Император Пограничья 8

Глава 1

Я резко оборвал связь со Скальдом, и окружающий мир вернулся в привычные рамки человеческого восприятия. В ушах ещё звенело от перегрузки — птичье зрение всегда давалось тяжело, а уж когда между нами пролегало такое расстояние… Я потёр виски, прогоняя остаточную дезориентацию.

Море Бездушных. Именно море — другого слова не подобрать. Тысячи и тысячи тварей, движущихся организованными потоками к княжествам. В прошлой жизни я видел орды кочевников, накатывающие на границы империи, но даже они не шли такими плотными массами. И главное — эта проклятая организованность. Бездушные не должны так двигаться. Они — хаос, воплощённое безумие, жаждущее только разрушения. А тут… словно невидимый полководец направляет их марш.

Я прикинул в уме цифры. Патронный цех за последние недели выдал на-гора четыреста тринадцать тысяч патронов. Казалось бы, невероятное количество, но на самом деле это давало всего лишь по четыре тысячи патронов на каждый из сотни с лишним стволов…

Воспоминания о битве у Копнино дали неутешительный ответ. Там мы расстреляли почти семь тысяч патронов, чтобы положить примерно четыреста пятьдесят тварей, из них около полусотни Стриг. Хороший результат для первого серьёзного столкновения, но расход боеприпасов заставлял задуматься. И трофеи, конечно, были неплохие — девятьсот тридцать два крошечных кристалла, восемьдесят девять малых. Я быстро подсчитал в уме: около тысячи восьмисот двадцати пяти с половиной рублей. Солидная сумма, но какой ценой…

Амулет связи на груди внезапно нагрелся, и голос дежурного дозорного ворвался прямо в сознание:

— Воевода, срочно! Все Предвестники исчезли! Повторяю — ни одного Предвестника в радиусе наблюдения!

Разум мгновенно переключился на боевой режим. Значит, началось. Исчезновение Предвестников — последний сигнал перед активной фазой Гона. Эти жуткие создания, наблюдавшие за нами последние дни, выполнили свою задачу разведчиков и отступили перед основными силами.

— Включайте систему оповещения, — приказал я через амулет. — Всех с полей — немедленно в острог. Боевая тревога!

Не дожидаясь ответа, я выбежал из дома. Над полями уже разносился пронзительный вой сирен — благо, мы установили их в достаточном количестве за стенами острога. Люди на полях хватали инструменты и бежали к воротам. Кто-то тащил мешки с собранным урожаем, но большинство просто спасали жизни.

У восточных ворот творилось столпотворение. Крестьяне толпились, пытаясь протиснуться внутрь, дружинники кричали, призывая к порядку. И вдруг среди общего гама я услышал детский плач — пронзительный, отчаянный, режущий слух.

Я протолкался сквозь толпу. У самых ворот молодая женщина прижимала к груди мальчика лет пяти, который заходился в истерике.

— Дружок! Где мой дружок! — надрывался ребёнок, вырываясь из материнских объятий.

— Тише, Митенька, тише, — женщина гладила его по голове, но в её глазах читался ужас. — Твой друг… он ушёл. Ему нужно было уйти.

Я присел на корточки перед ними. Предвестники. Проклятье, некоторые дети привязывались к этим тварям, не понимая их истинной природы. Для ребёнка это был просто необычный друг, который вдруг исчез.

— Эй, воин, — негромко позвал я мальчика. Тот повернул ко мне заплаканное лицо. — Твой друг ушёл выполнять важное задание. Он же был разведчиком, правда?

Мальчик кивнул, всхлипывая.

— Вот видишь. А разведчики не могут оставаться на одном месте долго. Когда-нибудь, когда всё закончится, может быть, вы ещё встретитесь.

Вранье, конечно. Но что я мог сказать пятилетнему ребёнку? Что его «друг» был тварью из кошмаров, высматривавшей слабые места в нашей обороне?

Кстати, мальчишку я запомнил. Стоит в будущем обязательно проверить его на магические способности. Такая тесная эмоциональная связь с бездушным вряд ли может возникнуть на пустом месте.

