13. Камни поют

Далеко же занесло… Отклонение от маршрута в сторону гор, где брод должен был быть удобнее для перехода, отбросило меня на полсотни вёрст к западу на плато, выше уровня моря саженей на двести. Впрочем, не сказать, что мною овладела досада. Напротив, я даже довольна. Здесь красиво, и воздух лёгок, и внутри всё точно летает. Это не наше тухлое болото, где от влажности невозможно сделать вдох полной грудью, и комарьё тучей вьётся, и народ стабильно трясёт от лихорадки… А здесь — дыши не хочу. Просторы — ух! Можно даже закричать. Но лучше не надо.

И время удачное: весна, трава ещё не выросла до нужной высоты, и если жители предгорий пасут здесь свой скот или уходят вверх сплавлять горные леса по речушкам, то они пока что не начали свой промысел, и никто не будет меня донимать, кто я, что я, зачем я, откуда. Я продолжаю идти вперёд, тащить на спине свой вещевой мешок и временами проверять, не вывалилось ли чего из сумы. Особенно лира. Я плохой бард и не особо находчивая путешественница, потому и отправилась в путь, чтобы стать кем-то ещё, хотя бы вполовину менее бесполезным. Пока что я горда тем, что не бесполезна для самой себя.

А ведь когда-то здесь, на пологих солнечных склонах, жили мы…

Точнее, не мы, а наши предки. Не прямо далёкие, всего три поколения назад. Тогда времена были теплее, гигантские широколистные деревья с огромнейшими ветвистыми кронами до самых подножий доходили, и предки обитали в их сени. Сейчас такие деревья только на юге встречаются, если их и там не срубили те, кто прогнал нас, одолев в битвах своими стальными машинами и горючими смесями. Очень уж нужен был им этот лес для этих самых. Срубили, выкорчевали, теперь здесь ни зверя крупного, ни птицы, одни луга да кустарниковая поросль. И гордые молчаливые горы, даром что древнее океанов и ветер однажды совсем их сдует по песчинкам.

И почему же мы так ненавидим орков, хотя у нас общее происхождение?..

Впрочем, очень скоро они сами от своего пепла и копоти задохнулись, ушли отсюда. Остался край ничейным, вот и начали сюда понемногу подбираться люди, гномы и прочая грязнокровная шушера.


Иду вперёд, выбирая места посуше. На высоте даже кое-где снег лежит. А на особо крупных камнях в лужах уже возник собственный маленький лесок из мхов с крохотными животными — мокрицами, ногохвостками, паучками, муравьями, мелкими клещами…

Чем дальше, тем больше видны следы некогда великой древней цивилизации. Не то чтобы древней, и не то чтобы великой, на самом-то деле… Зато нашей. Ещё сохранились камни фундамента, кое-где сухим частоколом торчат когда-то столбы, а теперь просто палки, на которые можно случайно напороться. Обломки, осколки, обрезки, останки… Всё давно разбито, выжжено, вымочено, растоптано, размыто дождями, после посыпано пеплом, выпавшим из чёрных облаков стальных машин. Оскверненено раз и навсегда, словом. Сверху медленно, но верно нарастает земля. Культурный слой. Наши-то историки-летописцы и археологи ходили сюда недавно — всего-то лет сто назад. Описывали. Тогда очень многое было найдено, откопано, перевезено с родины к нам. Что-то мы в дело пустили, что-то сохранили на долгую память. Остальное можно считать мусором. Всё равно нельзя забрать и перенести целый кусок территории. Откопали что могли. Но эту обиду, конечно, ничем не заделать…

Но кое-что откопать не удалось. И я нашла это кое-что.

Храм. Прямо в горе. Довольно древний, судя по тому, как стёрлась резьба у входа. А ведь она, несмотря на общую внешнюю грубость и суровость — всё-таки недаром у нас с орками общие бесконечно далёкие пращуры, — довольно тонка и изящна. Я не сведуща в подобных деталях, но это знак определённого периода нашей истории. Не помню только, кому мы тогда поклонялись… А, точно, духу гор и лесов Лорхшану Элориэлю.

