Император Пограничья 8

Глава 5

Отец Макарий стоял в центре переполненной цитадели, где сотни людей сбились в тесный круг, словно овцы перед бурей. Его богатырская фигура возвышалась над толпой, но священник не чувствовал себя великаном — скорее пастырем, которому предстояло успокоить паству перед лицом смертельной опасности.

Первыми весть о прорыве восточного бастиона подхватили беженцы из Сергиева Посада — те самые, кто совсем недавно нашёл приют в Угрюме. Женский крик прорезал воздух цитадели:

— Всё пропало! Твари прорвались! Мы все умрём!

Паника распространилась быстрее лесного пожара. Матери прижимали к себе детей, старики крестились дрожащими руками, подростки метались между взрослыми, пытаясь понять, что происходит. Священник видел, как страх охватывает людей, превращая их в обезумевшую толпу.

— Тише, чада мои, — его мелодичный голос, казалось, не мог пробиться сквозь нарастающий гул паники. — Не поддавайтесь унынию раньше времени.

Но слова тонули в общем шуме. Тогда отец Макарий сделал то, что умел лучше всего — он начал петь. Низкий, глубокий голос священника полился над толпой, как мёд из сот:

— «Живый в помощи Вышняго, в крове Бога Небеснаго водворится…»

Псалом девяностый, молитва воинов и защитников. Макарий помнил, как пел его двадцать лет назад, когда сам стоял на стенах с ружьём в руках, отражая натиск Бездушных. Тогда он ещё не носил рясу, а был простым Стрельцом, но уже тогда знал — вера сильнее страха.

Постепенно крики стихали, люди начали прислушиваться. Старики подхватили знакомые слова, за ними потянулись женщины. Священник поднял массивную руку, благословляя собравшихся:

— Братья и сёстры! Я знаю ваш страх. Двадцать лет назад я стоял на стенах Рязани, когда Гон обрушился на наши земли. Тогда я ещё не носил этой рясы, был молодым Стрельцом, полным гордыни и полагался только на силу оружия. Видел, как твари рвутся сквозь огонь и сталь, слышал предсмертные крики товарищей…

Толпа затихла окончательно. Даже плачущие дети умолкли, заворожённые спокойным голосом великана в рясе.

— И знаете, что меня спасло тогда? Не моя сила, не меткость — а то, что рядом оказался старый сержант, который в самый страшный момент сказал: «Держись, сынок. Мы не одни». И правда — откуда-то нашлись силы стоять, когда другие бежали. Откуда-то пришла помощь, когда её не ждали. Может, это просто люди друг друга поддержали. А может, и впрямь Господь через них действовал. Я тогда не понимал, а теперь знаю — чудеса случаются через простые вещи.

Среди стариков кто-то кивнул — седобородый мужчина с обрубком вместо левой руки:

— Правду батюшка говорит! Я в прошлый Гон в Ростове Великом был. Думали — всё, конец. А соседи из Ярославля подмогу прислали, хотя никто не просил. Сами решили помочь.

Другой старик, опираясь на костыль, добавил:

— А у нас в деревне случай был. Бездушные окружили, а тут туман такой плотный поднялся — шага не видно. Мы по домам попрятались, а твари в тумане заблудились и мимо прошли. Повезло? Может быть. А может, и не просто так туман-то был.

Отец Макарий улыбнулся в густую бороду:

— Вот видите? А вы — «всё пропало». Стыдно должно быть! Воевода Прохор не зря столько сил вложил в оборону. Стены у нас крепкие, оружия хватает, бойцы обучены. Да и не простые мы люди — Угрюм своих не бросает!

— Но что там происходит? — выкрикнула молодая женщина из беженцев. — Почему Бздыхи прорвались?

Священник развёл руками:

— А что там сейчас творится — мы не знаем и знать не должны. Наше дело — держаться вместе, друг друга поддерживать. Паника — враг похуже Бездушных. Она изнутри разъедает, лишает сил тех, кто за нас сражается. А вера и спокойствие — они как невидимая броня. Может, кто-то из воинов сейчас думает о том, что здесь его семья, и от этой мысли сил прибавляется. Разве это не чудо?

