Император Пограничья 8

Глава 17

— Изгоните магов! — продолжал проповедник. — Выкиньте их за стены, и Бездушные уйдут сами! Это единственный способ спастись! Господь ждёт от нас этого знака покаяния!

Толпа зашумела, готовая сорваться с места, и я понял, что пора действовать решительно.

— СИДЕТЬ! — рявкнул я своим командирским голосом, вложив в него весь опыт прошлой жизни.

Эффект превзошёл ожидания. Все — от самых рьяных сторонников Варфоломея до случайных зевак — замерли на месте, словно обгадившиеся котята. Кто-то непроизвольно присел на корточки, другие застыли с открытыми ртами. В наступившей тишине было слышно, как где-то вдалеке каркнул ворон.

Усилием воли я подавил в себе растущий гнев. Тот самый, что подсказывал мне выхватить меч и показательно отсечь голову. В условиях осады подталкивая людей на прямое неподчинение, этот сектант наговорил себе на казнь не просто легко но даже с изрядным запасом.

Но разве не этого сейчас хочет он сам? Разве не желает мученической смерти от рук злодея-воеводы? Стоит сорваться сейчас, и ростки потом придется выкорчёвывать долго и мучительно.

Я внимательно изучал Варфоломея, активировав магическое зрение до предела. История о падении Руана не выходила у меня из головы — там Кощей месяцами притворялся знахарем, завоёвывая доверие горожан. Что если передо мной стоит не фанатичный проповедник, а сам Лорд Бездушных под иллюзией?

Аура Варфоломея пульсировала тусклым жёлто-коричневым светом — типичная для обычного человека с налётом нездорового фанатизма. Никаких следов магической маскировки, никаких искажений, указывающих на иллюзию. Передо мной действительно стоял обычный человек. И всё же что-то в его ауре казалось неправильным, словно по краям мерцали чужеродные нити.

— Варфоломей, — обратился я к нему, понимая, что нужно действовать тоньше. — Идем за мной.

— Куда⁈ — смутился проповедник, настолько что даже дал «петуха» голосом.

— На площадь, — вроде бы даже удивился я. — Что нам по углам прятаться? Пускай все услышат наш разговор.

Шум привлёк внимание других жителей острога. Из соседних бараков начали выглядывать любопытные, к месту событий потянулись люди с ближайших улиц. Через минуту вокруг нас собралась уже добрая сотня человек.

Люди бросали работу, отвлекались от всех своих дел, видя странную процессию со мной во главе. Сторонники Варфоломея чуть опасливо оглядывались, понимая, что остаются в меньшинстве.

Нужно полностью разгромить его аргументы на глазах у всех', — мысленно спланировал я тактику. — 'Если просто арестовать или казнить его, не развенчав сначала его учение, это только придаст сил его последователям.

Те просто воспримут ликвидацию своего лидера, как подтверждение его правоты, после чего могут перейти к активным действиям. Нет, сначала нужно показать всем, что король-то голый. Следует целиком и полностью разгромить его аргументы, чтобы паства увидела, что их пастырь ничего не стоит.

Глаза проповедника загорелись ещё ярче. Он выпрямился, расправил плечи — явно предвкушал возможность публично унизить «гордеца-воеводу».

— Я согласен! Пусть все услышат правду!

Толпа расступилась, образуя широкий круг. Я заметил, как в первых рядах встали мои дружинники — Борис кивнул мне, показывая, что держит ситуацию под контролем.

Я сделал шаг вперёд, переходя в наступление:

— Варфоломей, вы утверждаете, что говорите от имени Бога. Докажите это. Где ваши чудеса? Где исцеления? Где пророчества, которые сбылись?

Проповедник замялся, явно не ожидая такого напора.

— Господь действует через смиренных… — начал он.

— Значит, никаких чудес, — жёстко перебил я. — Тогда давайте честно: вы обычный человек, высказывающий своё мнение. И будем обсуждать именно мнения, а не божественные откровения. Согласны?

