Я стоял перед огромной стратегической картой, занимавшей всю стену моего штаба. Это была не просто бумага с флажками. Это был живой, дышащий артефакт, сотканный из магии и данных, поступающих в реальном времени. Сотни огоньков, обозначавших мои отряды, мерцали ровным синим светом на границе с Лирианской империей. Пока что.
— Время, — мой голос прозвучал в гулкой тишине штаба глухо и чуждо.
Стоявший чуть поодаль Крест, молча кивнул и коснулся кристалла связи. В тот же миг граница на карте, протянувшаяся на сотни лиг, взорвалась багровым. Синие огоньки моих войск врезались во вражескую территорию, и каждый всполох красного означал уничтоженный вражеский отряд, сожжённый форт и смерть.
И я почувствовал это.
Последнее время дар Стратега напоминал о себе не в лучших вариантах. Вот и сейчас ударил по нервам, как разряд молнии. Это была не только боль. Сначала пришла волна первобытной, пьянящей ярости, боевой раж орков Манрока, смешанный с холодной, сосредоточенной злобой горцев Рагнара. Они были моими вассалами, моими кулаками, и их эмоции текли в меня, подпитывая и одновременно отравляя. Я стиснул зубы, вцепившись пальцами в край стола так, что костяшки побелели. У всего всегда есть цена.
— Первый пошёл, — безэмоционально доложил Крест, глядя на свою тактическую панель. — Форт «Западные Врата» смят. Манрок докладывает о полном уничтожении гарнизона.
На карте в секторе орков погасла крупная вражеская иконка. Я видел это не только на схеме. Перед внутренним взором пронеслись обрывочные картины: огромный орк с двумя топорами, хохоча, проламывает стену щитов; горящие казармы; лирианский офицер, пытающийся сдаться, и тяжёлый орочий ятаган, обрывающий его мольбы. Жестоко. Кроваво. Эффективно.
— Они не берут пленных, — констатировал я, скорее для себя, чем для Креста.
— Так и команды не было, — пожал плечами тот. — Твои подданые восприняли приказ «доставить ответ» буквально.
Я криво усмехнулся. Да, он доставлял. Орки были идеальным инструментом для такой работы. Неудержимая лавина из мускулов, ярости и стали, которая просто катилась вперёд, сметая всё на своём пути. После того, как я вывел всех из того проклятого леса, они не задавали лишних вопросов, не рефлексировали. Они несли разрушение, и делали это с радостью. Для них это была не просто война, а праздник. И сейчас они с упоением пировали на костях лирианских пограничников.
А потом я почувствовал другое. Не оглушающий рёв, а тихий, смертоносный шёпот. На карте, в глубине вражеской территории, на десятки лиг от линии фронта, вспыхнули и тут же погасли новые огоньки. Это были горцы Рагнара. Мелкие, неуловимые группы, которые просочились через границу ещё ночью. Они не штурмовали форты, зато вгрызались в артерии вражеской армии.
— Склады в ущелье Трёх Гигантов уничтожен, — снова доложил Крест. — Патруль на тракте к перевалу вырезан. Похоже, Рагнар решил устроить им весёлую ночку.
Горцы действовали иначе. Они были скальпелем там, где орки были кувалдой. Тени в ночи, удар кинжала из-за спины, арбалетный болт из темноты. Они не оставляли после себя величественных руин, только перерезанные глотки, сожжённые обозы и леденящий ужас в тылу. Паника и хаос, вот моё главное оружие на ближайшие дни. Лирианцы, ожидавшие лобового удара на границе, вдруг обнаружили, что война уже у них дома, что смерть может ждать за каждым деревом, в каждом тёмном переулке.
Ответ за уничтоженный пограничный пост. Я послал им счёт, и мои вассалы с радостью его доставляли, выписывая каждую цифру кровью. Они хотели показать силу? Они думали, что могут безнаказанно убивать моих людей? Я покажу им, что такое настоящая сила. Я выжгу эту мысль из их голов калёным железом. Чтобы в следующий раз, когда какой-нибудь лирианский генерал решит поиграть мускулами, он сначала вспомнил эту ночь. Ночь, когда их граница превратилась в погребальный костёр.
