Наши взгляды встретились, и в её глазах мелькнуло что-то — не смущение, нет. Скорее удовлетворение, как у кошки, загнавшей мышь в угол. Она чуть приподняла бровь, и уголки её губ дрогнули в едва заметной улыбке.
Я заставил себя выглядеть невозмутимым, хотя внутри всё перевернулось. «Самый важный мускул бойца — не бицепс, а лицевые мышцы,» — любил повторять Гаррет. «Научись контролировать выражение лица — и ты уже выиграешь половину будущей схватки.»
Никонов едва заметно улыбнулся, явно наслаждаясь моим замешательством. В уголках его глаз собрались морщинки, словно он мысленно поздравлял себя с удачным ходом. Как шахматист, загнавший противника в угол, но не спешащий объявлять шах и мат и просто наслаждающийся моментом.
Пока Никонов разглядывал меня, я тоже не терял времени. Украдкой осмотрел комнату, оценивая обстановку на случай, если всё пойдёт наперекосяк. Здесь было две двери: та, через которую мы вошли, и ещё одна, массивная, вероятно, ведущая в личные апартаменты Никонова. Окна выходили на ночной порт — высоковато, но выбирать не приходится, если дело запахнет керосином.
Но больше, чем план побега, меня сейчас интересовал один вопрос. Что-то в этой ситуации не складывалось, не давало покоя. В записке Никонова чётко говорилось о бое сегодня, а сейчас он непринуждённо рассуждал о каком-то мероприятии через два дня. Либо произошла путаница, либо… это была намеренная проверка? Но зачем?
— Могу я задать вопрос? — я решил прояснить ситуацию напрямую. Если это ловушка, то я предпочту знать, в какую именно сторону она захлопнется.
Никонов сделал приглашающий жест рукой с тяжёлым золотым перстнем:
— Конечно, мой юный друг. Я весь во внимании.
Я постарался, чтобы мой голос звучал нейтрально, без вызова или страха.
— В вашей записке было сказано, что бой состоится сегодня ночью. Но сейчас вы говорите о мероприятии через два дня. Я не понимаю.
Он откинулся в кресле, и кожаная обивка тихо скрипнула под его весом. На его лице появилась довольная усмешка человека, чья хитрость удалась. Он неспешно взял со стола бокал с янтарной жидкостью — выдержанным виски, судя по запаху, — и сделал маленький глоток, явно наслаждаясь моментом.
— Проверка, мой юный друг, — ответил он, поигрывая золотой цепочкой часов, свисающей из кармана жилета. — Хотел узнать, хватит ли у тебя духу прийти, несмотря на срочность и неопределённость. И не попытаешься ли ты дать дёру, если почувствуешь опасность.
Он сделал ещё один глоток, не сводя с меня изучающих глаз.
— А упоминание гостей из столицы? — спросил я, пытаясь понять, насколько глубоко простирается его игра.
— Ещё одна проверка. Хотел понять, от кого ты бежишь. — Он слегка наклонил голову, изучая мою реакцию. — Но судя по всему, тебе просто нужны деньги и, возможно, выход из этой дыры. Это, знаешь ли, значительно упрощает наши… деловые отношения.
Если он проверял, не скрываюсь ли я от властей, значит, что-то подозревает. Но судя по его удовлетворенному виду, я прошел проверку. Теперь он думает, что я просто нищий оборванец, охотящийся за быстрыми деньгами. И это очень хорошо.
Но что-то в его глазах не давало мне покоя. Он смотрел на меня как игрок в покер, который знает о козыре в своих картах, но не спешит его выкладывать. Такой взгляд я видел у опытных шулеров в подпольных казино — смесь расчёта и предвкушения от ещё не разыгранной комбинации.
«Осторожнее», — прошептал голос в голове, подозрительно похожий на голос Александра. — «Он опасен. Не поворачивайся к нему спиной.»
Я подавил желание обернуться, зная, что за мной никого нет.
— Я ценю вашу прямоту. Так когда именно состоится бой? — спросил я, сохраняя внешнее спокойствие.
Никонов улыбнулся шире.
— Через два дня. В девять вечера, — он постучал пальцами по столу. — Я помни — надо будет устроить настоящее представление!