Собеседник поджал губы, но я, не дожидаясь ответа, уже продолжил натиск:

— Отлично. Тогда разберём факты, — продолжил я, начиная методично крушить его аргументы. — Вы говорите, маги привлекают Бездушных? Прекрасно. Объясните тогда, почему деревня Березники, где не было ни единого мага, была уничтожена первой во время прошлого Гона? Там жили простые крестьяне, никакой магии. И что — Бездушные их пощадили?

Глава новоявленного культа растерянно захлопал глазами. Будучи не местным, он понятия не имел, что это вообще за Березники, и где такая деревня находится. А между прочим, это поселение находилось довольно близко от нас, и именно его когда-то зачистили мои дружинники в поисках Химеры.

История эта получила большую известность. В остроге о ней знали все, даже новички слышали её от старожилов. Вот только связать факты воедино никому не приходило в голову.

Толпа зашевелилась. Некоторые начали переглядываться — похоже, до них начало доходить, что их духовный лидер не такой уж и избранный.

— Вы ссылаетесь на прошлый Гон, говоря, что города с академиями привлекали Бездушных. Отлично. Я знаю факты. Больше всего пострадал Арзамас — город без академии. Их потери в результате пробитой крепостной стены исчислялись сотнями потерянных жизней. А Смоленск с академией отбился. Как это вписывается в вашу теорию?

— Это… это исключения! — попытался возразить проповедник, но голос его уже не звучал так уверенно.

Он привык воздействовать на умы необразованных людей эмоциями, а не фактами.

Я перешёл к следующей фазе:

— Давайте поговорим о личной ответственности. Сколько Бездушных вы убили с начала осады? — Я выдержал паузу. — Ноль. Сколько раненых вылечили? Ноль. Сколько беженцев накормили из личных запасов? Опять ноль. Вы только говорите, Варфоломей. Красиво говорите, это правда. Но где дела?

Проповедник покраснел, его кулаки сжались. В толпе послышался одобрительный ропот. Люди начинали видеть нестыковки. Развернувшись к окружающим, я продолжил:

— Вот Георгий Светов — маг. За последний месяц спас полсотни жизней смертельно раненым бойцам. Вот отец Макарий — он не только молился с людьми в цитадели, помогая им справиться со страхом, но и не раз стоял на стенах. Лично убил больше дюжины тварей. А каков ваш вклад в оборону, Честнов?

Лицо проповедника стало пунцовым. Он что-то пробормотал о духовной поддержке.

— Вы призываете изгнать магов, — продолжал я неумолимо. — Хорошо. Кто займёт их место на стенах? Вы? Ваши последователи? Вы готовы умереть первыми, прикрывая брешь в обороне?

— Это угроза⁈ — взвизгнул чужак.

Я усмехнулся:

— Нет, что вы. Угрозу вы бы не перепутали. — Мой голос стал ледяным. — Если вы продолжите сеять смуту в моём остроге во время осады, я вздёрну вас на ближайшем суку как предателя, провокатора и диверсанта.

Проповедник побледнел, отшатнувшись.

— Вот это угроза, — спокойно пояснил я. — Видите, как сильно они отличаются?

В толпе раздались нервные смешки. Напряжение начало спадать — люди видели, что их «пророк» обычный трус.

— Предлагаю проверить вашу веру, — я сделал последний шаг. — Через десять минут вы возглавите вылазку против Бездушных. Без магического оружия, без защитных амулетов. Только крест и молитва. Покажите чудо — и я первый признаю вашу правоту.

Варфоломей нервно облизнул губы, явно не горя желанием принимать такое щедрое предложение.

— Или второй вариант, — добавил я. — Прямо сейчас поклянитесь на Библии, что ваши слова продиктованы только заботой о людях, а не личными мотивами. Отец Макарий, у вас же найдётся Святое Писание?

