В голосе девушки слышалось искреннее любопытство.
Баранов вздохнул:
— Случилось, Анна Павловна. Каменщики ушли. Вернее, мы их прогнали.
— Прогнали? — Анна удивленно посмотрела на него, потом на меня. — Почему?
Баранов коротко рассказал историю с Кулаковым. Про разбавленный раствор, экономию на извести, попытку дать взятку. Анна слушала внимательно, не перебивая. Лицо становилось все серьезнее.
— Вот негодяй, — тихо произнесла она, когда Баранов закончил. — Халтурить на таком деле. Ведь на мельнице будут работать люди. Рухни стена, убьет кого-нибудь.
— Именно, — кивнул я. — Поэтому пришлось разорвать договор.
Анна задумалась, потом оживилась:
— А знаете, я могу помочь. У меня год назад флигель достраивали. Артель из Алексина работала. Мастер толковый, Тимофей Осипович Осипов фамилия. Работу делал добротно, быстро. Я осталась довольна.
Баранов выпрямился:
— Из Алексина? А он сейчас свободен?
— Не знаю, — призналась Анна. — Но узнать можно. Завтра же отправлю своего человека с письмом. Алексин недалеко, верст сорок. К вечеру ответ будет готов.
— Анна Павловна, вы очень поможете, — я почувствовал облегчение. — Мы как раз думали, где искать каменщиков. Все артели разобраны.
— Тимофей Осипович толковый человек, — продолжила Anна. — Не пьет, людей не обижает. И работу знает. Вот только характер прямой, резкости не терпит. С ним нужно по-хорошему.
— Я по-хорошему умею, — усмехнулся Баранов. — Если работает честно, никакой резкости не будет.
Он поднялся:
— Анна Павловна, благодарю за помощь. Вы нас выручили. Давайте пройдем в гостиную, велю подать чаю. Поговорим спокойно.
Мы перешли в гостиную. Большая светлая комната с диваном у стены, креслами, журнальным столиком посередине. Камин, хотя сейчас, летом, не топленный. На каминной полке часы, фарфоровые статуэтки, подсвечники. Портреты на стенах, предки Баранова, суровые мужчины в париках и женщины в старомодных платьях.
Баранов велел лакею подать чай. Мы уселись, Анна на диван, Баранов в кресло напротив, я сбоку.
Разговор потек неспешно. Баранов рассказывал о стройке, о планах. Анна слушала, задавала вопросы. Умные, точные вопросы. Не светские пустяки, а настоящий интерес.
— Александр Дмитриевич, — обратилась она ко мне, — объясните, пожалуйста, почему так важна точность в кладке? Четверть вершка, разве это критично?
Я наклонился вперед:
— Критично, Анна Павловна. Видите ли, паровая машина создает вибрацию. Постоянную, ежедневную. Даже малое отклонение от вертикали через несколько месяцев превратится в трещину. Трещина пойдет дальше. В итоге стена может обрушиться.
— Понятно, — кивнула Анна задумчиво. — То есть не просто здание, а конструкция под особую нагрузку.
— Именно. Обычный дом или амбар можно класть с допусками. А здесь каждый шов, каждый кирпич имеет значение.
— Как интересно, — Анна посмотрела на меня внимательно. — Значит, инженерное дело не просто чертежи, но и понимание физики, материалов, нагрузок.
— Совершенно верно.
Баранов рассмеялся:
— Анна Павловна, вам впору самой инженером быть! Слушаете так внимательно, вопросы задаете такие толковые.
Анна улыбнулась:
— А что, Иван Петрович, может, и правда стоит? Я вот смотрю на вашу мельницу, и думаю, почему бы мне не построить себе такую же? У меня земли хватает, река рядом. Можно было бы молоть зерно не только для себя, но и на продажу.
— Отличная мысль! — одобрил Баранов. — Прибыльное дело. Я подсчитал, мельница окупится за три года. Дальше чистая прибыль.
— Тогда обязательно построю, — Анна взглянула на меня. — Александр Дмитриевич, возьметесь за проект?
Наши глаза встретились. Она смотрела спокойно, но в глазах плясали искорки. Я понял, что она говорит не просто о мельнице. Это повод видеться чаще.
— С удовольствием возьмусь, Анна Павловна, — ответил я. — Только дайте закончить сначала эту мельницу.
— Конечно, конечно. Никуда не тороплюсь.
Лакей принес чай на серебряном подносе. Тонкие фарфоровые чашки, сахарница, молочник, тарелка с печеньем. Разлил по чашкам, подал каждому.