Женщина благодарно кивнула мне, уводя успокоившегося мальчика. Я выпрямился и огляделся. Поток беженцев с полей уже иссякал, последние группы торопливо проходили в ворота. Дружинники наводили порядок. Нужно было проверить готовность больницы.

Я быстрым шагом направился к новому зданию лазарета. Внутри царила организованная суета — медицинский персонал готовился к худшему. Доктор Альбинони стоял посреди приёмного покоя, отдавая распоряжения двум помощницам.

— Прохор Игнатьевич! — заметив меня, итальянец обернулся. — Как раз хотел доложить. Развёрнуто тридцать дополнительных коек, операционная подготовлена, весь персонал на местах.

— Отлично, доктор. А Анфиса как справляется?

— О, эта девушка — настоящее сокровище! — в глазах Джованни вспыхнул энтузиазм. — С её даром Эмпата она сможет успокаивать самых тяжелораненых людей, облегчая оказание им помощи. Сейчас проверяет запасы обезболивающих зелий.

Альбинони провёл меня дальше, показывая подготовленные палаты. Потом остановился и понизил голос:

— Кстати, Прохор Игнатьевич, я получил весточку. Отец Макарий передал ответ из Покровского монастыря.

— И?

— Варвара жива и здорова, — доктор не мог скрыть облегчения в голосе. — Игуменья Серафима пишет, что mio amato проводит дни в молитвах и пении. Её голос по-прежнему прекрасен. И ещё… — он замялся, — Варвара пишет, что не держит зла за судьбу семьи и благодарна, что женщины и дети остались невредимы. Она понимает — каждый пожинает то, что посеял. Варвара рада, что я жив и надеется встретиться после… после всего этого.

В его глазах блеснули слёзы. Я положил руку ему на плечо.

— Вы обязательно встретитесь, Джованни. Мы переживём этот Гон, и я лично позабочусь, чтобы Варвара смогла покинуть монастырь, если захочет.

— Grazie, — выдохнул итальянец. — Спасибо вам за всё. Если бы не вы, я бы до сих пор гнил в долговой тюрьме. А теперь… теперь у меня есть надежда.

Я кивнул и направился к выходу. У дверей больницы обернулся — Альбинони уже вернулся к работе, проверяя хирургические инструменты. Хороший человек. И Варвара, судя по всему, тоже. Жаль, что им пришлось пострадать из-за алчности её семьи.

Выйдя на улицу, я увидел, что ворота острога уже закрываются. Массивные створки медленно сходились, отсекая Угрюм от внешнего мира. Скоро, очень скоро эта преграда подвергнутся настоящему испытанию.

Глядя на спешащих в безопасное место людей, я знал — мы готовы. Не идеально, но готовы настолько, насколько вообще можно подготовиться ко встрече с кошмаром.

Народу на улицах было немного — большинство уже заняло свои позиции или укрылось в цитадели. И тут моё внимание привлёк громкий спор возле одного из домов.

— Дед Архип, да пойдёмте же! — уговаривал молодой дружинник седобородого старика, упиравшегося посреди улицы. — Боевая тревога же!

— Какая ещё тревога? — возмущался дед, размахивая клюкой. — Я только за солью вышел! Ты чего, Митька, меня в подвал загнать хочешь? Я тебе ещё пелёнки менял!

— Послушайте, — я подошёл ближе, — Бездушные идут. Вам нужно в цитадель.

Старик прищурился, разглядывая меня.

— А ты кто такой будешь, милок? Чего командуешь тут?

Митька закатил глаза.

— Дед, это ж воевода! Прохор Игнатьевич!

— Какой ещё воевода? — Архип недоверчиво покачал головой. — Воевода у нас Савелий был, царствие ему небесное. А этот… молодой больно для воеводы.

Я невольно усмехнулся.

— Савелий давно помер. Я теперь воевода.

— Помер? — старик нахмурился. — Да я его вчера видел! На завалинке сидел, трубку курил!

Митька тяжело вздохнул.

— Дед, ну какое вчера… Вы его полгода назад видели в последний раз.

— Не ври мне, щегол! — Архип стукнул клюкой о землю. — Я хоть и старый, но не слепой! Вчера было вчера!

Времени на долгие уговоры не было. Я мягко взял старика под локоть.