Пьянящее чувство всемогущества начало отступать, сменяясь привычной, тупой болью. Похоже, мне пора на отдых, пока не очнулся хрен пойми, где с чьей-то отрезанной башкой в руках. Я чувствовал не только ярость своих воинов, но и их смерть. Вот короткий, острый укол, молодой орк-разведчик нарвался на магическую ловушку. Вот волна отчаяния и боли, отряд горцев попал в засаду, их было всего семеро, и я почувствовал, как оборвалась жизнь каждого из них. Это были не просто иконки на карте. Это были мои люди. И их смерть отзывалась во мне фантомной болью, оставляя на душе новые рубцы. Артефакты явно не справлялись с тем цунами, что рождался в моей голове.
Мои «якоря» уже были здесь. Хмурая Мирра влетела первой с тревогой ощупывая меня взглядом, чуть позже появилась София.
— Всё плохо? — спросила рыжая.
— Пока держусь — спокойно ответил ей.
Я молча подошёл к бару и плеснул себе в стакан на пару пальцев и залпом осушил. Огненная жидкость прокатилась по горлу, но не смогла заглушить внутреннюю борьбу.
— Всё в порядке, Влад? — тихо спросил Крест, заметив, как дёрнулось моё лицо.
— Всё по плану, — глухо ответил я, возвращаясь к карте. — Потери приемлемые.
— Я не об этом — твёрдо сказал барон, глядя мне в глаза. — Гвардия поймёт, а вот армейцам не стоит видеть тебя в «особом» состоянии, мы справимся без тебя.
Я смотрел на карту. Граница Лирианской империи напоминала разорванную, кровоточащую рану. Десятки фортов были стёрты с лица земли. Тыловые коммуникации парализованы. Паника расползалась по их землям, как чума. Ответ был доставлен. Громкий, кровавый и не оставляющий сомнений в моих дальнейших намерениях. Это было только начало.
— Хорошо — ответил под напором родни, слабо улыбнувшись — сдаюсь.
Мирра аккуратно взяла меня под локоть и повела в дальнее крыло во дворце.
— Его ни для кого нет — инструктировала София капитана гвардии — никаких совещаний, срочных дел или аудиенций. Усилить охрану, выставить барьер. Чтобы не случилось…
— Мы знаем… — тихо ответил капитан — всё будет в лучшем виде, моя императрица. Главное, чтобы дворец выдержал.
Холодный, мерзкий, лирианский дождь. Он лил стеной, превращая узкие улочки Альтберга в грязные ручьи. Идеальная погода для призраков.
Мэри вела свой отряд по крышам, перепрыгивая с одной скользкой черепичной кладки на другую. Под ними расстилался город, погружённый во тьму и страх. После казни герцога фон Штрассе и водворения имперского наместника Альтберг стал похож на тюрьму под открытым небом. Усиленные патрули, тусклый свет магических фонарей, выхватывающий из мрака настороженные лица горожан, спешащих укрыться в своих домах. Воздух был густым от недоверия и затаённой ненависти. Это было их поле боя, их охотничья территория.
— Фантом, статус, — её голос через артефакт связи прозвучал в сознании едва слышным шелестом ветра.
— Чисто, Звезда, — отозвался её заместитель, чья тень замерла на коньке соседней крыши. — Патруль свернул на Рыночную. У нас семь минут.
— Принято. Двигаемся.
Они скользили по теням, бесшумные и невидимые. Лучшие из лучших, кого смогла подготовить разведка Влада. Эльфы, зверолюды, люди, все, кто мог стать тенью и нанести удар из ниоткуда. Но сегодня их цель этой ночью была не в убийстве. Их цель была куда сложнее, посеять семена восстания.
Бойцы спустились в самый грязный и тёмный переулок, какой только можно было найти в портовом районе. Вонь дешёвого пива, прокисшей капусты и отчаяния ударила в ноздри. Их цель таверна «Хромой Гоблин». По имеющимся данным, именно здесь топили в выпивке свою верность старому герцогу его бывшие сержанты и офицеры. Те, кого не казнили, но вышвырнули со службы, лишив чести и средств к существованию.
