Хроники Менталиста 2

Глава 4 Наследство мертвеца

Проснулся я от звука капающей воды. Где-то в углу заброшенной фабрики протекала труба, и капли мерно отбивали ритм на ржавом полу. Серый утренний свет пробивался сквозь грязные окна, освещая импровизированный лагерь сопротивления.

Ночь выдалась паршивой. В кошмарах я снова и снова бежал по туннелям, слышал грохот обрушивающегося потолка и видел лицо Эда, искаженное решимостью перед смертью. «Беги, не оборачиваясь! Выживи!» — его последний приказ звенел в голове, смешиваясь с тихим, но настойчивым шепотом Гаррета: «Ты — цесаревич Матвей Белозерский».

Кристи спала рядом, свернувшись калачиком под тонким одеялом. Эфириум сделал свое дело — рана затянулась, на щеках снова играл здоровый румянец. Во сне она выглядела такой юной и беззащитной.

Я осторожно встал, стараясь не скрипнуть половицами старого деревянного настила, служившего нам постелью. Тело затекло от сна на жестком полу, но это была малая цена за безопасность. Осторожно накинув куртку, выскользнул в коридор.

В подвале уже слышались приглушенные голоса — часовые не спали всю ночь, охраняя наш сон. Я побрел на звук, следуя за запахом горячей еды и дымка. Через несколько поворотов вышел к импровизированной кухне — небольшому закутку с ржавой буржуйкой и висящим над ней чайником. Старые железные бочки служили столами, а ящики — стульями. Над всем этим великолепием дрожал свет нескольких керосиновых ламп.

— Не спится? — Ганс материализовался рядом с дымящейся кружкой в руках, возникнув из тени за буржуйкой. На его лице виднелся свежий шрам — память о вчерашнем бегстве из «Пьяной Ели».

— Есть о чем подумать, — ответил я, принимая предложенный горячий напиток. — Когда твой мир переворачивается с ног на голову за пару дней, сон становится роскошью.

Ганс хмыкнул, придвигая ко мне жестяную банку с какой-то бурдой внутри — то ли тушенка, то ли кошачий корм.

— Привыкай. Когда долго сражаешься, нормальная жизнь остается только в воспоминаниях. — Он отпил из своей кружки, скривившись. — Дремлешь урывками, одним ухом слушая, что вокруг происходит. А со временем так и вовсе перестаешь замечать вонь, холод и то, что постоянно спишь с ножом под подушкой.

Чай оказался крепким и горьким, но согревающим. В него явно плеснули что-то покрепче — самогон или дешевую водку. Это обжигало горло, но помогало проснуться и отогнать кошмары.

— Ганс, ты когда-нибудь жалеешь, что связался с сопротивлением? — вопрос вырвался сам собой.

Боец посмотрел на меня долгим взглядом, будто оценивая, заслуживаю ли я откровенности. Потом перевел взгляд на свои руки — мозолистые, с обломанными ногтями и шрамами от ожогов.

— Раньше жалел, — наконец сказал он, разглядывая темную жидкость в кружке. — Особенно когда хоронил товарищей. Помню, как закапывал Петра — моего друга детства. Когда были мелкие, вместе лазили по помойкам, а потом он, прикрывая меня, поймал три пули. — Ганс потер шрам на шее. — Или когда вспоминал жену. Не ту оболочку, что Серые вернули после допросов — пустоглазую, с трясущимися руками. А настоящую Аньку — смеющуюся, живую, с искрами в глазах.

Он замолчал, и я не торопил. Такие истории нельзя выдавливать силой.

— Но потом понял — жалеть можно только о том, что не сделал, — продолжил он тише. — Я отомстил за нее. Спас несколько хороших людей. Дал отпор сволочам, которые отобрали у меня всё. — Он вытянул из-под воротника цепочку с простым железным кольцом. — Этого достаточно.

