Кулак врезался в грушу с глухим ударом. Затем второй. Третий. Связка из четырех быстрых. Финальный, с разворота. Каждый удар отзывался болью в суставах, но эта боль была почти приятной — она отвлекала от мыслей, заполнявших голову.
Утренний тренировочный зал первого этажа был пуст, если не считать меня и потрёпанной груши, принимавшей на себя всю ярость, которую я не мог выплеснуть на настоящих врагов. Пот заливал глаза, футболка давно промокла насквозь, но я продолжал методично обрабатывать снаряд, словно это могло как-то изменить ситуацию.
«Проиграть в третьем раунде…»
Слова Корсакова звучали в голове с каждым ударом. Сама мысль о намеренном проигрыше вызывала отвращение, но выбора не было. Кристи в его руках, и это был единственный способ её вытащить.
«Если, конечно, он сдержит слово», — мрачно напомнил внутренний голос.
Я остановился, тяжело дыша, и прижался лбом к прохладной коже груши. Она слегка покачивалась, словно живое существо, дышащее в такт со мной. Кто я обманываю? Корсаков не собирается просто так отпускать Кристи. Такие, как он, не выполняют обещания, если это не приносит им выгоды. Его слово стоит не больше чем грязь под его идеально начищенными ботинками.
Да и Кристи права — в его игре явно есть какой-то подвох. Слишком просто, слишком прямолинейно. Поражение в третьем раунде? Ради чего? Унизить Никонова? Нанести удар по его репутации? Это не похоже на настоящую цель. Тут что-то ещё, чего я пока не вижу.
А что, если после боя Корсаков просто сдаст меня имперским агентам? За последнего представителя древнего рода имперцы отвалят столько, что даже такому богачу будет приятно. А может, у него вообще другие планы — планы, в которых я буду такой же пешкой, как и у Никонова? Только поводок сменится, а ошейник останется на месте.
Я с силой ударил по груше, вложив в этот удар всю накопившуюся злость. Цепь, на которой она висела, жалобно скрипнула.
Нужен план. Настоящий план, а не просто «сделаю, как велят, и надеюсь на лучшее». Такой подход в Ржавом Порту заканчивается только одним — в конце концов тебя находят в канаве с перерезанным горлом.
Я снова набросился на грушу, работая в полную силу. Левый боковой, правый прямой, уклон, апперкот. Каждое движение отточено многочасовыми тренировками с Григорием.
Мысли тем временем продолжали крутиться вокруг одного: мне нужна помощь. Кто-то, кто сможет подстраховать, если всё пойдёт наперекосяк. Кто-то, кто знает город не хуже меня. Кто-то, кто не побоится пойти против Корсакова, если понадобится.
И я знал только одного такого человека.
Шакал.
Тот самый Шакал, который помог нам бежать из столицы. Который инсценировал свою смерть на глазах у имперских агентов. Который вытащил Волкова из лап Никонова.
Проблема только в том, что я понятия не имел, где его искать. После нашей встречи на складе прошло три месяца, и я ни разу о нём не слышал. Он мог быть где угодно — в другом городе, другой стране, или вообще в двух метрах под землёй, если его план с Волковым провалился.
Ещё одна серия ударов. Удар, ещё удар, связка, блок. Тело двигалось на автопилоте, пока мозг пытался найти решение.
В голове внезапно всплыл образ маленького воришки. Мышонок. Тот самый пацан, что помог мне стащить амулет у соглядатая Никонова. Если кто и может найти человека в этом городе, так это уличные дети. Их глаза и уши повсюду, их информационная сеть не уступает имперской разведке, когда дело касается теневой стороны Ржавого Порта.
Я нанёс последнюю серию ударов, выдохнул и наконец отступил от груши. По телу разливалась приятная усталость, но в голове наконец-то прояснилось. План начал обретать форму.
Найти Мышонка. Поручить ему поиски Шакала. Договориться с Шакалом о подстраховке во время или после боя. И, если Корсаков решит нарушить договорённость, действовать по ситуации.
Не идеально, но лучше, чем ничего.