Мы пили чай, разговор продолжился. Анна расспрашивала о деталях стройки, я объяснял. Баранов вставлял замечания, делился планами.
Между мной и Анной проскакивали взгляды. Короткие, быстрые, но красноречивые. Она смотрела на меня дольше, чем требовалось для вежливости. Я ловил себя на том, что любуюсь линией ее шеи, изгибом губ.
Мы уже давно не виделись. После того ужина, когда за одним столом сидели Анна, Елизавета и я. Напряжение тогда стояло невыносимое.
Потом Елизавета уехала к Долгорукову в загородное имение с визитом вежливости, она пока что оставила меня в покое. Я на время вздохнул облегченно. Но Анну пока избегал.
А теперь она здесь. Близко. Так, что можно коснуться рукой.
— Александр Дмитриевич, — окликнула она, — а можно посмотреть чертежи мельницы? Мне интересно, как устроена конструкция.
— Конечно, — я поднялся. — Они в кабинете, сейчас принесу.
— Да зачем же вам ходить, — Анна встала тоже. — Пойдемте вместе, заодно все подробно покажете.
Баранов остался сидеть:
— Идите, идите, молодежь. А я тут спокойно допью чай.
Мы вышли из гостиной в коридор. Я шел впереди, Анна следом. Слышал шорох ее платья. В коридоре никого, только где-то далеко на кухне слышались голоса прислуги.
Зашли в кабинет. Я подошел к столу, развернул чертежи. Анна встала рядом, склонилась над бумагой. Запах ее духов, лаванда, что-то цветочное, ударил в голову.
— Вот здесь будет паровая машина, — начал я, показывая пальцем. — На втором этаже. Вес около трехсот пудов. Поэтому стены должны быть особо прочными.
Анна внимательно разглядывала чертеж. Тихо спросила, не поднимая головы:
— Давно не виделись. После того ужина прошла неделя.
Голос ровный, но я уловил в нем напряжение.
— Стройка, дела, — ответил я неопределенно. — Времени не хватает.
— Только стройка? — Анна подняла глаза, посмотрела прямо на меня. — Или гостья Ивана Петровича заняла твое время?
Я замер. Она про Елизавету.
— Анна…
— Она уже уехала к Долгорукову, я слышала, — спокойно продолжила Анна. — Красивая. Знатная княжна.
Повисла тишина. Я молча ждал, что будет дальше.
Анна отвернулась от чертежей, шагнула ближе. Совсем близко. Я видел каждую черточку ее лица в мягком свете лампы. Серые глаза смотрели серьезно, без улыбки.
— Она что-то для тебя значит? — спросила Анна тихо.
— Мы познакомились в Севастополе, — начал я осторожно. — Она работала в госпитале, ухаживала за ранеными. Мы… подружились.
— Подружились, — повторила Анна с легкой иронией. — И она приехала сюда через всю Россию просто так? Навестить старого друга?
Я молчал. Что сказать? Признаться, что между нами с Елизаветой было больше, чем дружба? Что она приезжала выяснять наши отношения? Да это и так все понятно.
Анна вздохнула:
— Мне не нужны объяснения, Александр. Я не твоя жена. Не имею права требовать верности или отчета. Но мне нужно знать одно. — Она положила ладонь мне на грудь. — Ты сейчас со мной?
Сердце колотилось под ее рукой. Я смотрел в ее глаза и не мог оторваться.
— Да, — выдохнул я. — Я здесь. С тобой.
Анна шагнула еще ближе, поднялась на цыпочки, поцеловала меня. Легко, коротко. Потом отстранилась, посмотрела снова:
— Я скучала.
— И я.
Она снова потянулась ко мне. Поцелуй стал длиннее, глубже. Мои руки сами обняли ее за талию, притянули. Она прижалась всем телом, руки скользнули на мою шею.
Неделя воздержания, напряжения, мыслей о девушках. Все разом вспыхнуло.
Я толкнул ее спиной к столу. Она тихо охнула, впилась пальцами в мои волосы. Поцелуй становился все жарче, страстнее. Мои руки скользили по ее спине, бокам, сжимали и мяли через платье.
Анна вдруг оттолкнула меня, развернулась и оперлась руками о стол. Оглянулась через плечо с горящими глазами:
— Здесь и сейчас.
— Анна, Баранов в гостиной…
— Он не придет. Пьет чай. — Она задрала юбки платья, открывая белизну бедер. — Быстро.
