Инженер 3

Глава 13 Частокол

Часы на каминной полке пробили десять раз. Ужин подходил к концу. Разговоры стихли, гости допивали чай.

Вертинский поднялся первым, вытирая бороду салфеткой:

— Ну что ж, господа. Благодарю за приятный вечер, но мне пора. Завтра с утра мне ехать в поле, проверять управляющего.

Баранов встал, чтобы проводить его:

— Спасибо, Михаил Андреевич, что заехали. Заходите еще.

Свиридов и Башмаков тоже засобирались. Встали, поблагодарили хозяина, вышли в прихожую. Я слышал, как лакеи подали им шляпы и трости, как хлопали двери экипажей.

Мы остались вшестером: Баранов, Анна, Елизавета, Долгорукий и я.

Баранов потянулся и зевнул:

— Устал я что-то. День длинный выдался. Может, на сегодня хватит? Кто остается ночевать?

Долгорукий встал, поправляя галстук:

— Я поеду домой. Верст пять всего, быстро доберусь. — Он посмотрел на Елизавету. — Елизавета Петровна, вы остаетесь у Ивана Петровича?

— Да, — ответила она спокойно. — Иван Петрович любезно предоставил мне комнату.

— Прекрасно. Тогда завтра заеду, навещу. Поговорим о семейных делах. — Он холодно улыбнулся. — О наших общих родственниках.

Прозрачный намек. Он напомнит ей о долге перед семьей, о том, что связь с безродным инженером неприлична.

Елизавета кивнула, не отвечая. Долгорукий поклонился всем, вышел.

Мы остались вчетвером.

Баранов снова зевнул:

— Анна Павловна, вы тоже останетесь ночевать? У меня полно гостевых комнат.

Анна покачала головой:

— Спасибо, Иван Петрович, но я поеду домой. У меня завтра утром много дел по хозяйству.

— Как хотите. Велю запрячь коляску.

Он вышел в коридор, окликая лакея. Я остался в столовой с двумя женщинами.

Наступило тяжелое и давящее молчание. Елизавета смотрела на меня, не отводя взгляда. Анна разглядывала свои руки, сложенные на коленях.

Нужно что-то сказать. Что-то сделать.

Я встал, подошел к окну, глядя на темноту снаружи. Слышал, как шуршит платье Елизаветы, она тоже встала.

— Александр Дмитриевич, — произнесла она тихо. — Мне нужно будет поговорить с вами. Это важно.

Я обернулся. Она стояла в двух шагах, лицо бледное, глаза умоляющие.

— Я понимаю, — ответил я. — Давайте на днях. Я приеду после работы на стройке. Мы поговорим.

— Обещаете?

— Обещаю.

Она выдохнула с облегчением и кивнула. Затем повернулась к Анне:

— Анна Павловна, простите, я устала с дороги. Пойду отдохну. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, Елизавета Петровна.

Елизавета вышла из столовой. Я слышал, как ее шаги удалялись по коридору, как хлопнула дверь комнаты.

Мы остались вдвоем с Анной.

Она сидела, по-прежнему глядя на свои руки. Я подошел, сел рядом на диван. Не слишком близко, но и не далеко. Расстояние, которое можно истолковать по-разному.

— Анна, — начал я осторожно.

Она подняла глаза. В них читалась боль, вопрос и сомнения.

— Она… она особенная для тебя? — спросила тихо. — Елизавета Петровна?

Я молчал, подбирая слова. Солгать? Сказать правду? Выбрать нечто среднее?

— Между нами было… кое-что. В Севастополе. После войны.

— Ты ее любил?

Проклятье. Прямой вопрос.

— Я… не знаю. Это было сложное время. Многое казалось иным, чем есть на самом деле.

Анна долго смотрела на меня. Потом тихо сказала:

— Она смотрит на тебя так, будто ты принадлежишь ей. Будто между вами нечто большее, чем просто воспоминания о госпитале.

Я сжал кулаки. Женская интуиция. Проклятая женская интуиция.

— Анна, я… Нам нужно поговорить с тобой. В другом месте, в другое время. Объяснить некоторые вещи. Прояснить ситуацию.