Я наскоро принял душ в раздевалке, переоделся в чистую одежду и вышел на улицу. Утро было промозглым, с неба сыпал мелкий, колючий снег. Такой, что забивается за воротник и тает там, стекая по спине неприятными ручейками. Идеальная погода для города, который, кажется, создан для человеческих страданий.
Я поднял воротник куртки, пряча шею от ледяных укусов ветра, и мысленно прикинул, где искать Мышонка. Несмотря на мою нынешнюю жизнь в чистых кварталах, инстинкты трущобного волчонка никуда не делись. В такую погоду уличная мелюзга ищет места, где можно согреться и перехватить что-нибудь съестное.
Знать, где искать уличных детей, — это особое искусство. Они не торчат на виду у всех, как обычные бродяги. Они знают укромные места, безопасные углы, где можно спрятаться от холода, полиции и других хищников.
В Ржавом Порту, как в любом умирающем городе, богатство и нищета существовали бок о бок. Острова роскоши среди моря бедности — именно на этих границах и промышляла уличная мелюзга. Дети из трущоб каждое утро тащились к черным входам дорогих заведений, куда выбрасывали недоеденные богачами деликатесы. Больше еды за один рейд, чем можно было насобирать за день на рынках бедных районов.
Я направился к «Золотому якорю» — одной из тех помпезных харчевен, где за стоимость ужина можно было купить дом в трущобах. Бывал там с Никоновым пару раз. Заведение славилось свежайшими морепродуктами и официантами, чьи самомнение и высокомерие превосходили размеры их зарплат.
Не доходя до главного входа, я свернул в узкий проулок, ведущий к задней части здания. Запах здесь резко менялся: от изысканных духов и сигарного дыма к более честным ароматам помоев, прогорклого масла и подгнивающих отходов.
У мусорных баков обнаружилась целая компания — четверо пацанов возрастом от восьми до тринадцати лет, с худыми, осунувшимися лицами, но цепкими, настороженными глазами. Они что-то делили между собой — судя по всему, остатки еды, выброшенные из ресторана.
При моём появлении они мгновенно подобрались, готовые либо бежать, либо защищаться. В их глазах взрослый человек в дорогой одежде никогда не приносил ничего хорошего.
— Мне нужен Мышонок, — сказал я, не приближаясь к ним, чтобы не спугнуть. — У меня для него работа.
Один из мальчишек — самый старший, с длинным шрамом через всю левую щеку — прищурился:
— А ты кто такой?
— Сокол, — ответил я, сунув руку в карман и вытащив пару купюр.
Эффект был мгновенным. Глаза мальчишек расширились, они переглянулись с нескрываемым восторгом.
— Сокол⁈ — переспросил старший, разом растеряв свою напускную суровость. — Тот самый Сокол?
— Мышонок говорил, что работал с тобой! — вставил другой мальчишка с обгрызенными до мяса ногтями. — А мы думали, он опять заливает!
Старший пихнул самого младшего — щуплого пацанёнка с копной нечёсаных рыжих волос:
— Сгоняй за ним! Быстро! — В его голосе звучало нескрываемое возбуждение. — Скажи, сам Сокол его ищет!
Рыжий кивнул и исчез с поразительной скоростью — словно растворился в воздухе. Такому умению позавидовал бы любой имперский шпион.
Я протянул купюру старшему:
— За беспокойство.
Он недоверчиво посмотрел на деньги, затем быстрым, почти незаметным движением выхватил их из моей руки и спрятал за пазуху. Его взгляд оставался таким же настороженным.
— А чего ты от него хочешь? — спросил он с вызовом.
— Тебя это не касается, — ответил я спокойно.
Мальчишка пожал плечами. В трущобах отлично понимали, что не стоит лезть в чужие дела.
Ждать пришлось недолго. Не прошло и десяти минут, как Мышонок появился в конце переулка, сопровождаемый рыжим посыльным. Увидев меня, он расплылся в широкой улыбке, обнажив щербатые зубы.
— Сокол! — воскликнул он с искренней радостью, словно встретил старого друга. — Опять кого-то обчистить нужно?
Я не удержался от ответной улыбки. В этом щуплом пацане с вихрастыми волосами и хитрыми глазами было что-то необычайно обаятельное. Может, его неприкрытая наглость. Или, может, я просто видел в нём себя — того, кем был примерно в его возрасте.
