Оглушительная тишина, наступившая после панического бегства лирианской эскадры, давила на уши сильнее, чем грохот боя. Маркиз Удо и его разношёрстная свита, всё ещё не веря своим глазам, смотрели то на хрупкую фигуру девушки на башне, то на дымные следы в небе, оставленные карателями. Минуту назад их стирали с лица земли, а сейчас… сейчас они были живы, и эта простая истина никак не укладывалась в голове.
Мэри, убрав свой чудовищный магострел, который она ласково называла «Убеждатор», обернулась к застывшему в ступоре маркизу. Её лицо, ещё мгновение назад искажённое азартом битвы, снова стало спокойным, почти отстранённым. Лишь в глазах продолжали плясать холодные огоньки, выдавая пережитое возбуждение. Удо сглотнул, пытаясь промочить пересохшее горло.
— Плохо? Ваше Величество, вы только что в одиночку уничтожили пять их кораблей! Мои люди готовы молиться на вас!
— Молиться будете потом, если выживете, — отрезала Мэри, и её взгляд стал жёстким. — Генерал Ратилье не идиот и не трус. Он не будет больше рисковать флотом. Он придёт по земле со всей своей армией. И будет готов к тому, что его ждёт кровавая баня. У нас мало времени, маркиз. Очень мало.
Она спрыгнула с парапета и, не говоря больше ни слова, направилась к лестнице, ведущей вниз, её гвардейцы безмолвными тенями последовали за ней. Удо остался на башне, провожая её взглядом и чувствуя, как ледяные пальцы страха снова сжимают его сердце. Эта женщина была их единственной надеждой и одновременно самым страшным из его кошмаров.
Оставшиеся четыре дня и четыре ночи Альтберг не спал. Город гудел, как растревоженный улей, готовясь к смерти. Под крики аниморийских сержантов, не стеснявшихся в выражениях и щедро раздававших пинки аристократическим задницам, наспех сколоченные отряды Удо учились держать строй, стрелять из-за укрытий и умирать, забирая с собой как можно больше врагов. Каждая улица превратилась в укрепрайон, каждый дом в дот. Мрачная, лихорадочная деятельность не прекращалась ни на минуту.
А на рассвете пятого дня они пришли.
Первым их увидел дозорный на западной стене, молодой парень из ополченцев, который до этого дня видел врага только на картинках. Он просто замер, выронив из рук сигнальный рог. Легион выливался из утреннего тумана не как армия. Армии маршируют, поднимают пыль, шумят. Эти же текли. Бесконечный, тёмный поток воронёной стали, без знамён, без криков, без единого лишнего звука. Они двигались с пугающей, слаженной эффективностью, словно единый организм, единая машина, созданная для убийства. Тысячи ног в тяжёлых сапогах били в землю в унисон, и этот глухой, ритмичный стук был страшнее любого боевого клича. Он был похож на бой гигантского сердца, отмеряющего последние секунды жизни города.
— Тревога… — наконец выдавил из себя дозорный, и его шёпот подхватил ветер.
Но его уже никто не слушал. Тревожный рог над главной башней завыл пронзительно и надсадно. Его звук, полный отчаяния, разнёсся над городом, вырывая людей из тревожного сна.
Маркиз Удо, вскочив со своей походной койки прямо в штабе, бросился на стену. То, что он увидел, заставило его застыть на месте. Он видел войны, участвовал в битвах. Но никогда не видел ничего подобного. Пятый карательный корпус разворачивался в боевые порядки у подножия холмов. Это была не просто демонстрация силы. Это был ритуал. Каждый легион, каждая когорта, каждая центурия занимали своё место с математической точностью, их ряды были безупречны, как линии на чертеже архитектора.
— Боги… — прошептал барон Кройц, стоявший рядом с Удо. Его лицо, обычно румяное и самоуверенное, стало пепельно-серым. — Они даже не прячутся. Они просто… идут.
Во главе этого стального потока, на вороном, как сама ночь, жеребце, ехал генерал Ратилье. Даже на таком расстоянии его фигура излучала ауру холода и абсолютной власти. Прямая спина, закованная в чёрный, без единого украшения, доспех. Лицо, скрытое забралом шлема, увенчанного гребнем из чёрных перьев. Он не отдавал приказов, просто был впереди своих солдат. И одного его присутствия было достаточно, чтобы его легионы двигались как единое целое. Его имя было не просто синонимом беспощадности. Его имя и было беспощадностью.