— Прояснить? — В голосе прозвучала горечь. — Что именно прояснять, Александр? — Она встала и расправила юбки. — Мне пора ехать. Коляска, наверное, уже готова.

Я тоже встал:

— Анна, подожди. Дай мне объяснить.

— Завтра, — сказала она, не глядя на меня. — Приезжай завтра. Тогда и объяснишь. Если захочешь.

Она направилась к выходу. Я пошел следом.

В прихожей Баранов помог Анне надеть накидку. Лакей стоял с ее шляпкой.

— Анна Павловна уезжает? — спросил Баранов. — Может, все-таки останетесь? Темно уже.

— Спасибо, Иван Петрович, но я поеду. Дорога знакомая, извозчик надежный.

Баранов кивнул, вышел на крыльцо провожать. Я остался в прихожей. Анна надела шляпку и поправила вуаль.

Повернулась ко мне. Лица почти не видно за вуалью, только легкие очертания.

— Я буду ждать тебя.

— Я приеду, — пообещал я.

Она вышла на крыльцо, спустилась по ступеням. Лакей помог ей сесть в коляску. Кучер тронул вожжами, лошадь двинулась. Коляска покатила по подъездной дорожке, скрылась в темноте.

Я стоял на крыльце, глядя ей вслед. Баранов рядом, закуривал трубку.

— Хорошая женщина, Анна Павловна, — сказал он задумчиво, выпуская дым. — Умная, порядочная. Достойная партия для любого мужчины.

Я промолчал.

Баранов затянулся снова, посмотрел на меня искоса:

— Александр Дмитриевич, вы меня извините, не мое дело, конечно… Но вы смотрите, не запутайтесь там. С дамами, я имею в виду.

Я повернулся к нему:

— Что вы хотите сказать, Иван Петрович?

Он пожал плечами:

— Да так, ничего особенного.

Он замолчал, затянулся снова. Потом добавил тихо:

— Выбирайте с умом, Александр Дмитриевич. Сердце хорошая штука, но голову тоже включать надо. Не хочу, чтобы вы наделали глупостей и потом жалели.

Я кивнул:

— Спасибо за совет, Иван Петрович.

— Да не за что. Ладно, пойду спать. Вы тоже не задерживайтесь, поздно уже. Может, все-таки останетесь переночевать? Комната есть.

— Нет, спасибо. Я поеду в город. Лучше там.

— Как хотите. Велю запрячь.

Через десять минут я сидел в бричке, нанятой у Баранова. Кучер погонял лошадь, мы катили по ночной дороге обратно в Тулу.

Темно, холодно. Луна выглянула из-за облаков, осветила поля бледным светом. Где-то вдали выла собака, протяжно и тоскливо.

Я сидел, закутавшись в сюртук и думал.

Бричка катила по ночной дороге. Впереди, за поворотом, виднелись огни Тулы.

Что случится дальше не знаю.

Но пока я еще держусь.

Еще держусь на этой тонкой грани между двумя женщинами.

Вскоре бричка въехала в город. Ночные улицы пустынны, только редкий фонарь освещал дорогу. Я закрыл глаза, откинув голову.

Утром я проснулся рано, с рассветом. Голова ясная, мысли четкие. Вчерашний ужин остался позади, неприятный эпизод, который нужно разрешить, но позже. Сейчас главное работа.

Умылся холодной водой, надел рабочую одежду. Матрена Ивановна принесла чай и черный хлеб с маслом. Я быстро поел, залпом выпил чай, взял портфель с чертежами.

Через полчаса уже ехал в имение. Старый кучер, что возил меня вчера, узнал и молча кивнул. Я откинулся на сиденье, прикрыл глаза. Два часа дороги это время подумать, спланировать день.

Осталось забить меньше половины свай. При нынешней скорости, восемь-десять свай в день, управимся за пять дней. Потом обвязка, заливка, три дня на схватывание раствора. Итого фундамент будет готов через восемь-девять дней. В срок.

С Елизаветой и Анной разберусь потом. Работа не терпит. Баранов платит деньги, ждет результатов. График плотный. Личные дела подождут.