В этот момент дверь приоткрылась, и в щель просунулась голова помощника Никонова.
— Господин, прошу прощения за беспокойство, — произнес он негромко, — но там прибыл тот человек, о котором вы спрашивали.
Никонов бросил быстрый взгляд в сторону помощника. Тень раздражения мелькнула и тут же исчезла, сменившись привычной маской уверенного в себе хозяина положения.
— Прошу прощения, — сказал он, поднимаясь с кресла. — Нужно решить один срочный вопрос. Алиса, развлеки нашего гостя пару минут.
С этими словами он вышел в боковую дверь. За дверью раздавался приглушённый голос Никонова — разговор затянулся, длился не меньше четверти часа. Этого времени хватило, чтобы комната и сама Алиса изменились до неузнаваемости.
Как только щёлкнул замок, Алиса изменилась. Метаморфоза была настолько стремительной и полной, что я невольно затаил дыхание. Это было похоже на театральную магию — один актёр за секунду превращается в совершенно другого персонажа. Исчезла светская сдержанность и напускная элегантность. Её осанка стала более расслабленной, плечи опустились, линия шеи удлинилась. Но главное — изменился взгляд. В нём появилось что-то хищное, голодное и оценивающее.
Она медленно поднялась со своего места, и каждое её движение теперь излучало иную грацию — не выученную в дорогих школах благородных девиц, а почти звериную, природную. Платье тихо шелестело при каждом шаге, обрисовывая контуры её тела. В полумраке кабинета тёмно-синий шёлк казался почти чёрным, подчёркивая бледность кожи и золото волос.
Когда она прошла через поток света от настольной лампы, случилось то, что наверняка было задумано заранее. Тонкий шёлк её платья внезапно стал почти полностью прозрачным — словно материя растворилась, оставив лишь призрачную вуаль. Под этой иллюзорной тканью отчётливо проступили все контуры её тела — длинные стройные ноги, изгиб бёдер, плоский живот, высокая грудь… На мгновение она предстала передо мной практически обнажённой, лишь затянутой в тончайшую дымку синего шёлка, которая скорее подчёркивала, чем скрывала её наготу.
Я замер, не в силах отвести взгляд от этого наваждения. В горле пересохло. Она, конечно же, заметила мою реакцию — и это явно входило в её план. Из её горла вырвался тихий, низкий звук, похожий на мурлыканье удовлетворённой хищницы. Её глаза сверкнули в полумраке, а на губах появилась едва заметная победная улыбка. Эффект был рассчитан до мельчайших деталей — и сработал безупречно. Опасное очарование волнами исходило от неё, заполняя пространство между нами, делая воздух густым и тяжёлым от невысказанных обещаний.
Я вспомнил, как она поцеловала меня после боя с Молотом. Воспоминание обожгло нервы, словно глоток крепкого виски. Тогда всё произошло так быстро, что я даже не успел толком среагировать. Её губы, прижавшиеся к моим. Её руки, уверенно обвившие мою шею. Её тело, прильнувшее вплотную. Чёрт, это было… приятно, что скрывать. Любой парень сказал бы то же самое. Она была из тех женщин, которые притягивают взгляды, куда бы ни пошли — совершенная, словно из другого мира. И в тот момент на ринге, среди ревущей толпы, эта недостижимая красавица поцеловала именно меня — уличного бойца, потного и разгорячённого после схватки.
Но сейчас всё было иначе. В её движениях, в том, как она держала голову, как смотрела из-под полуопущенных ресниц, чувствовалась какая-то расчётливость. Словно она выполняла задание. Заранее отработанный номер. И это настораживало больше, чем сама близость.
— Наконец-то мы можем поговорить… наедине, — её голос звучал как шёлк, обволакивая меня.
Низкие, бархатные нотки её голоса вибрировали в воздухе, вызывая почти физическое ощущение прикосновения. Она подошла вплотную, так близко, что наши дыхания смешались. Я мог различить мельчайшие детали — золотистые крапинки в её серо-зелёных глазах, едва заметный шрам над левой бровью, тонкие мазки румян на скулах. Её рука медленно скользнула по моему плечу к шее — прикосновение, в котором уверенность смешивалась с обещанием.