— А если бы можно было вернуться назад? — спросил я, разглядывая его обветренное лицо. — Зная, чем всё обернется?

— Ничего бы не изменил. — Его голос стал жестче, как закаленная сталь. — Иногда у человека нет выбора, Макс. Остается только решать, как умереть — на коленях или стоя.

Я молча кивнул. Философия закаленного в боях человека. В чем-то он был прав — выбор не всегда между хорошим и плохим. Иногда только между плохим и худшим. История Ганса заставила меня задуматься — что бы я сделал, узнав свою судьбу заранее? Полез бы спасать Кристи, зная, что это приведет к смерти Эда и полному перевороту в моей жизни?

— Спасибо за разговор, — я поднялся, оставив в сторону кружку. — Пойду найду Гаррета.

— Он в старом цеху, — кивнул Ганс, указав в сторону полуобвалившейся арки. — Третья дверь после пролома в стене. И, Макс… что бы ни случилось, помни — ты уже сделал выбор. Теперь только вперед.

Я направился в указанном направлении, но заблудился среди переплетения коридоров заброшенной фабрики. Из некоторых комнат тянуло сыростью, в других пол был усеян обломками кирпича и ржавыми деталями давно исчезнувших механизмов. Где-то впереди слышались приглушенные голоса — видимо, не всем хотелось спать.

Следуя на звук, я дошел до перекрестка коридоров. Слева тянулась темнота, а справа виднелась полоска света из-под неплотно прикрытой двери. Осторожно приблизившись, я замедлил шаг. За дверью располагалось что-то вроде штабной комнаты. Сквозь щель я мог видеть, как свет керосиновой лампы освещал импровизированный стол, заваленный картами и документами. Вокруг собрались Марта, Проповедник и еще несколько человек из руководства сопротивления.

Я хотел уже продолжить свои поиски, когда услышал свое имя.

— … Макса и девчонку нужно переправить в Ростов как можно скорее, — говорила Марта. — После сегодняшнего Серые перевернут город вверх дном.

— Почему только их? — Возразила Диана. — Мы вроде бы не планировали куда-либо сбегать. У нас половина ячейки засвечена, люди ранены, оружия в обрез, а ты хочешь потратить последние ресурсы на эвакуацию двух подростков? Транспорт, документы, взятки на блокпостах — это всё деньги, которых у нас и так не хватает.

— Нам так часто попадаются одаренные? — Марта спокойно посмотрела на Диану. — Менталист и Джампер — это не просто дети. Это ресурс, которым мы не можем разбрасываться. Выведем их из города и сможем воспользоваться ими позднее, когда шумиха утихнет. К тому же, есть вещи, о которых знаем только мы с Гарретом.

Диана нахмурилась, но спорить не стала. Вместо этого покачала головой и перешла к практической стороне вопроса.

— Да даже если и согласиться с твоей логикой, всё равно есть серьезная проблема. Все выезды из города блокированы. На дорогах усиленные патрули. Даже через болота теперь не пройти: там выставили дополнительные посты. Как ты собираешься их вывозить?

Я замер, стараясь не выдать своего присутствия, прижался к стене и прислушался.

— А как обстановка в городе? — спросил кто-то, кого я не мог разглядеть.

— Хаос, — ответил Проповедник. Я узнал его по голосу. — Группировка Эда развалилась. Без него никто не смог удержать всё вместе. Территории делят между собой соседние авторитеты. Рубят друг друга почем зря.

— А что с его людьми? — поинтересовалась Марта.

— Местные их не трогают, — пожал плечами Проповедник. — Там в основном дети и подростки. Силы они не представляют. Эд выживал за счет связей и покровительства агентов. Как крышевали их, так и наверняка продолжают. Хотя… — он замялся, — Эда ведь убили. Сейчас, наверное, серым пофиг на кучку беспризорников.

Я сжал кулаки, понимая, что мои друзья остались без защиты. Обсуждение продолжилось.

