Хроники Менталиста 3

Глава 18 Цена лояльности

Дверь в квартиру поддалась бесшумно. Я замер на пороге, пытаясь понять, что не так. Обычно Михаил встречал меня в прихожей с неизменным «Добрый вечер, господин» и протянутыми руками для пальто. Сегодня же меня встретила только тишина, нарушаемая еле слышными звуками… джаза?

Я скинул промокшее пальто на тумбочку и медленно двинулся вглубь квартиры, инстинктивно ступая тише обычного. Звуки музыки определённо доносились из моей спальни. Из-под двери пробивался тёплый золотистый свет, слишком мягкий для обычных ламп.

Осторожно открыв дверь, я застыл на пороге, не веря своим глазам.

Моя спальня превратилась в какую-то пошлую декорацию из дешёвого романа. Повсюду горели свечи, рассыпаны алые лепестки роз, в серебряном ведерке со льдом стояла бутылка шампанского, а из патефона в углу комнаты лилась медленная джазовая композиция. Кто-то специально завёл пластинку — хриплый саксофон и приглушённый рояль создавали атмосферу притона для состоятельных клиентов, а не моей собственной спальни.

Но всё моё внимание было приковано к кое-чему другому.

В центре моей кровати, среди алых лепестков и шёлковых простыней, раскинулась совершенно обнажённая Алиса Никонова. Золотистые волосы струились по её плечам и груди, как расплавленный металл, кожа мерцала в свете свечей, словно фарфоровая. Она лежала в такой позе, что, казалось, каждая линия её тела была рассчитана — идеально выверена, чтобы максимально подчеркнуть соблазнительность силуэта.

Амулет на моей груди мгновенно нагрелся, реагируя на всплеск эмоций. Я почувствовал, как внутри борются два инстинкта — чисто животное влечение к обнажённому женскому телу и отвращение от такой бесстыдной, расчётливой манипуляции.

— Вот так сюрприз, — усмехнулся я, прислонившись к дверному косяку и скрестив руки на груди. — Надеюсь, Михаил ушёл по собственному желанию, а не лежит связанный в кладовке?

Алиса негромко рассмеялась — тем отработанным смехом благородной дамы, который преподают на специальных курсах для дочерей высокопоставленных чиновников.

— Я дала ему выходной, — промурлыкала она, медленно потянувшись. — Решила, что нам было бы неплохо… уединиться.

— И чья это была идея? — спросил я, не двигаясь с места. — Твоя или папочки?

Тень раздражения промелькнула на её идеальном лице, но тут же исчезла под маской соблазнительницы.

— Мужчины… — она закатила глаза. — Всегда усложняют то, что должно быть простым и приятным.

Она поднялась на колени, позволяя мне увидеть себя во всей красе. Я вынужден был признать: Алиса была великолепна. Высокая грудь с розовыми сосками, тонкая талия, плавные изгибы бёдер. Но было в этом что-то совершенно не привлекательное. Возможно, чрезмерная отточенность, будто её всю жизнь учили быть оружием соблазнения.

— Почему бы тебе не присоединиться ко мне? — предложила она, похлопав ладонью по кровати рядом с собой. — Обещаю, ты не пожалеешь.

Я не сдвинулся с места.

— А если я скажу «нет»?

Её улыбка стала чуть напряжённей.

— А зачем тебе говорить «нет» на такое заманчивое предложение? — Она подалась вперёд, опираясь на руки и создавая ещё более соблазнительный ракурс. — Разве мы оба этого не хотим? Разве ты не смотрел на меня… с таким безумным желанием?

Она не ошибалась. Её красота действовала на меня как на любого нормального парня моего возраста. Но под этим поверхностным влечением крылось куда более сложное чувство.

— Может быть, — пожал я плечами. — Но я давно научился не хвататься за всё, чего хочется. Мы же не животные.