По толпе прошёл шёпот. Люди вспоминали странности их воеводы — его невероятную силу воли, умение появляться там, где нужнее всего, способность вдохновлять людей одним словом.

Священник достал из кармана свою заветную баночку мёда:

— А теперь давайте помолимся. И не просто помолимся — вложим в молитву всю душу. За воинов на стенах, за воеводу нашего, за всех защитников. И вот что я вам скажу…

Он открыл баночку, и сладкий аромат мёда поплыл над толпой:

— После победы — а она будет, не сомневайтесь! — всех угощу мёдом с моей пасеки. Они ведь тоже Божьи создания, трудятся не покладая крыльев. Как и мы должны трудиться — молитвой и верой поддерживать наших защитников.

Старики улыбнулись, женщины утёрли слёзы, даже дети притихли, заворожённые рассказом о пчёлах. Паника отступала, уступая место решимости.

— И запомните, — отец Макарий возвысил голос, — мы не овцы на заклание! Мы — община Угрюма, семья, которая стоит друг за друга. Наши мужья и жёны, братья и сёстры, сыновья и дочери сейчас там, на стенах, защищают нас. А мы здесь будем их тылом, их опорой. Молитвой, верой и спокойствием. Ибо сказано: «Не убоишися от страха нощнаго, от стрелы летящия во дни, от вещи во тме преходящия, от сряща, и беса полуденнаго»!

— Аминь! — грянула толпа.

А снаружи продолжалась битва за Угрюм.

Я мчался по узкой улице между домами, уворачиваясь от когтей Трухляка, который каким-то чудом избежал смертоносного танца Крестовского. Моя глефа рассекла воздух, отделяя уродливую голову твари от туловища, и я, не останавливаясь, перепрыгнул через ещё дёргающееся тело. Амулет связи обжигал грудь сквозь ткань рубахи — я активировал его на ходу.

— Всем свободным магам немедленно переместиться на восточный бастион! — мой голос разнёсся по всем каналам связи. — Черкасский, забирай своих с западной стены! Оставь минимум на севере и веди остальных сюда! Башням, приказываю жечь тварей на расплав без остановки, купите нам время.

Две Стриги выскочили из-за поворота, их щупальца извивались в предвкушении добычи. Я направил в них поток металлических осколков, созданных из обломков разрушенного забора, превратив тварей в решето. Не снижая скорости, продолжил отдавать распоряжения:

— Внимание всем бойцам! Немедленно принять стимуляторы силы и скорости! Повторяю — всем выпить зелья! Маги — используйте эликсир из Лунного покрова для усиления способностей! — договорив, я сам последовал собственному приказу.

Горьковатая жидкость обожгла горло, и через мгновение по венам разлился жидкий огонь. Сердце забилось с такой силой, что рёбра, казалось, вот-вот треснут от ударов изнутри. Мышцы вздулись, растягивая кожу до предела — я слышал, как поскрипывают сухожилия, натянутые как тетива лука. Кости ныли от напряжения разросшейся плоти, словно скелет стал слишком мал для нового тела. Руки мелко дрожали от перенапряжения, но в них клокотала сила, способная раскрошить гранит голыми пальцами.

Зрение обострилось до боли — я различал каждую пылинку в воздухе, каждую царапину на камнях, каждый волосок на морде приближающейся твари. Глаза резало от избытка деталей, мозг едва успевал обрабатывать лавину визуальной информации. Время растянулось как патока.

Эликсир Лунного покрова ударил следом, и магические каналы вспыхнули раскалённой проволокой под кожей. Я чувствовал, как энергия прожигает пути в теле, расширяя их грубо и беспощадно. Во рту появился металлический привкус — кровь из лопнувших капилляров. Я чувствовал каждую частицу металла в радиусе сотни метров, каждый камень под ногами откликался на мой зов. Стихии стали послушными, как верные псы, готовые исполнить любой приказ.

