Инженер 3

Глава 17 Раствор

Через пару дней я приехал на стройку неожиданно, в полдень вместо вечера. Дела в Туле закончились раньше обычного, переговоры с купцом о поставке меди для насосов заняли час вместо трех. Решил использовать свободное время с толком, проверить кладку.

Бричка подкатила к стройке около полудня. Солнце стояло в зените, жара слегка спала, воздух дрожал над полями. Я вылез, расплатился с возницей и огляделся.

Стены прилично выросли. Уже два с половиной аршина, почти выше человеческого роста. Красные кирпичные прямоугольники возвышались над серым фундаментом, углы четкие, грани ровные.

Работа шла быстро. Слишком быстро.

Я нахмурился. По моим расчетам, за это время каменщики должны положить аршина полтора, от силы два. А тут два с половиной. Значит, либо Кулаков гонит людей без отдыха, либо что-то не так.

Каменщики работали вовсю. Человек восемь на стенах, двое у корыта мешали раствор. Кулаков стоял у северной стены, руководил укладкой очередного ряда. Увидел меня, лицо дернулось, но быстро разгладилось. Кивнул издалека, продолжил работу.

Я подошел ближе, осматривая свежую кладку. Сразу бросилось в глаза, что швы слишком толстые. Не полвершка, как я велел, а местами почти вершок. Раствор выпирал между кирпичами серыми буграми.

Остановился и достал ватерпас. Проверил горизонтальность. Ровно. Взял отвес, проверил вертикальность угла. Тоже ровно.

Но швы толстые.

Подошел к корыту с раствором. Заглянул внутрь. Серая масса, жидкая, растеклась по стенкам. Зачерпнул пригоршню, сжал в кулаке. Раствор просочился между пальцами и потек на землю.

Слишком жидкий. Извести мало.

Я вытер руку о платок, подошел к Кулакову. Тот работал, не оборачиваясь, но по напряженной спине видно, что чувствует мой взгляд.

— Егор Петрович, — окликнул я.

Он обернулся, вытирая руки о порты:

— Здравия желаю, ваше благородие. Не ждали вас так рано.

— Вижу, — сухо ответил я. — Скажи-ка, почему швы такие толстые?

Кулаков дернул плечом:

— Да раствор сегодня жидковат получился. Вот и растекается больше обычного.

— Почему так случилось?

— Известь, видать, не та. Вчера новую партию привезли. Похуже качеством.

Я покачал головой:

— Известь та же. Я сам проверял при приемке позавчера. Отличная известь, жирная, белая. Дело не в ней.

Кулаков промолчал и отвел глаза.

Я подошел к корыту, зачерпнул раствор ковшом, дал стечь. Стекает слишком быстро, консистенция неправильная.

— Какая тут пропорция? — спросил я.

— Как всегда, — буркнул Кулаков. — Три части песку, две извести.

— Врешь, — спокойно сказал я.

Кулаков вздрогнул, резко вскинул голову:

— Что⁈

— Врешь, говорю, — повторил я. — Здесь извести от силы одна часть на четыре части песка. Может, меньше.

— Да вы что! — возмутился Кулаков. — Я сам мешал! Все правильно!

Я обернулся, окликнул Степана, стоявшего у лесов:

— Степан Кузьмич! Иди сюда!

Степан подошел и снял картуз:

— Слушаю, Александр Дмитриевич.

— Сколько извести ушло за последние три дня?

Степан почесал затылок:

— Да вроде бочки три. Может, три с половиной.

— А по расчету сколько должно уйти?

— По нашим расчетам, Александр Дмитриевич, пять бочек должно было.

Я повернулся к Кулакову:

— Где полторы бочки извести?

Кулаков покраснел, борода ощетинилась:

— Да расчеты ваши неправильные! Много вы наложили! Нам столько не надо!

— Надо, — жестко сказал я. — Именно столько. А ты разбавляешь раствор лишним песком и водой. Экономишь на извести.

— Не экономлю я ничего!

Я подошел к свежей кладке, взял кирпич из верхнего ряда. Поддел кельмой, лежавшей рядом. Кирпич легко отделился, раствор раскрошился серыми комками.

Показал Кулакову:

— Смотри. Раствор крошится. Не держит. Через месяц эта стена даст трещины. Через два рассыплется. А ты хотел на этом сэкономить?

Кулаков молчал, глядя в землю. Подмастерья столпились поодаль, слушая наш разговор.

— Сколько ты положил себе в карман? — спросил я. — Полторы бочки извести по три рубля бочка, значит четыре с половиной рубля? Или больше?