Я отлепился от косяка и сделал несколько шагов по комнате, подходя к столику с шампанским. Далее открыл бутылку, наполнил бокал, но не прикоснулся к нему.

— Итак, зачем всё это? — я обвёл рукой комнату. — Мы вроде бы выработали нормальную систему отношений — легкий флирт и ничего большего. Почему ты перешла к более решительным мерам?

Алиса поднялась с кровати, ничуть не смущаясь своей наготы, и приблизилась ко мне плавной, кошачьей походкой.

— Просто подумала, что пора перестать играть в кошки-мышки, — сказала она, останавливаясь так близко, что я ощущал тепло её кожи. — Ты мне нравишься, Сокол. А я, думаю, нравлюсь тебе. Так почему мы не можешь позволить себе столь желаемого удовольствия?

На губах Алисы появилась странная улыбка — не соблазнительная, а скорее… сытая. Как у кошки, только что проглотившей канарейку.

— Отцу вполне по нраву наше сближение, — её пальцы скользнули по моей щеке, шее, затем снова к груди, словно пытаясь нащупать что-то сквозь ткань рубашки. — Думаю, это одно из его сокровенных желаний — сделать тебя частью нашей семьи.

В её интонации промелькнуло что-то зловещее, будто за красивыми словами скрывался другой, куда более тёмный смысл. Мне знаком этот тон — так говорят, когда за блестящей упаковкой прячется стальной капкан.

— И с каких пор папаша Никонов так трогательно заботится о личной жизни дочери? — спросил я с нескрываемым сарказмом, отступая на полшага. — Раньше он только и делал, что использовал тебя как красивую приманку для своих деловых партнёров. Ходячий аксессуар с фамилией.

Алиса не дрогнула. Напротив, по её губам скользнула новая улыбка.

— О, отец не стал бы брать под крыло первого встречного оборванца, — протянула она, растягивая слова. — Он видит в тебе талант, потенциал. И, конечно… происхождение. — Последнее слово она выделила, пристально глядя мне в глаза. — Даже если ты притворяешься, что его нет.

Внутри что-то неприятно кольнуло. Опять эти чёртовы намёки на моё происхождение. Никоновы кружили вокруг этой темы как акулы вокруг кровоточащей раны. Пробовали воду, но не атаковали. Типичный почерк аристократов — никогда ничего не говорить прямо, обволакивать любую мысль десятком метафор и намёков, будто простые слова обжигают им рот.

Но пока они не произнесли вслух имя Белозёрских, у меня оставалось пространство для маневра.

Алиса заметила мою секундную задумчивость и моментально воспользовалась ею, скользнув ближе с грацией хищника. Её обнажённое тело прижалось к моему, руки с неожиданной силой обвились вокруг шеи, словно замыкая капкан.

— Представь, что мы могли бы сделать вместе, — прошептала она мне в ухо. — Ты, я, мой отец… Весь этот город лёг бы к нашим ногам. Никто не посмел бы встать на нашем пути. Ты смог бы отомстить всем, кто когда-либо причинил тебе боль. Власть, деньги, уважение… всё, чего ты когда-либо хотел.

Её слова рисовали соблазнительную картину. И я не мог отрицать, что часть меня — та дикая, жаждущая справедливости часть, что выросла в трущобах — откликалась на них. Но другая часть вспоминала глаза Кристи, полные разочарования, когда она говорила: «Ты уже не тот человек, которого я знала».

Алиса прижалась губами к моей шее, и я ощутил влажное прикосновение её языка. Её руки нетерпеливо блуждали по моему телу, расстёгивая пуговицы рубашки.

— Хватит, — сказал я, отстраняя её от себя.

Она замерла, непонимающе глядя на меня.

— Что?

— Я сказал: хватит, — повторил я твёрже. — Мне это не интересно.

Алиса отступила на шаг, её лицо выражало такое искреннее изумление, что, не будь ситуация столь серьёзной, я бы рассмеялся. Видимо, ей нечасто отказывали.