— Где императрица? — панически прошептал Удо, озираясь.
— Здесь я, маркиз. Куда ж денусь с этой подводной лодки, — раздался за его спиной спокойный голос.
Она стояла, прислонившись к зубцу стены, и с ленивым интересом рассматривала разворачивающуюся армию через небольшой артефактный бинокль. На ней не было ни тени страха, только холодное любопытство.
— Хорошая выучка, — прокомментировала она, не опуская бинокля. — Сразу видно ветераны. Вопрос в том чего. Много резали безоружных, а вот насчёт штурма подготовленных позиций есть вопросики…
— Они нас сомнут! — не выдержал Удо. — Посмотрите на них! И посмотрите на моих людей!
— Ваши мальчишки сидят за стенами, которые мы превратили в мясорубку, — так же спокойно ответила Мэри. — А эти красивые солдатики сейчас пойдут на эту мясорубку в лоб. Посмотрим, сколько в них останется красоты через час.
Каратели не стали разбивать лагерь, собирать осадные машины. Они пришли исполнять приговор. По знаку одного из офицеров из рядов легионов вышли сотни фигур в тёмных робах. Боевые маги корпуса, они рассредоточились, образовав несколько линий, и одновременно вскинули руки. Воздух затрещал, наливаясь силой.
— Стадо непуганых идиотов — усмехнулась Мери — кто ж одевает самые ценные боевые единицы в такие тряпки⁈
— Барьер! — заорал Удо, хотя в этом не было нужды.
Над Альтбергом вспыхнул и соткался полупрозрачный купол, наспех подлатанный и усиленный аниморийскими инженерами. И в этот купол ударили.
Это был не хаотичный обстрел, как с кораблей. Методичный, выверенный до дюйма барабанный бой. Сотни одинаковых огненных плетений, летевших по идеальной траектории, били в одни и те же точки защитного купола. Снова, и снова, и снова. Без перерыва. Защитный барьер затрещал, покрываясь сетью трещин. Каждый удар отдавался гулкой вибрацией по всему городу, впиваясь в нервы, выматывая душу.
— Они не пытаются его пробить, — пробормотала Мэри, опустив бинокль. Её лицо стало серьёзным. — Они его изматывают. Истощают источник питания. Ратилье знает, что у нас нет ещё одного мощного стационарного артефакта. Он просто ждёт, когда батарейки сядут. Умный сукин сын.
Защитники на стенах с ужасом смотрели, как элита Лирианской империи, не торопясь, готовится к первому удару. Они видели, как вперёд выходят штурмовые группы, как они смыкают свои огромные башенные щиты, превращаясь в бронированную черепаху. Слышали короткие, лающие команды офицеров и видели, как слаженно их выполняют тысячи солдат.
Паника, которую до этого удавалось сдерживать, начала прорываться наружу. Один из ополченцев, не выдержав напряжения, просто завыл, уронив арбалет, и бросился бежать со стены, но был остановлен жёсткой рукой аниморийского сержанта.
— Стоять, твою мать! — прорычал тот, встряхнув его как тряпичную куклу. — Умрёшь здесь, с оружием в руках, как солдат! А не в подворотне, как крыса, с копьём в заднице!
Мэри обернулась к Удо. Её глаза были холодны и ясны.
— Скажите своим людям, маркиз, что сегодня им придётся стать героями. Большинство из них умрёт, но их смерть не будет напрасной, они купят вам время.
Видящая снова подняла бинокль, фокусируясь на фигуре генерала Ратилье. Тот поднял руку, закованную в чёрную латную перчатку.
— Ну что ж, — прошептала Мэри, и её губы тронула злая, хищная усмешка. — Пора начинать вечеринку.
Ратилье резко опустил руку, и стальные черепахи, издав тысячеголосый рёв, медленно, но неотвратимо двинулась на стены Альтберга.
Два клина, по тысяче человек в каждом, одновременно отделились от основной армии. Они двинулись на город, их слаженный, неотвратимый шаг был единственным звуком, способным пробиться сквозь грохот магической бомбардировки. Один клин шёл на главный пролом в стене, зияющий тёмной, рваной раной. Второй на центральные ворота, которые казались неприступными, но именно поэтому должны были приковать к себе максимум внимания.
