Хроники Менталиста 3

Глава 14 Цена подписи

И вдруг дверь с оглушительным грохотом распахнулась, словно её вышибли тараном. Металлическая ручка отлетела в сторону, ударившись о стену с мерзким звоном, а в дверном проёме возникла фигура, от одного вида которой у меня внутри всё похолодело.

Я моргнул, не доверяя своим глазам. Время застыло. В голове промелькнула идиотская мысль, что это галлюцинация, вызванная стрессом и недосыпом. Потому что этот человек не мог здесь быть.

Бритый наголо крепкий мужчина стоял в дверях, опираясь на левую ногу — правая была чуть согнута, выдавая хромоту. Он заметно прибавил в весе с нашей последней встречи, но я узнал бы это лицо даже в кромешной тьме. Эти холодные, просчитывающие глаза. Эту линию челюсти. Эти неестественно острые зубы, похожие на акульи, которые обнажались в улыбке, каждый раз вызывая желание проверить, цел ли собственный кадык.

Шакал.

Тот самый Шакал, которого я своими глазами видел мёртвым на пристани Каменного порта два месяца назад.

Горло перехватило так, что я едва мог дышать. Перед внутренним взором с болезненной чёткостью возникла та сцена: имперские агенты, загнавшие нас в угол на пристани; Шакал, делающий шаг назад, выставив руки перед собой, пытающийся убедить Серых, что он просто оказался рядом, что не имеет с нами ничего общего. Затем выстрелы — не один, не два, а целая очередь. Его тело, дёрнувшееся, как марионетка с обрезанными нитями. Долгое мгновение он ещё стоял, а потом начал медленно, словно нехотя, заваливаться назад. Последний взгляд в нашу сторону, перевал через перила, и чёрная, маслянистая вода, сомкнувшаяся над ним, оставив лишь круги и пятна крови, растворяющиеся в темноте.

А сейчас он стоял здесь, в дверях грязного склада, живой и вполне материальный. Его пронзительные глаза перескакивали с Волкова, замершего с ручкой у шеи, на меня и обратно. В них не было ни тени узнавания, только холодная оценка ситуации. Волков с ручкой. Рядом я. Он явно сложил два и два.

Лицо Шакала исказилось гримасой такой бешеной ярости, что я невольно отшатнулся. С гортанным рыком, больше похожим на звериный, он сорвался с места и метнулся в мою сторону, выставив вперёд руки с растопыренными пальцами — нацелился прямо на горло.

— ЗАМРИ! — приказал я, вложив в голос всю силу дара, на какую только был способен.

Шакал застыл в полуметре от меня, будто наткнувшись на невидимую стену. Его глаза, налитые кровью от ярости, едва не вылезали из орбит. Рука с растопыренными пальцами так и осталась вытянутой, целясь мне в горло. Только грудь тяжело вздымалась, и по лбу стекала одинокая капля пота — единственные признаки, что передо мной живой человек, а не каменная статуя.

— Я не контролирую Волкова! — выпалил я, чувствуя, как амулет под рубашкой раскаляется от напряжения. — Это его решение!

Волков за моей спиной с трудом поднялся на ноги, и его хриплый голос прозвучал ближе, чем я ожидал:

— Он говорит правду, успокойся. — Странная интонация проскользнула в его фразе, когда он добавил: — Брат.

Брат⁈ Я чуть не выпустил ментальную хватку от неожиданности. Этого не могло быть. Эти двое — родственники? Волков — утончённый, пусть и потрёпанный жизнью бизнесмен, и Шакал — жестокий контрабандист и наёмник, который за достаточную плату перережет глотку собственной матери?

— Он не пытался управлять мной, — продолжил Волков, заметив шок на моём лице. — Успокойся, Шакал. Парень просто оказался в нужное время в нужном месте. Никто не виноват, что у меня… сдали нервы.

Я медленно, с осторожностью, ослабил ментальный захват, позволяя Шакалу двигаться. Он опустил руку, но глаза всё ещё буравили меня с недоверием. Несколько секунд стояла напряжённая тишина, нарушаемая только его тяжёлым дыханием.