Кулаков дернул головой, будто отгоняя муху. Потом вдруг взглянул на меня. Глаза хитрые, бегающие:

— Александр Дмитриевич, — он отвел меня в сторону, заговорил тише, почти доверительно. — Вы человек разумный. Военный, офицер. Небось знаете, как дела делаются. Все так работают. Немного сэкономить, никому хуже не станет. Раствор держит, стена стоит. А сэкономленное… — он помолчал, потом добавил еще тише: — Можно поделить. По справедливости. Вам половину, мне половину. Иван Петрович ничего не узнает. Все останутся довольны.

Повисла тишина. Подмастерья переглянулись, я заметил краем глаза.

Я долго смотрел на Кулакова. Тот стоял и ждал ответа. По его лицу скользнула надежда, видать, думал, сейчас соглашусь, и дело с концом.

Наконец я произнес тихо, но отчетливо:

— Ты еще и взятку даешь.

Кулаков вздрогнул:

— Какая взятка! Просто по-людски договориться…

— Взятка, — перебил я. — Чтобы я закрыл глаза на халтуру. Чтобы промолчал, когда стена рухнет и людей убьет. Правильно понимаю?

— Да никого не убьет! — взорвался Кулаков. — Стена крепкая! Я двадцать лет так работаю!

— На церквях и амбарах, — холодно сказал я. — Где нет паровых машин. А здесь будет машина. Вибрация страшная, нагрузка вдвое больше обычного. Твой жидкий раствор не выдержит.

Я обернулся к Степану:

— Сколько рядов за три дня положили?

— Десять, Александр Дмитриевич.

— Значит, разобрать все десять рядов. По всему периметру.

Кулаков побледнел:

— Что⁈ Десять рядов⁈

— Десять. Всю кладку на жидком растворе. Разбирать и класть заново, на правильном растворе.

— Не буду! — рявкнул Кулаков. — У меня работа добротная! Не позволю ломать!

— Будешь, — ровно ответил я. — Или собирай людей и уходи. Без денег.

Кулаков стоял, тяжело дыша и сжав кулаки. Лицо красное, вены на лбу вздулись.

— Известь плохая! — внезапно выпалил он, стараясь ухватиться за последнюю возможность. — Вот в чем дело! Поставщик плохую известь привез! Я тут ни при чем!

— Известь хорошая, — терпеливо повторил я. — Я тебе уже говорил. Я проверял лично. Жирность отличная, примесей нет. Дело не в извести, а в тебе. Ты сэкономил полторы бочки, хотел положить в карман. А когда я поймал, пытался отделаться взяткой.

— Да это навет и клевета! — взревел Кулаков, теряя остатки самообладания. — Кто вы такой, чтобы меня судить⁈ Вы в стройке ничего не смыслите! Я тридцать лет кладу! Церкви, палаты! Все стоят! А ты меня учить будешь⁈

Он стоял размахивая кельмой. Степан быстро встал между нами, широкий и грузный:

— Полегче, Егор Петрович. Не забывайся.

— Да пошли вы все! — Кулаков отшвырнул кельму, та со звоном упала на кирпичи. — Не буду я разбирать! Слышишь⁈ Не буду! И вообще, работать с вами не буду! Забирай свои деньги и…

— Что тут за шум?

Все обернулись. По дороге от усадьбы шагал Иван Петрович Баранов. Одет по-дорожному: светлый сюртук, соломенная шляпа, трость в руке. Лицо озадаченное.

Он подошел и оглядел нас:

— Что случилось? Слышу крики за версту. Александр Дмитриевич, в чем дело?

Я коротко объяснил ситуацию. Про жидкий раствор, про экономию на извести, про взятку. Показал раскрошившийся раствор между кирпичами.

Баранов молча слушал, хмурясь все больше. Потом подошел к стене, сам потрогал шов. Взял кирпич, поддел кельмой. Кирпич легко отвалился, раствор рассыпался.

Баранов обернулся к Кулакову. Лицо суровое, брови сдвинуты:

— Это правда, Егор Петрович? Ты разбавлял раствор? Экономил на извести?

Кулаков молчал, глядя в землю.

— Отвечай! — неожиданно громко рявкнул Баранов. — Правда или нет⁈

— Раствор держит, — пробормотал Кулаков. — Стена крепкая…

— Не крепкая! — перебил Баранов. — Александр Дмитриевич тебе уже сто раз объяснил, идиоту, что такая под паровую машину не годится! Я плачу тебе хорошие деньги! Кормлю твоих людей! А ты халтуришь! Да еще взятку пытался всучить!