— Огонь! — выкрикнул маркиз Удо.
Со стен и наспех возведённых баррикад на штурмующих обрушился град арбалетных болтов и магических зарядов. Но это было всё равно что пытаться остановить лавину горохом. Большинство снарядов просто отскакивало от огромных, смыкающихся в единую крышу башенных щитов, испещрённых защитными рунами. Те немногие, что находили щели, выбивали одного-двух легионеров, но на их место тут же, не сбивая шага, вставали другие. Черепаха даже не дрогнула. Она просто ползла вперёд, неумолимо сокращая дистанцию.
— Они не останавливаются… Боги, они просто идут! — пролепетал один из баронов, вцепившись в парапет. Его лицо было цвета мокрого пергамента.
— Они и не остановятся, — донёсся из-за его спины грубый голос аниморийского сержанта по имени Ворг, приставленного к этому сектору стены. Его волчьи уши подрагивали, улавливая малейшие изменения в шуме боя. — Это ходячие мертвецы, просто очень хорошо выдрессированные. Не тратьте болты! Огонь по моей команде! Ждите, пока они не подойдут к «подаркам»!
Ополченцы сглотнули, но подчинились. Они с ужасом смотрели, как стальная река подбирается всё ближе. И вот, когда передовые ряды карателей были уже в полусотне метров от пролома, Ворг рявкнул:
— Приготовиться!
И земля взорвалась. Десятки магических мин, заложенных гвардейцами Мэри, сработали одновременно. Это был не огненный шторм. Зато получился отличный фонтан из земли, камней и человеческих тел. Передний край «черепахи» просто перестал существовать. Щиты, доспехи, люди, всё смешалось в единое кровавое крошево. Рёв атакующих на мгновение захлебнулся, сменившись криками раненых.
Строй дрогнул, но не рассыпался. Легионеры, шедшие сзади, без колебаний перешагнули через дымящиеся останки своих товарищей и с новой яростью ринулись вперёд. Они ворвались в пролом, и вот тут-то для них и начался настоящий ад.
Они ожидали увидеть открытое пространство, площадь, где можно развернуться и смять оборону числом. Вместо этого они попали в лабиринт. Узкий, извилистый проход, заваленный баррикадами из телег, обломков мебели и мешков с песком. Из окон домов, выходивших в этот коридор смерти, из-за каждого угла, из подвальных люков на них обрушился шквал огня.
— Огонь! — орал сержант Ворг, и его голос перекрывал грохот боя. — Не давайте им поднять головы! Цельтесь в щели между щитами! В ноги, в руки! Заставьте их истекать кровью!
Молодой боец графа Риттера, которого ещё вчера тошнило от вида крови, сейчас лихорадочно перезаряжал свой арбалет, его руки дрожали, но он стрелял. Снова и снова. Он видел, как его болт попадает в незащищённое колено легионера. Тот вскрикнул и упал, его тут же затоптали свои же.
Каратели, привыкшие к открытым боям и зачисткам беззащитных деревень и городков, оказались в совершенно незнакомой для себя среде. Их дисциплина и построения здесь не работали. Они были как гигантский бык в посудной лавке, сильные, яростные, но неуклюжие и уязвимые. Каждый шаг вперёд стоил жизней. Они натыкались на растяжки, попадали в «огневые мешки», где их расстреливали с трёх сторон.
Но они продолжали идти. Центурион первой когорты, человек, чьё лицо было испещрено шрамами, а душа выжжена десятками карательных рейдов, ревел, пытаясь перекричать хаос.
— Щиты сомкнуть! Вперёд! Продавить эту кучу мусора! Маги, выжечь вон то гнездо!
Несколько боевых магов в задних рядах, прикрываясь щитами пехоты, начали плести заклинания. Короткие, грязные, но эффективные огненные струи ударили по окнам второго этажа, откуда вёлся самый плотный огонь. Дом, превращённый в дот, вспыхнул, как факел. Крики заживо горящих ополченцев смешались с криками атакующих.
Используя эту короткую передышку, легионеры с диким рёвом навалились на первую баррикаду. Они цеплялись за неё, рубили, растаскивали голыми руками под градом болтов. Через несколько минут, оставив у подножия баррикады десятки тел, наконец, прорвались.