Однако за этой мощью скрывалась цена — где-то в глубине сознания тикали невидимые часы, отсчитывая время до неизбежной расплаты. Организм работал на пределе, сжигая жизненные силы, но сейчас это не имело значения. Главное — уничтожить врагов и сохранить Угрюм.

В голове мелькнула мысль о гранатомётах, спрятанных в арсенале. Соблазн использовать их против этой орды был велик, но я заставил себя отбросить эту идею. Слишком мало, чтобы тратить их сейчас. Настоящее испытание ещё впереди, и тяжёлое оружие понадобится против более серьёзных угроз.

Ментальное давление усиливалось с каждым шагом. Я чувствовал его источник — где-то впереди, среди хаоса битвы, находился сам Жнец. Древняя злобная воля давила на сознание, пытаясь сломить, подчинить, заставить бежать. Но я шёл прямо на неё, как корабль идёт навстречу шторму.

Краем глаза заметил движение на стенах — отряд Ярославы продвигался по верху укреплений по левому флангу, методично зачищая позиции от Бездушных. Её рыжая коса с металлическими кольцами мелькала повсюду, а вокруг неё бушевали воздушные вихри. С другой стороны двигались люди Соколова — менее организованно, но с не меньшим упорством. Бывший десятник Стрельцов знал своё дело.

Я выскочил на небольшую площадь перед пробитой стеной и встретил настоящий вал из плоти и когтей. Десятки Трухляков и Стриг сбились в единую массу, преграждая путь. Времени на изящные решения не было — я воткнул древко глефы в землю и активировал Каменные копья.

Жестокое наследие войны с южными кочевниками, когда маги не стеснялись превращать поле боя в братскую могилу. Современные геоманты предпочитали создавать стены и барьеры, я же вызвал смерть из самой земли.

Почва треснула паутиной разломов, и из недр земли с грохотом вырвались острые обелиски серого гранита — не гладкие и ровные, как делали бы современники, а зазубренные, с рваными краями, созданные для максимальной убойной силы. Они пробивали тела тварей снизу вверх, вспарывая брюхо, протыкая грудные клетки, выходя между лопаток в фонтанах чёрной крови. Одна Стрига оказалась нанизана на три копья одновременно — корявые каменные пики пронзили его насквозь, оставив дёргаться в предсмертных конвульсиях. Трухляк попытался увернуться, но острый шпиль вошёл ему в подбородок, расколов череп, как орех.

— Мать моя женщина! — выдохнул Вершинин. — Что это за заклинание⁈

Земля превратилась в поле остроконечных надгробий, между которыми стекала густая кровь, а воздух наполнился хрустом ломающихся костей и шипением умирающих тварей. Те немногие Бездушные, что избежали каменной казни, метались между пиками, не в силах сблизиться.

Мимолётное усилие, и воздвигнутые моей волей чудовищные колья, взорвались шрапнелью, добивая живых и раненых чудовищ.

Рядом со мной материализовался Крестовский — трёхметровая машина убийства в хитиновой броне. Его множественные глаза сфокусировались на врагах, а четыре руки-лезвия начали свой смертельный танец. Мы двигались синхронно, словно отрабатывали этот бой годами — я создавал бреши в обороне противника магией, а метаморф добивал дезориентированных тварей.

— Держись левее! — крикнул я, заметив, как часть Бездушных развернулась к нам спинами, отвлечённая атакой Северных Волков сверху. — Княжна оттягивает их на себя!

Действительно, отряды на стенах не просто продвигались — они целенаправленно атаковали тыл противника, заставляя тварей разделять внимание. Соколов со своими людьми обрушил шквал свинца на группу Стриг, пытавшихся взобраться обратно на укрепления.

И тут я увидел его.

За спинами обычных Бездушных, прямо у пролома в стене, покачивалась фигура, от одного вида которой кровь стыла в жилах у неподготовленного человека. Жнец опирался на шесть сегментированных конечностей, похожих на лапы гигантского паука, но заканчивающихся не коготками, а чем-то напоминающим отполированные до блеска лезвия медицинских инструментов.

