И в болезни, и в здравии, и на подоконнике

Глава 29

Глава 29

- Итак, мы закончили вступительный курс… - целитель Бабингтон сложила домиком пухлые ладони. – И я составила приблизительный план терапии. Обсудим?

Стэн заставил себя не коситься на пустое место справа. Почему-то стало страшно, как в школе на объявлении результатов решающего теста, и присутствие союзника было бы дохрена кстати – но кое-кто очень умный объявил о самостоятельности и независимости.

Вот ебалай.

- Да, обсудим, - ровным голосом ответил Стэн.

- Прежде всего напоминаю: решение принимаете вы. Я просто перечислю варианты и объясню их преимущества и недостатки. Вы сами выберете те методы, которые покажутся более эффективными или более комфортными – словом, будете руководствоваться собственными соображениями. То, что вам не понравится, мы вычеркнем из списка.

- А если я выберу какую-нибудь бесполезную ерунду?

- Во-первых, бесполезную ерунду я в перечень терапевтических приемов не включаю. А во-вторых, самые эффективные приемы бессильны, если пациент им сопротивляется. Ну, за исключением методов принудительной терапии – но это не наш случай.

- А к кому применяют… методы принудительной терапии? – заинтересовался Стэн.

- К тем пациентам, которые могут навредить себе. Или другим. Вот если бы вы попытались проткнуть кого-нибудь кухонным ножом… - мягко улыбнулась Бабингтон.

А если не кухонным?

Стэн ответил на улыбку – и до боли сцепил руки в замок.

- Я понимаю. Так что же вы предлагаете?

- Самое просто и очевидное – медикаментозная коррекция. Вы будете принимать зелья.

- Да, конечно, - сдержанно согласился Стэн и мысленно проскакал пару кругов по комнате, размахивая помпонами, как чирлидерша под спидами.

- Раньше вы принимали седативный эликсир, - сверилась с блокнотом Бабингтон. – В принципе, выбор неплохой, я могла бы повторить назначение.

Да, да, да-да-да!

- Но седативный эликсир действует комплексно, а я хотела бы сохранить возможность дифференцированной коррекции. Поэтому я рекомендую комплекс из трех препаратов. Депрессию мы снимем счастливым отваром Лившица, тревожность и агрессивные эпизоды купируем зельем благорасположения. Перед сном вы будете принимать дремотную настойку, а на случай кошмаров – бальзам благодатных грез.

Стэн кивал, как механический болванчик. После двух недель без бальзама он кроличье дерьмо согласен был сожрать – лишь бы убрать из головы черную и ядовитую, как разлившийся мазут, хрень.

- Можно было подобрать снотворный препарат с комплексным эффектом, но я думаю, что нам нужно сепарировать симптомы. Возможна ситуация, когда бессонница уйдет, а кошмары останутся, или наоборот. Вы согласны?

- Да, совершенно. Сепарация – это очень важно.

Бабингтон странно посмотрела на Стэна, черкнула что-то в блокноте и отложила ручку.

- Я рада, что наша оценка ситуации совпадает. Теперь о немедикаментозной коррекции. В Большом мире практикуют вербальную проработку травмирующих эпизодов. Стэн, вы представляете, какие механизмы лежат в основе посттравматического стрессового расстройства?

- Ну, я читал… - Стэн нахмурился, восстанавливая в памяти статью из «вики». – Депрессия, бессонница, панические атаки, деперсонализация…

- Все верно, у вас отличная память, Стэн. Но вы перечислили симптомы, а я говорю о механизмах. Вы не против небольшой лекции? Постараюсь, чтобы она не была скучной.

- Обожаю лекции, - соврал Стэн. – Рассказывайте.

Бабингтон глубоко вдохнула, отчего ее грудь колыхнулась, как атомный ледокол на высокой волне.