Запах её духов окутал меня — нечто экзотическое, пьянящее, с нотками сандала и жасмина. Дорогой, слишком дорогой аромат для Ржавого Порта. Она придвинулась ещё ближе, её губы были в нескольких сантиметрах от моих. Я почувствовал, как участилось моё дыхание, как напряглись мышцы живота, как тепло разливается по телу, концентрируясь ниже пояса.
Моя реакция не укрылась от неё — её зрачки расширились, заполняя почти всю радужку, на губах появилась хищная улыбка. Это была не просто соблазнительная игра — это была охота, и я, несмотря на всю свою настороженность, начинал поддаваться её чарам. Она чуть прикусила нижнюю губу, медленно провела языком по контуру рта и слегка наклонила голову, будто собираясь поцеловать меня.
И в этот момент сквозь пелену возбуждения пробилась отрезвляющая мысль.
Что-то здесь было категорически не так. Дочь Никонова пытается соблазнить меня, когда её отец буквально находится за стеной? Слишком явная ловушка, слишком грубая игра. Хотя, может, именно поэтому она могла сработать — своей очевидностью дерзостью и желанием заполучить запретное.
— Знаешь, с того момента на ринге я не могу перестать думать о тебе, — прошептала она, наклоняясь ближе.
Её дыхание коснулось моей шеи, лёгкое и тёплое, вызвав непроизвольную дрожь вдоль позвоночника. Я почувствовал, как волоски на руках встают дыбом — тело реагировало помимо моей воли.
— Такой сильный, такой… необычный, — последнее слово она произнесла с особым акцентом, словно наделяя его дополнительным значением.
Её глаза скользнули к моей груди, задержавшись точно на месте, где под рубашкой скрывался амулет. Не просто в ту область — а именно туда, с пугающей точностью. Затем она как бы невзначай провела пальцами по моей груди, но это прикосновение не было случайным. Её рука остановилась прямо над артефактом, чуть надавила, словно пытаясь почувствовать его форму через ткань.
Меня как ледяной водой окатило. Всё возбуждение мгновенно схлынуло, уступив место холодной ясности. Она искала что-то под моей рубашкой. Амулет. Родовые артефакты были редкостью, но многие аристократические семьи имели подобные реликвии. Она проверяла, не принадлежу ли я к какому-то древнему роду.
Я перехватил её руку, не позволяя продолжить исследование. Теперь всё встало на свои места. Её интерес ко мне был лишь частью какого-то плана Никонова.
Очередной тест. Очередная проверка.
Я мягко, но решительно отстранился, стараясь сделать это без явного отторжения. Не оттолкнул — просто сделал плавный шаг назад, высвобождаясь из опасной близости. В конце концов, мне всё ещё нужно было сохранить хорошие отношения с Никоновым, по крайней мере, до тех пор, пока мы с Кристи не выберемся из этого города.
— Извини, но это не самое подходящее время и место, — сказал я, отступая на шаг.
В её глазах промелькнуло удивление — чистое, неподдельное, словно она впервые столкнулась с чем-то, чего не могла предвидеть. Но вместо отступления она решила сменить тактику.
— Ты слишком напряжен, — прошептала она и внезапно развернулась, прижавшись ко мне спиной.
Её тело изогнулось в плавном, почти кошачьем движении. Она откинула голову мне на плечо, прижимаясь так тесно, что между нами не осталось пространства. Через тонкий шёлк платья я чувствовал жар её тела, каждый изгиб, каждый контур. Она слегка качнула бёдрами, её ягодицы недвусмысленно прижались к моим бёдрам. Это был уже не изящный танец соблазнения, а прямая, почти грубая атака.
— Перестань думать, — выдохнула она, повернув голову и почти касаясь губами моей шеи. — Просто возьми то, что предлагают.
Её руки нашли мои и направили их на свою талию. Я почувствовал, как пальцы скользят по шелковистой ткани, ощущая жар тела под ней. Дыхание сбилось, сердце заколотилось где-то в горле. Кровь прилила к нижней части тела — реакция была естественной, инстинктивной, и скрыть её было невозможно.