Поверхность его тела текла и менялась — то затвердевая в подобие брони с костяными наростами, то расплываясь жидкой ртутью с отливом гнилой бронзы и болотной зелени. Вместо головы у твари была пустота, затянутая дрожащей плёнкой, за которой клубилась непроглядная тьма — будто кто-то вырвал кусок из самой ночи и запечатал его в плоть.

В грудной клетке существа, видимой сквозь прорехи в постоянно меняющейся оболочке, пульсировал сгусток энергии цвета запёкшейся крови с фиолетовым отливом. В нём мерцали крошечные искры, складывающиеся в узоры, похожие на звёздные карты безумного астронома.

Жнец не спешил вступать в бой. Он управлял своими марионетками издалека, координируя атаку с потрясающей точностью. Чтобы остановить этот поток, нужно уничтожить источник. Нужно добраться до него.

Первые маги появились на площади словно из ниоткуда — Тимур Черкасский с огненными сферами в руках, Надежда Кронгельм, окружённая воздушными потоками, Игнатий Платонов с молниями, танцующими между пальцами. За ними следовали остальные — все те, кого я призвал с менее важных участков. И в глазах каждого горел странный свет — эликсир из Лунного покрова усиливал их способности до предела.

— За Угрюм! — крикнул Черкасский, и площадь озарилась адским светом.

Огненный шторм обрушился на Бездушных с такой силой, что ближайший дом просто испарился. Температура поднялась настолько, что металлические детали на моей одежде начали нагреваться. Кронгельм создал воздушную воронку, засасывающую тварей и швыряющую их в пламя Тимура. Игнатий бил молниями с хирургической точностью, выжигая Стриг одну за другой.

Но это было только начало. Элеонора Ольтевская-Сиверс и Полина объединили усилия — гидромантки создали водяной смерч высотой с трёхэтажный дом, который пронёсся через ряды врагов, разрывая их на части силой вращения. Степан Безбородко, усиленный зельем, выжег сразу несколько зданий одним заклинанием, превратив полсотни Бездушных в пепел.

Я не отставал. Активировав Металлический вихрь, я поднял из земли тысячи металлических осколков и обломков, формируя из них вращающийся ураган смерти. Моя магия, древняя и позабытая современниками, усиленная рангом Мастера и зельями превосходила всех союзников — где они убивали десятками, я косил сотнями.

— Как он это делает? — выдохнула Кронгельм, глядя на вращающийся ураган из тысяч осколков. — Это же невозможный расход энергии!

— Замолчи и работай! — рявкнул Черкасский, но в его голосе слышался тот же благоговейный ужас.

— Вершинин, Сомова! — крикнул я двум геомантам, прикрывая их щитом из металлических обломков. — Стену! Немедленно!

Никита и Мария, защищённые нашим огнём, бросились к пролому. Их руки засветились терракотовым свечением, и с обеих сторон от пролома в частоколе начали вырастать камни, закрывая зияющую рану.

Именно в этот момент Жнец нанёс ответный удар. Ментальная волна накрыла площадь с силой цунами. Я видел, как глаза магов начали стекленеть, как дрогнули их руки, как Безбородко развернул огненное копьё в сторону союзников.

— НЕТ! — я собрал всю мощь Императорской воли и активировал Крепость духа, вкладывая в заклинание собственную уверенность в том, что никакая пришлая паскуда не сможет нас сломить.

Невидимый барьер встал между моими людьми и волей Древнего. Ментальное давление разбилось о мою защиту, как волна о скалу. Маги встряхнулись, возвращаясь в себя, и с удвоенной яростью обрушились на врага.

Но Жнец уже двигался ко мне. Его тело начало меняться — поверхность затвердевала, превращаясь в броню толщиной с мою ладонь. Слой за слоем наращивался панцирь, пока существо не стало похоже на ходячую крепость из хитина и кости.