- Итак… В момент опасности любое мыслящее и чувствующее существо пугается. Это естественная реакция, неотъемлемый элемент механизма самосохранения. В норме ситуация развивается так: мы пугаемся, отрабатываем программу «беги или сражайся», а потом успокаиваемся. Но иногда реализовать встроенную эволюцией программу нельзя. Мы не можем ни бежать, ни сражаться. К примеру, я лечу на метле на высоте трех тысяч футов, и левитирующие чары вдруг отказывают. Бежать мне некуда, сражаться не с кем. Все, что я могу – это падать и кричать. Пока все понятно?

- Да. Вполне.

- Естественный механизм переживания стресса очень прост: организм вырабатывает гормоны, которые стимулируют поведение, способствующее самосохранению. Называются они катехоламины. Когда такие гормоны попадают в кровь, мы быстрее бегаем, лучше деремся, не чувствуем боли и усталости. Вернемся к примеру с метлой. Я падаю на землю, надпочечники синтезируют катехоламины, и… ничего не происходит. Потому что я ничего не могу сделать. Если я все-таки выживу, то буду сидеть на земле, трястись и лязгать зубами. Это означает, что организм выжигает катехоламины, сбрасывая стрессовую активность. Тяжело, неприятно, но потом наступает облегчение – и приходит покой. Это в случае, если ситуация развивается нормально. Но если это не так… Катехоламины продолжают циркулировать в крови. Отсюда постоянная напряженность, тревожность, агрессия и прочие сомнительные удовольствия. Столкнувшись с такой проблемой, многие больные рассуждают вроде бы логично: надо успокоиться, и все пройдет. Семья и окружение их поддерживают: отвлекись, расслабься, повеселись, отдохни… Но эти методы не работают. Ограничить выработку катехоламинов усилием воли так же невозможно, как невозможно заставить свой желудок выделить литр желудочного сока. Эти процессы не контролируются извне, они автономны. Человек с ПТСР физически не способен успокоиться и расслабиться – ему не позволяет дисфункциональный гормональный фон. А поскольку он не может расслабиться – возникает стресс от хронической усталости. Который провоцирует активный синтез катехоламинов. Все, круг замкнулся. Вы меня понимаете?

- Понимаю, - Стэн почувствовал ту самую усталость – вызванную хроническим стрессом, который вызван дисфункциональным гормональным фоном, который вызван психологической травмой. Ох, ебаааать… - И что делать? Гормоны принимать, как беременным?

- Подождите. Сейчас мы разбираемся в том, как работает ПТСР. О методах лечения поговорим чуть позже – когда у вас будет вся необходимая информация. Мы продолжаем?

- Как будто у меня есть выбор… Конечно, продолжаем.

В течение следующих десяти минут Стэн узнал о работе мозга больше, чем за всю предыдущую жизнь. И радости это знание не принесло.

В момент травмирующей ситуации мозг буквально дэдосят входящие сигналы: что происходит, почему, как, куда бежать, что делать. Сознание подвисает, в нем воцаряется полный хаос – а решать надо, причем быстро.

Так оно все и было. Нихуя не понимаешь, но идешь и делаешь. Потому что в учебке накрепко вбили в рефлексы, и теперь тебе не нужно думать. Нужно действовать.

Перегруженные мозги записывают информацию в память – но записывают неправильно. Сознание не может разложить произошедшее по ячейкам так, как делает это в нормальных условиях. Оно пихает события ворохом, втыкает их куда попало – как будто прячет грязное белье в шкаф, чтобы не позориться перед гостями.

А потом начинаются проблемы. Любая ситуация, хоть как-то напоминающая первоначальную травму, втыкает кнопку PLAY. И человек воспроизводит реакцию, адекватную не текущему моменту, а стрессу – например, хватает пистолет и стреляет в прохожего. Или падает мордой в лужу, когда грузчики ящик со стеклотарой роняют. Стыдно было – пиздец. И куртку изгваздал.

Контролировать это так же сложно, как удержать себя на месте, если в голову летит булыжник. Отработаешь на голых рефлексах, только потом очнешься – и охуеешь. Над трупом. В кровище по уши.

- Травмированный человек осознает, что ему плохо, но почему плохо – не понимает. Одни уверены, что причина всех проблем – люди вокруг. Они злятся, отгораживаются от близких, хотят исправить неправильный мир.

