Явин. Где-то в другой части города…
Явина разбудил резкий гудок — пронзительный, бьющий по нервам, совершенно не похожий на привычные звуки просыпающихся трущоб. Секунду он лежал, дезориентированный, пытаясь сообразить, где находится. Жёсткая, идеально заправленная кровать под ним. Металлический потолок с рядами люминесцентных ламп. Стены из серого бетона, окрашенного в унылый голубовато-стальной цвет. И этот гудок, повторяющийся каждые пять секунд.
Точно, он в Академии. В Академии Одарённых.
Явин сел, протирая глаза и пытаясь стряхнуть остатки сна. Он здесь второй день, а всё ещё не мог привыкнуть просыпаться в стерильной комнате. В трущобах у него тоже была небольшая каморка, не больше этой — пусть обшарпанная, с пятнами плесени на потолке и выщербленными половицами, но своя, пропахшая улицей и свободой. Здесь же всё до зубовного скрежета правильное — идеально заправленная кровать, вылизанный до блеска пол, равнодушные серые стены и крохотное окно, больше похожее на бойницу.
Макс. При одной мысли о бывшем друге желудок сжался от смеси обиды и гнева. Грёбаный наследник престола, выросший с ними в грязи и отбросах. И всё это время он молчал, прикидывался обычным беспризорником, а сам, небось, мечтал о троне и короне.
«Мог бы хоть намекнуть», — с горечью подумал Явин, натягивая серую форму, которую выдали вчера. Шершавая ткань неприятно царапала кожу, но хотя бы была чистой — без заплат и чужих следов, как одежда с барахолки, которую они обычно носили. — «Мы ж вместе сколько дерьма прошли. А он мне — ментальным приказом в лоб, словно я какой-то левый лох с улицы».
Гудок повторился, теперь с другой тональностью — нужно было спешить. Явин в последний раз осмотрел своё отражение в маленьком зеркале над раковиной: пятнадцатилетний пухлый пацан с всклокоченными тёмными волосами, которые отказывались укладываться как надо. Форма сидела неуклюже, воротник натирал шею, а рукава казались короткими. Щёки раскраснелись от волнения, а в глазах плескалась тревога, смешанная с вызовом.
— Как с плаката о благотворительной столовой, — пробормотал он, скорчив рожу своему отражению.
За дверью его уже ждал надзиратель — лысеющий мужчина с безразличным лицом и планшетом под мышкой.
— Опаздываешь, кадет Морозов, — отчеканил он, делая пометку в своих бумагах. — Минус пять баллов. Первая трапеза через три минуты, потом ориентация.
Явин только кивнул, сдержав желание огрызнуться. Здесь это было чревато. В первый же день он выяснил, что любое нарушение правил карается штрафными баллами, а набрав определённое их количество, можно заработать «корректирующие мероприятия» — эвфемизм для наказаний, о которых ему пока только рассказывали другие кадеты.
Коридор Академии напоминал завод — длинный, с рядами одинаковых дверей и тусклым освещением. Явин семенил за надзирателем, пытаясь запомнить маршрут. Вчера его провели по основным помещениям, но он всё ещё терялся в этом лабиринте.
Они миновали несколько пустых учебных классов — занятия для основного потока еще не начались. Через стеклянные вставки в дверях Явин увидел идеально выровненные ряды парт, доски с математическими формулами от вчерашних уроков. Все слишком упорядоченное, словно расчерченное по линейке.
В отличие от неорганизованного хаоса уличной жизни, здесь каждое действие казалось механическим, выверенным, предсказуемым. Явину стало не по себе. Даже в самые суровые времена в банде Эда они сохраняли индивидуальность, своеволие. Даже страх перед боссом не стирал их личности настолько сильно.
Столовая оказалась просторным помещением с длинными рядами столов и пластиковыми стульями. Воздух был наполнен запахом какой-то кашеобразной субстанции, которую раздавали из огромных металлических баков женщины в белых халатах и шапочках.
— Твой стол — номер семнадцать, — указал надзиратель. — После еды жди куратора.
Явин кивнул и направился к указанному столу, где уже сидело несколько подростков, сосредоточенно поглощающих серую массу из металлических мисок. Он осторожно пристроился с края, стараясь не встречаться ни с кем взглядом.
Рядом с ним оказался худой парень с лицом, усыпанным веснушками. Он бросил на Явина оценивающий взгляд и чуть скривил губы.
— Новенький, — негромко констатировал он. — Откуда выловили?