— В любом случае, нам нужно отвлечь внимание Серых от наших путей отхода, — сказала Марта. — Дать им другую цель.

— Что предлагаешь? — спросил Проповедник.

— Подставить одну из банд, — Марта говорила деловым тоном, — «Волки» давно мешают нам в Южном секторе. Можно организовать для них неприятности. Пара убийств, донос в Агентство, подброшенное оружие… Серые будут заняты зачисткой, а мы тем временем заляжем на дно.

У меня внутри всё похолодело от этих слов. Они говорили о том, чтобы подставить людей под неминуемую смерть так спокойно, будто обсуждали меню на ужин. Для них это был просто тактический ход — пожертвовать чужими жизнями ради отвлечения внимания. Я сжал кулаки до боли в ладонях. Эти «борцы за свободу» оказались не лучше тех, с кем сражались. Та же холодная логика, те же расчеты, где человеческие жизни — лишь цифры на весах целесообразности.

— Это сработает, — согласился Проповедник. — Но есть проблема. «Волки» контролируют территорию рядом с бывшей зоной Эда. Если начнется зачистка, Серые могут зацепить и его ребят.

— Сопутствующий ущерб, — холодно отрезала Марта. — Мы на войне и здесь без этого не обойтись.

Сопутствующий ущерб. Вот как она это называет. Жизни детей, с которыми я вырос. С которыми делил хлеб и кров. С которыми прятался от патрулей. Всё это — просто «сопутствующий ущерб»?

— Есть другие варианты? — спросил кто-то из собравшихся.

— Мы могли бы организовать диверсию на восточной электростанции, — предложил Проповедник. — Но для этого нужно больше людей и оборудования. А у нас сейчас не хватает ни того, ни другого.

— Значит, банда, — подвела итог Марта. — Проповедник, подготовь все необходимое. Завтра к вечеру нужно дать Серым наводку.

— Сделаю.

На этом, кажется, собрание подошло к концу. Я осторожно отступил в тень, чтобы меня не заметили и поспешил дальше. Внутри всё кипело. Так вот какой ценой обходится «борьба за справедливость»? Жизнями невинных?

Забыв куда шел, я вернулся в комнату, где спала Кристи. Она даже не заметила моего отсутствия. Я сел на пол, привалившись спиной к стене, и задумался.

Что я могу сделать? Прямо высказать Марте свое несогласие? Вряд ли это что-то изменит. Она уже приняла решение. А какие у меня рычаги давления? Пока никаких. Я полностью завишу от сопротивления. И самое хреновое, что не только я. Без их помощи, мне не вытащить Кристи из города.

Но и оставаться в стороне, позволяя жертвовать близкими мне людьми… Это не то чего я хочу. Не по-пацански это как-то.

Размышления прервал тихий стук в дверь. Я напрягся, инстинктивно нащупывая нож под подушкой, но это оказался Гаррет. Черт! Я ведь к нему шел. Погрузился в подслушивание и совсем забыл о первоначальном плане.

— Не спишь? — спросил он, бесшумно проскользнув в комнату. В руках у него была потрепанная книга, похожая на дневник. — Вижу, уже на ногах. Отлично. Нам нужно начать тренировку.

— Окей, — я поднялся, разминая затекшую шею. — А я как раз искал тебя. Заблудился в этом лабиринте.

— Для тебя эта фабрика — лабиринт, для меня — дом родной, — хмыкнул старик. — Сейчас самое подходящее время для занятий. Все отдыхают, сонные, никто не будет отвлекать. А техника, которую я хочу тебе показать, требует полной концентрации и… уединения.

В последнем слове мне послышался какой-то дополнительный смысл. Я бросил взгляд на спящую Кристи. Она выглядела умиротворенной, дышала ровно. Эфириум творил чудеса — даже свежая повязка на руке почти не проступала сквозь бинты.