Привет, Стэн. Ты официально ебнутый.

- Другие винят в происходящем себя. Они думают, что дело в дурном характере, слабости, безволии – находят в себе десятки недостатков. А это порождает ненависть к себе и чувство стыда.

Привет, Стэн – два. Да ты, чувак, собрал комбо.

Лучше бы в лотерею так везло.

- Разрушив социальные связи, человек усугубляет стресс – и уровень катехоламинов растет. Думаю, не стоит продолжать?

- Да, я все понял. Так что же со всем этим делать?

- В Большом мире практикуют проработку травмирующих эпизодов. То самое сакраментальное «давай, выговорись, тебе станет легче».

- Не станет.

- Вы удивитесь, Стэн, но все-таки станет. Если выговоритесь правильно. Вот смотрите: у вас в мозгу есть фотография травмирующего события. Но лежит она не там, где нужно, перевернута вверх ногами и скомкана. Из-за этого ваше сознание не может обработать информацию, которая содержится в фотографии, и постоянно спотыкается. Как вы думаете, что нужно сделать, чтобы изменить ситуацию?

- Достать фотографию и расправить, - Стэн задумчиво поджал губы. – Что, достаточно просто все обсудить? Я вам расскажу про Афган, и проблема решена?

- Увы, нет. Нужно не просто рассказать – нужно восстановить событие в деталях, со всеми сопутствующими эмоциями. По сути, вы должны пережить его, но в безопасной обстановке. Пережить, принять, осознать и отпустить. А поскольку речь идет о крайне тяжелых моментах вашей жизни….

- Нырять в это дерьмо мне не понравится, - брякнул Стэн и тут же устыдился собственной несдержанности. – Простите, мэм. Я неудачно сформулировал.

- Зато точно, - Бабингтон улыбнулась одними глазами. – Люди, страдающие ПТСР, всеми силами избегают воспоминаний о травмирующих моментах – это естественный механизм защиты. Вы не хватаетесь за раскаленную сковородку, потому что понимаете: будет больно. Вот и с воспоминаниями та же беда. Но обратите внимание: вы пришли работать в Управление магбезопасности на оперативную должность. Рискну предположить, что и до этого вы искали работу, связанную с боевыми ситуациями.

- Ну… В общем, да. И что?

- Вы подсознательно понимаете, что должны отработать травмирующие моменты, доиграть сценарий до нужной развязки. И поэтому создаете похожие ситуации – конфликты, агрессия, угроза жизни. Вот только этого недостаточно. Ни одна схватка с противником не принесет того облегчения, которое вы ждете.

- Хорошо, вы меня убедили. Если надо… Я буду вспоминать, - у Стэна заранее вспотели ладони, а под желудком заворочалось нечто, слепленное из обломков промерзшего бетона. Здравый смысл подсказывал, что ничего такого ужасного в небольшом обсуждении нет. Ну, расскажет он про службу, опишет какие-то там эпизоды. Стэн же все это видел – и не сбежал с воплями, не рехнулся, даже не обоссался. Значит, все нормально.

Но бетон все ворочался и ворочался, распространяя метастазы в желудок и кишечник.

- Процесс это нелегкий, но мы, к счастью, маги, – а следовательно, можем изменить естественный ход вещей. Если вы согласитесь, мы заранее выявим провоцирующие воспоминания и снизим их травмирующий эффект. Для этого я вмешаюсь в ваш мыслительный процесс и снижу активность некоторых участков мозга – только на время и только в отношении отдельных эпизодов памяти. После этого прорабатывать травмы будет намного проще. Как вам нравится мое предложение?

- Я… Мне… - Стэн поджал губы, закрыл глаза и глубоко вдохнул. Какого хуя он не взял на сеанс Деллу. Вот какого, блядь, хуя?! – Я не знаю. Мне надо подумать.

- Хорошо. Это серьезный вопрос, и мы никуда не торопимся. Думайте столько, сколько нужно.

- Есть еще какие-нибудь методы? Менее… - «дерьмовые» - хотел сказать Стэн, но вовремя прикусил язык. – Менее сложные?

