Хрупкий мир: СтеклоВатный Writober-25

9. Чёрная невеста

Генеральный прогон выступления — это особый вечер. Особый в своей нервозности накануне, спешных сборов именно в ту минуту, когда следовало бы сесть в маршрутку, мытарств в этой самой маршрутке, переполненной людьми и оттого противно влажной и тёплой из-за пара, покидающего десятки лёгких; в своих вялых репетициях, сопровождаемых криками с обеих сторон, в ожидании выхода за пыльными тёмными кулисами, в неуверенных топтаниях на небольшой неубранной сцене, из-за болезненно-желтушного основного света кажущейся крайне негостеприимной, в забытых словах, в ненаписанных словах, в непоставленных танцах, в недоделанных костюмах. В том, что никто из вас не может возвращаться в прошлое, чтобы успевать сделать все дела, включая те, которые могут делаться только в определённое время. Например, когда все собираются полным составом, готовые к репетиции.

Хуже основного прогона — ожидание разбора. Вы ничего особо не можете делать кроме того как просто сидеть в коридоре на старых стульях или креслах, собранных по три. Вы сидите у обшарпанной двери какой-нибудь из гримёрок, где сейчас находятся редакторы с одной из команд, которая должна выступать вместе с вами. Вы слышите, как им перечислять все их недостатки, все их ошибки, все недочёты и огромную массу переделок, на которых у вас есть одна ночь. Ночь перед выступлением, когда вы должны успеть и приготовиться к этому выступлению, и сделать домашние задания в универ, и каким-то образом выспаться.

Но сначала надо будет уехать из этого задрипанного ДК на самом конце города к себе домой. Через темноту, духоту транспорта и пыльный холод улиц, в ненавистном пуховике, с тяжёлой сумкой, которую хочется выкинуть в ближайшую слякотную лужу, с кучей пунктов того, что нужно сделать, когда единственное, что тебе хочется — лечь спать и проснуться лишь с наступлением весны. Февраль…

Ты не одна, у кого всё плохо, куча дел, ехать далеко, завтра контрольная и сдача лабораторных, поэтому, конечно, хотелось бы не дописывать сценарий, не доделывать реквизит, а заняться учёбой или хотя бы нормально поесть, но-о-о-о…

Никто вас так-то не заставлял, вы сами это выбрали. Просто придётся смириться. Завтра выступление, которое, по правде, не стоило бы всех этих усилий, но всё же, если каждый будет думать, что ничего не стоит его усилий, мир развалится.

В минуту, когда вы все находитесь в самом мрачном состоянии духа, ваша заводила предлагает начать рассказывать страшилки, причём жёсткие и даже можно с матом.

Да! То, что нужно! Так хочется вылить из себя тёмную тоску, так хочется сорваться и очиститься, так хочется послать к чёрту и редакторов, и преподавателей, и людей в маршрутке, и участников других команд, и саму себя. К чёрту! Нафиг! В звезду! Колобок повесился.

В томительном ожидании редактуры вы начинаете по очереди пороть разные байки, не столько страшные, сколько попросту трешовые. Кровь, жестокость, адреналин и проза жизни, преимущественно студенческой. Про взорвавшуюся в руках колбу, про поножовщину за стадионом, про онаниста под окнами корпуса, про коридор, где никогда не выключается постоянно моргающий свет, про домогающихся преподов, про странных общажных додиков, выращивающих грибы в туалете, дымящих загадочными соединениями, орущих по ночам, режущих себя кухонными ножами и из-за всего этого периодически катающимися на белой карете. Все клянутся, что это на самом деле, что это видели друзья или знакомые друзей, или бывшие соседи соседей, или старшие родственники брата одногруппницы, и так далее. Все похихикивают, хотя понимают, что байка, конечно, по мере продолжительности своей жизни обрастает самыми немыслимыми подробностями, но зерно правды вполне может быть. А это значит, что по сути любой человек может вляпаться в такое дерьмо, из которого выйти без глаза и с несколькими оторванными пальцами можно считать за везение. Ты не хочешь в этом признаваться, но от упоминаний открытых ран, травм и крови тебе становится плоховато, оттого ты сильнее вцепляешься в кресло. Стараешься держаться, потому что не хочется показаться слабой и чувствительной.