— Хорошо, — согласился я. — Но недолго. Я хочу быть рядом, когда она проснется. После всего пережитого…

— Не беспокойся, — Гаррет махнул рукой. — В твоем распоряжении пара часов, не меньше. Её организм восстанавливается, так что спать она будет долго.

Старик развернулся к выходу, жестом приказывая следовать за ним.

— Идем. Я нашел подходящее место для того, что тебе предстоит освоить.

Подходящим местом оказался старый складской зал в дальней части фабрики. Обшарпанные стены, голый бетонный пол, какие-то тюки накрытые тканью, несколько ржавых металлических ящиков. Гаррет расставил по периметру керосиновые лампы, создав тусклый круг света посреди промозглого помещения.

— Садись, — он указал на пол. — Начнем с базовых упражнений.

Я послушно сел, скрестив ноги. Гаррет устроился напротив меня.

— Закрой глаза, — приказал он. — Сосредоточься на дыхании. Вдох… выдох… Почувствуй, как эфир течет по твоему телу.

Я закрыл глаза и попытался сконцентрироваться. Вокруг было тихо, лишь вдалеке слышалось гудение генератора да изредка скрипели половицы под ногами часовых.

— Теперь переходи в эфирное зрение, — голос Гаррета звучал размеренно, гипнотически. — Но не открывай глаз. Смотри внутренним взором.

Я активировал способность, продолжая держать глаза закрытыми. Странное ощущение. Обычно, переходя в эфирное зрение, я воспринимал мир в сероватых тонах, а одарённые выделялись яркими сгустками энергии. Но сейчас, не поднимая век, я различал лишь тьму и слабое, пульсирующее пятно света напротив — самого Гаррета.

— Я вижу тебя, — сказал я. — Тусклое свечение.

— Хорошо, — одобрил он. — Теперь сосредоточься на собственном эфире. Почувствуй, как он циркулирует внутри тебя. Как течет по каналам. Как наполняет каждую клетку.

Я погрузился глубже в себя. Эфир внутри меня напоминал реку с множеством притоков и рукавов. Он пульсировал в такт сердцебиению, разливаясь теплом по всему телу.

— Теперь самое сложное, — продолжил Гаррет. — Ты должен научиться формировать из эфира нечто вроде… снаряда. Представь, что собираешь энергию в комок, уплотняешь ее и направляешь вовне.

— Как это сделать? — спросил я, не открывая глаз.

— Для начала попробуй визуализировать. Представь, что у тебя в ладонях светящийся шар. Вложи в него часть своего эфира.

Я попытался. Представил в руках сгусток света, пульсирующий в такт дыханию и мысленно направил туда часть своей энергии. Ничего не произошло.

— Не получается, — признался я.

— Не торопись, — спокойно сказал Гаррет. — Это сложная техника. Требуется время, чтобы освоить ее.

Мы продолжали тренироваться. Час за часом я пытался сформировать эфирный снаряд, но безуспешно. Либо энергия рассеивалась, не успев сгуститься, либо просто ничего не происходило.

— Это бесполезно, — выдохнул я наконец. — Я не могу.

— Можешь, — твердо сказал Гаррет. — Просто еще не нашел правильный способ. Давай попробуем по-другому.

Он поднялся и отошел на несколько шагов. После чего сдернул ткань с одного из тюков. Им оказалась клетка с крысой. Та пискнула и посмотрела на меня своими глазами бусинками.

— Снова крысы? — спросил я, покрутив головой. — А где колбаса?

— Обойдется. — Проворчал наставник. — Нечего на них продукт переводить.

— И что нужно делать? — Вопросительно посмотрел сперва на клетку с подопытной и на старика.

— Открой глаза, но оставайся в эфирном зрении, — приказал он. — Теперь смотри на меня и представь, что твой эфир летит от тебя к крысе, как стрела.

Я сделал, как он велел. Сосредоточился, визуализировал стрелу из чистой энергии. Почувствовал, как внутри что-то сдвинулось, потекло.