- Да. Во-первых, вы можете научиться релаксации. Заставьте тело расслабиться – и часть напряжения уйдет.

- Контроль мыслей через тело, как у йогов? - обрадовался Стэн.

- Ничего не могу сказать о йогах, но суть вы уловили верно. Я так понимаю, метод релаксации вы одобряете.

- Шутите? Конечно! Бездельничать ради благой цели – это моя мечта.

Смех Бабингтон поражал воображение – раскатистый, громогласный, свободный, как полноводная река. Стэн неуверенно улыбнулся, чувствуя, что любая его реакция по определению не дотягивает до заданной планки.

Отсмеявшись, Бабингтон смахнула со щеки слезу и шмыгнула носом.

- Мне нравится ваше чувство юмора, Стэн. И поверьте моему опыту: люди, которые не утратили способности шутить, справляются с проблемами намного эффективнее. И мой последний метод вы наверняка освоите быстро.

- Это какой же? – насторожился Стэн. Если тебя хвалят, а потом предлагают работу, будь уверен: тебе предлагают говно.

- Формирование положительных поведенческих стратегий. Мы отследим процессы, которые запускает в стрессовых ситуациях ваш мозг, и заменим их на продуктивные. Буквально на уровне рефлекса: отучим ваш мозг думать неправильно, - Бабингтон лучилась энтузиазмом.

И Стэн согласно кивнул. Потому что как минимум одну стратегию он уже сформировал. Тебе хуйево? Тащи Деллу в койку и снимай штаны. Весьма продуктивно, эффективно и душеспасительно.

Вывалившись из больницы, Стэн вытащил из кармана телефон и ткнул в кнопку вызова – не особенно, впрочем, рассчитывая на успех. Делла могла быть в госпитале, или дома, или в любом другом пропитанном магией месте.

Вопреки ожиданиям, после третьего гудка в трубке щелкнуло.

- Алло? – выдохнула Делла, и Стэн остановился, глупо улыбаясь в пространство.

- Привееет… - с тупейшей телячьей нежностью протянул он и сам устыдился этого позора. – Ты где?

- Иду в продуктовую лавку. Рождество на носу, а у нас из еды только спагетти и сыр, - Делла в трубке сопела целеустремленно и деловито. – У тебя все в порядке? Что-то случилось?

- Дохера всего. Травмирующие воспоминания, бей или беги, поведенческие стратегии, йога, ебля в мозг, катехоламины, - на одном дыхании вывалил Стэн.

- …И мидихлорианы, - после долгой паузы добавила Делла.

- И они тоже. У меня мозги кипят, - пожаловался Стэн. - Черт, подожди, у меня звонок на второй линии.

Беззвучно матерясь, он сунул в карман только что вытащенные ключи и переключил вызов.

- Да, пап?

- Привет. Извини, что отвлекаю, - голос у отца был смущенный, и Стэну стало стыдно. Вот же мудак – так всех заебал, ему даже звонить боятся.

- Не отвлекаешь, все отлично. Рад тебя слышать. Как у тебя дела, пап?

- Все хорошо. Ты сегодня зайдешь?

- Не знаю, - нахмурился Стэн. На сегодня было дохрена дел: помочь Делле с елкой, разгрести воцарившийся за несколько дней прокрастинации хаос и обсудить ту лавину информации, которую вывалила Бабингтон. Ну и секс. Целительный перепихон был необходим Стэну, как искусственное дыхание – утопающему. Но блядь, последний раз Стэн был дома два дня назад: зашел, десять минут поговорил, выпил кофе и забрал спортивные штаны. Ну так себе визит. – Конечно, пап, если надо, я приду.

- Нет, все хорошо, это не обязательно, - услышав в его голосе нерешительность, отец тут же сдал назад. – Я просто хотел спросить: ты же придешь на Рождество?

Вот черт! Стэн беззвучно врезал себе ладонью по лбу. Рождество! Ебаный нахуй семейный праздник!