Мэри оставила основной отряд на крышах, взяв с собой только Фантома и ещё двоих бойцов. Они вошли не через главный вход, где наверняка сидели стукачи наместника, а через заднюю дверь, которую для них «открыл» один из её эльфов.
Внутри было душно и шумно. Но они искали не шум, а тишину. В самом дальнем углу, за столом, липким от пролитого эля, сидел их первый кандидат. Капитан Клаус Рихтер. Когда-то один из лучших офицеров личной гвардии фон Штрассе. Теперь сгорбленная фигура в поношенной одежде, с пустым взглядом, устремлённым в мутное дно своей кружки.
Она подошла к нему, остальные растворились в тенях у стен. Села напротив, не спрашивая разрешения. Он даже не поднял головы.
— Столик занят, — прохрипел он, не отрывая взгляда от кружки.
— В Альтберге нынче все столики заняты, капитан. Чужаками, — её голос был тихим, но каждое слово било точно в цель.
Он вздрогнул и медленно поднял на неё глаза. В них плескалась мутная смесь из пьяной апатии, ненависти и удивления. Он не узнал её, но понял, что она не из местных забулдыг.
— Проваливай, пока патруль не позвал. Мне проблемы не нужны.
— У тебя уже есть проблемы, Клаус, — Мэри чуть подалась вперёд. — У всех нас. Я пришла не создавать новые, а помочь решить старые.
Он усмехнулся, и усмешка получилась кривой и жалкой.
— Помочь? Чем? Нальёшь мне ещё кружку? Или сразу сдашь коменданту за пару медяков?
Она проигнорировала его выпад. Вместо этого задала вопрос, старый пароль, который использовали гвардейцы герцога во время последней пограничной войны.
— Что несёт северный ветер, капитан?
Рихтер замер. Его рука, тянувшаяся к кружке, застыла в воздухе. Апатия в его глазах исчезла, сменившись удивлением, а затем острой, болезненной памятью. Он смотрел на неё, и Мэри видела, как в его сознании проносятся картины былых сражений, лица павших товарищей, гордое знамя герцога.
— Сталь… — его голос сорвался, превратившись в шёпот. — … и скорбь.
— Верно, — кивнула она. — И сейчас он принёс слишком много скорби на нашу землю. Герцог не простил бы нам, если бы мы позволили этому продолжаться.
— Герцог мёртв! — рявкнул он, но уже без прежней уверенности. — Его повесили на городской площади, как вора! А мы… мы ничего не смогли сделать!
— Тогда не смогли. Но сейчас можем, — она огляделась. Никто не обращал на них внимания. Шум и пьяный гул таверны были лучшим прикрытием. — Маркиз Удо собирает верных людей. Он не смирился и он не один.
При упоминании имени Удо в глазах Рихтера блеснула искра. Удо был старым другом фон Штрассе, человеком чести, которого уважали все. Это был не просто слух, это был факт, который мог зажечь пламя.
— Удо? Но он же…
— Он на свободе, готов драться, — прервала его Мэри. — Но ему нужны люди. Ему нужны такие, как ты, Клаус. Офицеры, которые помнят, что такое честь и верность. Солдаты, которые готовы вернуть долг за своего командира.
Он молчал, глядя на свои мозолистые, дрожащие руки. В нём боролись страх и долг, отчаяние и надежда. Это был решающий момент.
Мэри медленно достала из-за пазухи небольшой, тяжёлый предмет и положила его на стол. В тусклом свете сальной свечи тускло блеснул металл. Это был простой жетон из тёмного серебра, но выгравированный на нём герб, золотой лев на лазурном поле, герб рода Удо, говорил о многом.
— Маркиз просил передать это первому, в ком он будет уверен, — сказала она. — Это не приказ, капитан. Это приглашение. Шанс смыть позор и отомстить.
Рихтер смотрел на жетон, как заворожённый. Его дыхание стало тяжёлым, прерывистым. Он видел перед собой не просто кусок металла, знамя, вокруг которого можно было снова собраться. Он видел цель.