Кровь ударила в голову. Я шагнул к ней, прижался, руки скользнули под юбки, нашли теплоту между ног. Анна тихо застонала и выгнулась.
Я нетерпеливо расстегнул пуговицы брюк. Она подалась навстречу, направила меня рукой. Я вошел одним толчком, она ахнула и тут же зажала рот ладонью.
Мы быстро двигались. Стол скрипел под нами, чертежи скользили по поверхности. Я держал ее за бедра, толкаясь все сильнее и глубже. Анна стонала сквозь сжатые губы, пальцы скребли по дереву стола.
Где-то в коридоре послышались шаги.
Мы мгновенно замерли. Сердце бешено колотилось. Шаги приближались, послышались у двери. Потом дальше по коридору. Наверное, это лакей прошел мимо.
Анна тихо рассмеялась и глянула на меня через плечо:
— Чуть не поймали.
— Безумие, — прошептал я, но не шевелился, ощущая тепло ее лона. — Иван Петрович может войти.
— Тогда поторопись, — выдохнула она и качнула бедрами.
Я снова двинулся. Теперь медленнее и осторожнее. Анна задрожала, прикусила губу.
— Да… вот так… не останавливайся…
Я чувствовал, как она напрягается от страсти. Еще несколько движений, и она содрогнулась, беззвучно вскрикнула, зажав рот ладонью. Я последовал за ней через мгновение, зажмурился и стиснул зубы, чтобы не застонать.
Мы замерли, тяжело дыша. Потом я осторожно отстранился, поправив брюки. Анна выпрямилась, опустила юбки и поправила волосы. Обернулась и посмотрела на меня. Щеки раскрасневшиеся, глаза блестят.
— Это было… — начала она, но не закончила.
— Безумие, — повторил я.
— Но ты не жалеешь?
— Нет.
Она улыбнулась, шагнула ближе и поцеловала меня:
— И я не жалею. Я скучала по тебе. По этому.
Я обнял ее и прижал к себе. Мы стояли так минуту, просто держась друг за друга.
Потом Анна отстранилась и поправила воротничок:
— Нужно возвращаться. Иван Петрович удивится, куда мы пропали.
— Скажем, что разбирали чертежи.
— Да, так и скажем.
Она прошла к зеркалу на стене, критически оглядела себя. Поправила прядь волос, подколола шпилькой. Лицо снова стало спокойное и собранное. Светская маска вернулась на место.
Я тоже привел себя в порядок, застегнул все пуговицы, разгладил сюртук, провел рукой по волосам.
— Готова? — спросил я.
— Готова.
Мы вышли из кабинета и вернулись в гостиную. Баранов сидел там, допивал чай, листал какой-то журнал. Увидел нас, поднял голову:
— А, вот и вы. Долго же вы что-то.
— Александр Дмитриевич очень подробно все объяснил, — спокойно сказала Анна, садясь на диван. — Теперь я понимаю, почему точность так важна в этом деле.
— Ну и хорошо, — кивнул Баранов. — Значит, когда будете строить свою мельницу, не допустите ошибок.
Разговор продолжился как ни в чем не бывало. Я сел, взял остывшую чашку чая и сделал глоток. Вкус не чувствовался, кровь еще бурлила в жилах.
Анна сидела напротив, спокойная и собранная. Только легкий румянец на щеках выдавал недавнюю страсть. Она поймала мой взгляд, чуть улыбнулась уголками губ.
Баранов ничего не заметил. Продолжал говорить о мельнице, о планах, о возможной прибыли. Мы слушали, поддакивали и вставляли редкие замечания.
Прошло минут двадцать. Часы на камине пробили десять раз. Анна поднялась:
— Мне пора, господа. Поздно уже, нужно возвращаться.
Баранов встал:
— Конечно, Анна Павловна. Спасибо, что заехали. И спасибо за помощь с артелью.
— Не стоит благодарности. Завтра же отправлю управляющего в Алексин. К вечеру будет ответ от Тимофея Осиповича.
Мы проводили ее до крыльца. Кучер уже запряг лошадей, коляска ждала. Ночь темная, звездная, воздух прохладный. У пруда мелькали светлячки.
У коляски Анна обернулась ко мне и протянула руку:
— До свидания, Александр Дмитриевич. Надеюсь, артель быстро найдется.
Я пожал ее руку. Она сжала мою пальцы чуть сильнее, чем требовалось, задержала на мгновение. Потом отпустила.
Кучер подал ей руку, она изящно забралась в коляску, уселась на сиденье. Кучер захлопнул дверцу, забрался на козлы. Хлопнул вожжами.