— Шакал? — наконец выдавил я, всё ещё не до конца веря собственным глазам. — Как… Я же видел… Ты погиб. На пристани. Я же видел!

Он не удостоил меня ответом, вместо этого резко повернувшись к Волкову, который с трудом опустился обратно на стул:

— Какого хрена, Серёжа? — процедил Шакал, кивнув на ручку, которую Волков всё ещё сжимал побелевшими от напряжения пальцами. — Я искал тебя по всему проклятому городу, а ты тут собрался вспороть себе глотку одноразовой ручкой?

Волков медленно положил ручку на стол. Даже в тусклом свете я заметил, как дрожат его искалеченные пальцы. Он был похож на человека, который мгновение назад смирился с неизбежным концом, а теперь вдруг увидел неожиданную возможность продолжить бой. Смирение на его лице медленно сменялось смесью растерянности и слабой надежды.

— Ты меня нашёл, — произнёс он тихо. — Как?

Шакал огляделся по сторонам, его взгляд цеплялся за каждый угол, каждую тень, словно там могли прятаться враги. Затем он достал из-за пазухи небольшой предмет и положил на стол. Это был медный диск размером с ладонь, покрытый сложной гравировкой. По краю медленно угасали один за другим светящиеся символы — как песочные часы, отмеряющие время в обратном порядке.

— Снотворный артефакт, — пояснил он, заметив мой недоумённый взгляд. — Активировал перед входом. Охрана и персонал в радиусе пятидесяти метров видят сладкие сны. У нас около пятнадцати минут, не больше.

Шакал постучал пальцем по диску:

— Чертовски дорогая штука, между прочим. Досталась от того коллекционера с юга. Помнишь, которого мы с тобой… — он осёкся, бросив короткий взгляд на меня. — Неважно. Главное, она работает. Штука одноразовая, но оно того стоило.

— Но почему мы не спим? — спросил я.

— Потому что ты Менталист, — ответил Волков, впервые обращаясь ко мне напрямую. — Снотворная дымка не действует на Одаренных. А мы… — он кивнул на Шакала, — мы родичи. Двоюродные братья. Артефакт не трогает кровных родственников того, кто его активировал.

Двоюродные братья. Я смотрел на этих двоих, таких разных внешне и по характеру, и пытался разглядеть семейное сходство. Сейчас, когда они стояли рядом, начали проступать еле заметные детали — что-то в линии подбородка, в форме скул, в манере держать голову.

— Я искал тебя три недели, — продолжил Шакал, снова обращаясь к Волкову. — Только вернулся в город и узнал, что мой братец пропал без вести. Увидел твою фотографию в этой дерьмовой газетёнке — «Последний независимый судовладелец Ржавого Порта». Нашёл несколько твоих старых знакомых, вытряс из них всё, что они знали. Пришлось поднять половину своих старых связей, чтобы выяснить, где тебя держат.

Он нервно провёл рукой по выбритому затылку:

— Видимо, успел в последний момент, — он кивнул на ручку, лежащую на столе. — Как всегда.

— Да как ты выжил-то⁈ — я все еще не мог поверить, что вижу знакомого из столицы.

Шакал наконец соизволил обратить на меня более пристальное внимание.

— Старый трюк со стальными пластинами и свиной кровью, — ответил он. — От пули в голову не спасёт, но эти имперские идиоты всегда целят в грудь.

Он слегка приподнял край куртки, демонстрируя что-то под ней:

— Две стальные пластины, между которыми запаяны маленькие мешочки со свиной кровью, — Шакал говорил с нескрываемым удовольствием, как мастер, раскрывающий секреты ремесла. — Старая технология, но надёжная. Когда пуля пробивает верхний слой и давит на мешочек, он разрывается с потрясающим эффектом. Брызги крови в разные стороны, расплывающиеся пятна на одежде — зрелище впечатляет даже бывалых оперативников. Для полного погружения в образ трупа нужно только расслабить всё тело в момент падения.