— Но… почему? — она растерянно обвела руками своё обнажённое тело. — Я же… посмотри на меня!

— Ты очень красива, — признал я. — Но я не хочу быть пешкой в играх твоего отца. И не продаюсь — ни за деньги, ни за секс.

Её недоумение сменилось гневом. Она схватила с кровати шёлковую простыню и прикрылась ею, словно вдруг осознала свою наготу.

— Ты хочешь сказать, что отказываешься от… МЕНЯ? — в её голосе звенело возмущение.

— Я отказываюсь от роли, которую для меня придумал твой отец, — ответил я спокойно.

— Ты просто… просто набиваешь себе цену! — воскликнула она, упрямо мотнув головой. — Хочешь большего? Отец даст тебе долю в бизнесе, собственный особняк, статус в обществе. Чего ты ещё хочешь?

— Свободы выбора, — ответил я. — И права решать, с кем я буду и кому буду служить.

Её лицо исказилось от ярости, и в этот момент я впервые увидел настоящую Алису — не тщательно отрепетированную соблазнительницу, а избалованную, эгоистичную девочку, привыкшую получать всё, что захочет.

— Ты пожалеешь об этом, — процедила она сквозь зубы. — Отец будет в ярости, когда узнает о твоей… неблагодарности. О твоём предательстве.

— Предательстве? — я усмехнулся. — Я выполняю его поручения. Делаю грязную работу. Но это не значит, что я продам ему свою душу… или своё тело.

Алиса начала лихорадочно одеваться, натягивая шёлковое бельё и платье, которое я обнаружил аккуратно сложенным на стуле.

— Всё это из-за неё? — спросила она, застёгивая молнию платья. — Из-за той девчонки из трущоб? Той, что заперлась в комнате и даже не разговаривает с тобой?

Упоминание Кристи заставило меня напрячься. Алиса заметила мою реакцию и недобро усмехнулась, словно хищник, почуявший слабость.

— О, я попала в точку? — она покачала головой, сверкнув глазами. — Какая ирония. Ты выбираешь девчонку, которая тебя даже видеть не хочет, вместо той, что готова дать тебе место рядом с самым влиятельным человеком в городе.

— Ты не знаешь ни меня, ни Кристи, — ответил я холодно.

— Зато я знаю отца, — парировала Алиса, поправляя причёску дрожащими от злости пальцами. — И он не любит, когда ему отказывают. Особенно когда речь идёт о его… инвестициях.

— А что ему нужно? — спросил я. — Что на самом деле нужно Никонову?

Алиса внезапно замерла, словно осознав, что сказала лишнее. Потом медленно подошла ко мне и положила руку мне на грудь, чуть выше сердца.

— Ты, — прошептала она. — Твоя лояльность, твои способности, твоё имя. Отец не тратит время на случайных людей. Он увидел в тебе то, что может сделать его «империю» непобедимой. Он потратил месяцы, чтобы приручить тебя… сделать своим. — Она наклонилась ближе, почти касаясь губами моего уха. — Теперь, когда ты отказался сотрудничать по-хорошему… он найдет другие способы привязать тебя к себе.

Она отстранилась, глядя мне прямо в глаза.

— Тебе стоило сказать «да». Тогда у тебя была бы хотя бы иллюзия выбора. А теперь… — она едва заметно покачала головой. — Отец всегда получает то, что хочет. Всегда.

С этими словами она развернулась и направилась к двери, оставляя за собой шлейф дорогих духов и недосказанных угроз.

— Отец будет очень разочарован, когда узнает о твоём отказе, — бросила она через плечо. — А он не из тех, кто прощает разочарования.

Как только дверь за ней закрылась, меня накрыло волной тревожных мыслей.