Лишь одна история, по словам рассказчицы, была откровенно выдуманной. Студенты влюбились, решили пожениться, чтобы им одну комнату дали, и решили родить, чтобы получить выплаты. Всё удачно, всё шикарно: и любовь, и льготы. Свадьбу решили отгрохать, а гулять в студенческом городке. А была там одна деревянная беседка. Эту-то беседку по пьяни подожгли, пока так жених с невестой сидели. Жених выскочил, а у невесты платье за лавку зацепилось. Так она и сгорела вместе с беседкой. И с тех пор по ночам в студгородке бродит призрак чёрной невесты — девушки в чёрном от копоти, обгоревшем платье, с ожогами по всему телу, с голыми костями черепа вместе лица. Чёрная невеста нападает на пьяных студентов, и потом их больше никто не видит.

Все в шутку аплодируют, потому что история вышла уж больно хорошей. Ты намекаешь остальным, что ненадолго отлучаешься, и на негнущихся ногах топаешь до туалета.

Сначала тебе кажется, что дурнота отступила, но затем мир темнеет перед глазами. Брызгаешь себе в лицо водой, воняющей ржавчиной, упираешься руками в края старой раковины и долго созерцаешь своё бледно-зелёное лицо с синими губами в мутном забрызганном зеркале. Горит только одна люминесцентная лампа, да и та противно гудит.

Решаешь, что стоит дойти до кабинки.

Туалет оказывается облагороженной дыркой в полу. Бумаги нет, мусорное ведро где-то под раковиной за пределами кабинки, тем не менее старая бумажка, просящая ничего в смыв левого не кидать, висит на одном уголке. Называется — скажите спасибо, что хоть кабинка закрывается. Впрочем, у тебя богатый опыт езды по различным местам выступлений, ты и не в таких местах осуществляла естественные потребности. Единственное, что сейчас из-за головокружения ты боишься, что твои ноги могут соскользнуть. Разумеется, сидеть на унитазе было бы куда комфортнее, чем сидеть на корточках, но жизнь сурова. Кое-как справляешься, снова идёшь к раковине трогать воду с запахом ржавчины, где твой мир вновь начинает заволакиваться мраком, а в ушах гудит противный свист. Начинаешь жалеть, что не ушла раньше. Ни к чему было слушать чужие смакования жутких сцен сомнительной правдоподобности.

В конце концов понемногу отходишь и покидаешь туалет. Пройти коридор, свернуть, а там свои.

В коридоре кто-то стоит, смотрит в окно на унылую тёмную улицу, освещаемую дохлым фонарём и фарами машин. Девчонка, в чёрном платье до колен, вроде кружевном. На башке нечто что вроде фаты, тоже чёрной.

Начинаешь вспоминать, что какие-то другие ребята ставили номер со свадьбой. И что редакторы ругали их за платье невесты. Вроде бы всё это из-за того, что не было белого платья. Нашли красивое чёрное. Какая разница, как одета невеста, если про неё заявили, что она невеста? У нас современный мир, невесты могут хоть в красном ходить, хоть в жёлтом, хоть в зелёном. Но нет. Редакторы — странные люди. То прощают и даже поощряют абсолютную ересь и сюр, то докапывается до цвета одежды.

Теперь понятно, чего девчонка грустит: попробуй раздобудь до завтрашнего выступления белое платье, чтобы ещё прилично смотрелось. А если его ещё и стирать надо, и гладить потом, то лучше прямо сейчас из этого окна и прыгать.

Ты жмёшь плечами и хочешь пойти мимо. Девчонка оборачивается в твою сторону: ну ещё бы, ты же слон, который постоянно шаркает, до изящества как до луны, хотя на сцене столько лет.

Вот только ты не поэтому останавливаешься.

У девчонки вместо лица из кожи и того, что вроде бы есть под кожей, просто голая черепушка. Жёлтая, с бурыми разводами давно спёкшейся крови. Глазницы пустые, зияют чёрными провалами. Зубы, не скрытые дёснами и губами, кажутся очень большими. Ты ощущаешь её гнилостное дыхание, к которому примешивается запах горелого мяса.

То, что показалось кружевами на платье, просто мелкие дыры в ткани, оставшиеся после огня…

Когда ты снова открываешь глаза, над тобой серый с большой трещиной потолок ДК. Под тобой набивший оскомину затёртый паркет. Ты валяешься на нём, точно культурная бомжиха.

Встаёшь, отряхиваешься.

Коридор пуст, только одинокие кактусы стоят на продуваемых подоконниках.

Когда подходишь к своим, выясняется, что редактура уже прошла.

Твои ребята отнюдь не эгоистичные чудовища. Они замечают твою бледность и никакущее выражение лица. Помогают собрать вещи, провожают до остановки, освобождают от обязательств доделывать то, что нужно доделать.

Трясёшься в маршрутке. Голова пуста, как тот коридор, и те же мелкие мушки летают.

Так и не понимаешь, была ли девчонка на самом деле или нет…