— Архип, а давайте так. Вы со мной в цитадель пойдёте, а я вам там соли дам. Целый мешочек. И табаку для трубки.

Старик заинтересованно посмотрел на меня.

— Табаку, говоришь? А какой табак-то?

— Самый лучший. Из Посада привезённый.

— Ну… — дед задумался. — Если табак хороший… Только я ненадолго! Мне ещё к Марфе зайти надо, муки занять.

— Обязательно зайдёте, — заверил я, осторожно направляя его к цитадели. — Как всё закончится, сразу к Марфе.

— А что закончится-то? — невинно спросил Архип.

Митька чуть не застонал от отчаяния. Я похлопал парня по плечу — мол, я сам доведу. По дороге дед Архип ещё трижды забывал, куда мы идём, дважды пытался вернуться за несуществующей солью и один раз уверял меня, что я его внук Степан, которого он «сразу узнал по родинке на щеке». Родинки у меня, разумеется, не было.

Сдав старика дежурным у входа в цитадель с наказом дать ему соли и табаку, я направился к казармам. То, что я там увидел, заставило меня остановиться.

На ступенях казармы сидело с десяток бойцов — все бывшие Стрельцы. Перед каждым лежал лист бумаги, в руках — огрызки карандашей. Они писали.

Сержант Панкратов, медленно выводил буквы, время от времени облизывая карандаш. Рядом один из ветеранов помогал молодому бойцу с формулировками — парень был из простых крестьян, грамоте обучился уже в дружине.

— «Любимая моя Настенька», — диктовал себе под нос Ефрем Кузьмич. — «Если читаешь это письмо, значит…»

Он замолчал, покусывая карандаш. Потом решительно продолжил писать.

Я знал, что происходит. Последние письма. На случай, если не вернутся. Среди простолюдинов грамотных было мало, но эти — бывшие Стрельцы, профессиональные воины. Их учили не только драться, но и писать рапорты. Теперь этот навык служил другой цели.

Медведев — не тот, что погиб в Сергиевом Посаде, а его однофамилец — аккуратно складывал исписанный лист в треугольник. На обороте вывел: «Жене Глаше и детям. Вскрыть, если не вернусь».

Я прошёл мимо, стараясь не мешать. Это было их право — оставить последние слова. В моей прошлой жизни воины перед битвой тоже писали письма, только тогда это делали писари под диктовку. Здесь же каждый сам выводил слова, вкладывая в кривые буквы всю душу.

Тем временем, я двинулся дальше, к центру острога. Там, на небольшой площади перед домом воеводы, возвышалась каменная стела. Три метра серого гранита, строгие линии, никаких украшений. Только имена.

Подойдя ближе, я провёл рукой по высеченным буквам. Первыми шли Евдоким Попов из Дербышей и Фома Михайлов из Овечкино — павшие при зачистке Мещёрского капища.

Ниже — Пётр Хлынов и Василий Замятин. Погибли, когда польские наёмники атаковали острог. Хлынов попал под огненное заклинание. Замятин пал у ворот от случайной пули.

Ещё ниже — свежие имена. Николай Медведев и Степан Лосев. Эти пали не здесь, а в поместье Уваровых. Наёмники Коршунова, не жители Угрюма, но отдавшие жизни за наше общее дело. Я сам распорядился высечь их имена — они заслужили.

И последние — Михаил Сурков и Пётр Ивашин, герои битвы под Копнино. Сурков спас жизнь Надежды Кронгельм, приняв на себя удар Стриги. Ивашин поскользнулся в мокрой от крови траве, и оказался выдернут за пределы защитников. Досадная случайность, которая, как часто и происходит, определяет дальнейшую судьбу человека.

Восемь имён. Восемь жизней. Восемь историй, оборвавшихся ради того, чтобы другие могли жить.

Я опустился на одно колено перед стелой. В прошлой жизни я потерял тысячи воинов, целые полки гибли по моему приказу. Но легче от этого каждая новая смерть не становилась. К тому же, здесь я знал каждого. Помнил, как Попов хвастался новорожденным сыном, как Замятин мечтал открыть собственную кузню, как Сурков учил молодых метко стрелять…

— Клянусь, — произнёс я негромко, но твёрдо. — Клянусь своей кровью и честью. Ваша смерть не была напрасной. Я защищу Угрюм. Защищу ваши семьи. Ваши дети вырастут свободными, не зная страха перед Бездушными или беспощадными аристократами. Ваши вдовы не будут знать нужды. Ваши имена не забудут.