Мэри, наблюдавшая за боем с центральной башни, видела всё. Её дар Видящей, позволял ей не просто смотреть, а чувствовать поле боя, ощущать его пульс, видеть слабые точки ещё до того, как они становились очевидными.
— Они прорвали первую линию у пролома, — её голос был абсолютно спокоен. Она обращалась к капитану своих «Призраков», эльфу с холодными, как лёд, глазами. — Западный сектор не выдержит прямого натиска. Видишь тот разрушенный трактир? Они попытаются закрепиться там.
Она ткнула пальцем в точку на тактической карте.
— Возьми свой отряд. Ударьте им во фланг из того переулка. Не ввязывайтесь в затяжной бой. Ваша задача посеять хаос, отбросить лирианцев назад к пролому, выиграть нам десять минут.
— Будет сделано, Звезда, — эльф кивнул и беззвучно растворился в тени.
Через две минуты, когда каратели, прорвавшиеся через первую линию обороны, с победным кличем уже готовились штурмовать следующие дома, из неприметного, заваленного мусором переулка ударили тени. Гвардейцы Мэри двигались быстро и бесшумно. Усиленные рунами клинки и короткие магострелы вспарывали доспехи, находили уязвимые места под шлемами, перерезали сухожилия. Легионеры, не ожидавшие удара с фланга, смешались. Их строй, и без того потрёпанный, распался за считанные мгновения. Но этого было достаточно, ополченцы на второй линии баррикад, воодушевлённые появлением союзников, удвоили натиск. Продвижение карателей захлебнулось, десять минут были выиграны.
Одновременно с этим разворачивалась драма у центральных ворот. Там штурм был ещё более безнадёжным. Узкий проход перед воротами превратился в идеальный тир. Защитники, стоя на стенах, просто заливали всё пространство из боевых артефактов, любезно предоставленных арсеналами Лирианской империи, расстреливали из арбалетов. Легионеры, прикрываясь щитами, пытались подтащить к воротам таран, но каждый их шаг стоил им десятков жизней. Генерал Ратилье и не рассчитывал взять ворота. Эта атака была лишь для отвода глаз, чтобы заставить Мэри и Удо держать там значительные силы, не давая перебросить их к главному месту прорыва.
К полудню грохот боя начал стихать. Первый штурм выдохся. Лирианцы, понеся чудовищные потери, всё же смогли зацепиться за город. Был захвачен небольшой плацдарм у пролома, несколько полуразрушенных домов и участок улицы, усеянный телами с обеих сторон. Они закрепились там, превратив руины в свои собственные огневые точки.
Маркиз Удо стоял на стене, глядя на это побоище. Воздух был густым от запаха крови, гари и смерти. Его руки дрожали. Он видел, как его людей, его мальчишек, уносят на носилках. Раненых, умирающих, мёртвых. Потери были огромными, но они выстояли. Они остановили первый, самый страшный удар Молота Империи.
Он посмотрел на свои руки, перепачканные в крови и грязи. Он, маркиз Рудольф Удо, аристократ, привыкший к балам и интригам, только что лично стрелял из арбалета в людей. Эта война меняла его, сдирала с него шелуху цивилизованности.
Битва за Альтберг только начиналась. Это была уже не просто борьба за город. Это была ожесточённая борьба за каждый камень, за каждый метр выжженной, пропитанной кровью земли. И Удо понимал, что он будет драться за этот город до последнего вздоха. Не ради короны, не ради власти. А ради тех мальчишек, чьи тела сейчас лежали внизу. Он был в ответе за них. И этот долг он собирался оплатить кровью карателей.
Пауза в сражении была обманчивой, как затишье перед бурей. Грохот боя уступил место треску горящих зданий, далёким крикам раненых и глухому гулу, который издаёт город, умирающий на твоих глазах. Мэри стояла на крыше центральной башни, и ветер, пропахший дымом и кровью, трепал её светлые волосы. Она не смотрела на панораму разрушений. Её дар Видящей рисовал в сознании иную картину, живую, трёхмерную тактическую карту, где каждая фигурка солдата, каждый очаг сопротивления, каждый поток магической энергии пульсировал, складываясь в единую, пугающую симфонию смерти.