Алиса это почувствовала. Тихий, довольный смешок сорвался с её губ. Она чуть сильнее прижалась, чуть настойчивее откинула голову мне на плечо. На мгновение у меня закружилась голова — от её запаха, от ощущения её тела, от дерзости и откровенности предложения. Комната словно поплыла перед глазами, все мысли о ловушке и опасности начали растворяться в тумане первобытного желания.
Но именно в этот момент, на самом краю пропасти, сквозь туман удовольствия пробилась кристально ясная мысль: если я сейчас поддамся, то проиграю. Не просто уступлю искушению — я проиграю в той большой игре, которую ведет Никонов. Я стану пешкой, которой он сможет манипулировать. И что ещё хуже — я предам Кристи, единственного человека, который верил в меня даже тогда, когда я сам в себя не верил.
Собрав последние крупицы воли, я мягко, но твердо положил руки на плечи Алисы и отстранил её. Кажется, это потребовало больше силы воли, чем любой из моих боев.
— Нет, — сказал я, голос звучал хрипло, дыхание сбивалось. — Хватит.
Сначала в её глазах мелькнуло удивление, даже растерянность — словно она впервые столкнулась с отказом. Но удивление быстро сменилось яростью. Она отступила, словно ей стало неприятно моё прикосновение. Идеально очерченные губы сжались в тонкую линию, руки непроизвольно сжались в кулаки, прежде чем она взяла себя в руки.
— Ты совершаешь ошибку, — процедила она сквозь зубы. — Никто не отказывает мне. Никто! — Её тон стал ледяным, в нём проскользнуло явное презрение. — Дело в той девчонке из трущоб? Той черноволосой, что всегда держится рядом с тобой? Брось, ты достоин большего.
Она произнесла слово «трущобы» с таким пренебрежением, будто говорила о чём-то, прилипшем к её дорогим туфлям. О чём-то грязном и недостойном внимания.
Образ Кристи тут же возник перед глазами, яркий и живой — её решительный взгляд, когда она отстаивает то, во что верит; её упрямо поджатые губы, когда она злится; то, как она закусывает губу, когда волнуется или сосредотачивается. И тот поцелуй… наш первый настоящий поцелуй, неуверенный и искренний, без притворства и расчёта. Кристи была настоящей — каждой своей частичкой, каждым движением, каждым словом. Нет, я точно не готов был это предать.
— Дело не в этом, — соврал я, хотя мысли о Кристи действительно укрепили мою решимость. — Просто вся эта ситуация кажется мне… странной.
Алиса не сдавалась. Её самоуверенность была почти осязаемой — девушка, привыкшая получать всё, что хочет, простым щелчком пальцев. Она сделала шаг вперёд, снова сокращая дистанцию между нами, и провела тонкими пальцами по моей груди. Её прикосновение было лёгким, почти невесомым, но в то же время настойчивым. Пальцы скользили по ткани рубашки, очерчивая контуры мускулов, задержавшись опасно близко к месту, где под тканью скрывался амулет.
От её прикосновения по коже пробежала дрожь — странная смесь напряжения и нежелательного возбуждения. Тело реагировало на красивую женщину, как и положено телу молодого мужчины. Но разум оставался настороже, не позволяя поддаться инстинктам.
— Странной? — она выгнула идеальную бровь, глядя на меня снизу вверх. В полумраке кабинета её глаза казались темнее и глубже. — Привлекательная девушка проявляет к тебе интерес. Что тут странного?
Её пальцы двигались медленно, исследуя контуры моей груди через ткань рубашки. В этих движениях чувствовался опыт, уверенность женщины, знающей, чего она хочет и как это получить. На секунду я поймал себя на мысли, что мне интересно, насколько далеко она готова зайти в своих попытках. Насколько далеко зашла бы игра, если бы я поддался? К чему бы это привело?
Но я сразу же отбросил эту мысль, как опасную и ненужную. Я снова отступил, увеличив дистанцию между нами. Тепло её тела, запах духов, гипнотическое воздействие её голоса — всё это осталось позади, и я снова мог мыслить яснее.
— Странно то, что ты — дочь Никонова, а он буквально за этой стеной. И всё это похоже на какую-то игру.