Ветер пронёсся по площади, зашелестел последними листьями на деревьях. Словно отклик. Словно согласие.

Я поднялся, ещё раз окинув взглядом имена. Скоро, вероятно, добавятся новые. Но я сделаю всё, чтобы их было как можно меньше. Всё, что в моих силах, и даже больше.

Потому что эти люди поверили мне. Пошли за мной. Умерли за дело, которое я начал.

И я не имею права их подвести.

От памятника павшим я направился прямиком к лаборатории. Зарецкий должен был находиться там — алхимик практически не покидал своё рабочее место последние дни.

— Александр! — окликнул я его от порога.

Алхимик поднял голову от колб. Под глазами залегли тёмные круги, но взгляд горел привычным исследовательским азартом.

— Прохор Игнатьевич! Как раз заканчиваю последнюю партию.

— Стимуляторы готовы?

— Три сотни доз, — с гордостью кивнул Зарецкий, указывая на аккуратные ряды стеклянных ампул. — Для каждого бойца по три варианта: сила, скорость или выносливость. Эффект продержится два-три часа, побочек минимум. Только сильная усталость после, но это лучше, чем смерть.

Я взял одну из ампул, рассматривая мутноватую жидкость внутри.

— Начинай выдачу. Каждый боец должен получить по одной дозе каждого типа. Принимать строго по моей команде через амулеты связи.

— Понял, — Александр уже доставал списки личного состава. — Кстати, для магов я подготовил особые версии. Они не конфликтуют с использованием магии, что было непростой задачей…

Я похлопал его по плечу, прерывая технические подробности.

— Отличная работа. Ты спасёшь много жизней сегодня.

Выходя из лаборатории, я едва не столкнулся с группой подростков. Пятеро парней лет четырнадцати-пятнадцати, все при оружии — кто с дедовским ружьём, кто с топором дровосека.

— Воевода! — выступил вперёд самый рослый, веснушчатый паренёк. — Мы тоже хотим на стены! Мы умеем стрелять, отцы учили!

Я узнал его — Данила, сын покойного Хлынова.

— Нет, — отрезал я.

— Но почему? — возмутился другой подросток, худой и нескладный. — Мы же не маленькие! Можем драться!

— Можете, — согласился я. — Но не будете. Ваше место в цитадели.

— Это нечестно! — Данила стиснул кулаки. — Мой отец погиб, защищая Угрюм! Я имею право отомстить за него!

Терпение лопнуло. Я рявкнул так, что парни попятились:

— В цитадель! Живо! Ещё одно слово — и я прикажу вас связать и отнести туда!

Они переглянулись, но мой тон не оставлял места для споров. Понурив головы, подростки поплелись к цитадели. Только Данила обернулся на ходу, и в его глазах я увидел не обиду, а понимание. Умный парень. Поймёт, когда подрастёт, что я спас ему жизнь.

Сейчас в Цитадели собрали всех, кто не будет участвовать в отражении штурма. Естественно я знал, что гон продлится не один день и даже не одну неделю. Угрюму придётся вернуться к своей обычной жизни, с учётом постоянной угрозы снаружи.

Но первый натиск не зря считается одним из самых опасных. Это будет проверка боем всей нашей учёбы, тренировок, систем обороны и фортификации. И если найдутся слабые места и возникнет прорыв, на улицах острога не должно остаться ни одного мирного жителя. Никто не должен попасть под случайный удар.

Цитадель встретила меня гулом сотен голосов. В залах собрались все, кто не мог держать оружие или приносить пользу иным образом — старики, женщины с детьми, раненые. И беженцы. Особенно беженцы из Сергиева Посада, впервые оказавшиеся лицом к лицу с Гоном.

— Мы все умрём! — причитала какая-то женщина, прижимая к себе двух малышей. — Твари сожрут нас всех!

— Говорят, они тысячами идут! — подхватил мужчина с перебинтованной рукой. — Как мы выстоим?