Она видела, как её люди, аниморийские инструкторы и гвардейцы-разведчики, как опытные хирурги, сшивают рваные раны в обороне города. Вот сержант Ворг, рыча и раздавая оплеухи, собирает остатки роты ополченцев, потерявшей половину состава, и затыкает ими брешь в баррикаде. Вот её «Призраки» скользят по крышам, занимая новые снайперские позиции, готовясь к следующей волне. А вот лазареты… переполненные, пульсирующие болью красные пятна. В бывшем здании магистрата, превращённом в госпиталь, раненые лежали вповалку в коридорах, на лестницах, и целители, валясь с ног от усталости, просто не успевали помочь всем.
— Они перегруппировываются, — её голос прозвучал ровно и спокойно, хотя она обращалась к пустоте. Рядом с ней, словно из тени, материализовался её заместитель, эльф Лаэрт, капитан «Призраков». Его лицо было непроницаемо, как гладь лесного озера.
— Этот центурион — констатировал он, проследив за её взглядом, устремлённым на тактическую проекцию, которую видел только он. — Упрямый сукин сын. Он собирает штурмовую группу из самых опытных. Хотят пробить оборону по флангу, вдоль старой Рыночной улицы, и выйти к площади.
Мэри видела это не как план, а как уже свершившийся факт. Потоки энергии, намерений, приказов сплетались в её сознании в чёткую, неотвратимую траекторию. Она видела, как каратели, неся потери, но с упорством заведённого механизма, начнут теснить ополченцев барона Кройца, как те дрогнут, побегут, и как вся линия обороны в западном секторе рухнет, открыв дорогу к цитадели.
— Маркиз Удо сейчас бросит туда свой личный резерв, — проговорила она, словно читая книгу будущего. — Они их остановят. Ценой жизни почти всех, бессмысленная жертва.
— Каков приказ? — тихо спросил Лаэрт, его рука уже лежала на рукоятке боевого ножа.
— Не мы будем реагировать на их действия, Лаэрт. Они будут реагировать на наши, — на губах Мэри появилась тень улыбки. Она коснулась пальцем точки на карте, обозначавшей полуразрушенное здание гильдии ткачей, выходившее торцом в узкий, заваленный мусором переулок, который примыкал к Рыночной улице. — Они пойдут здесь, центурион поведёт их лично, уверена почти на все сто. Он считает, что мы не ждём удара в этом месте.
Она подняла на эльфа свои ясные, холодные глаза.
— Ударьте им во фланг из этого переулка, когда они пройдут половину улицы. Ваша цель сам центурион и его офицеры. Обезглавьте их атаку, мне не нужна затяжная бойня. Только чёткий посыл, чтобы они поняли, в этом городе нет безопасных мест. Чтобы они боялись собственной тени.
— Будет сделано, — Лаэрт кивнул и шагнул в тень башни, просто исчезнув из вида.
Через несколько минут её видение начало сбываться с пугающей точностью. Штурмовая группа карателей, прикрываясь щитами и короткими перебежками, ворвалась на Рыночную улицу. Ополченцы встретили их градом болтов и стрел, но напор был слишком силён. Центурион шёл впереди, и его крик, усиленный магией, вселял в его людей ярость, а в защитников ужас.
И в тот момент, когда казалось, что оборона вот-вот рухнет, из тёмного провала разрушенной гильдии выплеснулась две дюжины теней. Они двигались с бесшумной, смертоносной грацией, сливаясь с руинами. Один из гвардейцев одним прыжком оказался за спиной знаменосца и перерезал ему горло. Знамя с чёрным драконом упало в грязь. Двое эльфов, работая в паре, ворвались в ряды легионеров, их клинки замелькали, нанося короткие, точные удары в уязвимые места: подмышки, шея, пах.
Сам Лаэрт возник прямо перед командиром карателей. Центурион, матёрый ветеран, успел среагировать, его меч со скрежетом встретил клинок эльфа. Но Лаэрт и не думал вступать в силовой поединок. Он ушёл в сторону, пропуская удар мимо, и в то же мгновение его второй кинжал, который он держал обратным хватом, вошёл центуриону точно в щель под шлемом, пробив артерию.