— Хорошо, — подбодрил Гаррет. — Теперь направь ее. Резко, одним усилием воли.

Я собрал всю концентрацию, напрягся и мысленно выпустил стрелу. Что-то дрогнуло внутри, эфир хлынул от меня волной… и тут же иссяк, не достигнув цели. У меня закружилась голова, перед глазами поплыли черные пятна.

— Почти, — Гаррет поддержал меня, не давая упасть. — Но ты тратишь слишком много энергии. Нужно действовать экономнее.

Я тяжело дышал, чувствуя себя опустошенным. Словно пробежал марафон без подготовки.

— Что это… было? — выдавил я.

— Ментальный удар, — объяснил Гаррет. — Или попытка его создать. Техника, позволяющая Менталисту атаковать напрямую, без слов. Просто силой мысли.

— И это… работает?

— Разумеется, — кивнул он. — Против обычных людей — очень эффективно. Даже некоторые защитные амулеты не спасают от прямого ментального удара. Но сложность в том, что техника требует огромной концентрации и точного контроля над эфиром.

Я медленно приходил в себя. Слабость отступала, но ощущение пустоты внутри оставалось.

— Я потратил слишком много сил, — понял я.

— Именно, — согласился Гаррет. — Ты выплеснул почти весь свой эфир в одном броске. Как из пушки по воробьям стрелял. — Он покачал головой. — Непрактично и опасно для тебя самого. Ментальный удар должен быть как укол иглой — тонкий, точный, почти незаметный. Ты должен пробивать защиту не мощью, а концентрацией в одной точке. Нужно научиться дозировать энергию, направлять её остриём, а не кувалдой.

Он протянул мне руку, помогая подняться.

— На сегодня хватит, — решил наставник. — Тебе нужно восстановиться. Завтра продолжим.

— Гаррет, — я посмотрел ему в глаза. — Зачем учить меня этому сейчас? Почему так срочно?

Старик отвел взгляд.

— Потому что у нас мало времени, — ответил он после паузы. — События развиваются быстрее, чем мы ожидали. И ты должен быть готов защитить себя. Любыми средствами.

Я кивнул, но внутри зародилось сомнение. Не слишком ли все торопятся использовать меня и мои способности в своих целях?

Когда я вернулся в комнату, Кристи уже проснулась. Она сидела на койке, рассматривая повязку на руке, осторожно касаясь пальцами края бинта. Солнечный свет, пробивающийся сквозь пыльное окно, золотил её волосы, делая их почти рыжими. Заметив мое появление, она вскинула голову.

— Макс! — воскликнула она, и в её голосе смешались облегчение с тревогой. — Где ты был? Я проснулась, а тебя нет…

На мгновение её взгляд стал таким же потерянным, как тогда, когда мы её вытащили из конвоя. Словно она снова испугалась, что осталась одна.

— Тренировался с Гарретом, — я опустился рядом с ней, чувствуя, как скрипят под весом деревянные доски койки. От Кристи пахло эфириумом — сладковатый, едва уловимый аромат. — Как ты себя чувствуешь?

Она размяла запястье, проверяя подвижность, и на её лице появилась улыбка — не такая яркая, как раньше, но уже настоящая.

— Намного лучше. — Она повертела рукой, демонстрируя результат. — Эфириум творит чудеса. Рука почти не болит, и слабости нет.

Под глазами ещё оставались тени, но щёки уже порозовели. Пальцы больше не дрожали, движения стали увереннее. Я мысленно поблагодарил судьбу за украденную ампулу — она стоила каждого риска.

— Это хорошо, — я был рад видеть её такой оживленной. — Скоро будешь как новенькая.

Кристи потянулась, разминая затёкшие мышцы, и огляделась вокруг, словно только сейчас по-настоящему осознав, где находится.

— А что с остальными? — спросила она, опуская ноги на пол. — Кто-нибудь ещё выбрался из «Ели»?