Он растянул губы в кривой усмешке, обнажая заострённые зубы, словно акула, почуявшая кровь:

— Течение подхватило меня, как только я рухнул в воду, и затащило прямо под причал — идеальное укрытие. Агенты даже не пытались искать тело — слишком заняты были погоней за вами. Я отсиделся там некоторое время, а потом выбрался на берег в паре километров ниже по течению. — Он провёл ладонью по бритому черепу. — Пришлось, конечно, изрядно изменить внешность, найти новые документы, залечь на дно. Но у меня все получилось. Когда имперские ищейки ищут тебя живым, это одно, а когда считают мёртвым — это даёт настоящую свободу.

Прежде чем я успел ответить, Шакал резко сменил тему:

— Хватит расспросов, — он коротко глянул на диск, где один за другим затухали светящиеся символы. — Артефакт не будет действовать вечно. Нам нужно уходить.

Он положил руку на плечо Волкова, помогая ему подняться с места:

— Я забираю Серёжу. Прямо сейчас.

В этих словах не было вопроса или предложения — только утверждение, не подлежащее обсуждению.

— Нет, — возразил я, удивляясь собственной решимости.

Слово повисло в воздухе, словно брошенная перчатка. Шакал замер на полудвижении, его рука, поддерживающая Волкова, напряглась. В комнате повисла тяжелая пауза, заполненная только тихим звуком угасающих символов на артефакте.

— Что ты сказал? — переспросил он тихо.

Его глаза встретились с моими — ледяные, расчётливые, смертельно опасные. В них читалось удивление, быстро сменяющееся гневом.

— Не забираешь, — повторил я, стараясь, чтобы голос не дрогнул.

Шакал прищурился, его рука медленно, незаметно для неподготовленного глаза, скользнула к поясу, где наверняка было спрятано оружие.

— Повтори? — произнёс он с таким опасным спокойствием.

— Если пленник исчезнет во время моего первого задания, — продолжил я, отступая на пару шагов, чтобы увеличить дистанцию между нами, — Никонов спустит на меня и Кристи всех собак.

Я попытался придать голосу твёрдости:

— Я благодарен тебе за всё, что ты для нас сделал в прошлом, — сказал я, отступая на шаг. — Но не могу рисковать жизнью Кристи ради вас двоих…

Воздух в тесной комнате словно загустел. Напряжение стало почти осязаемым, и я кожей чувствовал, как Шакал просчитывает варианты. Видел, как еле заметно наклоняется его корпус вперёд — в любой момент он может броситься на меня. Я осторожно отступил к стене, увеличивая дистанцию. Мне нужно пространство для манёвра, если всё пойдёт наперекосяк.

Волков молча наблюдал за нами, его глаза перебегали с меня на Шакала и обратно.

— Есть выход, — сказал я наконец, нарушая тяжёлое молчание. — Если Волков подпишет документы, я могу сделать вид, что меня застали врасплох, и вы сбежали.

— Ни за что, — мгновенно отреагировал старик. — Я не подпишу эту чёртову бумагу.

— Подпишешь, — неожиданно произнёс Шакал, не отрывая от меня пронзительного взгляда.

Волков уставился на него, как на сумасшедшего:

— Ты в своём уме? Это мой бизнес, моя жизнь! — его голос дрогнул. — Две тысячи человек останутся без работы, если я подпишу! Никонов первым делом уволит большую часть сотрудников! Он мне сам это сказал, даже не скрывая!

— А какой смысл в твоей смерти? — резко спросил Шакал, повернувшись к нему. — Думаешь, твоё драгоценное завещание о передаче контрольного пакета акций сотрудникам сработает?

Волков отшатнулся, словно получил пощёчину:

— Откуда ты…

— Я же сказал, что поднял все свои связи, — хмыкнул Шакал. — Знаю даже имя нотариуса, который его заверял. Бедняга так боялся говорить, что чуть не наложил в штаны, когда я пришёл к нему… побеседовать.

Шакал оперся о край стола, приблизив лицо к брату:

— Все местные чиновники и адвокаты давно в кармане у Никонова. Твоё завещание таинственным образом исчезнет. А вместо него появится совсем другой документ — с твоей безупречно подделанной подписью.

