Инженер 3

Глава 16 Кладка

В Туле я задержался дольше, чем планировал. Утро ушло на переговоры, надо заказывать оборудование для нового предприятия с Баташевым, я проехался по рынку и заводам, выбрал что надо и оставил задатки.

Потом заехал в мастерскую, проверил работу работников. Новые и старые вроде бы смогли найти общий язык, Семен показывал как делать насосы. Всем им теперь работалось легче, получили помощников в виде новеньких из Севастополя. Гришка как положено подметал стружку и подносил уголь. Все шло своим чередом.

К полудню я наконец освободился. Нанял на извозчичьем ряду первого попавшегося возницу, молодого парня с тощей серой лошаденкой и ободранной телегой. Не до выбора, времени терять не хотелось. Меня ждала стройка.

Дорога знакомая до имения Баранова. Телега тряслась на ухабах, колеса скрипели, лошаденка устало трусила по пыльной колее. Июньское солнце палило беспощадно, воздух дрожал над полями, пот тек ручьями под сюртуком. Я расстегнул воротник, снял фуражку, вытер лицо платком.

Возница угрюмо молчал, только изредка покрикивал на лошадь и хлестал вожжами по тощему крупу. Я откинулся на жесткую скамью, прикрыл глаза от яркого света.

Первые ряды кладки самое важное. От них зависит вся дальнейшая кладка. Малейший перекос, отклонение от вертикали или горизонтали, и через десять рядов стена поплывет, исправить будет невозможно. Так что проверять буду дотошно, нравится Кулакову или нет.

Наконец впереди показалась усадьба Баранова. Белый барский дом с колоннами, флигели, конюшни. А за парком, у реки, виднелась стройка. Издалека я разглядел серую платформу фундамента, на которой уже поднимались красные стены. Невысокие пока, в несколько рядов, но стены.

Телега свернула на боковую дорогу, объехала усадьбу, покатила к стройке. Подъехали ближе. Я увидел, что на площадке кипит работа.

Человек десять каменщиков суетились вокруг фундамента. Одни таскали кирпичи от штабелей, складывая их рядами по краю платформы. Другие стояли у большого деревянного корыта, замешивали раствор, насыпали желтый песок, добавляли белую известь, лили воду, мешали все толстыми палками. Третьи клали кирпич, намазывая раствор, укладывая его ряд за рядом.

Стены уже выросли на добрый аршин. Красный кирпич ложился ровными линиями по периметру фундамента, образуя прямоугольник. Углы четкие, грани прямые, швы между кирпичами тонкие и аккуратные.

Посреди всей этой суеты стоял Кулаков. В серой холщовой рубахе, засученной по локти. Руки толстые, мускулистые, покрытые белыми разводами извести. В одной руке держал кельму, в другой кирпич. Командовал зычным голосом, показывал подмастерьям, как класть правильно.

Телега остановилась у края площадки. Я слез, расплатился с возницей. Тот кивнул, развернул лошаденку обратно и уехал.

Степан Кузьмич, мой прораб, стоял в стороне, наблюдал за работой каменщиков. Увидел меня, подошел и снял картуз:

— Здравствуйте, Александр Дмитриевич. Давно уже работают, с самого утра. Споро идет.

— Вижу, — ответил я, оглядывая стены. — Сколько рядов положили?

— Девять вроде. Может, десять в некоторых местах.

Я кивнул, направился к фундаменту. Кулаков заметил меня краем глаза, обернулся. Лицо на мгновение приняло недовольное выражение, но тут же разгладилось. Он отложил кирпич и кельму, вытер руки о порты, подошел.

— Здравия желаю, ваше благородие, — поздоровался он, не снимая картуза. Сказал уважительно, но в глазах читалась настороженность.

— Здравствуй, Егор Петрович, — ответил я. — Как работа? Все идет по плану?

— Идет, — коротко бросил Кулаков. — Девять рядов положили. К вечеру еще пять-шесть положим. Завтра к обеду первый аршин будет.

— Хорошо. Покажи, что сделано.

Кулаков едва заметно поморщился, но повел меня вдоль стены. Я шел медленно, внимательно осматривая кладку.

Кирпичи лежали ровными рядами, каждый следующий смещен на полкирпича относительно нижнего. Перевязка правильная, классическая. Швы между кирпичами тонкие, равномерные, заполненные серым раствором. Поверхность стены гладкая, без выступов и впадин.

Я остановился, достал из кармана складной ватерпас. Приложил к верхнему ряду кирпичей, посмотрел. Пузырек встал точно по центру.

— Горизонтальность хорошая, — сказал я.