Что-то здесь не сходилось. Зачем Никонову подсылать ко мне Алису именно сейчас? Я выполнял все его задания, не задавал лишних вопросов, не показывал ни малейших признаков нелояльности. А тут вдруг такая топорная атака — соблазнение, угрозы, ультиматумы.

Никонов никогда не действует без причины и никогда не торопится, если нет особого повода. Что-то заставило его форсировать события. Возможно, какая-то новая сделка на горизонте? Или намечается передел влияния в городе? Может, он просто хочет убедиться в моей абсолютной лояльности перед тем, как сделать следующий ход в своей бесконечной игре за власть?

Что бы это ни было, Никонов явно терял хладнокровие — он, мастер тонких манипуляций и многоходовок, вдруг решил действовать в лоб, как какой-то новичок в мире интриг. Это настораживало больше, чем все прямые угрозы. Если человек, который просчитывал каждое своё действие на десять шагов вперёд, вдруг начинает спешить, значит, игра пошла по-крупному. А в таких играх фигуры вроде меня обычно становятся расходным материалом.

Я потёр переносицу и со вздохом оглядел настоящее поле боя, в которое превратилась моя спальня. Повсюду следы несостоявшегося соблазнения — бутылка шампанского, которое давно потеряло пузырьки и стало просто дорогим кисловатым вином. Лужицы от растаявшего льда расползались по полированному дереву, грозя его испортить. Алые лепестки роз прилипли к шёлковым простыням так, что придётся соскребать их ногтями. А свечи… чёртовы свечи оплывали на антикварную мебель, оставляя восковые потёки, которые будут сниться мне в кошмарах.

И тут меня посетил, пожалуй, самый насущный вопрос вечера: а кто, собственно, будет всё это убирать⁈

Я тяжело вздохнул, оглядывая масштаб бедствия. Михаил, которого так своевременно отослала Алиса, вернётся только завтра. Доморощенная соблазнительница устроила бардак и свалила, оставив мне грандиозную уборку. Типично для избалованной аристократки — создать проблему и ускользнуть, пока кто-то другой разгребает последствия.

«Похоже, придётся мне,» — мысленно проворчал я, закатывая рукава.

Я начал тушить свечи — одну за другой, наблюдая, как комната постепенно погружается в темноту. Каждое крошечное пламя, умирающее между моими пальцами, отзывалось тихим шипением. Странная символика — столько бессмысленного огня, и все напрасно.

Выбросив простыни с налипшими лепестками в корзину для белья, я машинально оглядел комнату. Привести её в порядок можно и утром. Сейчас мне нужно было кое-что проверить.

Кристи.

После визита Алисы в голове образовалась тревожная пустота. Что если дочь Никонова решила отыграться не только на мне? Что если её слова о «других способах привязать к себе» касались не только меня?

Я поспешил по коридору к двери Кристи. Темнота квартиры, обычно успокаивающая, сегодня казалась враждебной. Что-то было не так. Звуки, запахи… всё ощущалось иначе, словно моё личное пространство было нарушено не только Алисой.

Остановившись у знакомой двери, я негромко постучал.

— Кристи?

Тишина.

— Кристи, ты там? Мне нужно поговорить.

Снова тишина. Никаких шагов, никакого движения, ни даже злого «уйди», которое я так часто слышал последние месяцы.

Я прислонился ухом к двери. Обычно я мог различить её дыхание, перелистывание страниц книги, даже тихий скрип кровати, когда она ворочалась. Но сейчас… ничего.

— Кристи, открой! — я постучал настойчивее.

Амулет на груди слабо пульсировал, словно подталкивая к действию. Дверь была заперта изнутри, и обычно я уважал её границы. Но что-то в этой тишине заставило меня напрячься.

— Я вхожу! — предупредил я и, не дожидаясь ответа, применил силу.

Замок был простым, внутренним. Достаточно слегка надавить, чтобы язычок выскочил из паза. Дверь распахнулась с тревожной лёгкостью.