Алиса мелькнула чем-то, похожим на уважение. Или, может быть, раздражение от того, что её тактика не сработала. Но оно тут же сменилось холодным расчётом. Она остановилась, изучая меня с новым интересом, словно я оказался не той добычей, что она ожидала. Чуть склонив голову набок, она внимательно всматривалась в моё лицо, будто пыталась разгадать головоломку, пазл, который не складывался по задуманному плану.
— Ты не так прост, как кажешься, да? — Она снова мелькнула чем-то похожим на уважение, но теперь я уже не был уверен, настоящее оно или это просто новое притворство, новый ход в её игре.
От неё пахло не только дорогим парфюмом, но и чем-то ещё — лёгким запахом алкоголя, наверное, шампанского. Видимо, перед моим приходом она набиралась храбрости. Это почему-то сделало её чуть более… человечной в моих глазах. Менее похожей на безупречную куклу из фарфора. За идеальным фасадом скрывались те же страхи и неуверенности, что и у всех.
— Слушай, ты, конечно, очень красивая, но… — начал я, стараясь быть вежливым, но твёрдым.
— Но не для тебя, — закончила она с холодной улыбкой.
Что-то в ней изменилось, словно она переключилась с одного сценария на другой. Словно перевернула страницу скрипта и начала читать новую роль. Из соблазнительницы она мгновенно превратилась в отстранённую светскую даму.
— Что ж, необычно. Большинство парней не устояли бы.
— Я не большинство, — ответил я, чувствуя странное облегчение от того, что она, кажется, оставила свои попытки.
На мгновение мне показалось, что я увидел что-то искреннее — может быть, усталость или даже тоску. Будто маска соскользнула, открыв на долю секунды настоящую Алису. Девушку, которой, возможно, не нравилась роль, навязанная ей отцом. Но это длилось лишь долю секунды, прежде чем снова сменилось выверенной светской маской, безупречной и непроницаемой.
Прежде чем она успела что-то ответить, дверь открылась, и Никонов вернулся в комнату. Его шаги были чуть более резкими, чем раньше, а челюсти слегка сжаты — явно разговор по телефону не доставил ему удовольствия. Он окинул нас быстрым взглядом. Маска вежливого хозяина осталась на лице, но в глазах мелькнуло то ли подозрение, то ли раздражение.
— Прошу прощения за прерванный разговор, — сказал он, возвращаясь к своему креслу. Кожа тихо скрипнула, когда он опустился в него. — На чём мы остановились? Ах да, условия боя.
Он изложил детали предстоящего мероприятия — исключительно деловым тоном, словно ничего не произошло. Алиса тем временем вернулась к своему креслу, сохраняя на лице безупречную светскую улыбку. Но я заметил, как она изредка бросала на меня задумчивые взгляды.
Спустя полчаса все детали были обговорены. Бой через два дня, оплата сразу после, особый противник, которого Никонов описал лишь как «экземпляр с уникальными способностями». Всё звучало подозрительно, но деньги нам с Кристи были очень нужны. Я обещал дать окончательный ответ завтра и поднялся, чтобы уйти.
— Лёва проводит тебя, — сказал Никонов, нажимая кнопку на столе. — И помни, Сокол, я не терплю отказов. Особенно когда вижу в человеке… потенциал.
В роскошном кабинете «Морского Дьявола» Виктор Никонов возвышался над дочерью как судья над приговорённой. Хрустальная люстра отбрасывала безжалостный свет на его массивную фигуру, превращая седину в серебряную корону. Алиса стояла перед отцом с опущенной головой — дорогое платье измято, макияж безупречен, но плечи поникли под тяжестью неудачи.
— Ты подвела меня, Алиса, — его голос резал воздух как лезвие. В нём не было ни капли отеческой теплоты — только ледяное разочарование владельца, чей инструмент оказался бракованным. — Не смогла справиться с простейшим заданием. С тем, для чего я тебя растил.
— Он оказался… сложнее, чем мы думали, — прошептала она, не смея поднять взгляд. Пальцы нервно теребили край платья — привычка из детства, за которую отец когда-то жестоко наказывал. — У него какая-то особая связь с той девчонкой из трущоб.