Центурион захрипел, его глаза расширились от удивления. Он рухнул на колени, а затем лицом в грязь, захлёбываясь собственной кровью. Атака, потеряв своего лидера, захлебнулась. Легионеры, ошеломлённые внезапным ударом и смертью командира, смешались. И в этот момент ополченцы, увидев, что их враги дрогнули, с яростным рёвом бросились в контратаку.
«Призраки», сделав своё дело, так же бесшумно растворились в руинах, оставив после себя дюжину трупов и парализованную страхом штурмовую группу. Продвижение карателей было остановлено. Но прощальные подарки взорвались посреди разваленного строя, собирая ещё одну жатву.
Но Мэри уже не смотрела на этот участок. Её внимание было приковано к другому. Она активировала артефакт связи.
— Коготь, я Звезда. Начинайте операцию.
— Принято, Звезда, — раздался в ответ спокойный голос пилота. — Начинаем.
Дым от десятков пожаров, густой и чёрный, стал их лучшим союзником. Под его прикрытием три тяжёлых транспортных корабля, те самые, что доставили подкрепление, снова поднялись в воздух со своей скрытой маскировочными плетениями площадки за городом. Но теперь они шли не на большой высоте, летели так низко, что, казалось, цепляли брюхом крыши самых высоких зданий. Почти бесшумно неслись по извилистым улочкам, как гигантские бронированные совы, следуя по заранее проложенному Мэри безопасному маршруту.
На небольшой площади за цитаделью, защищённой от прямого обстрела, их уже ждали. Десятки носилок были выстроены в ряд. На них лежали те, кого уже не могли спасти местные целители. Солдаты с оторванными конечностями, с ужасными ожогами, с пробитыми лёгкими. Их стоны сливались в один общий гул страдания.
Первый транспорт завис над площадью, его аппарель опустилась с лёгким свистом. Медики и легкораненые ополченцы бросились к нему, затаскивая носилки внутрь. Это была гонка со временем. Каждая секунда промедления могла стоить жизни и раненым, и экипажу корабля.
— Быстрее! Шевелитесь, черепахи! — крикнул один из аниморийских медиков, координируя погрузку.
Но лирианские маги не были слепцами. Один из них, стоявший на уцелевшей колокольне, заметил движение в дыму. Он не видел корабль, но почувствовал его. Зелёная, ядовитая молния сорвалась с его пальцев и ударила вслепую. Транспорт дёрнулся, как раненый зверь. Удар пришёлся в кормовую часть, повредив один из маневровых двигателей, барьер был деактивирован на время погрузки.
— Пора уходить! Второй удар может оставить нас на земле — крикнул пилот.
— Не сметь! — голос Мэри в его наушниках прозвучал как удар хлыста. — Забрать всех! Это приказ!
Пилот сглотнул, но подчинился. Последние носилки были затащены внутрь, аппарель с лязгом закрылась. Транспорт, оставляя за собой шлейф чёрного дыма, натужно взревел и, накренившись, пополз вверх, скрываясь в дымной завесе.
— Первый ушёл, — доложил пилот, его голос дрожал от напряжения. — Повторного рейса не будет в ближайшие сутки.
— Принято, — ответила Мэри. — Возвращайтесь на базу. Второй, твоя очередь.
Следующие два корабля прошли без происшествий. Лирианские маги, потеряв из виду первую цель, не смогли обнаружить их в дыму. Первая партия из сотни тяжелораненых была успешно эвакуирована. В переполненных лазаретах стало чуть свободнее, а у целителей появилась возможность заняться теми, кому ещё можно было помочь на месте.
Этот воздушный мост стал тонкой, дрожащей нитью надежды для осаждённого города. Солдаты на стенах, передавая из уст в уста новость об эвакуации, дрались с новым ожесточением. Они знали: их не бросят. Их не оставят умирать в грязи на улицах этого проклятого города.
Мэри опустила бинокль. Её лицо ничего не выражало, она выиграла ещё несколько часов. Спасла несколько десятков жизней. Но Видящая понимала, что это лишь капля в море. Генерал Ратилье ещё даже не ввёл в бой свои основные силы. Он лишь прощупывал их оборону, заставляя истекать кровью, изматывая. Впереди была ночь, ещё дольше и кровавее, чем прошедший день. Это было только начало.