— Не совсем, — ответил я. — Нужно кое-кого найти.
Мышонок подошёл ближе, заинтересованно склонив голову набок:
— И кого же? — Шакала, — сказал я тихо, чтобы услышал только он.
Мальчишка нахмурился, явно не узнавая имя.
— Шакал? Первый раз слышу. Это кто?
Я внимательно посмотрел на пацана. Нет, не врёт — действительно не знает. Это усложняло задачу, но не делало её невыполнимой.
— Шакал — это бывший контрабандист из столицы. Опасный тип. Непростой, — пояснил я коротко.
— А-а-а, из этих, — протянул Мышонок с видом знатока.
Он задумчиво прикусил губу, что-то просчитывая про себя.
— Не знаю такого, — честно признался он. — Но знаю, кто может знать. У меня есть ходы к ребятам, которые крутятся вокруг серьёзных людей. Посыльные, наблюдатели, шестёрки на подхвате.
Мышонок деловито поправил свою потрёпанную куртку.
— За хорошие деньги могу поспрашивать. Но если мужик правда такой важный, как ты говоришь, ничего не обещаю.
Я вытащил из кармана свёрнутую пачку купюр.
— Две тысячи сейчас, — сказал я, протягивая ему деньги. — И ещё три, если найдёшь его. Или хотя бы тех, кто выведет меня на него.
Глаза Мышонка расширились при виде суммы. Для уличного пацана это было целое состояние.
— За такие деньги, — пробормотал он с благоговением, — я хоть самого Императора найду.
— Только осторожнее, — предупредил я. — Не свети моим именем где попало. Спрашивай аккуратно, щупай почву. Если кто-то нервно реагирует на имя Шакала — значит, ты на верном пути.
Мышонок гордо выпятил тощую грудь:
— Не учи ежа кувырочки делать! Я с шести лет информацию собираю. Всё будет тихо-мирно.
— Хорошо. Тогда запомни ещё кое-что. Если встретишь кого-то, кто явно знает Шакала, скажи, что дело касается Сокола, — я понизил голос. — И что он нуждается в помощи. Только тем, кто точно с ним связан, понял?
Мальчишка старательно повторил:
— Сокол. Помощь. Понял. Будет сделано.
— Только это сделать быстро, — добавил я. — Время поджимает.
— Я пошустрю, — кивнул Мышонок. — Может, день, может, дольше. Зависит от того, как быстро найду правильных людей.
— Где найти меня — знаешь. Только не светись сильно, а если заметишь слежку, постарайся их скинуть.
— Заметано, — кивнул Мышонок, ловко пряча деньги в потайной карман своей куртки.
В этот момент я заметил, как что-то изменилось в его взгляде. Он слегка напрягся, глаза метнулись куда-то мне за плечо.
— У тебя гости, — тихо сказал он, отступая в тень мусорных баков.
Я обернулся. В начале переулка возник силуэт высокого, широкоплечего мужчины в тёмном пальто и надвинутой на глаза шляпе. Он стоял неподвижно, расставив ноги на ширине плеч и скрестив руки на груди. Классическая поза головореза на службе богатого хозяина. За последние месяцы я насмотрелся на таких до тошноты. Верные псы Никонова, вышколенные, опасные и всегда готовые выполнить любой приказ.
Когда я оглянулся назад, от Мышонка и его компании не осталось и следа. Они испарились в считанные секунды, применив навык, отточенный годами выживания на улицах. Сейчас, вероятно, наблюдали откуда-то из укрытия, оценивая ситуацию и решая, насколько она опасна.
Я неспешно двинулся навстречу незнакомцу, готовясь в любой момент активировать дар. Впрочем, я почти не сомневался, что передо мной человек Никонова, а не Корсакова. У людей первого был свой особый «аромат» — странная смесь самоуверенности и подобострастия, наглости и страха перед боссом.
— Господин Никонов желает вас видеть, — холодно произнёс он, когда я приблизился.
Не «просит». Не «хотел бы поговорить». Именно «желает видеть» — словно это какая-то невероятная честь, а не очередной вызов к боссу, который будет разбрасываться приказами и смотреть свысока.