Кулаков хмыкнул:

— А как же. Не первый год кладу.

Я переложил ватерпас, приложил к другому участку стены. Проверил. Снова ровно. Еще раз переложил, проверил третий участок. Везде идеально.

Потом достал из другого кармана отвес, железный конус на длинной веревке. Приложил веревку к верхнему ряду кирпичей, отпустил груз. Конус повис в воздухе, веревка натянулась. Я посмотрел, как она идет относительно нижних рядов.

Вертикально. Без отклонений.

Переместился к углу. Повторил процедуру. Снова вертикально.

Кулаков стоял рядом, скрестив руки на груди, наблюдал за моими манипуляциями. По лицу читалось нетерпение. Видно, проверки ему не нравились.

Я обошел весь периметр, проверяя каждый угол, каждый участок стены. Горизонтальность, вертикальность, толщина швов. Все правильно, аккуратно и профессионально.

Наконец вернулся к Кулакову, спрятав инструменты в карманы:

— Работа добротная. Замечаний нет.

Кулаков облегченно выдохнул, но тут же нахмурился:

— Вот и хорошо. Может, тогда дадите нам работать спокойно? А то пока вы тут ходите, проверяете, люди стоят и время теряют.

В голосе прозвучала отчетливая дерзость. Не откровенная грубость, но и не совсем почтительная вежливость. Он забыл с кем разговаривает.

Я холодно посмотрел на него:

— Егор, я инженер этой стройки. Проверять работу моя обязанность. И буду проверять столько, сколько сочту нужным. Тебя это касаться не должно. Твое дело класть кирпич как следует. Мое дело следить, чтобы ты клал правильно.

Кулаков сжал челюсти, борода ощетинилась. Глаза сердито блеснули из-под насупленных бровей. Он явно хотел возразить, но сдержался. Все-таки понимал разницу между нами. Он мужик, каменщик, пусть и опытный мастер. А я дворянин, офицер, инженер. Не его уровень пререкаться.

— Слушаюсь, ваше благородие, — процедил он сквозь зубы. — Как прикажете.

— Вот и отлично. Продолжай работу. Только учти буду проверять каждый день. Особенно первые два аршина кладки. Они задают направление всей стене. Малейший перекос сейчас, через месяц вся стена завалится.

— Знаю я это, — буркнул Кулаков. — Не первую стену кладу. Церковь в Крапивне три года стоит, ни трещинки.

— Потому что хорошо клал, — согласился я. — Вот и здесь клади так же. Тогда вопросов не будет.

Я отошел в сторону, наблюдая, как Кулаков вернулся к работе. Подмастерья, притихшие во время нашего разговора, снова принялись за дело. Замешивали раствор, таскали кирпичи, укладывали ряды.

Степан подошел и встал рядом:

— Строгий вы с ним, Александр Дмитриевич.

— Иначе нельзя, — ответил я. — Мужик опытный, но норовистый. Дай слабину на голову сядет. А потом халтурить начнет, раствор жидкий лить, швы толстые делать, чтобы побыстрее управиться. Нет уж, пусть знает, что я за каждым кирпичом слежу.

— Оно верно, — согласился Степан. — Подрядчики народ хитрый. Глаз да глаз нужен.

Я достал из кармана часы на цепочке. Серебряные, с гравировкой на крышке. Открыл крышку, посмотрел на циферблат. Половина второго.

— Когда у них обед?

— Скоро уже. Кулаков говорил, в два часа перерыв делают.

Я кивнул, спрятал часы обратно. Решил дождаться обеда, посмотреть, как каменщики управляются. Потом уехать в Тулу, там еще остались дела.

Прошло минут десять. Кулаков выпрямился, вытер пот со лба рукавом, зычно гаркнул:

— Обед, робята! На час отдыхаем!

Каменщики отложили инструменты, отошли от стен. Уселись в тени телеги, достали узелки с едой. Черный хлеб, вяленая рыба, луковицы. Кто-то принес ковш с водой из бочки, все пили по очереди.

Кулаков не присоединился к ним. Остался стоять у стены, рассматривал свежую кладку критическим взглядом. Видно, мастер своего дела, даже в перерыв о работе думает.

Я снова подошел к нему:

— Егор Петрович, насчет раствора. Какую вы используете пропорцию?

Кулаков обернулся, недовольно поморщился, но ответил:

— Три части песку, две части извести. Вода по потребности, чтобы густота правильная была.

— Битый кирпич добавляешь?

— Нет. Зачем? Известь хорошая, держит крепко.

Я нахмурился. Битый кирпич в растворе увеличивает прочность, делает схватывание быстрее. Я специально указывал это Баранову при обсуждении материалов.

