, рама кареты с улучшенной подвеской на листовых рессорах. Я нарисовал ее в трех проекциях: вид сбоку, сверху, спереди. Подписал размеры в вершках и аршинах.

Рессоры располагались под кузовом, по четыре с каждой стороны, закреплялись на раме специальными скобами. Конструкция колес — деревянный обод, железный обруч, спицы из ясеня.

Второй чертеж это устройство самих рессор. Я подробно нарисовал, как именно нужно гнуть стальные полосы, как закалять их, как соединять между собой заклепками. Указал толщину металла, три линии, длину каждой полосы на два аршина, ширину на четыре вершка.

Третий чертеж это крепления и соединения. Как прикрепить рессоры к раме, как соединить раму с кузовом, как установить оси для колес.

Я собрал чертежи в сверток, перевязал бечевкой. Это нужно будет показать Скобову.

Взглянул на часы, прошло уже полчаса. Пора собираться. Я надел шляпу, черную, с широкими полями, взял трость, для щегольства, а еще на случай, если придется защищаться, на улицах Тулы бывает всякое. Сунул сверток с чертежами под мышку.

Вышел из дома, запер дверь на ключ. Пошел пешком, гостиница Савельева находилась недалеко, на Киевской улице, минут пятнадцать ходьбы.

Улицы постепенно наполнялись народом. Мимо прошла купчиха в яркой шали и кокошнике, за ней семенила служанка с корзиной. Проехали дрожки с господином в цилиндре, тот читал газету и не обращал внимания на прохожих. У лавки мясника толпились покупатели. Хозяин рубил тушу топором, кровь стекала на деревянную колоду. Тут пахло свежим мясом и опилками.

Свернул на Киевскую улицу. Здесь уже оживленнее, всюду трактиры, лавки, постоялые дворы. Мимо мчались извозчики с седоками, копыта стучали по булыжной мостовой. У входа в один из трактиров стояли три мужика с котомками, видимо, странники, пришли в город на заработки.

Гостиница «Московская» появилась впереди, сразу заметное здание из кирпича и бревен, крашенное желтой краской, с вывеской над входом: «Гостиница и трактир. Номера чистые, кормят хорошо». Огромные окна первого этажа распахнуты, со ставнями. На втором этаже окна поменьше. Крыша железная, на коньке крутился флюгер-петушок.

Я прошел мимо входа в саму гостиницу, свернул в арку, ведущую во двор. Двор оказался просторным, сажен двадцать в длину, десять в ширину.

Справа располагалась конюшня, длинный деревянный сарай, из открытых дверей доносилось ржание лошадей, пахло навозом и сеном. Слева стоял колодец с воротом и ведром на цепи. В глубине двора виднелся еще один сарай, тот самый, который Савельев обещал переоборудовать под мастерскую.

У колодца стоял Савельев собственной персоной. Хозяин гостиницы, мужчина лет сорока пяти, среднего роста, полноватый, с круглым румяным лицом и небольшой бородкой клинышком.

Одет он был в длинный сюртук синего цвета, жилет в клеточку, белую рубашку с галстуком. На голове картуз с лакированным козырьком. На пальцах блестели золотые перстни, Савельев любил показать, что дела у него идут хорошо.

Рядом с ним стоял Артемий Ильич Скобов, каретный мастер.

Среднего роста, жилистый, с седой бородой лопатой и такими же седыми усами. Лицо обветренное, загорелое, с глубокими морщинами у глаз.

Руки большие, в мозолях и застарелых ссадинах, руки мастерового человека. Одет просто, в холщовую рубаху навыпуск, подпоясанную ремнем, темные штаны, заправленные в сапоги. На голове старый картуз, выцветший от солнца.

Увидев меня, Савельев расплылся в улыбке и замахал руками:

— Александр Дмитриевич! Милости просим! Вот, все готово, как обещал! Артемий Ильич уже здесь, ждет!

Я подошел ближе, кивнул Савельеву, потом повернулся к Скобову:

— Здравствуйте Артемий как вы, как здоровье, готовы к труду?

Скобов снял картуз, поклонился:

— Здравствуйте, ваше благородие. Конечно, готов. Поскорее начать бы.

Голос у него низкий и спокойный. Говорил неторопливо и обстоятельно. Глаза внимательные и цепкие, видно, что мастер, который привык все замечать.