Я невольно вспомнил суматоху эвакуации, крики, выстрелы и дым, заполнивший коридоры. Перед глазами снова встал момент, когда железный столб пронзил Пастыря насквозь.

— Большинство прорвались, — ответил я, отгоняя мрачные воспоминания. — Есть раненые, но критических случаев нет. Кроме…

Я запнулся, не желая вываливать на неё всю правду сразу. Она только начала приходить в себя.

— Кроме? — Кристи подняла на меня глаза, в которых мелькнуло понимание.

— Пятеро остались прикрывать отход. Они не успели выбраться.

Слова повисли в воздухе тяжёлым грузом. Кристи опустила глаза, плечи поникли. Пальцы нервно теребили край одеяла.

— Это из-за нас… — тихо произнесла она. В её голосе звучала горечь.

— Нет, — твердо сказал я, сжимая её плечо. — Это из-за Серых. Из-за режима. Члены сопротивления осознавали все риски и шли на них осознанно.

Повторял чужие слова, не до конца веря в них сам. Но сейчас Кристи нуждалась в уверенности, а не в моих сомнениях.

В этот момент в дверь постучали — три коротких удара. Дерево скрипнуло, и на пороге возник Ганс. Мускулистые руки сжимали поднос с едой, от которой поднимался лёгкий пар. Свежий шрам на его шее был прикрыт воротником куртки, но я знал, что он там.

— Завтрак, — объявил он, ставя поднос на деревянный ящик, служивший нам столом. Металл звякнул о дерево. — Консервы и сухари. Не разносолы, но голод утолит.

Запах тушёнки наполнил маленькую комнату, напомнив, как давно я не ел нормально. Желудок предательски заурчал.

— Спасибо, — поблагодарила Кристи, потянувшись за едой. Её пальцы сжали ложку так, будто это было сокровище.

Я молча смотрел на Ганса, изучая его лицо. После подслушанного разговора я видел его по-новому. В отличие от Марты он казался более… человечным. Морщинки в уголках глаз, следы усталости, но без той жёсткой решимости жертвовать всем ради цели.

— А ты не видел Марту? — решился я, поднимаясь. Нужно было попытаться предотвратить худшее. Чтобы потом не жалеть, что даже не пробовал.

— Марту? — переспросил Ганс, потирая заросший подбородок. Он окинул меня изучающим взглядом. — В кабинете она, кажется. Только закончила планировать какую-то операцию. А что?

— Поговорить нужно, — улыбнулся я как можно беззаботнее, хотя внутри всё сжалось. Если она уже отдала приказ… — Ничего серьёзного.

Я встал, направляясь к двери. Половицы скрипели под моими ногами, словно протестуя. Но вопрос Кристи остановил меня на полпути.

— А ты есть не будешь? — удивилась она, не отрываясь от своей порции. На её подбородке блестела капелька жира.

— Пусть чуть остынет, — махнул я рукой, глянув на поднос. — Сейчас приду.

Выйдя в полутёмный коридор, я двинулся к кабинету Марты, стараясь не заблудиться в лабиринте заброшенной фабрики. Сердце колотилось где-то в горле. Я понимал, что иду против течения, противопоставляя себя людям, которые намного опытнее и сильнее меня. Но почему-то не мог поступить иначе.

Коридор петлял между ржавыми трубами и обвалившимися перегородками. Запах плесени смешивался с металлической пылью. Где-то капала вода, отбивая неровный ритм. Дойдя до покосившейся двери с выцветшей табличкой «Начальник цеха», я остановился и глубоко вдохнул, собираясь с мыслями.

Постучав, я дождался хриплого «Войдите» и толкнул дверь. Старые петли взвизгнули, словно предупреждая об опасности.

Марта сидела у самодельного стола, сколоченного из грубых досок. Перед ней лежали карты и какие-то бумаги, а рядом стояла тарелка с остатками завтрака. Услышав скрип двери, она подняла голову. Тусклый свет лампы отразился в её настороженных глазах.