Он постучал пальцем по лежащим на столе бумагам:

— Да, это не то же самое, что если бы ты подписал сам, но… в безвыходной ситуации Никонов пойдёт именно таким путём. Уж поверь, я знаю, как работают такие, как он.

Волков сидел, ссутулившись на стуле, будто на его плечи навалился невидимый груз. Лицо стало серым, глаза смотрели в пустоту. Я видел, как надломилась его воля, как рухнула решимость умереть героем.

— А так, пока ты жив, — продолжил Шакал чуть мягче, — у нас будет шанс оспорить сделку. Всё, что нам нужно сейчас — время. Время, чтобы выжить, набраться сил, поднять старые связи.

Что-то в этих словах заставило Волкова вздрогнуть и поднять глаза на Шакала. Между ними как будто пробежал безмолвный сигнал, понятный только им двоим.

Я наблюдал, как на лице старика разворачивается внутренняя борьба. Гордость и принципы сражались с прагматизмом и инстинктом самосохранения. В этом бою не было бескровных побед — любое решение означало поражение в чём-то другом.

— Ваш брат прав, — сказал я тихо. — Ваша смерть никого не спасёт. Она только лишит ваших людей последнего защитника.

Волков долго смотрел на нас обоих, словно пытаясь найти какой-то третий путь. Затем его плечи опустились в жесте смирения, и с тяжёлым, утробным вздохом, он протянул руку к документам.

— Вы оба будете гореть в аду за это, — пробормотал он, беря в дрожащие пальцы ручку.

— Я и так там побывал пару раз, — хмыкнул Шакал с нервным смешком. — Ничего особенного. Дрянная еда и очень скверная компания.

Волков поморщился от этой мрачной шутки и склонился над бумагами. Его рука заметно дрожала, когда он подписывал страницу за страницей. Я видел, что каждая подпись даётся ему с трудом — не столько физическим, сколько моральным. Вместе с каждым росчерком ручки он отрекался от дела всей своей жизни.

Когда он закончил, то отбросил ручку с таким отвращением, словно она внезапно превратилась в ядовитую змею.

— Вот, — хрипло произнёс он, и в его голосе звучала глухая ярость, смешанная с отчаянием. — Надеюсь, вы знаете, что делаете.

Шакал быстро собрал документы, проверил все подписи и только потом протянул их мне:

— Держи, малец. Не потеряй — от них слишком многое зависит.

Стопка бумаг оттягивала руку не столько физическим весом, сколько тяжестью ответственности. Я держал в руках судьбу не только Волкова, но и тысяч людей, о которых ничего не знал. И эта мысль заставляла что-то внутри сжиматься от странного чувства, похожего на стыд.

Шакал помог Волкову подняться на ноги. Его двоюродный брат выглядел истощённым, словно подписание бумаг забрало последние силы. Интересно, сколько дней его пытали, прежде чем оставить наедине с самим собой и крошечной ручкой, способной избавить от всех проблем? Никонов явно был мастером психологического давления.

— Сможешь идти? — тихо спросил Шакал.

Волков коротко кивнул, выпрямляясь, несмотря на боль:

— Не впервой, братец. И не в таком дерьме барахтались.

Они направились к двери, но я остановил их:

— Погодите. Один момент.

Шакал обернулся, приподняв бровь:

— Что ещё, малец?

— Такие артефакты обычно не действуют на Одарённых, — сказал я, кивая на медный диск. — Никонов может заподозрить неладное, если я буду в сознании. Лучше сделать это правдоподобным.

Я подошёл к Шакалу:

— Ударь меня. По затылку, чтобы вырубить.

— А не боишься, что мы просто заберем бумаги? — прищурился Шакал, оценивающе глядя на документы. — Зачем тебе эта комедия с потерей сознания?

Я покачал головой:

— Ты слишком умен, чтобы этого не делать. Заберете бумаги — и на вас начнется новая охота. Никонов не из тех, кто забывает такие вещи. А в следующий раз он не станет церемониться с требованием подписи — он просто избавится от вас обоих. Документы должны остаться здесь.