Сумерки опускались на Альтберг не как благословенное избавление от дневного зноя, а как тяжелый, пропитанный кровью саван. Бой не закончился, он просто выдохся, захлебнувшись в собственной жестокости. Воздух, густой и тягучий, был невыносимой смесью запахов: едкий дым от десятков пожаров, тошнотворно-сладкий, металлический запах свежей крови, смрад горелой плоти и острая, озоновая вонь от магических разрядов. Город молчал, это было не мирное молчание, а оглушающая тишина поля брани, нарушаемая лишь треском догорающих построек, далёкими, похожими на скулёж, стонами раненых и глухим стуком, с которым ополченцы сбрасывали трупы в ров.
Генерал Ратилье стоял в своём походном шатре, разбитом в миле от города. Холодная ярость, клокотавшая в нём весь день, достигла точки кипения. Он сорвал с головы тяжёлый шлем и с грохотом швырнул его на стол, уставленный картами. Помощник-адъютант, молодой аристократ с бледным лицом, вздрогнул и сделал шаг назад.
— Потери! — прорычал Ратилье, и его голос был похож на скрежет металла. — Доложить мне о потерях!
— Мой генерал… — адъютант сглотнул, его взгляд был прикован к точке на полу. — По предварительным подсчётам… мы потеряли почти пятую часть штурмовых отрядов. Около восьмисот человек убитыми и тяжелоранеными.
Ратилье медленно повернулся к нему. Его лицо, обычно непроницаемое, исказилось в уродливой гримасе.
— Восемьсот? Восемьсот моих легионеров⁈ — он шагнул к капитану, и тот инстинктивно вжал голову в плечи. — Мы штурмовали не столицу Аниморийской империи! Мы атаковали провинциальный городишко, набитый сбродом из предателей, наёмников и лавочников! И мы потеряли восемьсот солдат! За один день, имея пролом в стене, который нам любезно пробили сами предатели?
Он схватил со стола серебряный кубок и с такой силой сжал его в кулаке, что тот деформировался.
— Они дрались как бешеные псы, мой генерал, — пролепетал один из офицеров. — Их тактика… она не похожа ни на что. Засады, ловушки на каждом шагу. Они превратили город в…
— В мясорубку! — закончил за него Ратилье, его голос сочился ядом. — И я, как последний идиот, сунул в эту мясорубку руку! Они унизили меня! Они заставили элиту Пятого корпуса умыться кровью, штурмуя их вонючие баррикады!
Он резко отвернулся и заходил по шатру, как зверь в клетке.
— Они думают, что выстояли? Они думают, что получат передышку? Они думают, что могут меня остановить? — он остановился и уставился на адъютанта горящими глазами. — Передать приказ центурионам. Перегруппировка — два часа. Раненых в тыловой лагерь. Всем остальным готовиться к ночному штурму.
— Но, мой генерал… — осмелился возразить адьютант. — Люди измотаны. Ночной бой в незнакомом городе приведёт к ещё большим потерям…
Ратилье преодолел разделявшее их расстояние в один шаг. Его рука, закованная в чёрную латную перчатку, схватила говорившего за горло и приподняла над землёй.
— Мне. Плевать. На. Потери, — прошипел он, вглядываясь в наливающиеся кровью глаза адъютанта. — Я не собираюсь вести с ними осаду. Я собираюсь их истребить. Я выжгу этот город дотла вместе с каждым, кто в нём находится. Они не получат ни часа покоя, будут умирать днём и ночью. Они будут молить о смерти, но не получат её, пока я не сотру с лица земли само название этого проклятого города. Ты меня понял?
Он разжал пальцы, и адъютант, хрипя и кашляя, рухнул на ковёр.
— Так точно, мой генерал, — просипел он, хватаясь за горло.
— Выполнять, — бросил Ратилье и снова повернулся к карте, на которой Альтберг был отмечен жирным красным кругом. Он ткнул в него пальцем, словно хотел раздавить. Сегодня ночью этот город сгорит. Всех выживших после штурма повесить!
Маркиз Удо стоял на стене у пролома. Его дорогой камзол был забрызган кровью и грязью, рука наспех перевязана окровавленной тряпкой. Он смотрел вниз, на своих людей, которые тащили тела. Среди убитых он узнавал знакомые лица. Вот молодой барон, которого он знал с пелёнок. Лежит с пробитой арбалетным болтом грудью, его светлые волосы слиплись от крови. Вот двое братьев-гвардейцев из его личной охраны, они всегда стояли у его дверей, а теперь их изуродованные тела бросили в общую кучу.