Доехал до стройки. Рабочие уже собрались и ждали меня. Степан проверял ворот, Семен осматривал веревки после вчерашнего инцидента с заклинившей скобой.

— Доброе утро, — поздоровался я. — Приступаем. Сегодня цель забить самое меньшее восемь свай.

Работа закипела. Лошадь ходила по кругу, бабка поднималась и падала, сваи входили в землю. Я проверял каждую отвесом, следил за вертикальностью и давал команды.

К обеду забили четыре сваи. После короткого перерыва продолжили. К вечеру еще три.

— Семь за день, — подвел итог Степан. — Хорошо.

— Завтра столько же. Работаем до темноты, пока видно.

Я уехал в город. В мастерской Трофим заканчивал третий насос для пожарных. Гришка подметал пол. Я проверил работу, остался доволен.

— Завтра повезем, — сказал Трофиму.

Домой вернулся поздно, поужинал и лег спать. Мыслей о женщинах не было. Усталость, чертежи в голове, расчеты. Заснул мгновенно.

Следующие дни слились в один.

Снова на стройку с рассветом. Работа пошла еще лучше, рабочие вошли в ритм, действовали слаженно. Забили восемь свай. Семьдесят один всего.

Вечером отвез насосы. Крылов осмотрел, остался доволен, подписал приемку. Предложил новый заказ, большой насос.

— Через неделю начну, — пообещал я.

Вернулся в мастерскую, начал чертить новый насос. Работал до полуночи. Конструкция сложнее предыдущих, но выполнимо.

На следующий день Степан доложил, что леса для обвязки уже готовят, Баранов велел привезти брус, толстый и сосновый, по три аршина в обхвате. Завтра-послезавтра привезут.

— Хорошо. Как забьем последнюю сваю, сразу начнем обвязку.

Вечером работал над чертежами насоса. Трофим выковал несколько деталей, показал, качество получилось отличное.

Работа шла как по маслу. После ремонта копер держался крепко, лошадь привыкла к нагрузке, рабочие действовали четко. Конвейер.

Привезли брус для обвязки. Огромные бревна, толстые и тяжелые. Сложили у края площадки. Плотники уже примерялись, как их класть.

Я показал Степану чертеж обвязки, брусья укладываются поверх свай по периметру, соединяются в углах врубкой вполдерева и скрепляются железными скобами. Получится прочная рама.

— Понял, — кивнул Степан. — Дело знакомое. Мосты так строим.

К обеду пятого дня мы забили последние три сваи. Степан скомандовал:

— Готово! Сто свай!

Рабочие обрадованно загалдели. Работа выполнена, можно гордиться.

Я обошел периметр, проверяя, все ли в порядке. Сто свай торчали из земли частоколом, ровными рядами. Двенадцать саженей на восемь. Прямоугольник четкий, углы прямые, сваи вертикальные, на нужной глубине.

Основа готова.

— Отдыхайте пока, — сказал я рабочим. — Потом начнем обвязку.

Через час мы приступили к следующему этапу. Степан распределил людей, восемь человек на подъем бруса, четверо на укладку, остальные готовят скобы и инструменты.

Первое бревно для обвязки подняли вшестером, оно тяжеленное, пудов сто весом. Поставили на торцы двух свай, выровняли. Я проверил горизонтальность, все ровно.

— Все теперь крепим, — скомандовал я.

Федор принес железные скобы, которые Трофим в Туле выковал заранее. П-образные, толстые, с острыми концами. Степан забивал их молотом, скрепляя брус со сваями. Три удара на скобу, и держит намертво.

Так обошли весь периметр. Четыре бруса по сторонам прямоугольника. В углах соединяли врубкой вполдерева, Степан вырубал топором пазы, бревна входили одно в другое плотно, без щелей. Дополнительно скрепляли скобами.

Работа шла до вечера. К закату рама была готова. Я обошел, проверяя каждое соединение. Все крепко и надежно. Рама связала сваи в единую конструкцию.

— На сегодня хватит, — сказал я усталым мужикам. — Завтра начнем заливку.