— Иван Петрович, я не хотел… — жалобно начал Кулаков.

— Молчать! — Баранов стукнул тростью о землю. — Слушай, что скажу. Либо разбираешь десять рядов и кладешь заново, на правильном растворе, под присмотром Александра Дмитриевича. Либо собирай артель и проваливай. Без денег. Более того, по всей округе разнесу, что ты халтурщик и взяточник. Ни один помещик тебя больше не наймет.

Кулаков побледнел. Это серьезная угроза. Репутация в округе, это все для подрядчика. Если Баранов, богатый и влиятельный помещик, пустит слух, Кулаков больше не найдет работы.

— Иван Петрович, — умоляюще заговорил Кулаков. — Да я исправлюсь! Честное слово! Больше не буду! Раствор буду делать правильный, какой Александр Дмитриевич велит!

Баранов посмотрел на меня. Я молча покачал головой.

— Поздно, — отрезал Баранов. — Ты потерял наше доверие. Убирайся.

Кулаков стоял, переминаясь с ноги на ногу. Лицо искаженное, борода трясется. Видно, как внутри борются жадность, гордость и страх.

Наконец он медленно нагнулся, поднял кельму с земли. Выпрямился, посмотрел на Баранова, потом на меня. Глаза злые, полные ненависти.

— Хорошо, — процедил он сквозь зубы. — Ухожу. Не буду работать, где мне не доверяют.

— Вот и хорошо, — Баранов пожал плечами. — Совсем без денег я тебя не оставлю, не по-людски это, вы все-таки трудились. Получи жалованье за сделанную работу и уходи. Найдем другую артель.

— Других не найдешь, — злобно усмехнулся Кулаков. — Сезон в разгаре. Все артели разобраны. Будешь до осени ждать.

— Найдем, — спокойно сказал Баранов. — Не твоя забота.

Кулаков плюнул на землю и обернулся к подмастерьям:

— Василий! Архип! Собирайте инструменты! Мы уходим!

Подмастерья неохотно двинулись за инструментами. Кулаков швырнул кельму в корыто с раствором. Серые брызги разлетелись во все стороны.

Баранов взял меня под локоть, отвел в сторону:

— Александр Дмитриевич, правильно ли я поступил?

— Правильно, Иван Петрович, — ответил я. — Иначе через месяц стены пошли бы трещинами. А через два обрушились бы под весом машины. Жертвы были бы неизбежны. А он все равно продолжал бы воровать и обманывать. Такого только могила исправит. Я ему не верю.

Баранов вздохнул:

— Вот беда. Мужик опытный, руку набил. А жадность сгубила. Теперь придется искать новых каменщиков. Он прав. Где их взять среди лета?

— Найдем, — сказал я уверенно. — В Туле спрошу, может, кто свободен. Или из соседних уездов выпишем.

— Дай бог, — покачал головой Баранов. — А то стройка встанет.

Мы стояли, наблюдая, как каменщики собирают вещи.

Бригада Степана взялась разбирать стены. Они поддевали кирпичи ломами, сбрасывали вниз. Кирпичи падали с глухим стуком, раствор крошился серой пылью.

Степан встал рядом со мной:

— Ну и характер у мужика. Как порох.

— Зато теперь знаем, что с ним больше не стоит связываться, — ответил я. — Заплатим за работу и проводим. А там видно будет.

Кулаков бросил лом и подошел к Баранову, вытерев пот со лба:

— Давайте деньги.

Баранов достал из кармана бумажник, отсчитал купюры. Протянул Кулакову:

— Держи. За выполненную работу. Больше тебя здесь видеть не хочу.

Кулаков схватил деньги, сунул за пазуху. Обернулся к артели:

— Уходим!

Каменщики молча погрузили в телегу кельмы, ватерпасы и отвесы. Кулаков забрался на козлы и взял вожжи. Посмотрел на нас напоследок и сплюнул:

— Запомните мои слова, другую артель не найдете. Будете до зимы ждать.

Хлопнул вожжами. Телега тронулась, покатила по дороге прочь. Мы стояли, глядя вслед.

Баранов тяжело вздохнул:

— Ну вот. Остались без каменщиков. Что теперь делать будем?

Я смотрел на уезжающую телегу. Кулаков оглянулся напоследок с перекошенным лицом. Потом телега скрылась за поворотом.

— Найдем, — повторил я. — Обязательно найдем. Не может быть, чтобы во всей Тульской губернии не нашлось толковых каменщиков.

Но внутри засело сомнение. Кулаков прав, сезон в разгаре. Все артели разобраны по стройкам. Свободных мастеров нет. Придется поискать.