— Сейчас? — спросил я, стараясь, чтобы голос звучал ровно.
— Незамедлительно, — подтвердил мужчина.
Он мотнул головой в сторону черного автомобиля, маячившего в конце переулка.
— Машина ждет.
Дерьмо. Теперь придется объясняться насчет мальчишек. Наверняка этот амбал все доложит Никонову. Что сказать? Может, прикинуться, что собирал информацию о Корсакове? Нет, слишком рискованно — если Никонов уже знает о моем визите, получится, что я признался. Лучше что-то про ставки на бой. Да, точно — скажу, что хотел узнать, какие ходят слухи перед поединком.
— Сейчас, — буркнул я, якобы поправляя куртку, а сам прощупал амулет, убеждаясь, что он на месте. Не удивился бы, если бы мелкий проныра попытался срезать и моё украшение.
Водитель распахнул заднюю дверь, не дожидаясь, пока я подойду. Всем своим видом показывал, какая это честь — прокатиться на хозяйской машине. Я забрался внутрь и сразу почувствовал, как прогнулось сиденье рядом — это громила втиснулся следом, отрезая мне путь к бегству. Дверь захлопнулась с коротким щелчком.
Тачка тронулась, и я уставился в окно, глядя как уплывает переулок. Там, в тенях между домами, наверняка все еще прятался Мышонок, наблюдая за происходящим. Надеюсь, пацан не струхнёт и сделает своё дело.
Интересно, знает ли Никонов о моём визите к Корсакову? Или просто приготовил для меня очередное задание?
Стоило быть готовым ко всему.
Вместо особняка Никонова мы направились за город, к загородному клубу «Золотой Лев». Громкое название для места, которое по сути было переделанной старой усадьбой какого-то дореволюционного промышленника. Но сейчас это место считалось главным островком престижа для всех, кто хоть что-то значил в Ржавом Порту.
Машина свернула на подъездную аллею, обсаженную голыми по-зимнему липами. Территория клуба выглядела как оазис среди унылых промзон — ухоженная, с тщательно расчищенными от снега дорожками и аккуратными коваными оградами. У входа переминались с ноги на ногу парковщики в темно-зеленой униформе, явно мечтавшие поскорее вернуться в тепло.
— Господин Никонов ждёт вас в зимнем павильоне, — сказал мне водитель, открывая дверь.
Я кивнул и направился к основному зданию. Двухэтажный особняк из потемневшего от времени кирпича величественно возвышался над территорией клуба. К нему примыкали современные пристройки из стекла и металла, сверкающие на зимнем солнце. Странно было видеть в нашем умирающем городе такие признаки развития и роскоши.
У входа стоял охранник с таким лицом, будто проглотил палку, но меня он знал и только слегка кивнул, пропуская внутрь. Внутри клуб напоминал охотничий домик на стероидах — деревянные панели, головы каких-то животных на стенах, старые ружья в витринах. И все это странно контрастировало с современным баром, за которым бармен в белоснежной рубашке смешивал коктейли.
Я едва успел пройти в центральный зал, как услышал характерный гогот с диванов в углу. Там расположилась компания молодых парней — лет по двадцать, в дорогих свитерах и с такими самодовольными рожами, что хотелось приложить их головами об стену. Золотая молодежь. Сынки тех, кто держит этот город в кулаке.
Один из них — белобрысый, с характерным носом и глазами навыкате — заметил меня и что-то шепнул остальным. Гогот стал громче.
— Эй, Сокол! — крикнул он, приподнимаясь с дивана. — Что это мы подавленные такие? Уже представляем, как Вихрь размажет нас по рингу?
Его дружки заржали, словно он сморозил невероятно остроумную шутку. Я узнал белобрысого. Это был сын главы городского совета, редкостный мудак даже по меркам этого гадюшника.
Я медленно обернулся к ним, и на моем лице появилась улыбка — та особенная, холодная улыбка, которая в трущобах обычно предшествовала серьезным неприятностям. Глаза, наверное, тоже изменились, потому что белобрысый заметно напрягся.
— Забавно, — произнес я с обманчивым спокойствием. — А твоя сестренка вчера говорила нечто обратное, когда просила оставить для неё «личный автограф». Впрочем, что взять с девушки, у которой вкус лучше, чем у брата.