— Из трущоб, — честно ответил Явин, наблюдая, как ему накладывают в миску что-то, отдалённо напоминающее овсянку. — А что?
— Сразу видно, — хмыкнул веснушчатый, оглядев Явина с головы до ног. — Из низов. Я Витька, кстати.
— Явин, — буркнул он, ожидая обычной реакции.
— Я-вин? — протянул Витька, скривив рот в усмешке. — Это что за кличка такая? В подворотне выдали?
— Отъебись, — процедил Явин, стиснув кулаки под столом. — Имя как имя. Нравится — зови так, не нравится — вообще не зови.
Витя лишь пожал плечами и вернулся к своей еде. Остальные за столом продолжали игнорировать новичка, лишь изредка бросая на него любопытные взгляды.
Явин зачерпнул ложкой серую массу из миски. На вкус еда оказалась пресной, но сытной. Три дня назад он и такой был бы рад. Когда Лев сообщил, что Эда больше нет, а банды покрупнее уже делят их территорию, Явин понял — впереди только голод и борьба за каждый кусок хлеба.
Хорошо, что Серый предложил ему сделку. Защита для всех ребят из банды взамен на сотрудничество? Явин согласился не раздумывая. Это был его шанс спасти тех, кого он считал семьей.
Что до Макса… Тут все намного сложнее. Бывший друг первым нарушил их доверие. Не просто скрыл, кто он такой на самом деле, а бросил их всех, даже не попрощавшись. Так что Явин пока понятия не имел, сможет ли когда-нибудь его простить.
Внезапно кто-то сел рядом, прервав его мрачные размышления. Явин поднял глаза и увидел светловолосого парня с правильными чертами лица и высокомерным взглядом. Его форма выглядела безупречно, словно только что из-под утюга — ни складочки, ни пятнышка. На воротнике поблескивал крошечный значок с золотистым гербом — знак отличия, которого не было у обычных кадетов.
— Эй, толстяк, — светловолосый окинул его оценивающим взглядом, — говорят, ты Тень? — Он произнёс это достаточно громко, чтобы несколько соседних столов обернулись в их сторону.
За спиной наглеца уже нарисовались трое его дружков — подтянутые, с одинаковыми короткими стрижками и самодовольными ухмылками. У крайнего правого на щеке красовался свежий шрам, который тот, казалось, носил с особой гордостью.
— А тебе какое дело? — буркнул Явин, продолжая есть и стараясь не показывать, что начинает нервничать.
Блондин усмехнулся и обернулся к своим дружкам.
— Нет, вы слышали? Трущобная крыса еще и борзая, — он картинно вздохнул и покачал головой. — В наше время любую шваль берут в Академию, если у нее проклюнется хоть какой-то дар.
Его прихлебатели заржали, как по команде. Шрамолицый даже хлопнул ладонью по столу, заставив подпрыгнуть тарелки.
— Дар у него, ага, — поддакнул один из них, — сало на брюхе накапливать.
Новая волна гогота прокатилась по столовой. К компании подтянулись еще несколько кадетов, почуявших развлечение. Витька и другие ребята с их стола отодвинулись подальше, не желая попасть под раздачу.
— Слушай, Жиртрест, — задира наклонился ближе, — ты хоть понимаешь, где оказался? Думаешь, твоя жирная задница переживет первый месяц тренировок? — Он брезгливо потянул носом. — От тебя даже воняет трущобами. Бедняцким потом и помойкой.
Явин стиснул зубы. Вилка в его руке начала подрагивать.
— Это называется запах нормального человека, — процедил он, чувствуя, как волна жара поднимается от шеи к вискам. — Не то что ваш выпендрёжный парфюм, от которого приличного пацана блевать тянет.
По столовой пронесся удивленный вздох. Никто не ожидал, что новичок посмеет огрызаться.
Улыбка светловолосого стала опасной.
— Я Алексей Злобин, — произнес он, выделяя каждое слово. — Мой отец — заместитель министра безопасности. А твой, наверное, алкаш и бродяга? Если вообще известно, кто тебя заделал.
Явин медленно положил вилку. Сердце колотилось где-то в горле, но он заставил себя посмотреть обидчику прямо в глаза.
— Знаешь, Леша, — протянул Явин с нарочитой фамильярностью, — мне как-то похрен, чей ты там сын. Может, твой папаша действительно большая шишка. А может, мамка тебя от садовника нагуляла, пока папаша в министерстве штаны протирал.
Столовая мгновенно затихла. Даже дежурные по раздаче замерли с половниками в руках. Сынок министра побледнел, а потом его лицо пошло пятнами от ярости.