Коляска тронулась, покатила по подъездной аллее. Анна помахала рукой из окна. Я помахал в ответ.
Коляска скрылась за поворотом. Я стоял, глядя в темноту.
Затем мы вернулись в дом. Баранов зевнул и потянулся:
— Устал я за сегодняшний день. Пойдемте, покажу вам гостевую комнату.
Мы поднялись на второй этаж. Баранов открыл дверь в просторную светлую комнату. Широкая кровать с балдахином, шкаф, комод, умывальник с кувшином. На столике горела свеча.
— Располагайтесь, Александр Дмитриевич. Если что нужно, звоните в колокольчик, лакей придет.
— Спасибо, Иван Петрович. Доброй ночи.
— И вам доброй ночи.
Баранов ушел. Я закрыл дверь, разделся, умылся холодной водой из кувшина. Лег на кровать и накрылся легким одеялом. Что за безумие случилось нынешним вечером?
Проснулся я рано, с первыми лучами солнца. Комната незнакомая, чужая, несколько мгновений не мог понять, где нахожусь. Потом вспомнил, это усадьба Баранова, гостевая комната.
Поднялся и подошел к окну. Раздвинул тяжелые занавески. За окном открылся вид на парк, липовая аллея, пруд с островком посередине, резная беседка на берегу. Утро ясное, безоблачное. День обещал быть жарким.
Я умылся и оделся. Спустился вниз. В столовой уже накрыт завтрак: самовар с чаем, свежий хлеб, масло, сыр, холодное мясо, яйца вкрутую.
Баранов сидел за столом и читал газету. Увидел меня, отложил листок:
— Доброе утро, Александр Дмитриевич! Хорошо спали?
— Отлично, спасибо, Иван Петрович. Комната замечательная.
— Рад слышать. Садитесь, завтракайте. Сегодня нам предстоит много дел.
Я сел и налил себе чаю из самовара. Крепкий, ароматный и горячий. Отрезал ломоть хлеба, намазал маслом.
Баранов придвинул ближе исписанный листок:
— Я тут составил список помещиков, которым напишу. Восемь человек. У всех в последние годы велись стройки. Может, кто-то порекомендует толковых каменщиков.
Я пробежал глазами по списку. Фамилии незнакомые, но это неважно. Главное, чтобы откликнулись.
— Когда отправите письма?
— Сегодня же. Пошлю нарочных. До самых дальних дойдет за три дня, до ближних день. Ответы должны прийти через неделю.
— Неделя, — повторил я задумчиво. — Долго. А стройка стоит.
— Ничего не поделаешь, — вздохнул Баранов. — Может, Анна Павловна выручит. Ее человек поедет сегодня в Алексин.
Анна. Вчерашний вечер вспыхнул в памяти. Ее тело на столе в кабинете, ее тихие стоны, риск быть застуканными. Я поспешно отпил чаю, прогоняя воспоминания.
— Дай бог, чтобы тот мастер согласился, — сказал я. — Тимофей Осипович, кажется?
— Осипов, да. Анна Павловна хвалила его работу. Говорила, флигель крепко сложил, без единой трещины.
Мы доели завтрак. Баранов ушел в кабинет писать письма. Я собрался в дорогу.
Бричку велел подать к крыльцу. Попрощался с Барановым, пообещал вечером заехать узнать новости.
Дорога в Тулу заняла два часа. Жара нарастала с каждой минутой, солнце палило нещадно. Я снял сюртук, расстегнул воротник рубашки, но легче не стало.
В городе первым делом заехал в мастерскую. Тут кипела работа. Трофим и Иван работали у горна, нагревали железные пруты до красна. Остальные возились у верстака, точили детали для насоса. Гришка подметал стружку, напевая что-то себе под нос.
Увидели меня, поздоровались.
— Как дела? — спросил я Семена.
— Хорошо, Александр Дмитриевич, — ответил тот, вытирая пот со лба. — Доделываем насос для Крылова, осталось еще дня два. Потом начнем новый заказ, для купца Петрова.
— Отлично. Морозов как у тебя?
— Справляемся, — кивнул Петр. — Работа привычная, руки быстро управляются.
Иван молча показал готовую деталь, идеально выточенный и блестящий цилиндр. Я осмотрел и остался доволен.
— Хорошо работаете. Продолжайте. Я на пару дней задержусь на стройке, но если что, присылайте нарочного.
— Слушаемся, — ответил Семен.
Я вышел из мастерской, направился в городскую управу.