Первый удар пришёлся мне в бок — кусок стены, брошенный мысленным касанием Жнеца. Я увернулся, рывком скользнув в сторону, но второй снаряд — труп Стриги — задел плечо, отбросив меня назад. Град обломков, тел и камней обрушился на меня, заставляя постоянно двигаться.

«Хватит бегать!» — мысленно прорычал я самому себе, активируя Воздушный шаг и Медвежью силу одновременно.

Мир замедлился. Я видел каждый летящий обломок, каждое движение Жнеца. Моё тело налилось нечеловеческой мощью, мышцы и так усиленные зельем ещё сильнее вздулись под кожей. Настало время изменить правила игры.

Я призвал к себе весь свободный металл в радиусе сотни метров. Обломки оружия, куски брони, гвозди из разрушенных домов — всё устремилось ко мне. Я формировал, сжимал, преобразовывал. Слой Сумеречной стали с глефы растёкся по формирующемуся оружию.

В моих руках материализовался двуручный молот-клевец. Полутораметровая рукоять из сплавленного металла, навершие размером с бочонок, одна сторона — массивный боёк, другая — острый клюв хищной птицы. Почти сто килограммов металла и ярости, но с Медвежьей силой оно казалось лёгким, как перо. Когда я поднял его, воздух свистнул от рассекающего пространство оружия.

— Посмотрим, насколько прочна твоя скорлупа, — прошипел я, делая первый замах.

Молот пел. Набирая скорость, он рассекал воздух с низким гулом, похожим на рёв приближающейся лавины. Вся моя усиленная зельями и заклинаниями масса вложилась в замах, закручивая тело в смертоносную спираль.

Первый удар.

Жнец встретил его скрещёнными конечностями-лезвиями. В момент контакта время замерло. Я видел, как металл навершия деформирует хитин, как трещины паутиной расходятся от точки удара, как конечности твари прогибаются под чудовищным давлением…

А потом — взрыв.

Ударная волна сбила с ног всех в радиусе десяти метров. Ставни в уцелевших домах разом оторвало. Две руки Жнеца не просто сломались — они превратились в кашу из хитина, плоти и чёрной крови, разбрызганную веером по площади. Звук был такой, словно одновременно выстрелила батарея пушек. У меня заложило уши, по телу прошла отдача, заставившая напрячь каждую мышцу, чтобы удержать оружие.

Тварь взвыла — не звуком, а ментальным воплем боли, от которого из носа потекла кровь.

Второй удар — горизонтальный, в корпус.

Я закрутился вместе с молотом, используя инерцию первого удара. Центробежная сила превратила оружие в размытую дугу. Когда боёк встретился с бронёй Жнеца, раздался звук, похожий на удар тарана в крепостные ворота. Хитиновый панцирь, выдерживавший пули и боевую магию, треснул с хрустом ломающегося льда на реке. Осколки брони разлетелись как шрапнель, впиваясь в землю и стены.

Сила удара подняла Жнеца в воздух и швырнула на добрых пять метров, сметая его тушей какой-то сарай. Там, где он стоял, в земле осталась вмятина глубиной в ладонь — от моих ног, принявших всю отдачу.

Жнец попытался вскочить на свои многочисленные лапы, но изломанное тело оказалось неспособно на такие подвиги, да и я уже летел следом, подгоняемый Воздушным шагом.

Третий удар — вертикальный, сверху вниз.

Я взмыл вверх и обрушился вниз как метеорит. Поднятый над головой молот на мгновение закрыл солнце за своим массивным бойком. Вся масса моего тела, помноженная на силу падения и магическое усиление, сконцентрировалась в одной точке.

Удар пришёлся туда, где у Жнеца должна была быть голова. Звук… звука почти не было. Только глухой, мясистый ХРУМ, с которым молот прошёл сквозь тварь и врезался в землю. Ударная волна подняла в воздух тонны земли и камней. Почва треснула кольцами, как от брошенного в воду камешка. В эпицентре образовался кратер два метра в диаметре, а Жнец… Жнец оказался вбит в землю по грудь, его верхняя часть просто схлопнулась под ударом.