Эффект был мгновенным. Белобрысый побагровел так резко, будто его ошпарили кипятком. Его приятели замолчали, переглядываясь с неловкими ухмылками — они явно знали сестру и, судя по их реакции, моё намек попал в точку.
— Что ты несешь, трущобная крыса? — прошипел он, вскакивая с дивана.
Я небрежно пожал плечами, не сводя с него глаз.
— Только то, что в этом клубе даже швейцары разбираются в боях лучше, чем ты. Но не переживай, — я сделал паузу, растягивая момент, — у тебя всегда останется семейный бизнес. Который ты успешно развалишь через годик-другой… ну а твоя сестренка… пусть найдет меня, когда станет совсем туго. Думаю, мы с ней найдем общий язык.
Один из его друзей громко фыркнул, но тут же притворился, что закашлялся. Белобрысый дернулся в мою сторону, сжимая кулаки, но другой приятель вовремя схватил его за плечо и что-то настойчиво зашептал на ухо. Наверняка напоминал, кто я такой и на что способен.
Я же развернулся и направился к стеклянным дверям зимнего павильона, чувствуя спиной их взгляды. Позади раздались приглушенные ругательства, но преследовать меня никто не осмелился. Неудивительно — одно дело играть в крутого перед своими прихлебателями, и совсем другое — проверить на своей шкуре, чего стоит боец Никонова.
Сестра этого придурка, кстати, была ничуть не лучше братца — такая же избалованная и надменная. Разве что в отличие от него умела извлекать пользу из своей внешности. По слухам, она меняла ухажеров чаще, чем перчатки, так что мой намёк попал в самую точку. В трущобах учишься быстро находить чужие болевые точки — это помогает выживать.
Прикрыв за собой стеклянную дверь, я оказался в зимнем павильоне. Под прозрачным куполом, сквозь который виднелось серое зимнее небо, раскинулись тропические растения — нелепая роскошь для портового города. В центре всего этого великолепия стоял круглый стол, и за ним, с бокалами янтарного напитка, сидели двое мужчин, погруженные в неспешную беседу — Никонов и Корсаков.
Я застыл на месте, не веря своим глазам. Заклятые враги, которые, если верить слухам, при встрече едва сдерживались, чтобы не вцепиться друг другу в глотки, сидели вместе, словно старые приятели. Никонов что-то говорил, делая выразительные жесты руками, а Корсаков слушал с едва заметной улыбкой.
Заметив меня, Никонов прервался на полуслове и поднялся.
— А, вот и он! — воскликнул он с наигранным энтузиазмом. — Мой протеже!
Корсаков лениво повернул голову и окинул меня прохладным взглядом, словно видел впервые. Никаких следов вчерашней вежливости или извинений — только высокомерие аристократа, вынужденного общаться с плебеем.
— Присаживайся, Сокол, — Никонов указал на свободный стул. — Мы с господином Корсаковым как раз обсуждали предстоящий бой.
Я приблизился к столику размеренным шагом, хотя внутри всё переворачивалось от нарастающей тревоги. Картина, представшая перед моими глазами, не укладывалась ни в какие рамки здравого смысла. Корсаков и Никонов, эти заклятые враги, мирно беседовали в окружении экзотических растений, словно старые друзья, вышедшие обсудить последние светские новости. И это после вчерашних пламенных речей Корсакова об уничтожении Никонова как главной цели своей жизни…
Они повернулись ко мне одновременно, как актёры в хорошо отрепетированной пьесе.
— А, Сокол, — Никонов указал на свободное кресло между ними. — Присаживайся.
Я опустился в кресло, ощущая себя зверем, загнанным между двумя охотниками. Бокал с напитком материализовался передо мной, наполненный заботливым официантом, появившимся словно из воздуха.
— У нас с господином Корсаковым возникла любопытная идея, — произнёс Никонов, откидываясь на спинку кресла с той непринуждённостью, которая даётся только истинным аристократам и опытным лжецам. — Мы решили раз и навсегда положить конец нашим… разногласиям. Причём сделать это благородным способом.
— Стреляться будете? — невозмутимо поинтересовался я, поднимая бокал и вдыхая аромат дорогого алкоголя.