— Ах ты сука… — прошипел он и схватил Явина за воротник.
Шрамолицый тут же двинулся с места, заходя сбоку, чтобы зажать новичка между ними. Двое других начали теснить ребят, сидевших рядом.
— Может, тебе язык вырвать, а, жирдяй? — аристократик дернул воротник с такой силой, что ткань затрещала. — Чтобы не болтал лишнего про мою семью.
Явин почувствовал странное шевеление под ногами — его тень словно беспокойно дрожала, реагируя на вспышку гнева. Ощущение было новым и пугающим. С момента пробуждения способностей прошло всего два дня, и он еще не понимал, как это работает, но интуитивно чувствовал опасность — если он сейчас не сдержится, может случиться что-то непредсказуемое. А Черняев на вчерашнем инструктаже ясно дал понять: неконтролируемые проявления дара караются строже всего.
— Отпусти, — предупредил Явин, изо всех сил сдерживая тень. — Иначе пожалеешь.
Белобрысый рассмеялся ему в лицо, обдав запахом мятной жвачки.
— Угрожаешь? Да я тебя в порошок сотру, трущобная крыса. Здесь ты никто, понял? — Он оглянулся на свою свиту. — Давайте покажем новичку традиционное приветствие.
Явин знал, что сейчас будет. Классическая схема — один держит, другие бьют. В трущобах он давно научился выкручиваться из таких ситуаций, но здесь его окружали, а за любое сопротивление светили штрафные баллы.
Шрамолицый уже занес руку для удара, когда воздух словно сгустился, а освещение в столовой мигнуло.
— Вы точно уверены, что хотите продолжать, кадет Злобин?
Этот голос, холодный как сталь и острый как бритва, заставил всех вздрогнуть. Мучитель разжал пальцы и отпрянул от Явина, как от чумного. Обернувшись, Явин увидел доктора Черняева — высокого мужчину с аккуратно подстриженной бородкой и пронзительными серыми глазами. Он стоял, сложив руки за спиной, и в его взгляде читалось что-то, заставившее даже самых ретивых кадетов отступить на шаг.
— Доктор Черняев, — министерский сынок мгновенно выпрямился, как по команде, даже пятки щелкнули. — Я просто помогал новому кадету освоиться. Объяснял правила.
— Вот как? — Черняев изогнул бровь. — И для этого вам понадобилось хватать его за воротник? Интересный педагогический метод, надо взять на заметку.
По столовой пробежали нервные смешки, тут же стихшие под ледяным взглядом доктора.
— Я… мы просто… — белобрысый впервые растерял свою спесь.
— Двадцать штрафных баллов, кадет Злобин, — отчеканил Черняев. — И каждому из вашей компании еще по пять. Немедленно вернитесь на свои места.
— Но, доктор Черняев, — зазнайка сделал шаг вперед, — мой отец…
— … был бы крайне разочарован, узнав, что его сын ведет себя как дворовый хулиган, а не как будущий офицер, — закончил за него Черняев. — Хотите, чтобы я ему сообщил?
Злобин побледнел еще сильнее и отступил.
— Нет, сэр.
— Тогда выполняйте приказ.
Компания мажоров удалилась, но не раньше, чем последний из них бросил на Явина взгляд, обещающий, что это только начало.
Черняев повернулся к Явину, и тот с удивлением заметил, что в глазах доктора мелькнуло что-то похожее на… искреннее веселье.
— А вы, кадет Морозов, — произнес он достаточно громко, чтобы слышала вся столовая, — проявили завидную выдержку. Многие на вашем месте поддались бы искушению использовать свой дар.
Явин смутился, не зная, как реагировать на похвалу от такого человека.
— Идемте со мной, — Черняев жестом пригласил его следовать за собой. — Пора начинать настоящее обучение.
Когда они выходили из столовой, Явин заметил, как Витька поднял большой палец в знак одобрения, а несколько других кадетов смотрели на него с новым интересом. Не страхом или презрением, а именно интересом.
«Может, не всё так плохо будет,» — подумал Явин, следуя за Черняевым по коридору. Но глубоко внутри он знал — мажоры не из тех, кто забывает обиды.
— Первое правило выживания в Академии Одаренных, — негромко произнёс доктор, когда они вышли из столовой, — не привлекать лишнего внимания. Особенно внимания таких, как Злобин и его прихлебатели.
— Я не нарывался, — буркнул Явин. — Он сам начал.