Его рука медленно, очень медленно потянулась к жетону. Пальцы коснулись холодного серебра, а затем сжали его с такой силой, что костяшки побелели. Он поднял на неё взгляд, и в его глазах больше не было апатии. Там горел холодный, решительный огонь.
— Где и когда? — спросил он.
— Тебя найдут, — ответила Мэри, поднимаясь. — Будь готов.
Она развернулась и пошла к выходу, не оглядываясь. Фантом и остальные уже ждали её в переулке.
— Он с нами, — коротко передала она по каналу связи.
— Первый есть, — отозвался Фантом. — Сколько ещё таких ночей нам предстоит?
— Столько, сколько потребуется, — ответила она, ловко забираясь на крышу в три прыжка и растворяясь в дождливой ночи.
Первая нить вплетена в паутину заговора. Теперь главное, чтобы она не оборвалась раньше времени. И чтобы таких нитей стало достаточно, чтобы связать петлю на шее императора Астария.
Воздух в гостевых покоях Катерины был густым и тяжёлым, пропитанным запахами старого дерева, полированного камня и застарелой тревоги. Радость от возвращения домой, такая острая и долгожданная, оказалась горькой на вкус, как лекарственное зелье.
Её мать, женщина с такими же огненными волосами, но тронутыми сединой у висков, сжимала её руки в своих, и её взгляд был полон той всепоглощающей материнской любви, которая одновременно и согревала, и душила.
— Катенька, ты вся исхудала, — шептала Итара, проводя ладонью по щеке дочери. — Эта война… эти чужие земли… они выпили из тебя все соки.
— Я в порядке, мама, — голос Катерины был твёрд, но в нём слышалась усталость, которую не скрыть за королевской выправкой. — Я стала сильнее.
Её отец, Рокон, бывший вождь Пятого Когтя, стоял у окна, глядя на площадь, где уже собирались вожди и старейшины.
— Ты стала королевой. Настоящей, — произнёс он, не оборачиваясь. — Но эти старые стервятники… они чуют кровь. Твоё долгое отсутствие, сплетни о потерях… они точат ножи, дочка. Они считают тебя слабой.
— Тогда им придётся узнать, как сильно они ошибаются, — отрезала Катерина, высвобождая руки из материнских объятий. Она подошла к отцу, встала рядом. — Пятьдесят тысяч погибших? Что за бред? Да, потери есть, война была кровавой, но большая часть вернётся домой чуть позже.
— Попробуй объяснить это Гроху, — хмыкнул Рокон. — Он до сих пор живёт временами, когда мир заканчивался за кромкой джунглей. Для него Морозов такой же чужак, как и северные фанатики.
— Значит, придётся преподать ему урок географии, — в глазах Катерины на мгновение вспыхнули оранжевые искры. — У них нет выбора, отец. Они просто ещё этого не поняли.
Зал Совета гудел, как растревоженный улей. Десятки старейшин, сидели на своих резных стульях, подозрительно похожих на королевский трон, расставленных полукругом. В центре горел огромный очаг, и его пламя отбрасывало на их сморщенные лица пляшущие тени, превращая их в уродливые маски. Катерина шла к своему трону, возвышавшемуся над остальными, и чувствовала на себе десятки взглядов, любопытных, враждебных, выжидающих.
Она села, и гул на мгновение стих, чтобы тут же возобновиться с новой силой.
— Тишины! — рявкнул Килмер, её верный полководец, и его голос заставил замолчать даже самых горластых, но недовольных взглядов стало ещё больше.
Катерина обвела взглядом собрание. Она видела своих союзников, вождей кланов, верных её еще по договору с Пятым Когтем, когда им правил Рокон, представителей вольных городов. Но видела и тех, кто смотрел на неё с плохо скрываемым презрением. Старую гвардию. Тех, кто считал, что она не может носить корону.
Их негласный лидер, старейшина Грох, поднялся со своего места. Старый, высохший, похожий на корявый дуб, с облезлым хвостом, он опирался на посох из чёрного дерева, увенчанный черепом клыкастого хищника.