Воздух наполнился негромким, но искренним смехом. По крайней мере, чувство юмора у этих двоих оказалось схожим.
— Мы сделаем ставку на ваш бой, — Корсаков элегантным движением покрутил в длинных пальцах бокал, заставляя янтарную жидкость переливаться в рассеянном свете. — Чей боец проиграет, тот уходит из города. Навсегда.
Я пригубил напиток, выигрывая время для ответа. Терпкость алкоголя обожгла горло, но помогла сохранить невозмутимое выражение лица.
— Звучит… просто, — осторожно заметил я, опуская бокал на безупречно белую скатерть.
— О, но это не всё, — улыбнулся Корсаков. — Чтобы у бойцов не возникло соблазна поддаться, мы решили сделать схватку смертельной. Никаких ограничений, никаких правил. Бой идёт до смерти одного из участников.
Мой бокал замер на полпути к губам. Смертельный бой. Теперь угроза Корсакова предстала во всей своей зловещей ясности. Он не просто заставлял меня проиграть — он приказывал мне умереть.
Я посмотрел на Никонова, ожидая увидеть хоть какой-то признак сомнения или беспокойства. Но он выглядел абсолютно невозмутимым, словно речь шла о партии в шахматы, а не о бое, где один из нас должен умереть.
— Разумеется, — продолжил Корсаков, — каждый из нас волен выбрать своего представителя. И, как благородный человек, я оставляю право первого выбора господину Никонову.
Он сделал паузу, глядя на своего оппонента с нескрываемым интересом. В воздухе повисло напряжение.
Никонов задумчиво побарабанил пальцами по столу, изображая глубокие раздумья. Но я уже знал, что это спектакль. Решение было принято заранее. Как и моя судьба.
— Я выбираю Сокола, — произнёс он наконец, даже не взглянув на меня.
Корсаков сделал вид, что удивлён.
— Неожиданно, — протянул он. — Но я принимаю ваш выбор, коллега. Вихрь будет счастлив получить шанс… отблагодарить вашего бойца за прошлый бой.
Внутри меня всё оборвалось. Картина стала кристально ясной. Вот почему Корсаков держал Кристи заложницей. Он не просто хотел унизить Никонова — он хотел уничтожить меня руками Вихря. А я должен буду позволить ему это сделать, иначе Кристи умрёт.
Я посмотрел на этих двоих — акул, почуявших кровь, двух игроков, решивших судьбу пешки. У меня не было выбора. Либо я выхожу на ринг и даю себя убить, либо Кристи умирает сегодня же.
Идеальная ловушка. Выхода нет.
— За честный бой, — произнёс Корсаков, поднимая бокал в мою сторону.
Я встретил его взгляд и увидел в нём ту же холодную, расчётливую жестокость, что и всегда. Он всё спланировал с самого начала. Использовал меня, Кристи, даже Никонова — как пешки в своей игре.
— За честный бой, — эхом отозвался Никонов, поднимая бокал.
Я поднял свой бокал, чувствуя, как янтарная жидкость дрожит в моих пальцах. Не от страха, а скорее от ярости. Они думают, что загнали меня в угол? Что у уличной крысы нет зубов и она не сможет огрызнуться?
— За честный бой, — сказал я, глядя им в глаза по очереди.
И выпил до дна.
Алкоголь обжёг горло, а в голову пришло неизменное правило из прошлой жизни — когда тебя загоняют в угол, кусайся. Сильно. И целься в самое больное место.
Корсаков думал, что полностью рассчитал партию и точно выйдет из нее победителем. Никонов считал меня своей собственностью. А я? Я всю жизнь выживал среди хищников, которые были хитрее, сильнее и опаснее меня. И каким-то образом до сих пор дышу.
Кажется, пора показать этим надушенным ублюдкам, чему учат в настоящих столичных трущобах.
— Увидимся на ринге, господа, — произнёс я с улыбкой, которая наверняка выглядела не слишком дружелюбно.
После чего развернулся и пошёл к выходу, оставляя за спиной двух самых влиятельных людей Ржавого Порта.
Каждый из них думает, что знает, как закончится эта игра.
И они оба ошибаются.