— Конечно, — пробасил великан, доставая небольшую походную книгу.

Это была ловушка, и Честнов попался. Он охотно потянулся к Библии, которую протянул отец Макарий, — видимо, решил, что солгать проще, чем идти на Бездушных.

Но когда его пальцы коснулись кожаного переплёта, я активировал Императорскую волю на полную мощность:

— Хватит лжи, — мой голос прогремел с такой силой, что ближайшие зрители попятились. — Говори правду!

Аура власти обрушилась на Варфоломея подобно горному обвалу. Его глаза расширились, тело задрожало.

— Кто ты на самом деле такой? Какова твоя истинная цель?

Под давлением моей воли проповедник сломался. Слова полились из него потоком:

— Иннокентий Дурносвистов, так меня зовут, — выдавил он, борясь с каждым словом. — Я… я не окончил семинарию! После… устроился служкой в храм под новым именем, но и там… попытался ограбить ризницу. Меня выгнали… — он задыхался, пытаясь сопротивляться, но Императорская воля была неумолима. — Здесь я увидел шанс! Власть над людьми… Они слушают меня, верят! Я могу стать кем-то важным!

Толпа ахнула. Кто-то из бывших последователей Варфоломея выругался.

— Зачем пришёл сюда? — продолжал я давить.

— Бежал от Гона… Внутрь города не пустили… Захотел… захотел власти, — слёзы текли по лицу проповедника. — Эти дураки… так легко верят… Я бы стал их духовным лидером… они бы кормили меня, слушались…

— Почему именно маги? — надавил я. — Почему ты пытаешься выставить виноватыми их?

И тут произошло странное. Варфоломей замер, его глаза остекленели. Он открывал и закрывал рот, как рыба на берегу, но не мог произнести ни слова. По его лицу пробежала судорога, сменившись искренним замешательством:

— Я… не знаю. Это казалось правильным… логичным… Маги всегда виноваты, разве не так? Они…

Он осёкся, схватившись за голову. Что-то было не так. Эта идея явно не принадлежала ему — слишком уж растерянным он выглядел.

Я усилил магическое зрение и теперь ясно видел — по краям ауры Варфоломея действительно вились чужеродные нити. Тонкие, почти невидимые, но несомненно присутствующие. Ментальное воздействие.

Кощей!

Лорд Бездушных не явился лично, но сумел дотянуться своей волей до слабого, алчного человека. Подсадил идею, как семя, и позволил ей прорасти.

Я мгновенно активировал заклинание Крепость духа, расширив его действие на всех присутствующих. Резерв ухнул вниз. Серебристое сияние вырвалось из моих ладоней, расширяясь подобно волне. Оно накрыло сначала Дурносвистова, затем его последователей, потом всю толпу, отсекая любое внешнее ментальное воздействие.

Эффект был мгновенным. Варфоломей покачнулся, схватившись за голову. Несколько человек из его паствы вскрикнули, словно пробудившись от дурного сна. Они озирались по сторонам с растерянными, шокированными лицами.

— Что… что происходит? — пробормотал один из них. — Где мы? Почему мы здесь?

Повернувшись к толпе, я объявил:

— Вот ваш ответ, люди Угрюма! Лидер Бездушных пытался разрушить нас изнутри. Он нашёл слабого, алчного человека и вживил ему в голову идею раздора. Ваш «пророк» — не мудрец и не благодетель, а всего лишь недалёкий глупец. Жертва собственной жадности, которой воспользовался враг.

Варфоломей упал на колени, всё ещё держась за голову:

— Что… что со мной было? Я помню свои мысли, но они словно… не мои?

Я посмотрел на него сверху вниз:

— Ты позволил гордыне и жажде власти открыть твой разум для врага. Но я не стану тебя казнить. Отправишься к отцу Макарию — он научит тебя истинному служению Богу и людям.