Шакал помолчал несколько секунд, затем медленно кивнул.

— Уверен, малец? Бью я крепко. Могу перестараться.

— Делай что нужно, — произнёс я с уверенностью. — Просто, постарайся меня не прикончить, договорились?

Шакал усмехнулся. Но прежде, чем он замахнулся, Волков неожиданно шагнул ко мне и протянул руку:

— Спасибо, — сказал он с такой искренностью, что на секунду мне стало неловко. — Не каждый на твоём месте поступил бы так. Ты напомнил мне кое-кого…

Я пожал его руку, удивлённый этим внезапным проявлением тепла. Его хватка, несмотря на израненные пальцы, оказалась крепкой — чувствовалась сила человека, который всю жизнь работал не только головой, но и руками.

Шакал проверил, сколько времени осталось до истечения действия артефакта, и повернулся ко мне:

— Готов?

— Давай, — я закрыл глаза, готовясь к боли. Сердце отчаянно колотилось в груди, но я знал, что это необходимо.

— Затылок или шея? — деловито спросил Шакал, примериваясь.

— Затылок. Так будет правдоподобнее.

Шакал усмехнулся, обнажая острые зубы:

— Что ж, прости заранее, малец.

Я почувствовал, как его рука крепко легла мне на плечо, а затем сокрушительный удар обрушился на затылок.

Вспышка боли взорвалась в голове, ослепительная и всепоглощающая, словно кто-то воткнул раскалённый прут прямо в мозг. Перед глазами заплясали белые пятна, уши заложило, будто я нырнул на глубину. Мир вокруг закачался, и ноги подкосились, отказываясь держать.

Я почувствовал, как падаю на холодный бетонный пол, не в силах даже выставить руки, чтобы смягчить удар. Щека болезненно встретилась с шероховатым покрытием. Тело перестало слушаться, превратившись в мешок с костями.

Сквозь нарастающий шум в ушах я ещё смог различить приглушённые голоса и странный скрежет отодвигаемой панели. Зрение уже затуманивалось, но я успел увидеть, как Шакал помогает Волкову пройти в какой-то тайный проход, появившийся в стене, словно по волшебству. Тяжёлая панель начала закрываться за ними.

— … не доверяй никому, даже мне… — донеслись до меня последние обрывки слов Шакала, прежде чем тьма окончательно затопила сознание, утягивая меня в беспамятство.

Возвращение в реальность было мучительным. Первое, что я почувствовал — тупая, пульсирующая боль, разливающаяся от затылка к вискам при каждом ударе сердца. Она накатывала волнами, заставляя внутренности скручиваться от тошноты. Шакал определённо не сдерживался, сукин сын. На языке ощущался металлический привкус крови — видимо, при падении я прикусил его.

Я с трудом разлепил веки. Зрение расплывалось, и мне потребовалось несколько мгновений, чтобы сфокусировать взгляд на бетонном полу, на котором лежал. Несколько капель крови темнели на сером бетоне — моей крови. Каждая попытка пошевелиться вызывала новую волну боли, прокатывающуюся от затылка к вискам.

Постепенно слух вернулся, и я уловил звуки шагов — не одной пары, а нескольких. Они приближались, гулко отдаваясь в пустом помещении.

— Он здесь! — раздался чей-то резкий голос.

Пол под моей щекой завибрировал от тяжёлых ботинок. Я попытался поднять голову, но тело не слушалось. Казалось, каждая мышца превратилась в студень.

— Жив? — это уже был другой голос, низкий и властный, с металлическими нотками.

Чья-то рука грубо схватила меня за плечо и перевернула на спину. Яркий свет ударил по глазам, заставив сморщиться от боли. Надо мной нависло несколько размытых силуэтов, которые постепенно обретали чёткость.

Комната медленно перестала кружиться, и я смог осмотреться. Тусклый свет единственной лампы, пустота, запах сырости и крови. Шакал и Волков исчезли, оставив только аккуратно сложенные документы на краю стола.