— Марта, — решился я, закрывая за собой дверь. — Нам нужно поговорить. Наедине.

Она внимательно посмотрела на меня, чуть прищурившись. В её глазах читалась настороженность хищника, почуявшего опасность. Отложив карандаш, которым делала пометки на карте, она выпрямилась в кресле.

— Я слушаю, — сказала она, оставив тарелку и скрестив руки на груди. Металлические браслеты на её запястьях тускло блеснули в полумраке.

— Я знаю о вашем плане, — решил не ходить вокруг да около. Внутри все сжалось, но я заставил себя говорить твердо. — Подставить банду, чтобы отвлечь внимание Серых.

Лицо Марты окаменело, глаза сузились до щелочек. Воздух в комнате будто стал плотнее, наполнился электричеством — как перед грозой.

— Подслушивал? — холодно спросила она, отложив в сторону бумаги. Её пальцы чуть дрогнули. — Это дурная привычка, знаешь ли.

— Случайно услышал, — парировал я, скрестив руки на груди. Сердце билось, как пойманная птица, но я не дал страху победить. — Шел мимо, а там вы мою судьбу решаете и заодно приговариваете к смерти невинных людей. Но это, конечно, мелочи. Главное — план не нарушить.

Мой голос прозвучал резче, чем хотелось, и я на мгновение ожидал, что она вспылит. Но Марта лишь откинулась на спинку кресла, изучая меня с каким-то новым интересом.

— Смотрю, ты быстро освоился в роли борца за справедливость, — в голосе Марты появились язвительные нотки. Она постучала пальцами по столу — чёткий, раздражающий ритм. — Это ради дела, мальчик. Не только ради себя. Ты тоже важен, поскольку мы все часть чего-то большего.

— И это «большее» оправдывает любые жертвы? — я подошел ближе, почти нависая над ней. От близости чувствовался запах пороха и дешёвого мыла. — Даже детей из логова Эда? Тех самых, с которыми я вырос? Которые вообще не понимают, что происходит и почему их приговорили к смерти?

Марта вздохнула и потерла переносицу, будто разговаривала с непонятливым ребенком. В комнате было душно, и капли пота блестели на её висках.

— Макс, я понимаю твои чувства. Правда, понимаю. Но на войне…

— Не надо этих фраз, — перебил я, стукнув кулаком по столу. Карта съехала в сторону, обнажив какие-то схемы под ней. — «На войне всякое бывает», «ради высшей цели», «сопутствующий ущерб»… Я всё это уже слышал. И не верю.

Тяжёлая тишина повисла между нами. Снаружи послышались чьи-то шаги, но вскоре затихли где-то в глубине коридора.

— А во что ты веришь? — спросила она, и впервые в её голосе не было насмешки — только искренний интерес.

Хороший вопрос. Раньше я верил только в выживание. В то, что нужно заботиться о своих и не лезть в чужие дела. Но теперь… Что-то изменилось во мне, в моём понимании мира. Я смотрел на неё и видел отражение Серых — те же методы, та же готовность жертвовать ради цели. Только цвет формы другой.

— Я верю, что нельзя бороться с тиранией, используя ее же методы, — наконец сказал я, чувствуя, как слова рождаются где-то глубоко внутри. — Если мы жертвуем невинными ради цели, то чем тогда мы лучше Демидова?

Марта долго смотрела на меня, потом медленно опустилась на стул. По её лицу пробежала тень — что-то похожее на боль или сожаление.

— Знаешь, ты говоришь как твой отец, — тихо сказала она. Эти слова застали меня врасплох. — Он тоже был идеалистом. Верил в справедливость, честь, достоинство… И где он теперь?

— Мертв, — жестко ответил я, стараясь не показать, как её слова задели за живое. — Но это не значит, что он был неправ.

Марта отвернулась к окну. Сквозь мутное стекло пробивался тусклый свет. В его лучах я заметил седину в её волосах, которую раньше не видел.