— Мы держимся, маркиз, — раздался рядом хриплый голос барона Кройца. Старик выглядел ужасно: его пышные усы обвисли, лицо почернело от копоти, а в глазах застыл безумный блеск. — Мы показали этим имперским ублюдкам, чего стоит наша ярость!
Удо медленно повернулся к нему.
— Мы показали им, как хорошо мы умеем умирать, барон. Посмотри, — он обвёл рукой поле боя. — За каждого убитого карателя мы заплатили сполна. Ещё один такой «успешный» день, и защищать Альтберг будет некому.
Кройц понурился. Эйфория от выигранной схватки уходила, оставляя после себя горький привкус потерь.
— Что же нам делать, Рудольф? — тихо спросил он.
Прежде чем Удо успел ответить, рядом с ними, легко спрыгнув с парапета башни, приземлилась Мэри. Она выглядела так, будто только что вернулась с неспешной прогулки, если не считать нескольких тёмных пятен на её броне.
— Для начала, прекратить истерику, барон, — её голос был холоден, как сталь. — Ваши люди дрались храбро. Они выполнили свою задачу, остановили первый натиск и заставили врага заплатить кровью за каждый шаг.
— Ценой почти пятой части наших бойцов! — взорвался Удо. — Мы не можем позволить себе такие потери, Ваше Величество!
— Вы не можете позволить себе проиграть, — отрезала Мэри. Она подошла к краю стены и посмотрела на лагерь карателей, где уже сновали фигуры, готовясь к чему-то. — Ратилье разъярён. Он не ожидал такого сопротивления, его гордость уязвлена. А уязвлённый хищник становится предсказуемым. Он ударит снова, этой же ночью.
Удо похолодел.
— Ночью? Но люди измотаны до предела! Они еле стоят на ногах!
— Именно на это он и рассчитывает, — Мэри повернулась к нему, и в её глазах не было ни капли сочувствия, только ледяной расчёт. — Он хочет сломать ваш боевой дух, не дать вам опомниться, перевязать раны, перегруппироваться. Поэтому мы сделаем всё с точностью до наоборот.
Она начала отдавать приказы, и каждое её слово было чётким и выверенным.
— Капитан Лаэрт, твои «Призраки» остаются в дозоре. Мне нужно знать о каждом движении в их лагере. Сержант Ворг, вы со своими инструкторами отвечаете за ротацию. Снять со стен самые потрёпанные отряды, отправить их в резерв. Пусть поспят хотя бы пару часов. На их место свежие силы из тех, кто сегодня отсиживался в цитадели. Все запасы лечебных зелий на передовую. Мне нужны бойцы, способные держать оружие, а не умирающие от царапин.
Она перевела взгляд на инженеров, уже копошившихся у пролома.
— Я хочу, чтобы все подходы к нашим позициям были усеяны новыми ловушками! Пусть они идут по телам своих товарищей и взрываются на тех же самых местах!
Затем она повернулась к Удо, и её взгляд смягчился, но лишь на долю секунды.
— Маркиз, пройдитесь по своим людям. Не как командующий, а как их лидер. Скажите им, что они выстояли. Скажите, что гордитесь ими. Скажите, что эта ночь будет решающей. Ложь, конечно, но им это сейчас нужно услышать. Им нужна вера, даже если она ложная.
Удо молча кивнул, потрясённый её циничной правотой.
Защитники Альтберга были измотаны. Их тела болели, их души были выжжены ужасом первого боя. Но они не были сломлены. Они выдержали удар Молота Империи и не рассыпались в пыль. Они огрызнулись, заставив элитных карателей платить за каждый дюйм своей земли. В глазах дворянских дружинников, ополченцев, вчерашних лавочников и ремесленников, страх смешался с чем-то новым, с мрачной, злой решимостью. Они видели, что имперцы тоже смертны. Что они тоже истекают кровью и кричат от боли.
Мэри, оценив обстановку с высоты башни, приказала перегруппировать силы. Она знала, что следующая атака будет ещё более яростной. Ратилье бросит в бой всё, что у него есть, не считаясь с потерями, лишь бы смыть позор дневного провала.