Тетя Рейчел, дядя Зак, племянники, двоюродная бабушка с лиловыми волосами, у которой все блузы средством от моли пахнут…

Шутки про работу в автомастерской. Просьбы рассказать про войну. А как насчет девчонок? Вот у меня в твои годы… Стэн, ты задумываешься о карьере? Стэн, тебе двадцать пять. Почему ты не поступил в колледж, Стэн? А вот Билли уже на втором курсе…

Почему-то Стэн решил, что теперь, когда он наряжает елку с Деллой, идти на семейный шабаш необязательно.

- Пап, я… Конечно, я загляну, только ненадолго. У нас с Деллой есть кое-какие планы.

Валяться в кровати, жрать вкусности и трахаться, как кролики, под рождественские гимны. Отличные планы! А теперь, после назначенных бальзамчиков, так просто охуительные.

- Я понимаю, сын. Я так и подумал, что ты не захочешь на семейный ужин приходить. Поэтому в этом году отказался от вечера Паттерсонов.

Стэн прислонился задницей к холодному металлу капота.

- Пап, ну зачем…

Гребаный вечер Паттерсонов проходил каждый год. И пока была жива мама, все было клево. Стэн любил эти шумные встречи, хаотичный обмен подарками, половина из которых была чудовищной нелепостью, долгие разговоры за столом. Потом… потом стало хуже. Но Стэн терпел – потому что этого хотел отец. Потому что отец в этот день был счастлив.

- Ты же любишь рождественский ужин, пап. И дядю Зака ты давно не видел.

- Это ничего, встретимся в другой раз, - откликнулся отец и замолчал, явно подбирая слова. – Я вот что хотел спросить, сынок. Может, ты пригласишь Деллу? Только мы втроем, я приготовлю что-нибудь праздничное, могу барбекю сделать или ростбиф – я тренировался на прошлой неделе, вроде бы неплохо вышло. Поговорим, посмотрим кино… Будет весело.

Отец говорил все и тише, а Стэн все сильнее морщился – как будто стоматолог тащил у него зуб без наркоза. Стремительный полет от легкого дискомфорта к пиздецу.

Рождество – семейный праздник.

Сука. Сука! СУУУКА!

А почему Делла не приглашает его на встречу с семьей? Есть ли у нее вообще семья? Мать, отец, братья, родственники – ну не может же человек в вакууме существовать? Кто они, где? Почему не приходили в госпиталь? Когда Делла с ними общается?

Какого хрена рядом с ней только Манкель маячит, как хуй во лбу?

- Алло? Ты молчишь или нас разорвало? – настороженно спросил отец.

- Я… Да.

- Что – да? Придешь? С девушкой?

Да, я идиот.

Стэн с ужасом взирал на разверзшиеся перед ним глубины. Все это время он вообще не думал о Делле как о самостоятельной личности, которая живет собственной жизнью. Она существовала только как дополнение к Стэну Паттерсону. Какие у Деллы интересы – и сможет ли Стэн их разделить? Как она живет – и впишется ли в эту жизнь Стэн? Нравится ли ей Стэн? Хочет ли она Стэна? Все, что не входило в этот узкий круг вопросов, не имело значения.

Блядь. Блядь-блядь-блядь-блядь-блядь.

Манкель говорил, чтобы Стэн спросил о… черт, город какой-то, там что-то важное произошло. И нет, Стэн нихуя не спросил.

Делла же была стражем. Почему ушла? Какого хера за ней потащился Манкель – или это она за ним потащилась?

- Сын?

- Да, пап, мы придем, - Стэн пялился в пространство пустым взглядом. – Принесем пирог или что-то вроде того.

Почему пирог? Какой пирог?

А хуй его знает.

- Стэн, я так рад… - отец замешкался, неловко откашлялся и радостно засопел в трубку. – Все будет хорошо, вот увидишь. Я не буду лезть в личное, просто хочу, чтобы мы все познакомились. Все будет хорошо.

- Конечно, пап. Извини, мне тут надо… Пока, - скомкал разговор Стэн и, едва дождавшись ответного «Пока», сбросил звонок. И увидел, что на второй линии терпеливо ждет Делла.

ДА НУ БЛЯЯЯЯДЬ!!!