Я кивнул. Савельев вмешался:

— Пойдемте, Александр Дмитриевич, покажу мастерскую! Вы посмотрите и оцените! Я все сделал, как вы говорили!

Мы втроем направились к дальнему сараю. По дороге я оглядывал двор. Чистый, ухоженный, видно, что хозяин следит за порядком. У конюшни стоял навес, под ним лежали дрова, аккуратно сложенные поленницей. Возле колодца корыто для водопоя лошадей.

Сарай, который Савельев выделил под мастерскую, стоял в самом конце двора, у забора. Здание деревянное, из толстых бревен, крыша покрыта тесом. Двери двустворчатые, широкие, сажени полторы шириной, вполне можно выкатить готовую карету. Над дверями висел новый замок.

Савельев достал ключ из кармана, отпер замок и распахнул обе дверные створки. Пропустил меня, вошел внутрь следом за мной, Скобов вошел последним.

Внутри оказалось просторно и светло. После ремонта помещение стало длинное, сажен десять, как я прикинул, шириной сажени четыре. Потолок высокий, под стропилами, сажени три от пола. По стенам прорублены четыре окна, по два с каждой стороны, большие, со свежими рамами. Через окна лился дневной свет, освещая все пространство.

Пол новый, деревянный, толстые доски из сосны, плотно подогнаны друг к другу, пахли свежим деревом и олифой. Савельев не поскупился. Старый земляной пол, видимо, полностью убрали и настелили новый.

Вдоль левой стены выстроились верстаки, три штуки, массивные, из дуба. Каждый верстак длиной в полтора аршина, шириной в аршин.

На поверхности видны следы работы: царапины, пятна от масла, вмятины от молотков. Видно, что б/у, Савельев, должно быть, купил их с рук или взял из старой мастерской. Но крепкие и добротные.

Над верстаками на стене висели полки, тоже дубовые, намертво прибитые. На полках аккуратно разложены инструменты: пилы разных размеров, рубанки, стамески, долота, молотки, клещи и напильники. Все чистое, смазанное, сложено в порядке. Инструменты старые, но ухоженные, видно, что ими работали много лет.

Справа, у противоположной стены, стояла печь-буржуйка. Железная, круглая, на четырех ножках, с трубой, которая уходила в потолок и дальше наружу. Рядом с печкой лежала поленница дров, березовых, наколотых и высушенных.

Возле печи стоял кузнечный горн: небольшой, переносной, кирпичный, с мехами для раздувания угля. На горне можно разогревать металл, гнуть железо и делать мелкие детали.

В дальнем углу, у задней стены, сложены штабеля древесины. Я подошел ближе, осмотрел запасы.

Дубовые доски — для рамы и несущих частей кареты. Ясеневые для обшивки и отделки. Березовые чурки для всяких мелких деталей.

Все дерево высушенное, без трещин, отобранное для работы. Рядом лежали бревна, толстые, ровные, очищенные от коры. Из них можно делать оси для колес.

Возле древесины стояли ящики с железными деталями. Я заглянул в один, там лежали железные полосы разной толщины и ширины, куски листового железа, прутья, болты, гвозди и заклепки. Во втором ящике готовые детали: петли, замки, ручки и скобы.

Под окнами, вдоль стены, стояли козлы, то бишь деревянные подставки для сборки кареты. На них можно устанавливать раму, кузов, колеса, чтобы работать на удобной высоте.

В центре помещения свободное пространство, там можно было собрать карету целиком, не в тесноте. Достаточно места, чтобы обойти вокруг, подлезть снизу, забраться наверх.

Я медленно прошелся по мастерской, внимательно все осматривая. Савельев семенил рядом, ждал моей реакции. Скобов молча стоял у входа, держа руки за спиной.

— Хорошо, — сказал я наконец. — Очень хорошо. Терентий Савельевич, вы постарались. Помещение отличное. Здесь есть все, что нужно для работы.

Савельев просиял:

— Я же говорил, что все сделаю! Пол настелил, окна прорубил, печку поставил! Верстаки приобрел у одного столяра, он закрывался, поэтому продал все по дешевке! Инструменты частью свои, частью докупил! Дерево заказал на лесопилке, сам выбирал, брал лучшие доски! Железо взял у кузнеца Петрова, он хороший металл держит!

— Молодец, — повторил я. — А печка топится?

— Топится, проверял! Труба не дымит, тяга хорошая! Зимой здесь тепло будет, можно работать!