— Мы приветствуем возвращение дочери нашего великого Рокона, — его голос был скрипучим, как несмазанные ворота. — Но радость наша омрачена. Омрачена вестями, что принесли с собой выжившие.
Он сделал паузу, обводя всех тяжёлым взглядом.
— Пятьдесят тысяч! Пятьдесят тысяч наших сыновей, мужей и братьев! — он ударил посохом о каменный пол. — Ты увела их на другой конец мира, королева! И где они теперь⁈ Сгинули на чужой земле ради прихотей Морозова, которого никто из нас больше не увидит! Ты ослабила Союз! Ты оставила наши границы беззащитными перед северной ордой!
Зал взорвался гневным гулом. Обвинения, которых она ждала, прозвучали.
— Кто здесь такой умник, что распускает слухи о смерти пятидесяти тысяч? — голос Катерины перекрыл шум.
— Скоро прибудут новые корабли с подкреплением, — пыталась достучаться до них Катерина. — Войска моего мужа уже готовятся к переброске. Мы ударим по северянам с такой силой, что…
— Сказки! — рявкнул старейшина. — Обещания чужака! Мы верим тому, что видим! А видим мы ослабленную армию и королеву, которая променяла свой народ на заморского мужа! Я говорю от имени кланов! Мы требуем…
— То есть Михаил, создатель нашего Союза, и мой дед, стал для вас пустым звуком? — нехорошо прищурилась Катерина — он тоже стал чужаком?
— Его заслуги уже не имеют значения — пренебрежительно ответил Грох.
И тут Катерина поняла, что слова бесполезны. Они не хотели слушать. Они хотели власти. Они видели в ней лишь девчонку, забравшую то, что, по их мнению, принадлежало им по праву.
Она медленно поднялась со своего трона.
И пламя, всегда жившее в её крови, вырвалось наружу. Воздух вокруг загустел, раскалился до предела. Её красное платье замерцало, превращаясь в текучий огонь, волосы взметнулись огненным вихрем, а глаза превратились в два пылающих солнца. Каменные плиты под её ногами начали нагреваться.
В зале воцарилась мёртвая тишина. Даже треск поленьев в очаге, казалось, затих. Все вожди, даже самые смелые, вжались в свои кресла, чувствуя первобытный ужас перед этой стихией, облечённой в женскую фигуру.
Все, кроме Гроха. Старый дурак, ослеплённый своей гордыней, лишь скривил губы в презрительной ухмылке.
— Впечатляюще, дитя. Но ты не запугаешь нас. Всех не сожжёшь!
— Идиоты быстро забывают уроки прошлого. И ты такой же Грох, уже забыл, что я лично испепелила всех, кто бросил мне вызов.
К изумлению окружающих, в рыжие всполохи огня добавились чёрные всполохи.
— Вы все принадлежите мне и моему супругу! — громко сказала Катерина, обведя помещение взглядом — Раз вы забыли, я напомню…
Старейшина даже не успел вскрикнуть. Он просто исчез. На том месте, где он стоял, на мгновение взметнулся к небу столб белого пламени. Он просуществовал не дольше удара сердца, а затем опал, не оставив после себя ни костей, ни пепла. Лишь выжженное дочерна пятно на каменном полу и лёгкий запах озона.
В наступившей абсолютной тишине был слышен лишь тихий шелест ветра, гулявшего под сводами зала. Он подхватил невидимую горстку серого пепла, единственное, что осталось от старейшины Гроха, и развеял её.
Килмер, его бойцы и охрана самой Катерины обнажили клинки, но это было уже лишним. Раздался глухой стук, один из вождей, сидевший ближе всех к Катерине, сполз со своего трона и опустился на колени, уронив голову. За ним, как по команде, последовал второй, третий… Через несколько секунд все старейшины, как один, преклонили колени перед своей королевой.
Они поняли. Старые традиции сгорели вместе с глупцом. Власть Катерины, это не наследие Михаила и Рокона, а её собственная, огненная, неоспоримая воля.
А за спиной девушки была целая империя…