В комнате было темно, только лунный свет из незашторенного окна рисовал бледные квадраты на полу. Я щёлкнул выключателем.

Пусто.

Кровать заправлена, на тумбочке — стопка книг, нетронутый ужин, который принес Михаил. Ни следа борьбы, ни записки, ни… Кристи.

Неправильность ситуации ударила меня в солнечное сплетение. Даже в самые тяжёлые дни нашего противостояния, Кристи никогда не покидала комнату ночью. Она вообще редко выходила, предпочитая изоляцию обществу «продавшегося» меня.

Я рывком распахнул шкаф. Её одежда была на месте — немногочисленные вещи, которые она привезла из трущоб, и новые, которые я ей купил, но которые она отказывалась носить. Исчезла только старая куртка из потрёпанной кожи. Это было плохим знаком.

На подоконнике я заметил тёмное пятно. Подойдя ближе, понял — земля с ботинок. Кто-то залезал через окно. Или… вылезал.

Сбежала? Или её забрали?

Я подошел к окну. Десятый этаж. Неподготовленный человек отсюда точно не спустится.

Осматривая подоконник, я заметил едва видимые следы — возможно, от веревки или другого приспособления. Кто-то явно продумал этот момент. И почему именно сегодня? Почему сейчас?

В голове сложились кусочки мозаики. Алиса. Угрозы. «Другие способы привязать к себе».

— Проклятье! — я ударил кулаком по подоконнику.

Они забрали Кристи. Забрали, пока я отшивал их драгоценную принцессу. Идеальное время для удара — когда я отвлечён и слишком самоуверен.

Я вылетел из комнаты, быстро натянул куртку и выскочил из квартиры, даже не заперев дверь. Лифт полз бесконечно долго, поэтому я рванул по лестнице, перепрыгивая через ступеньки.

Оказавшись на улице, я остановился, пытаясь собраться с мыслями. Мозг лихорадочно перебирал варианты. Если Кристи сбежала сама, куда она могла пойти? У неё не было друзей в этом городе, кроме меня.

Рынок? Церковь? Порт? Она всегда любила смотреть на корабли…

Если же её похитили — нужно немедленно возвращаться к Никонову. Но что, если это не он стоит за похищением? Что если это Корсаков решил нанести удар, используя моё отсутствие?

Проклятье, как же всё запуталось.

Я остановился посреди дороги, хватая ртом морозный воздух. Снег падал всё гуще, превращая ночной город в нечёткое, размытое пятно. Будто реальность растворялась вокруг меня, оставляя только панику и безысходность.

— Эй, господин! — раздался детский голос за спиной. — Это вам!

Я резко обернулся. В трёх шагах от меня стоял мальчишка лет десяти, худой как щепка, с острыми скулами и насторожённым взглядом — типичный беспризорник из тех, что сновали по Ржавому Порту в поисках лёгкой наживы.

— Что тебе? — рявкнул я грубее, чем собирался.

Мальчишка не испугался, только прищурился, изучая моё лицо.

— Мне велели передать, — он протянул сложенный листок бумаги. — Сказали, это для Сокола. Это ведь вы?

Я замер. Все уличные мальчишки были на подхвате у разных банд — передавали сообщения, следили за чужаками, подслушивали разговоры. Их услугами пользовались все — от мелких воришек до самого Никонова.

— Кто дал тебе эту записку?

— Один тип, — мальчишка пожал плечами. — В капюшоне. Странный такой. Дал целый серебряный!

Он гордо продемонстрировал монету — действительно серебряную, с профилем Императора.

Я схватил записку, разворачивая ледяными пальцами. Бумага была плотной, дорогой, с золотистым тиснением по краям. Такой обычно пользовалась знать для приглашений и писем.

Ровные строчки, написанные каллиграфическим почерком, плясали перед глазами:

'Твоя подруга у меня, Сокол. Или мне стоит называть тебя по настоящему имени, Матвей Белозерский?