— Возможно, — она провела рукой по лицу, вдруг показавшись очень уставшей. Морщинки у глаз стали глубже. — Но факт остается фактом: нам нужно отвлечь внимание Серых, чтобы начать подготовку вашего отъезда. Документы не делаются за один день. Нам нужно время.

— Должен быть другой способ, — настаивал я, прислонившись к стене. Жёсткая кладка впивалась в спину. — Тот, что не поставит под удар невинных.

— Например?

Я задумался, лихорадочно перебирая варианты. Что я мог предложить? Что-то, что отвлекло бы Серых, но не стоило бы жизней… Мысли путались, но я заставил себя сосредоточиться.

— Диверсия, — наконец сказал я, оттолкнувшись от стены. — Не на электростанции, это слишком сложно. Но можно устроить что-то вроде… пожара на складе. Или ограбить банк. Что-то, что привлечет внимание, но не причинит вреда людям.

Марта рассматривала меня с каким-то новым интересом, словно впервые видела. Свет лампы отбрасывал резкие тени на её лицо, делая его похожим на маску.

— Это рискованно, — сказала она, постукивая пальцем по карте. — Потребуются люди, оборудование. И всё равно кто-то может пострадать.

— Но это лучше, чем заведомо отправлять людей на смерть, — парировал я, наклоняясь над столом. — И если я должен стать вашим «символом», то пусть это будет символ, за которым люди пойдут добровольно. А не из страха. Пусть этот символ не будет стоять на крови невинных жертв.

Она молчала, обдумывая мои слова. Я почти физически ощущал ее колебания — как маятник качается между жестокой необходимостью и человечностью. Где-то в глубине фабрики послышался грохот упавшего предмета, и мы оба вздрогнули.

Марта подошла к стене, где висела старая карта города. Её пальцы скользнули по потрепанной бумаге, остановившись на районе, где жила банда Эда.

— Знаешь, я была такой же, как ты, — вдруг сказала она, не оборачиваясь. — Верила, что можно победить, не запачкав рук. Что справедливость восторжествует, если мы будем бороться честно.

В её голосе звучала такая горечь, что у меня перехватило дыхание.

— А потом Серые сожгли заживо мою семью, — продолжила она, и я увидел, как дрогнули её плечи. — Мужа и двоих детей. Чтобы я выдала своих товарищей. И знаешь, что было самым страшным? — Она повернулась ко мне, и я увидел в её глазах боль, которую время не смогло притупить. — Я всё равно не выдала их. Смотрела, как горит мой дом, и молчала.

Тишина обрушилась на нас, тяжелая и удушающая. Я не знал, что сказать, какие слова могли бы хоть как-то утешить такую потерю.

— Хорошо, — наконец сказала она, резко поднявшись. Стул скрипнул по полу. — Мы найдем другой способ. Без невинных жертв… насколько это возможно.

— Спасибо, — искренне поблагодарил я, чувствуя себя ничтожным после её исповеди. Моя маленькая победа вдруг показалась такой пустой.

— Не благодари раньше времени, — Марта собрала бумаги и сложила их в папку. Её движения были резкими, выдавая внутреннюю борьбу. — Это усложнит нашу задачу. И не все в сопротивлении будут довольны.

— Я понимаю.

— Хорошо, если так, — она направилась к двери, но остановилась, положив руку на ручку. В профиль её лицо казалось высеченным из камня. — И, Макс… Если ты действительно хочешь быть лидером, символом — тебе придется научиться принимать тяжелые решения. Не всегда будет возможность спасти всех.

Марта замолчала на мгновение, затем повернулась ко мне полностью. Её глаза были похожи на два осколка льда.

— И еще кое-что, — сказала она тихо. — Если из-за этого решения погибнет хоть один из моих людей… я лично позабочусь о том, чтобы ты пожалел о своей благородной позиции.