Земля всё ещё дрожала, когда я выдернул молот из кратера. На это потребовалось усилие — навершие ушло в грунт на полметра.

— Думал, твоя сила что-то значит? — я поднял молот для следующего удара. — Думал, ментальные фокусы тебя спасут?

Четвёртый удар — боковой, клювом.

Я использовал обратную сторону молота. Острие со свистом рассекло воздух и вошло в сочленение конечности Жнеца, как раскалённый нож в масло. Хруст ломающегося хитина смешался с влажным чавканьем разрываемой плоти. Конечность отлетела в сторону, крутясь в воздухе и обдавая всё вокруг фонтаном чёрной крови.

Жнец барахтался в яме, которую я для него создавал, вбивая всё глубже. Его телекинез швырял в меня всё подряд, но я даже не замечал ударов — адреналин и боевая ярость сделали меня нечувствительным к боли.

Ненависть кипела во мне, требуя размазать врага по камням тонким слоем кровавого мяса. Воспоминания о павших товарищах из прошлой жизни смешивались с бешенством из-за гибели сегодняшних защитников. Каждый удар молота был местью — за бойцов, павших в Мещёрском капище, за тех, кто отдал сегодня свои жизни, и за всех, кого когда-либо забрали эти твари.

«Больше никогда! — клятва, данная столетия назад, жгла душу. — Ни одной потерянной крепости, ни одного обезлюдевшего города».

Пятый удар — финальный.

Я поднял молот в последний раз. Мышцы горели от напряжения, но я вложил в удар всё, что осталось. Боёк обрушился точно на трещину в броне, расширяя её. Звук ломающегося панциря напоминал треск падающего дерева. Осколки хитина толщиной с мою ладонь разлетелись во все стороны, обнажая пульсирующее нутро и багровое ядро.

Жнец предпринял последнюю отчаянную попытку — выпустил все свои ментальные резервы разом, но против Императорской воли, помноженной на ярость и решимость, у него не было шансов.

— Всё? — плюнул я прямо в безглазую морду. — Это всё, на что способен великий Древний⁈

Руками, усиленными Каменными кулаками, я разодрал трещину в броне ещё шире. Жнец дёргался, пытался сопротивляться, но я методично ломал его оставшиеся конечности, превращая некогда грозное существо в беспомощную развалину.

— Мрази вроде тебя не заслуживают лёгкой смерти, — рыкнул я, погружая руку в рану.

Пальцы сомкнулись на багрово-фиолетовом кристалле. Жнец забился в последней агонии, его ментальный вопль резанул по сознанию всех в радиусе километра. Но я не ослабил хватку.

«Кто… ты… такой?» — вопрос скрёбся по сознанию ржавыми когтями. — « Твоя… сила… древняя… знакомая…»

— Твоя смерть, — прорычал я, сжимая ядро сильнее. — Как и всех тварей до тебя.

«ТЫ!..» — последняя мысль Жнеца была полна ужаса и узнавания. — « Ты вернулся…»

С влажным чавкающим звуком я вырвал ядро из груди Древнего. Тело противника обмякло, начиная рассыпаться в прах. А по всей площади, по всему бастиону Бездушные замерли, потеряв направляющую волю.

— Убить их всех! — проревел я, поднимая трофей над головой. — Ни одна тварь не должна уйти живой!

Защитники Угрюма с удвоенной яростью обрушились на дезориентированных Бездушных. Без управления Жнеца они превратились в тупых животных, легко попадающих под пули и клинки. Маги добивали последние группы, Северные Волки зачищали стены, мои люди методично истребляли всё, что ещё двигалось.

Я стоял посреди разрушенной площади, сжимая в руке ядро Древнего. Первая волна длилась почти сутки, но мы выстояли. Жнец мёртв, его армия уничтожена.

Битва была выиграна, но не война.

И в нашу сторону наверняка уже движутся новые волны.