Священник шагнул вперёд, его массивная фигура нависла над проповедником:

— Будешь вставать с первыми петухами на утреннюю молитву, — басом произнёс Макарий. — Научу тебя смирению и покаянию. А пока будешь каяться — руки должны трудиться.

— А трудиться будешь в лазарете, — продолжил я. — Станешь помогать доктору Альбинони, как это делают сёстры милосердия в некоторых княжествах. Будешь ухаживать за ранеными, выносить судна, перевязывать гнойные раны, кормить тех, кто не может держать ложку. Увидишь настоящие страдания и научишься настоящему состраданию.

Иннокентий поднял на меня полные слёз глаза:

— Я… я не умею…

— Научишься, — отрезал я.

— И не вздумай отлынивать, — добавил отец Макарий, сжимая кулаки размером с небольшие окорока. — Я лично прослежу. Попробуешь сбежать от работы или снова начнёшь смущать умы людей — отправишься на стену с дубиной в руках. А там Бездушные быстро проверят крепость твоей веры. Понял меня, сын неразумный?

— П-понял, отче, — пролепетал Дурносвистов.

— То-то же, — удовлетворённо кивнул священник. — Каждое утро — молитва со мной, каждый день — честный труд в лазарете, каждый вечер — покаянные размышления о том, как дошёл до жизни такой. И никаких проповедей, пока я лично не решу, что ты готов.

Макарий ухватил Варфоломея за шиворот и потащил в сторону часовни.

Обведя взглядом собравшихся, я добавил:

— А тем, кто искренне верит и хочет помочь — милости прошу к отцу Макарию на настоящую службу. Молитесь за нас, поддерживайте раненых, помогайте в лазарете. Бог помогает тем, кто сам действует. И помните — враг коварен. Он бьёт не только когтями и клыками, но и пытается отравить наши души сомнениями и раздором. Будьте бдительны.

Толпа начала расходиться, пытаясь осмыслить произошедшее.

Кощей сделал ход. Тонкий, умный, опасный. Не прямая атака, а попытка разрушить нас изнутри. И он почти преуспел.

Я догнал их двоих уже у входа в часовню:

— Отец Макарий, дайте нам минуту.

Священник вопросительно посмотрел на меня, но отпустил ворот Варфоломея и скрылся внутри. Проповедник стоял передо мной совершенно раздавленный — плечи опущены, взгляд потухший, всё тело словно обмякло.

Я неодобрительно глянул на него и снова призвал Императорскую волю, но на этот раз мягче, целенаправленнее:

— Слушай волю мою, Иннокентий, — использовал я его настоящее имя, заставив вздрогнуть. — Каждый раз, увидев страдания других, ты вспомнишь, как сам их умножал, и сделаешь всё возможное, чтобы эти страдания облегчить. Но если попытаешься вновь злоупотребить верой — ты будешь чувствовать тошноту от собственных слов, когда станешь оправдывать жестокость. Твой голос будет срываться, когда попытаешься сеять раздор между людьми. И когда захочешь собрать толпу против кого-то — вспомнишь, как сам стоял перед такой толпой, и душа твоя задрожит от стыда.

Императорская воля вплелась в его сознание тонкими серебристыми нитями. Иннокентий дёрнулся, его глаза расширились:

— Что… что вы со мной сделали? — прохрипел он, хватаясь за голову. — Я чувствую… что-то внутри…

— Дал тебе то, чего не хватало — совесть, — ответил я. — Настоящую, а не показную. Теперь иди с отцом Макарием.

Дурносвистов попытался что-то сказать, но слова застряли в горле. Он смотрел на меня со смесью страха и непонимания, словно не мог осознать, что именно произошло, но всё же шагнул внутрь помещения, пропитанного запахом благовоний.

Мои приказы не превратили Иннокентия в безвольную марионетку — он сохранил свободу выбора, способность думать и действовать самостоятельно. Я лишь создал внутренние ограничители, которые не позволят ему повторить прежние ошибки.