— Стены не удержат! В Сергиевом рассказывали, как двадцать лет назад целые города сметало!

Паника распространялась, как пожар. Дети плакали, заражаясь страхом взрослых. Даже некоторые местные жители начинали нервничать.

Я нашёл взглядом священника, который стоял возле икон, установленных на покрытом тканью столе, пытаясь успокоить наиболее взволнованных.

— Отец Макарий, — подошёл я к нему. — Нужна служба. Срочно.

Он понимающе кивнул.

— Сейчас сделаю.

Бородатый великан поднялся на возвышение и ударил в небольшой колокол. Звон разнёсся по залам, заставляя людей обернуться.

— Братья и сёстры! — голос отца Макария, усиленный акустикой подземелий, разнёсся над толпой. — Соберитесь для молитвы!

Люди нехотя стали подтягиваться ближе. Отец Макарий начал службу — краткую, но проникновенную. Он говорил о вере, о защите Господней, о том, что Угрюм под покровительством высших сил. Постепенно паника стихала, сменяясь если не спокойствием, то хотя бы покорностью судьбе.

Когда священник закончил основную часть, я шагнул вперёд.

— Отец Макарий, благословите защитников.

Он окропил меня святой водой, осеняя крестным знамением. Я встал перед собравшимися. Сотни глаз смотрели на меня — испуганных, но всё ещё надеющихся.

— Жители Угрюма, — начал я, и мой голос благодаря амулету связи разнёсся не только по цитадели, но и достиг каждого бойца на стенах. — Я не буду врать вам. Да, Бездушные идут. Да, их много. Больше, чем мы видели раньше.

По толпе пробежал ропот. Я поднял руку, призывая к тишине.

— Но я скажу вам кое-что ещё. За последний год мы превратили обычную деревню в крепость. Мы построили стены, которым позавидовал бы любой город. Мы вооружились так, как не снилось князьям. Мы готовились к этому дню, и мы готовы!

Голос креп с каждым словом.

— Посмотрите вокруг! Видите эти своды? Это не просто подвал — это цитадель, способная выдержать любую осаду. Видите людей рядом? Это не просто соседи — это единая община, где каждый готов защищать другого. Мы — не жертвы, дрожащие в ожидании смерти. Мы — воины! Мы — сила!

Кто-то в толпе крикнул:

— Угрюм своих не бросает!

— Верно! — подхватил я. — Угрюм своих не бросает! И сегодня мы это докажем. Каждый выстрел наших стрелков — это защита ваших детей. Каждый взмах меча наших воинов — это ваше будущее. Мы стоим между вами и тьмой. И клянусь своей жизнью — тьма не пройдёт!

Толпа взорвалась криками поддержки. Страх никуда не делся, но теперь к нему примешивалась решимость. Надежда.

Я кивнул отцу Макарию и направился к выходу. У дверей меня ждали мои ближайшие соратники — пора было проводить последнее совещание перед боем.

В доме воеводы за большим столом собрались все ключевые фигуры обороны. Отец сидел справа от меня, листая свои записи. Борис — слева, задумчиво постукивая пальцами по столу. Напротив расположились Василиса с Полиной, между ними — едва заметное напряжение соперничества, временно отодвинутое перед лицом общей угрозы в виде главы Северных Волков. Тимур изучал карту острога, Панкратов, Соколов и Безбородко негромко обсуждали расстановку бойцов. В углу примостился Захар, готовый записывать приказы. Ярослава Засекина стояла у стены, скрестив руки на груди — она предпочитала стоять на военных советах.

— Докладывайте, — начал я.

Борис встал первым.

— Сто двенадцать бойцов на стенах. Северные Волки заняли южный сектор, наши — остальные. Боеприпасов по четыре тысячи на ствол, плюс запас. Пулемётные гнёзда оборудованы, сектора обстрела размечены. Гранатомёты держим в резерве.

— Мои Волки готовы, — добавила Ярослава. — Кстати, воевода, неплохая речь была. Даже мои циники прониклись.

— Спасибо, княжна, — кивнул я. — Маги? — повернулся я к Тимуру.