Я кивнул и повернулся к Скобову:

— Артемий Ильич, а вы что скажете? Вам здесь работать. Все устраивает?

Скобов оторвался от стены, прошел в центр помещения. Посмотрел по сторонам, потрогал верстак, взял в руки рубанок с полки, провел пальцем по лезвию, проверяя остроту. Подошел к штабелю дерева, присел на корточки, осмотрел доски, постучал костяшками пальцев, послушал звук, проверял, нет ли трещин.

— Место хорошее, — проговорил он наконец. — Просторно. Светло. Инструмента достаточно. Дерево качественное, сразу видно. Железа тоже хватит на первое время. Можно работать.

— Вот и славно! — обрадовался Савельев. — Значит, начинаем! Александр Дмитриевич, покажите чертежи, объясните Скобову, что делать!

Я развязал сверток, достал чертежи и разложил их на одном из верстаков. Скобов подошел и склонился над бумагами. Савельев встал рядом, но в чертежах ничего не понимал, только водил глазами по линиям.

— Смотрите, Артемий Ильич, — начал я. — Вот основная конструкция. Рама кареты. Делается из дуба, толщина бруса три вершка на три вершка. Длина рамы три аршина, ширина полтора аршина. Здесь, по углам, устанавливаются стойки для кузова. Высота стоек два аршина.

Скобов внимательно смотрел и кивал. Водил пальцем по чертежу, прикидывая размеры.

— Это понятно, — сказал он. — Рама обычная, наипростейшая. Я таких сотню делал.

— Да, — согласился я. — Но вот здесь отличие. Смотрите. Под рамой устанавливаются рессоры. Вот здесь, с каждой стороны, по четыре штуки. Рессоры листовые, из стальных полос.

Я указал на второй чертеж, где подробно нарисовал устройство рессор.

— Каждая рессора состоит из шести стальных полос. Длина каждой полосы два аршина, ширина четыре вершка, толщина три линии. Полосы складываются одна на другую, скрепляются заклепками вот здесь, по краям. Получается пружина. Когда карета едет по неровной дороге, рессоры сжимаются и разжимаются, гасят удары. Езда становится мягкой и плавной.

Скобов нахмурился, изучая чертеж:

— Рессоры… Я с английскими рессорами работал. Граф Орлов их из Лондона выписывал. Дорогие они, пять десятков рублей за комплект. Но хорошие, прочные. А вот сам я рессоры делать пробовал, но не получалось. Сталь нужна особенная, с правильной закалкой. У наших кузнецов такая редко выходит. Либо слишком мягкая, либо ломается.

— Именно поэтому я вас и научу, как делать рессоры, — сказал я. — Тут главное правильно закалить сталь. Надо нагреть полосы до определенной температуры, потом резко охладить в масле. Температуру определяют по цвету металла. Когда сталь нагревается, она меняет цвет: сначала становится красная, потом вишневая, потом оранжевая, и наконец желтая. Нам нужен вишневый цвет, это примерно семьсот градусов по Цельс… кхм, просто такой уровень жары. При такой температуре сталь нагревается до нужной точки. Потом быстро опускаем в масло, держим, пока не остынет. Сталь становится твердой, но при этом упругой. Не ломается и пружинит.

Скобов внимательно слушал, глаза его горели интересом:

— Вишневый цвет… А я всегда до красного нагревал. Может, потому и не выходило. Надо попробовать. А масло какое брать?

— Льняное подойдет. Или конопляное. Главное, чтобы масла было много, целая бочка. И чтобы оно не горело, когда туда железо опускаешь. Для этого масло надо немного подогреть заранее, градусов до пятидесяти.

— Понял, — кивнул Скобов. — Попробую. Если выйдет, это большое дело. Свои рессоры делать: и дешевле, и быстрее.

— Выйдет, — уверенно сказал я. — Я уже делал рессоры для своей коляски. Вы же ее видели?

— Видел. Я все там осмотрел. Работа отменная. Рессоры так поставлены, ремни так натянуты, что мягко идет и плавно. Я с малых лет кареты делаю, но таких хитромудрых приспособлений не видел.

Я улыбнулся:

— Значит, сможете повторить. Я покажу, как крепить рессоры к раме, как регулировать натяжение. Главное точно следовать чертежам и моим указаниям.

Скобов кивнул, снова склонился над чертежами.