Масштаб его проступка оправдывал такие меры. Этот человек едва не развалил оборону острога изнутри в самый критический момент, и по законам военного времени я имел полное право казнить его. Сколько людей могло погибнуть, если бы его последователи действительно попытались изгнать магов? Сколько жизней оборвалось бы, появись брешь в нашей обороне?

Нет, я поступил правильно. Дал ему шанс на искупление и одновременно защитил острог от повторения подобного. Пусть теперь каждый раз, видя раненого в лазарете, Иннокентий вспоминает, что мог стать причиной новых ран.

Возможно, через годы из него действительно выйдет достойный человек. А если нет — что ж, по крайней мере, он больше не сможет причинить вред другим своими проповедями.

Матвей Крестовский вышел из лаборатории Зарецкого, аккуратно закрыв за собой дверь. В руках он держал небольшой свёрток с боевыми эликсирами. Метаморф был не в лучшей форме после очередной бессонной ночи, проведённой в кошмарах о прошлом Гоне, но приказ воеводы не пить помогал держаться.

Узкие улочки острога тонули в полночном сумраке. Матвей зевнул, прикрыв рот свободной рукой, и не заметил, как из переулка выскользнули три фигуры.

— Вот он, сучий колдун!

Удар дубиной пришёлся Крестовскому по спине. Свёрток полетел на землю, склянки со звоном покатились по булыжникам. Матвей качнулся, но устоял, медленно повернувшись к нападавшим. Его глаза сузились.

Три фигуры с обмотанными тряпками лицами размахивали дубинами и вилами. Самый крупный из них ткнул пальцем в разбитые склянки:

— Знаем мы, что ты варишь в своём вертепе, Зарецкий! Дьявольские зелья! Из крови младенцев!

Матвей замер:

— Из чего?

— Не прикидывайся! — второй нападавший ткнул вилами в воздух. — Варфоломей нам всё рассказал! Ты по ночам крадёшь детей и высасываешь их кровь для своих мерзких отваров!

— И превращаешь лягушек в Бздыхов! — добавил третий, самый молодой.

— Лягушек в Бздыхов? — Крестовский покачал головой. — Это новое. А ещё что я делаю?

— Танцуешь голым при луне с ведьмами! — выпалил молодой.

— И ешь сырые сердца ворон! — подхватил второй.

— И спишь в гробу! — добавил первый.

Матвей расхохотался:

— Ну если я всё это успеваю, то я просто молодец! Только вот проблема, парни. Я не Зарецкий.

— Врёшь! Мы видели, как ты вышел из лаборатории!

— Ну да, вышел. Я там зелья забирал. От настоящего Зарецкого. Который, кстати, весит килограммов пятьдесят и очки носит. А я вешу под центнер. Вы что, совсем слепые?

Нападавшие переглянулись. В темноте действительно было плохо видно.

— А… а кто ты тогда? — неуверенно спросил молодой.

— Крестовский. Матвей. Тот самый, который может превращаться в разных тварей и отрывать людям головы.

Повисла пауза.

— Ой, — пискнул кто-то.

— Вот именно «ой», — кивнул Матвей, и его тело начало меняться.

Он не стал выбирать конкретную форму — просто усилил то, что нужно для драки. Руки удлинились, покрывшись короткой жёсткой шерстью, пальцы превратились в когти, челюсть выдвинулась вперёд, обнажая внушительные клыки. Спина сгорбилась, мышцы вздулись буграми. Получилось что-то среднее между человеком и неопределённым хищником — жуткое, но эффективное.

— МАМОЧКИ! — взвизгнул молодой и попытался убежать.

Матвей прыгнул, одним движением сбив его с ног. Парень покатился по земле, теряя вилы.

— Братцы, спасайте! Оборотень! — завопил он.

Второй нападавший замахнулся дубиной, но Крестовский перехватил её когтистой лапой, играючи переломил и дёрнул остатки оружия на себя. Мужик по инерции полетел вперёд, врезавшись лицом в мохнатую грудь метаморфа.