Утром мы готовили раствор. Степан с мужиками гасили известь в большой деревянной бадье. Добавляли воду и размешивали палками. Известь шипела, дымилась, превращалась в густую белую массу.

Я показал пропорцию, три части извести, две части битого кирпича, одна часть песка. Битый кирпич привезли с разобранной старой мельницы — красные обломки, мелко наколотые молотами.

Смешали их в большом корыте. Получился густой, серо-белый и вязкий раствор.

— Хороший раствор, — одобрил Степан. — Прочный будет.

Начали заливку. Раствор носили ведрами, выливали на платформу между сваями. Разравнивали досками, трамбовали. Слой получался толстый, в четверть аршина.

Работали весь день. К вечеру вся площадь внутри периметра была залита. Ровная серая поверхность, чуть влажная.

Я проверил горизонтальность в нескольких местах. Везде идеально ровно.

— Отлично, — сказал я Степану. — Теперь будет сохнуть три дня. Не трогать, не наступать. Пусть схватывается.

— Понял. А мы что делать будем?

— Готовить место для кирпича. Глинов привезет через три дня первую тысячу. Нужно складировать правильно, под навесом, чтобы дождем не мочило.

Мы так и сделали. Пока раствор схватывался, занимались подготовкой. Построили навес для кирпича, четыре столба, крышу из досок. Расчистили подъездные пути для телег. Разметили место для будущих стен по чертежам.

Я приезжал каждый день, проверял платформу. На второй день раствор побелел, затвердел сверху. На третий стал твердым как камень.

Я встал на платформу, походил. Не прогибается, не трескается. Прочно.

Проверил еще раз. Горизонтальность идеальная, отклонений нет.

Фундамент готов. Надежный, прочный, ровный. Выдержит кирпичное здание в два этажа, паровую машину, жернова, все оборудование.

Степан стоял рядом, смотрел с гордостью:

— Хорошо получилось, Александр Дмитриевич. Такой фундамент лет сто простоит.

— Простоит, — согласился я. — Теперь будем возводить стены. Завтра привезут кирпич, начнем кладку.

Я стоял на готовом фундаменте, глядя на будущее здание в воображении. Стены растут по бокам, сверху встает крыша, внутри устанавливается машина, жернова крутятся…

На следующее утро я не поехал на стройку сразу. Кирпич привезут только к обеду, каменщиков нанимать начнем завтра. Сегодня у меня другие дела.

Баташев. Мы подписали договор о совместном предприятии, но с тех пор толком не обсуждали детали. Я делал для него насосы, он платил, но это обычные заказы. А предприятие дело иное. Нужно детально все обговорить.

Время начинать.

Я оделся в выходной костюм. Темно-синий сюртук, белая рубашка, черный галстук. Начистил сапоги до блеска, причесался, поправил воротник перед зеркалом. Деловая встреча требует соответствующего вида.

Взял портфель с чертежами новых насосов, которые чертил последние вечера. Три конструкции разной мощности, для домов, для мастерских, для фабрик. Универсальная линейка. Можно продавать кому угодно.

Вышел из дома. Утро свежее и прохладное. Солнце только поднималось над крышами, роса блестела на траве. По улицам шли мастеровые на работу, грохотали телеги с товарами.

Я зашагал по Заречной улице к центру. До фабрики Баташева минут двадцать пешком. Можно нанять извозчика, но зачем тратить деньги? Пройдусь, заодно соберусь с мыслями.

Шел быстро, обдумывая предстоящий разговор. Баташев человек опытный, купец в третьем поколении. Умеет считать деньги, знает толк в производстве. Не обманешь, не проведешь.

Но я тоже не вчера родился. Инженер, офицер, попаданец из XXI века. Знаю технологии, которые здесь еще не изобрели. Могу предложить то, чего нет ни у кого.

Главное, говорить уверенно, четко, оперировать цифрами. Купцы цифры любят. Выгода, прибыль, окупаемость, вот что их интересует.

Прошел мимо каменной церкви на площади, свернул на Кузнечную улицу. Здесь гудели кузницы, стучали молоты, пахло раскаленным железом и углем. Кузнецы работали с раннего утра, не теряя времени.