Я узнал тяжёлые ботинки с серебряными носками, стоящие прямо у моего лица — это была фирменная обувь Никонова. Рядом с ними виднелись ещё несколько пар обуви — начищенные до блеска кожаные туфли его охраны.

— Очнулся, — холодный голос Никонова прорезал туман в моей голове. В его тоне сквозило едва сдерживаемое раздражение, словно моя потеря сознания была личным оскорблением.

Я с трудом сел, придерживая гудящую голову. Перед глазами всё ещё плясали цветные пятна. Надо мной возвышалась фигура хозяина порта — в безупречном тёмно-синем костюме, с идеально уложенными седыми волосами.

За его спиной маячили пятеро охранников — здоровенные мужики с каменными лицами и профессионально цепкими взглядами, которые обшаривали каждый сантиметр помещения в поисках возможной угрозы.

— Что здесь произошло? — спросил Никонов, и голос его звучал мягко, но от этой мягкости становилось не по себе — так, наверное, говорят со смертельно больными, которым не хотят сообщать диагноз.

Я обвёл взглядом комнату, делая вид, что пытаюсь собраться с мыслями. Мозг лихорадочно прокручивал придуманную легенду, проверяя её на отсутствие логических дыр.

— Какой-то человек… — начал я, морщась от пульсирующей боли в затылке. — Он был в маске. Ворвался сюда, когда мы с Волковым… разговаривали. Я не успел среагировать.

— И ты не смог его остановить? — в голосе Никонова появились льдистые нотки. — Со своими… способностями?

Он подчеркнул последнее слово так, что оно прозвучало почти угрожающе. Я видел, как его пальцы слегка дёрнулись, выдавая нетерпение и досаду.

— Он был увешан защитными амулетами, как новогодняя ёлка, — огрызнулся я, не скрывая раздражения. Лучшая защита — нападение, и злость в такой ситуации выглядела правдоподобнее страха. — Я пытался его удержать, но… — я показал на затылок, где наверняка уже вздулась знатная шишка.

Один из охранников подошёл ближе и бесцеремонно схватил меня за подбородок, поворачивая голову, чтобы осмотреть рану на затылке. Его пальцы были словно стальные клещи.

— Серьёзно приложили, — констатировал он, обращаясь к Никонову. — Кровь настоящая, рана свежая. На симуляцию не похоже.

Никонов молча кивнул и прошёл к столу, где заметил оставленные Волковым документы. Его пальцы, унизанные массивными кольцами, ловко пролистали страницы, задерживаясь на каждой подписи. Глаза сузились, словно он пытался разглядеть что-то, скрытое от обычного взора.

— Странно, что они не забрали бумаги, — произнёс он наконец, поворачиваясь ко мне с нечитаемым выражением лица. — Раз уж им никто не мешал.

В его тоне сквозило подозрение, но взгляд оставался холодным и расчётливым. Я понимал — сейчас он решает, верить мне или нет. От этого зависело слишком многое.

Я пожал плечами, всё ещё держась за голову:

— Понятия не имею, что было в башке у этого урода. Может, боялся, что придёт подмога. Может, впопыхах не обратил внимания. — Я поднял взгляд, встречаясь глазами с Никоновым. — А может, вовсе не знал, что Волков тут что-то подписывал.

Я поднялся на ноги, пошатнулся, но устоял, опираясь о стену. Голова кружилась, к горлу подкатывала тошнота, но я постарался выглядеть увереннее, чем чувствовал себя:

— Да и вообще, это ваши люди прошляпили вторжение. Как он вообще сюда пробрался? Не я должен отвечать за безопасность.

Охранник за спиной Никонова дёрнулся, явно разозлившись от моей наглости. Его рука сжалась в кулак, а на лице проступили красные пятна. Но Никонов остановил его лёгким жестом руки, не оборачиваясь — похоже, он умел читать своих подчинённых, даже не глядя на них.