— Фу, от тебя луком воняет, — проворчал Матвей и вбил оппонента в землю по самые ноздри.

Третий, самый крупный, попытался ткнуть «монстра» вилами, но метаморф отбил острый конец в сторону и, схватив нападающего за шкирку, как щенка, приложил того о стену. Жалобно треснули доски. Ещё более жалобно засипел незнакомец.

— Не убивай! Мы не знали! Мы думали, ты тощий очкарик! — заверещал он, пытаясь отползти.

— А тощего очкарика убивать можно было? — прорычал Матвей, нависая над ним.

— Нет! То есть да! То есть… Мы не убивать! Мы просто поучить хотели!

— Вилами?

— Это… для острастки!

Крестовский вернул человеческий облик и почесал затылок:

— Логика у вас железная. Ладно, вставайте, придурки. Пойдёте к командиру дружины объясняться.

— Может, договоримся? — заискивающе протянул молодой, поднимаясь на четвереньки. — Мы же по глупости…

— По глупости? — Матвей пнул валяющуюся на земле дубину. — А если бы тут правда был Зарецкий? Забили бы насмерть человека, который сутками не спит, делая зелья для защитников?

— Но ведь кровь младенцев… — пролепетал второй, вытирая разбитый нос.

— КАКАЯ КРОВЬ МЛАДЕНЦЕВ, КРЕТИН⁈ — заорал Крестовский так, что с ближайшей крыши взлетели заснувшие на кровле голуби. — Любая основа для зелий — это спирт!

— Но Честнов сказал…

— Если я узнаю, кто этот Честнов и где он сидит, я ему ноги повыдёргиваю!

Слушатели побледнели. Метаморф рявкнул:

— Так, хватит болтать. Руки за голову, шагом марш к Борису.

Процессия двинулась по улице. Впереди шли трое горе-инквизиторов с руками за головой, сзади — Матвей, подбирающий уцелевшие склянки.

— Смотрите под ноги, — предупредил он. — Наступите на эликсир — заставлю вылизывать с булыжников. Это ж надо было столько добра перевести…

У дома командира дружины Крестовский заколотил в дверь:

— Борис! Открывай! К тебе тут клоуны приехали! Без колпаков, но с вилами!

Дверь распахнулась. Заспанный Борис в исподнем выглянул на улицу:

— Матвей? Что за шум?

— Принимай охотников на ведьм, — метаморф подтолкнул ближайшего вперёд. — Эти герои решили спасти острог от дьявольских зелий. Караулили у лаборатории Зарецкого, чтобы проучить его. Только вот вместо тощего алхимика нарвались на меня.

Борис потёр переносицу:

— Они что, совсем дебилы?

— А то! — радостно подтвердил молодой нападавший, потом спохватился: — То есть нет! Мы просто перепутали в темноте!

— Перепутали Александра с Матвеем? — Борис окинул взглядом высокую и широкоплечую фигуру метаморфа. — Это как слона с мышью перепутать.

— Темно было, — пробурчал крупный.

— Ладно, хватит цирка, — вмешался Матвей. — Забирай их. В карцер до утра, пусть с ними воевода разбирается.

Матвей изучил оставшиеся целые склянки — из полудюжины уцелело две штуки.

— Зарецкий меня убьёт, — вздохнул он, направляясь домой. — Или расплачется. Что хуже — ещё вопрос.

Я проверял вечерний обход постов, когда заметил у северной стены Василису, прислонившуюся к парапету. Она массировала виски, и в свете факелов я разглядел тёмные круги под её глазами — гораздо глубже, чем ещё утром.

— Всё в порядке? — спросил я.

— Да, просто… — она поморщилась. — Словно кто-то иглами в мозг тычет.

Она замолчала, глядя куда-то сквозь меня. По её щеке медленно поползла струйка крови из носа.