Впереди показались корпуса фабрики Баташева. Высокие кирпичные стены, труба над крышей, из которой вился дым. Ворота открыты, во дворе снуют рабочие, везут тележки с медными листами.

Я подошел к воротам. Караульный, тот самый мужик в тулупе с кнутом за поясом, узнал меня, кивнул:

— Здравствуйте, господин капитан. К хозяину?

— К нему.

— Проходите. Он в конторе, на втором этаже главного корпуса.

Я прошел во двор. Справа складские корпуса, слева открытая площадка с грудами медных листов, ящиками с деталями. Запах металла, масла и дыма. Шум невообразимый: стук молотов, скрежет пил, крики рабочих.

Фабрика живет, работает и производит. Баташев крепко наладил дело.

Я прошел к главному корпусу, двухэтажному зданию с рядом окон по фасаду. Зашел внутрь. Коридор широкий, стены побелены, пол дощатый.

По лестнице поднялся на второй этаж. Здесь несколько дверей с табличками: «Бухгалтерия», «Приказчик», «Хозяин».

Я постучал в дверь с надписью «Хозяин». Из-за двери послышался густой голос:

— Войдите!

Я толкнул дверь, вошел.

Контора просторная и светлая. Два больших окна выходят во двор. У одной стены стоит массивный дубовый стол, заваленный бумагами, счетами, образцами изделий. На столе медная чернильница, перья в стаканчике, толстый, раскрытый гроссбух.

У противоположной стены шкаф с документами, полки с образцами самоваров: маленькие, большие, простые, с чеканкой. Все блестят медью и латунью.

На стене висят два портрета в рамах. Один пожилой мужчина с седой бородой, строгим взглядом, в купеческом кафтане. Надпись внизу: «Федор Иванович Баташев, основатель». Второй икона Николая Чудотворца в серебряном окладе.

За столом сидел Степан Федорович Баташев. Одет по-деловому. Темно-зеленый сюртук, жилет, на шее шелковый платок, завязанный узлом. Борода темная, аккуратно подстриженная, волосы зачесаны назад, блестят от помады. Лицо широкое, добродушное, но глаза цепкие, оценивающие, купеческие глаза, все видят, все подмечают.

Он писал что-то в гроссбухе, когда я вошел. Поднял голову, узнал меня, отложил перо. Лицо расплылось в улыбке:

— А, Александр Дмитриевич! Милости просим! — Он встал, вышел из-за стола, протянул руку.

Я пожал ее крепко. Рука у Баташева широкая, мозолистая, не барская, а работящая. Хоть и хозяин фабрики, а сам когда-то у отца в кузнице работал.

— Здравствуйте, Степан Федорович.

— Садитесь, садитесь! — Он указал на стул перед столом, сам вернулся на свое место. — Чаю хотите? Или, может, чего покрепче? У меня мадера есть хорошая, испанская.

— Чаю, спасибо.

Он хлопнул в ладоши. Вошел паренек лет пятнадцати, в фартуке, видимо, ученик.

— Ваня, принеси чаю. Два стакана. И баранок.

— Слушаюсь, Степан Федорович.

Паренек выбежал. Баташев откинулся на спинку стула, сложил руки на груди, с любопытством посмотрел на меня:

— Ну что, Александр Дмитриевич? По какому делу пожаловали? Новый заказ принесли?

Я положил портфель на колени, открыл, достал чертежи:

— Не только заказ, Степан Федорович. Мы ведь подписывали договор о совместном предприятии. Пора начинать реализацию.

Баташев поднял брови, наклонился вперед:

— О! Вот это дело! Я уж думал, вы забыли. Столько времени прошло.

— Не забыл. Просто работы много. Мельницу строю, насосы делаю. Но теперь фундамент готов, есть передышка. Можно заняться нашим предприятием.

Баташев потер руки, довольный:

— Отлично! Давайте обсудим. Я как раз думал на днях, как лучше организовать производство. — Он придвинул гроссбух поближе, открыл на чистой странице, обмакнул перо в чернила. — Рассказывайте, что придумали.

Я развернул первый чертеж, положил на стол перед ним.

— Смотрите, Степан Федорович…