Его цепкий взгляд впился в меня, словно пытаясь просверлить насквозь. Я почувствовал, как воздух вокруг меня уплотнился — лёгкое телекинетическое воздействие, едва ощутимое, но безошибочно узнаваемое. Никонов прощупывал меня своим даром, проверяя на сопротивление.

Наши глаза встретились, и его взгляд словно физически давил, пытаясь обнаружить ложь. Я не сопротивлялся, позволяя ему изучать мою реакцию, мой язык тела, мельчайшие движения глаз. Пусть видит мою уверенность в легенде о загадочном человеке в маске, ворвавшемся в комнату, о безуспешной схватке, о внезапном ударе в затылок.

Напряжение висело в воздухе, словно грозовая туча, готовая разразиться в любую секунду. Даже охранники замерли, не двигаясь и почти не дыша, будто боялись нарушить концентрацию своего хозяина. Наконец Никонов ослабил телекинетическое давление и физически отступил на шаг. На его губах появилась тонкая, удовлетворённая улыбка.

— Плевать на Волкова, — произнёс он, складывая документы в кожаную папку, которую достал из внутреннего кармана пиджака. — Этот старик мне больше не нужен. Бумаги подписаны, а значит… — он перевёл взгляд на меня, и в его глазах промелькнуло нечто странное, похожее на голод, — ты выполнил своё задание.

Никонов щёлкнул пальцами, и один из охранников немедленно протянул ему конверт — плотная бумага кремового оттенка, запечатанная золотистым сургучом с личной печатью промышленника. Он повертел конверт в руках, словно наслаждаясь моментом, а затем протянул его мне:

— Твоя оплата, — сказал он. — И, должен признать, ты превзошёл мои ожидания. Немногие смогли бы справиться с этим упрямым стариком.

Я принял конверт, ощущая его приятную тяжесть в руке. Бумага была дорогой, с тиснением — не та дешевка, в которую заворачивают деньги в трущобах. Внутри лежала явно внушительная сумма.

— Признаюсь честно, — сказал Никонов, поправляя идеально выглаженную манжету рубашки, — часть меня сомневалась, что ты доведешь дело до конца.

Он стоял так, будто находился в своей стихии — человек, привыкший к власти в каждом помещении, где бы ни оказался. Его массивная фигура заполняла пространство, несмотря на разделявшее нас расстояние. Само его присутствие словно давило на воздух вокруг.

— Заставить человека подписать бумаги против его воли… — он сделал выразительную паузу, — не каждый способен переступить такую черту, даже среди тех, кто привык выживать любой ценой.

Взмахом руки он отослал охранников к дверям. Те беспрекословно подчинились, словно хорошо вышколенные псы. Мы остались вдвоем посреди пустого склада, освещенного единственной тусклой лампой, отбрасывающей причудливые тени.

— Меня интересует, Сокол, — Никонов подошел ближе, и я уловил слабый аромат дорогого одеколона, смешанный с запахом кожи его перчаток, — сложно ли тебе было? Внутренне. Морально.

Я выдержал его взгляд, ни на секунду не показывая тех сомнений, что грызли меня изнутри:

— Работа есть работа. Я сделал то, за что мне заплатили.

Никонов улыбнулся — не широко, а лишь уголками губ, но эта полуулыбка преобразила его лицо, сделав на мгновение почти человечным.

— В таком случае, у меня есть для тебя новые задания, — он произнес это с какой-то интимной интонацией, словно делился секретом. — Более… сложные. И куда более щедро оплачиваемые.

Его пальцы, унизанные массивными кольцами, выстукивали неслышный ритм по крышке своих дорогих часов. Он выдержал драматическую паузу, прежде чем задать вопрос, от которого, как мы оба понимали, зависело мое будущее:

— Ты готов продолжать… Сокол?

Я медленно поднял взгляд. На моих губах появилась ухмылка — та самая, что так часто выручала меня в уличных драках, когда противник был сильнее, а шансы — призрачны. Дерзкая, холодная, с вызовом.

Никонов увидел всё, что хотел увидеть. В тишине заброшенного склада, под тусклым светом единственной лампы, сделка с дьяволом была заключена без единого слова.