— Мальчишки вроде него всегда ищут, на ком утвердиться, — пожал плечами Черняев. — Особенно если их папаши занимают высокие посты. Но ты не обычный кадет, Явин. Ты — особенный.
Явин скептически хмыкнул. Всю жизнь он был никем — обычным беспризорником, мелким воришкой, одним из многих в банде Эда. А теперь вдруг стал «особенным»? Звучало слишком хорошо, чтобы быть правдой.
Черняев, словно прочитав его мысли, добавил:
— Дар Тени встречается реже, чем один на десять тысяч Одарённых. Половина из них не доживает полного раскрытия своего потенциала. Так что да, ты действительно особенный. И твоё обучение будет отличаться от стандартной программы.
Они прошли через несколько контрольных пунктов, где охранники тщательно проверяли пропуск Черняева и делали пометки в толстых журналах. Всё здесь дышало холодной военной функциональностью — тусклые лампы дневного света, громоздкие релейные щиты вдоль стен, тяжелые двери с механическими замками. По периметру коридоров тянулись трубки пневмопочты и провода внутренней связи. Но система работала с неумолимой точностью часового механизма.
Наконец они оказались в просторном зале, где стены были выкрашены в чёрный цвет, а пол покрыт каким-то мягким материалом. В углу стояли измерительные приборы, похожие на те, что Явин видел во время медицинского осмотра в первый день.
— Это тренировочный зал для работы с твоим даром, — пояснил Черняев, проходя в центр помещения. — Здесь ты научишься контролировать свою Тень и использовать её возможности на полную мощность.
Явин осторожно вошёл следом, с любопытством оглядываясь. В одной из стен он заметил зеркало во всю высоту комнаты. Наверняка одностороннее — кто-то наблюдал за ними с другой стороны.
— Вчера ты продемонстрировал интересный спонтанный контроль, — начал Черняев, не тратя время на предисловия. — Но между случайным проявлением дара и настоящим мастерством — огромная пропасть. Нам нужна система, контроль, точность.
Он щёлкнул выключателем, и большинство ламп погасло. Комната погрузилась в полумрак, где яркими оставались лишь несколько направленных источников света, создающих резкие тени.
— Вчера твоя тень реагировала на эмоциональный всплеск, — продолжил доктор. — Сегодня попробуешь вызвать тот же эффект сознательно.
Явин кивнул. Вчерашнее ощущение, когда его тень скользнула под дверь кабинета Льва, было странным — смесь испуга и восторга. Сейчас, в спокойной обстановке, повторить это казалось сложнее.
— Закрой глаза, — приказал Черняев. — Восстанови вчерашнее состояние. Представь четкую цель для тени.
Явин сосредоточился, пытаясь вспомнить вчерашние ощущения. Но мысли о Максе, злость, обида — всё это мешало, создавая внутренний шум.
— Твои эмоции слишком хаотичны, — заметил Черняев, словно читая его мысли. — Тень требует холодной ясности. Используй злость, но не позволяй ей использовать тебя.
Явин глубоко вдохнул, упорядочивая эмоции. Не избавиться от них, а скорее направить. Он представил свою тень — не просто силуэт, а продолжение себя. Вчера она сама скользнула под дверь, следуя его невысказанному желанию. Сегодня он сознательно пытался отдать приказ.
— Вот так, — одобрительно произнёс Черняев, заметив, как тень Явина слегка дрогнула. — Теперь дай ей простую команду. Не просто двигаться, а действовать с целью.
Явин сосредоточился. В его сознании мелькнула мысль: «Дотянись до стены». Вчерашнее ощущение вернулось — словно часть сознания отделилась, обрела полунезависимость. Он почувствовал, как тень потянулась к стене тонким щупальцем, сохраняя связь с его ногами.
— Открой глаза, — скомандовал Черняев. — Но не теряй контроль.
Явин медленно поднял веки. Его тень больше не повторяла очертания тела — от неё к стене тянулся длинный, извивающийся отросток.
— В этом и заключается настоящее мастерство, — пояснил Черняев, внимательно наблюдая за тенью Явина. — Многие одаренные всю жизнь остаются на уровне стихийных всплесков — сила есть, контроля нет. Но ты должен стать инструментом высокой точности, а не дубиной, которая бьет все подряд.
Явин кивнул, не разрывая концентрации. Удерживать контроль с открытыми глазами оказалось сложнее — реальность отвлекала.
— Теперь усложним, — продолжил Черняев. — Попробуй сохранить контроль над отделённой частью тени, но при этом двигаться сам.
Явин сделал осторожный шаг в сторону. Связь с тенью затрещала, но не порвалась. Тёмный отросток остался у стены, растягиваясь, как резиновый.