— Я велел добавлять битый кирпич. Одну часть на пять частей смеси.

Кулаков скривился:

— Это лишнее. Раствор и так получается хороший. Битый кирпич только мешает, создает неровности.

— Битый кирпич укрепляет раствор, — твердо сказал я. — Особенно при больших нагрузках. А у нас на втором этаже будет паровая машина стоять, у нее огромный вес. Раствор должен держать крепко.

Кулаков замолчал, глядя на меня исподлобья. Молчание затянулось. Видно, он взвешивал, стоит ли спорить дальше.

Наконец неохотно буркнул:

— Ладно. Будем добавлять. Только где брать битый кирпич? Его же приготовить надо, молотом колоть.

— У Степана есть запас. Мы еще при заливке фундамента готовили. Осталось пудов пять. Хватит на первое время. Потом еще привезем.

Я обернулся к Степану:

— Степан, покажи Егору Петровичу, где лежит битый кирпич. Пусть его люди добавляют в раствор.

— Слушаюсь, Александр Дмитриевич, — кивнул Степан.

Кулаков стоял мрачный, борода топорщилась. Я видел, что он сдерживается из последних сил. Не привык, чтобы ему указывали, как работать. Самолюбие мастера задето.

Но молчал. Понимал, что ослушаться не может. Я заказчик, я плачу деньги, мое слово закон.

— Что-то еще, ваше благородие? — спросил он с едва заметной иронией.

— Да, — ответил я спокойно. — Швы. Я вижу, кое-где толщина все-таки неравномерная. Где-то полвершка, где-то чуть больше. Надо строго выдерживать, полвершка и все. Иначе стена пойдет волнами.

Кулаков стиснул зубы:

— Швы нормальные. В пределах допустимого.

— Полвершка, — повторил я жестко. — Строго. Проверяй каждый ряд линейкой, если надо.

— Слушаюсь, — процедил Кулаков.

Я задержал на нем взгляд еще мгновение, потом отвернулся. Прошелся вдоль стен еще раз, приглядываясь к деталям. Действительно, кое-где швы чуть толще, чем надо. Не критично, но неприятно. Нужно следить.

Вернулся к Степану:

— Степан Кузьмич, ты останешьсяздесь? Присмотришь за работой?

— Останусь, Александр Дмитриевич. Мои ребята тут леса для кладки строят, я с ними. Заодно и за каменщиками пригляжу.

— Хорошо. Если что-то не так заметишь, сразу останавливай работу. Особенно за швами следи и за вертикальностью углов. Это самое важное.

— Понял. Будьте спокойны.

Я огляделся в последний раз. Каменщики сидели в тени, доедали свой хлеб и рыбу. Кулаков стоял отдельно, хмурый, курил короткую трубку. Стены возвышались ровным красным прямоугольником на сером фундаменте.

Начало хорошее. Работа идет. Но расслабляться рано. Нужен постоянный и строгий контроль. Иначе обязательно где-нибудь схалтурят.

Я направился к дороге, где ждал очередной извозчик. Нужно возвращаться в Тулу, дел еще полно. Завтра снова приеду, проверю следующие ряды.

А Кулаков пусть привыкает. Придется ему терпеть мои проверки еще добрый месяц, пока не возведем стены. Нравится ему это или нет, его проблемы. Моя задача построить мельницу крепкую, надежную, на века. И ради этого я готов хоть каждый кирпич лично проверять.

На следующий день я приехал на стройку с самого утра. В мастерской оставил Семена и Трофима с новыми помощниками, мастеровыми из Севастополя.

Толковые ребята, руки золотые, быстро освоились. Морозов уже самостоятельно точил детали для насосов, Иван помогал Трофиму в кузне. Можно теперь на день-два отлучаться, мастерская не встанет.

Бричка, опять новая, нанял у другого извозчика, подкатила к стройке около восьми утра. Каменщики уже вовсю работали. Стены выросли еще на добрых полтора аршина за вчерашний день. Теперь почти в рост человека.

Я слез и осмотрелся. Степан стоял у строящихся лесов, руководил плотниками. Увидел меня, помахал рукой. Кулаков работал у дальней стены, спиной ко мне.

Подошел ближе. Достал ватерпас, приложил к свежему ряду.

Пузырек отклонился влево.

Переложил в другое место. Снова отклонение.

Я нахмурился. Взял отвес, приложил к углу. Веревка шла не строго вертикально, а с небольшим наклоном наружу.

Стена заваливается.

Обошел периметр, проверяя другие участки. Где-то ровно, где-то отклонения. Но самое плохое, южная стена, там, где Кулаков работал вчера после обеда. Она отклонялась от вертикали почти на четверть вершка.