— Шестнадцать боевых магов, включая нас, — ответил пиромант. — Тринадцать наших и трое из Северных Волков. Распределил по секторам, упор на тех, кто владеет заклинаниями массового поражения. Зарецкий с помощниками будут в тылу, готовые восполнять резервы. Эссенции теперь хватит за глаза.

— Василиса, как твои геоманты?

— Готовы, — княжна выпрямилась. — Вершинин с Сомовой займут северный участок, я с Вельским — восточный. Будем создавать препятствия и чинить бреши в стенах.

— Отлично. Полина?

— Три ведра воды на каждые десять метров стены, — отрапортовала гидромантка. — Ледяные заграждения смогу создавать быстро. Плюс готова помогать с ранеными, если Альбинони потребуется.

— Кузьмич, резервы?

— Тридцать человек в полной готовности, — ответил Панкратов. — Молодёжь и ветераны вперемешку. Могу перебросить в любую точку за две минуты.

— Хорошо. Захар, что с гражданскими?

— Все в цитадели, барин. Еды полно, воды достаточно. Паника вроде улеглась после вашей речи.

Я встал, обводя взглядом собравшихся.

— План простой. Держим стены. Экономим боеприпасы на Трухляках, концентрируем огонь на Стригах. Маги работают по крупным скоплениям. Если где-то прорыв — сигнал через амулеты, резерв выдвигается немедленно. Стимуляторы, как и заготовленные ловушки, применять только по моей команде. Вопросы?

Безбородко поднял руку.

— Если появятся Древние?

— Жнецами я займусь лично. Остальные держат мелочь.

Кивки вокруг стола. Все понимали расклад.

— По местам, — скомандовал я.

И добавил про себя: «Да хранит нас Всеотец».

Один за другим командиры покидали комнату. Последним задержался Игнатий Платонов.

— Прохор, — он положил руку мне на плечо. — Что бы ни случилось, я горжусь тобой.

— Спасибо, отец.

Когда все разошлись, я поднялся на стену. Картина открылась впечатляющая и тревожная одновременно. Бойцы занимали позиции, проверяли оружие, перешёптывались. У каждого свой ритуал перед боем.

Гаврила методично протирал ствол своей снайперской винтовки, бормоча под нос старую охотничью молитву. Евсей рядом раскладывал патроны ровными рядками — по десять в каждом. Его губы беззвучно шевелились, отсчитывая.

Молодой боец — кажется, из числа должников, выкупленных в Сергиевом Посаде, — трясущимися руками доставал из кармана помятую фотографию. Жена и маленькая дочь улыбались с выцветшего снимка. Парень поцеловал фото и спрятал обратно.

Евдоким Соколов сплюнул через стену и достал кисет с табаком. Его сосед, седоусый ветеран, молча протянул огонёк. Они курили молча, глядя на север. Кучкующиеся вокруг своего командира Валькирии морщили носы и показательно махали ладошками, разгоняя облако дыма.

Кто-то точил нож о камень — размеренные движения успокаивали нервы. Кто-то проверял магазины — в пятый раз за последние десять минут. Северные Волки на западной стене пели негромкую песню — что-то старое, походное, про дом и дорогу.

Панкратов обходил позиции, похлопывая бойцов по плечам, перекидываясь парой слов с каждым. Старый служака знал: перед боем важно не только оружие проверить, но и дух поддержать.

Ярослава Засекина стояла на своём участке стены, скрестив руки на груди. Ветер играл её волосами, а вплетённые в косу металлические кольца тихо позвякивали. Она заметила мой взгляд и чуть кивнула — между командирами слова не нужны.

Я достал свой амулет связи.

— Всем постам. Говорит воевода. Стимуляторы приготовить, но не применять до команды. Проверить сектора обстрела. И помните — Угрюм выстоит.

Десятки голосов откликнулись почти одновременно:

— Есть!

И тут я увидел их.

Сначала — просто тёмная полоса на горизонте. Потом она стала шире, ближе. Земля задрожала от тысяч ног. Казалось, что воздух должен наполниться воем, скрежетом, нечеловеческими криками, ведь враги должны подбадривать себя, вопя во всю глотку. Однако этим тварям был чужд страх, и потому они неслись безмолвно.

Волна Бездушных накатывала на Угрюм девятым валом.