Никонов медленно обошёл дочь по кругу, изучая, оценивая, как скотовод изучает племенную кобылу, не оправдавшую вложений. Его шаги гулко отдавались по мраморному полу, каждый — как удар хлыста по нервам Алисы.
— Проблема не в твоей внешности, — произнёс он с той же интонацией, с какой обсуждал бы поломку дорогого механизма. Он отступил на шаг, окидывая её холодным, оценивающим взглядом дельца. — Фигура у тебя, как я и планировал, безупречна. Грудь — в меру пышная, не вульгарная, талия — тонкая, бёдра — в точности такие, как нужно для привлечения особого типа мужчин. Я лично отбирал лучших тренеров и диетологов, чтобы каждый изгиб твоего тела был идеальным инструментом влияния. Даже осанка выдаёт хорошую породу, а я потратил немало средств, чтобы добиться этого эффекта.
Он говорил спокойно и деловито, словно оценивал скаковую лошадь, в которую вложился как инвестор — без тени смущения, без малейшего понимания, что обсуждает тело собственной дочери. Алиса стояла неподвижно, привычно пряча за маской безразличия то, как ей хотелось сжаться и исчезнуть под этим препарирующим взглядом.
— Значит, дело в подходе, — продолжил он, цокнув языком. — В словах. В методах. В том, как ты используешь то, что я в тебя вложил. — Его голос стал жёстче. — В том, чему я тебя не научил… или чему ты не научилась, несмотря на все мои усилия и вложения.
Он резко остановился напротив неё и двумя пальцами приподнял её подбородок — не ласково, а властно, заставляя встретиться с его взглядом. Алиса вздрогнула от прикосновения, но взгляд всё же подняла — в её глазах плескалась смесь страха и застарелой, загнанной вглубь ненависти.
— Исправь это, — его слова звучали не как просьба, а как приговор, не подлежащий обжалованию. — Мне нужен этот парень, Алиса. Любой ценой, ты понимаешь? Любой. — Он чуть сильнее сжал пальцы на её подбородке, заставляя поморщиться от боли. — Если простого флирта недостаточно, переходи к более… решительным мерам.
Он наклонился ближе, голос стал почти шипящим.
— Я не для того годами обучал тебя всем этим… навыкам, чтобы ты пасовала перед первым же, кто оказал сопротивление. Если нужно — очаруй его. Если нужно — переспи. Если нужно — устрани эту девчонку из трущоб. — Он отпустил её подбородок и брезгливо вытер пальцы платком. — У тебя есть доступ к моим людям. Используй их. Они знают, что делать с… помехами.
Алиса побледнела ещё сильнее, хотя, казалось, это невозможно.
— Отец, я не думаю, что…
— Ты не должна думать, — отрезал он с ледяной яростью. — Ты должна выполнять. — Его голос понизился до угрожающего шёпота. — Или ты забыла, кто вытащил тебя из того приюта? Кто дал тебе имя, образование, положение в обществе? Кто спас тебя от судьбы, которая ждала всех тех никчёмных детей без родословной?
Его губы растянулись в улыбке, от которой у любого нормального человека кровь застыла бы в жилах.
— Я создал тебя, Алиса. Каждый твой вдох, каждая клетка твоего тела — всё это моя собственность. Я потратил годы, превращая неотёсанную замарашку в изысканный инструмент влияния. И я ожидаю соответствующей… благодарности.
В его глазах появился голодный, алчный блеск, в котором не было ничего человеческого — только холодный расчёт коллекционера, увидевшего редкий экземпляр.
— В этом мальчишке есть нечто особенное, — он наклонился ближе, почти касаясь её лица. — И он будет моим. Либо как союзник… — Никонов сделал паузу, в которой повисло нечто тёмное и угрожающее, — либо как экспонат в моей коллекции. А ты… — он отпустил её подбородок, оставив едва заметные следы от пальцев, и отвернулся к окну, словно уже потеряв к дочери всякий интерес, — ты сделаешь всё, чтобы это случилось. Ты ведь помнишь, что без меня ты — никто?
Алиса сжала кулаки так, что ногти впились в ладони, но лицо осталось бесстрастным — маска, вживленная годами холодного воспитания.
— Да, отец, — ответила она тихо, но твёрдо. — Я все сделаю.