— Многие новички теряют контроль при движении, — одобрительно кивнул доктор. — У тебя природный талант. Теперь попробуй разделить внимание — часть тени следует за телом, часть действует независимо.
Это оказалось сложнее всего. Явин почувствовал, как покрывается потом, пытаясь удержать раздвоенное внимание. Его тень начала разделяться — основная часть следовала за ним, меньшая оставалась у стены.
— Вот оно, — глаза Черняева блеснули. — Двойной контроль — это уже совсем другое дело. Большинству требуются недели тренировок для такого результата.
За стеной вдруг послышался резкий грохот — кто-то уронил что-то тяжелое. Явин вздрогнул от неожиданности, и хрупкая связь с тенью оборвалась. Темное пятно, словно живое существо, испуганно метнулось обратно к его ногам, снова превращаясь в обычное отражение.
— Черт, — Явин вытер пот со лба, чувствуя, как дрожат руки. — Только-только начало получаться.
Странная усталость навалилась на плечи. В висках пульсировало, словно после долгой пробежки, хотя он физически почти не двигался. Это эфир, понял Явин. Его собственный эфир, который он впервые сознательно использовал.
— Не корите себя, — Черняев выглядел довольным, несмотря на прерванное упражнение. — Ты только начал, а уже демонстрируешь контроль, который некоторые не могут освоить месяцами.
Доктор подошел к старому дубовому шкафу в углу тренировочного зала. Отперев его маленьким ключом, он достал странный прибор, напоминающий помесь компаса и манометра. Латунный корпус, потемневший от времени, прикрывал сложный циферблат с несколькими стрелками разного цвета. От устройства исходил едва уловимый гул.
— Знаешь, что это? — Черняев бережно держал прибор, словно драгоценность.
Явин покачал головой, с любопытством разглядывая странное устройство.
— Эфирометр, — доктор повернул прибор циферблатом к Явину. — Изобретение времен Первой Имперской Экспедиции. Измеряет концентрацию и структуру эфирных потоков.
Он медленно поднес прибор к груди подростка. Стрелки, до этого спокойно лежавшие у нулевой отметки, вдруг ожили — задрожали, запрыгали, закрутились, пересекая циферблат во всех направлениях. Самая длинная, иссиня-черная, резко отклонилась вправо и замерла, подрагивая, у красной отметки.
— Поразительно, — Черняев смотрел на показания с таким же восхищением, как ювелир на редкий бриллиант. — Чистейший эфирный узор Тени. И плотность… — он покачал головой, — … выше всех ожиданий.
Явин почувствовал странную смесь гордости и тревоги. С одной стороны, похвала от такого человека что-то значила. С другой — это напоминало оценку скота на рынке. «Хороший, жирный теленок, пойдет на убой…»
Доктор аккуратно вернул прибор в шкаф и запер его. Когда он повернулся, его лицо стало серьезным, почти задумчивым.
— У вас есть потенциал, кадет Морозов, — сказал он, тщательно подбирая слова. — Гораздо больший, чем мы предполагали изначально. Такие, как вы, нужны государству… особенно сейчас.
— Для чего именно? — осторожно спросил Явин.
Черняев помедлил, словно взвешивая, сколько можно рассказать новичку.
— Скажем так… в стране активизировались определенные… деструктивные элементы. И среди них есть Одаренные, которые представляют особую опасность, — он сделал паузу. — Особенно менталисты.
Явин почувствовал, как внутри что-то сжалось. Он не произнес имя Макса, но оно словно повисло в воздухе между ними.
— И что конкретно вы хотите от меня? — прямо спросил он, хотя уже догадывался об ответе.
— Для начала — научиться контролировать свой дар, — Черняев посмотрел ему прямо в глаза. — Остальное… в свое время. Агент Толстой введет вас в курс дела, когда сочтет нужным.
Явин понял, что ему не доверяют — по крайней мере, пока. И это было логично. Зачем раскрывать все карты перед мальчишкой, который еще вчера бегал по трущобам?
— На сегодня достаточно, — Черняев сделал пометку в своем блокноте. — Завтра в то же время продолжим. И постарайтесь выспаться — вам понадобятся силы.
— Есть, сэр, — Явин кивнул, сохраняя непроницаемое выражение лица, хотя внутри все кипело от вопросов и догадок.
Когда он уже направился к выходу, Черняев добавил:
— И не забывайте, кадет Морозов… здесь все наблюдают за вами. И в этом нет ничего хорошего.