Имя-то полуэльфийское-полуорочье… Когда же это у нас такие неблагордные духи были? О!вспомнила, что за период: тогда было наше последнее межплеменное перемирие, потому пантеоны были объединены, и этот храм, видимо, как раз один из символов подобного объединения. Подумать только… А ведь и узоры, и резьба, и кладка, и сам факт, что в горе… Интересно… и многое объясняет. Если бы об этом знало больше народу, здесь бы наверняка постоянно кто-нибудь сновал. Хотя знание о том, что храм этот наполовину орочий, моих соплеменников не особо обрадует. Наверное, поэтому мы о нём и не говорили. Но, раз я набрела, значит, оно того стоит. Или здесь орки?

Нет, храм заброшен, хотя здесь полно следов от кострищ, а ещё чьих-то костей. Скорее, тех, кого на костре жарили. Видимо, стоянка людей. На каменном полу виды и масляные разводы, и осколки стекла, и клочки бумаги… Место пользуется спросом. По-хорошему, мне тоже надо где-то заночевать. Придётся в храме, всё равно его уже сто раз осквернили и он наполовину орочий.

Из чистого любопытства зажигаю факел, чтобы пройти глубже. Храм оказывается куда просторнее, чем мне казалось в начале, и галереи его идут глубоко в гору. И везде-то узоры, и резьба, и всё ровное, аккуратное и при этом мощное. Уж что-что, а мощно и крепко строить орки умеют. Пожалуй, изменю своё предвзятое мнение об этом храме. И чем глубже иду, тем сильнее моё восхищение.

Да уж, многое можно было бы наворотить, сохранись тогдашнее перемирие лет эдак на тысячу. Или на пятьсот. Хотя бы на триста.

Коридоры ещё и разветвляются. Но часть обвалилась, хотя самый широкий уцелел. Осторожно продвигаюсь глубже и вхожу, очевидно, к алтарю. Любопытно…

Большая круглая зала, в центре столп, под ним большая чаша со следами копоти. Заинтригованная, осторожно опускаю на неё факел. Столп освещается снизу, и у меня появляется новый повод нисколько не жалеть о своём решении отклониться от изначального маршрута.

На столпе мелко вычерчены строки на двух языках — эльфийском и орочьем. Более того, над ними множество горизонтальных вертикальных чёрточек. Много-много строчек, все мелкие, но читаемые. Столп чист, его никто не трогал. И цел. Я спокойно могу рассмотреть всё, что на нём выгравировано. Особенно чёрточки…

В это трудно поверить, но я всё же убеждаюсь, что это ноты.

На столпе записана песня.

Я плохой бард, но даже плохой бард умеет читать старые песни. И не только читать, но и играть. Инструменты, в отличие от места жительства и архитектуры, изменились мало. Мне ничего не стоит достать свою лиру и настроить её.


Тихо и аккуратно беру первую ноту. Стены горного храма легонько подхватывают звук. Беру следующие, неспеша, вникая. Мелодия начинает рождаться, гулять по холодному камню, выползать по коридорам к свету, который, впрочем, скоро погаснет, поскольку солнце уже спряталось за горы.

Я, стараясь не суетиться и не лажать, восстанавливаю звучание песни дальше, и эхо вновь и вновь усиливает звуки, делая их словно магическими. Забытая, умершая песня понемногу обретает свою плоть, хотя бы и руками не самого достойного воскресителя. Это моя маленькая шалость, эгоизм высокого полёта. И мои извинения за все дурные мысли и все ошибки обеих племён.

Высокий полёт и у музыки, вьющейся в недрах горы и рвущейся наружу. Тишины как будто никогда не существовало, как никогда и не существовало многих десятилетий разрухи и заброшенности. Всё неправда, здесь всегда были, есть и будут свет, тёпло и голоса. Мне начинает казаться, что я действительно слышу голоса. Они поют песню, которую давным-давно выгравировали здесь. Песню примирения, которое длилось недолго, но это было счастливое время. Мне неловко обернуться: а вдруг там и вправду собрался хор прихожан? Вдруг они поверили, что этот храм снова жаждет примирить всех и потому созвал представителей обеих племён мелодией, которая некогда их объединяла?

Но нет. Это камни поют голосами прошлого.

Загрузка...