Я подошел к Кулакову. Он как раз намазывал раствор на очередной ряд, не оборачивался.

— Егор Петрович, — окликнул я.

Он обернулся и увидел меня. Лицо помрачнело.

— Здравия желаю, ваше благородие. Опять проверять?

— Южная стена завалена, — коротко сказал я. — Отклонение на четверть вершка наружу. Надо разбирать три верхних ряда.

Кулаков застыл с кельмой в руке. Глаза расширились, потом сузились.

— Что? — глухо переспросил он.

— Три ряда разбирать, — повторил я. — Стена идет не вертикально. Сейчас четверть вершка, через десять рядов будет палец, через двадцать зазор на два вершка. Паровая машина такое не выдержит. Надо разбирать.

Кулаков швырнул кельму на землю. Она упала с глухим стуком.

— Да вы что! — взорвался он, забыв про субординацию. — Три ряда! Мы вчера полдня их клали! Раствор уже схватился! Кирпич испортим, если будем разбивать!

— Испортим десяток кирпичей, — ровно ответил я. — Зато стена будет вертикальной. А если оставить как есть, через месяц вся мельница рухнет. Выбирай.

— Да отклонение мизерное! — Кулаков размахивал руками, борода топорщилась. — Четверть вершка! Это вообще не считается! Любая стена так отклоняется!

— Не любая. И не должна. Я рассчитывал нагрузки. При таком отклонении через пять саженей высоты стена даст трещину. Паровая машина работает с вибрацией. Трещина пойдет дальше. Стены обрушатся.

— Да какое там обрушатся! — Кулаков махнул рукой. — Я двадцать лет кладу! Церкви, дома, амбары! Все стоят! Никто никогда не разбирал из-за четверти вершка!

— Церкви и дома стоят без паровых машин, — жестко сказал я. — А здесь будет машина весом в триста пудов, которая трясется каждый день по двенадцать часов. Нагрузка совсем другая. Требования совсем другие.

Кулаков стоял красный и тяжело дышал. Подмастерья бросили работу, столпились поодаль и слушали наш спор. Степан тоже подошел и молча встал рядом со мной.

— Не буду я разбирать! — рявкнул Кулаков. — Работа добротная! Стена крепкая! Вы просто придираетесь!

Я холодно посмотрел на него:

— Егор, ты нанят подрядчиком. Я инженер стройки. Мое слово закон. Если я говорю разбирать, будешь разбирать. Не хочешь, забирай своих людей и уходи. Деньги не получишь, договор расторгнут.

Повисла тишина. Каменщики переглянулись. Кулаков стоял, сжав кулаки, челюсти ходили ходуном.

Я знал, что он прикидывает. Уйти сейчас значит потерять весь заработок. А работы на месяц минимум. Деньги хорошие, Баранов платит щедро. Жалко терять.

Но и разбирать три ряда обидно. Напрасный труд, потерянное время.

Наконец Кулаков выдохнул, опустил плечи:

— Ладно, — процедил он сквозь зубы. — Разберем. Но это последний раз! Больше не позволю так придираться!

— Буду придираться столько, сколько нужно, — ответил я спокойно. — Пока стены не будут идеальными. Это моя работа.

Кулаков нагнулся и поднял кельму. Обернулся к подмастерьям:

— Василий! Архип! Берите ломы, разбирайте южную стену! Три верхних ряда!

Подмастерья неохотно двинулись выполнять приказ. Кулаков стоял, глядя на меня исподлобья.

Я выдержал его взгляд, потом отвернулся. Прошел к другой стене, продолжил проверку.

Через полчаса три ряда лежали грудой битого кирпича рядом с фундаментом. Кулаков молча начал класть заново, проверяя каждый кирпич отвесом.

Я наблюдал. Теперь он работал аккуратнее и точнее. Злился, но делал правильно.

К обеду южная стена догнала остальные по высоте. Вертикальность стала идеальная.

Я проверил ватерпасом. Пузырек держался точно по центру.

— Вот так правильно, — сказал я Кулакову. — Продолжай в том же духе.

Он промолчал, только резко кивнул. Стоял с каменным лицом.

Степан сказал:

— Круто вы с ним, Александр Дмитриевич. Боюсь, обозлится совсем.

— Пусть злится, — ответил я. — Главное, чтобы работал как надо. А злость пройдет. Когда мельница заработает, когда он увидит, что стены держат машину без трещин, поймет, что я прав.

Степан покачал головой:

— Дай-то бог. А то норов у него, я вижу, боевой.

Я усмехнулся:

— У меня тоже.