А стройка стоит. Время идет. Лето быстро пролетит.

Нужно действовать быстро.

К вечеру, когда наша артель закончила сносить кирпичи, мы с Барановым стояли на опустевшей стройке, глядя на разобранные стены. Солнце клонилось к закату, тени удлинялись, воздух становился прохладнее.

Баранов повернулся ко мне:

— Александр Дмитриевич, оставайтесь на ужин. И переночуйте. Завтра с утра займемся поисками новой артели. Вместе быстрее решим.

Я кивнул:

— Благодарю, Иван Петрович. Пожалуй, останусь. Только нужно в мастерскую послать записку, чтобы Семен знал, что я тут задержался.

— Сейчас пошлю нарочного. Пойдемте в дом, обсудим план действий.

Мы направились к усадьбе. Степан остался на стройке, велел рабочим убрать инструменты, накрыть известь от росы.

В доме Баранов провел меня в кабинет. Просторная комната с высокими окнами, книжными шкафами вдоль стен, массивным дубовым столом посередине. Пахло табаком, кожаными переплетами и воском от свечей.

Баранов опустился в кресло за столом, достал гроссбух, раскрыл на чистой странице. Обмакнул перо в чернильницу:

— Итак, где искать каменщиков? Тула в первую очередь. Может, кто-то освободился.

— Сомневаюсь, — ответил я, садясь напротив. — Сезон в разгаре. Но попробовать стоит. Я завтра зайду в управу, узнаю у Зубкова. Он все стройки в городе знает, может подскажет.

— Хорошо. — Баранов записал. — Еще соседние уезды. Алексин, Крапивна, Епифань. У меня там есть знакомые помещики, кто недавно строился. Напишу письма, узнаю сведения о подрядчиках.

— А я дам объявление в тульских ведомостях, — добавил я. — Повышу оплату. Может, кто откликнется.

Баранов кивнул одобрительно:

— Верно. Деньги дело решают. Предложим на рубль-два больше обычного, артель сразу найдется.

Мы обсуждали детали еще минут двадцать. Составили список помещиков, которым напишет Баранов. Прикинули, сколько времени уйдет на получение ответов, дней пять-семь минимум. Я предложил тем временем попробовать найти хотя бы нескольких каменщиков-одиночек, чтобы не простаивать совсем.

За окнами стемнело. Лакей зажег лампы, принес на подносе графин с водой и два стакана.

Баранов отложил перо и потер уставшие глаза:

— Ну что ж, план есть. Завтра начнем действовать. А сейчас… — он взглянул в окно и нахмурился. — Смотрите-ка, коляска подъезжает. Кто это в такой час?

Я подошел к окну. Во дворе перед крыльцом остановилась изящная коляска, запряженная парой гнедых лошадей. Кучер спрыгнул с козел, открыл дверцу. Из коляски вышла женщина в темном дорожном платье.

Анна.

Сердце екнуло. Я не видел ее с того памятного ужина неделю назад, когда она сидела рядом со мной, а с другой стороны Елизавета. После того вечера я старался не приезжать, погрузился в работу. Стройка, мастерская, насосы, все что угодно, лишь бы не думать о запутанной ситуации.

А теперь она здесь.

Баранов удивленно поднял брови:

— Анна Павловна? Что за неожиданность. Она редко приезжает без приглашения.

Он вышел из кабинета в прихожую. Я остался у окна, смотрел, как Анна поднимается по ступеням крыльца. Походка легкая, спина прямая. Даже в сумерках видно, как изящно она двигается.

В прихожей послышались голоса. Баранов приветствовал Анну, удивленно спрашивал о причине визита. Анна отвечала спокойно, извиняясь за поздний визит.

Потом они вошли в кабинет.

Анна остановилась на пороге, увидела меня. На мгновение в глазах мелькнуло что-то, удивление? радость? но тут же исчезло. Она вежливо улыбнулась:

— Александр Дмитриевич, добрый вечер. Не ожидала вас здесь застать.

Я поклонился:

— Анна Павловна. Рад вас видеть.

Баранов подошел к столу, отодвинул кресло для Анны:

— Присаживайтесь, пожалуйста. Чем обязаны вашему визиту?

Анна села, поправила складки платья. Темно-синее, строгое, без лишних украшений. Волосы убраны в простой узел на затылке. Только маленькие серебряные сережки в ушах.

— Простите, что вторгаюсь так поздно, — начала она. — Но я видела из окна, как от вашей стройки уезжала телега с людьми и инструментами. Раньше времени, не по графику. Решила узнать, все ли в порядке. Не случилось ли чего?