— Вероятно, на маму с папой, — сказала я, не торопясь оборачиваться.
— Прошу прощения?
— Вы спросили, на кого я похожа, — пояснила я. — Полагаю, на маму с папой, других вариантов нет.
— Это был риторический вопрос.
Как и вчерашний, не рехнулась ли барыня окончательно? Кажется, ответ Виктор уже нашел. Но, поскольку второй возможности произвести первое впечатление у меня явно не будет, я снова обмакнула веник в ведро.
— Советую вам держаться подальше, забрызгает, — предупредила я и взмахнула рукой.
— Что вы делаете?!
— Это тоже риторический вопрос? — на всякий случай уточнила я.
— Нет, это вопрос по существу. И мне не слишком приятно разговаривать с вашей спиной.
— Извините, но я не птичка, чтобы легко танцевать на жердочке. — В доказательство своих слов я попыталась вывернуть голову, но так и не закончила это движение, вспомнив, как выгляжу. Не то чтобы я опасалась еще одного крика «русалка!» — все же день на дворе, и Виктор — человек образованный... должен быть образованным.
— Ничего, мне не сложно обойти.
Он действительно обошел дерево, глядя на меня снизу вверх. Жаль, что у меня нет фотоаппарата: это выражение лица стоило запечатления для потомков.
— Анастасия, я требую объяснений.
— Виктор Александрович, мне жаль, что я не могу уделить вам столько внимания, сколько вы заслуживаете, — прощебетала я, поняв, что терять уже нечего, — но у меня правда много работы. Лучше бы вам отодвинуться.
Я махнула веником вбок, так чтобы действительно его не забрызгать. Совсем уж зарываться не стоило, в конце концов, я не наглый слуга. Поднялась на последнюю ступеньку, одной ногой оперлась на ветку, держась за другую, чтобы обработать и верхние ярусы кроны. Хорошо быть маленькой и легкой, в своем прежнем теле я бы не рискнула так высоко забираться.
— Поэтому вы не ответили на мое вчерашнее письмо?
Письмо! Я и забыла про него! Даже не прочитала. Я инстинктивно потянулась к карману и едва не свалилась. Пришлось снова вцепиться в ветку.
— И я все же хотел понять, чем именно вы заняты.
— И не пора ли звать доктора? — закончила я за него. — Не пора. Меня зовут Анастасия П... Павловна, — вовремя вспомнила я. — Вы — Виктор Александрович, мой муж. Сегодня седьмое капельника семь тысяч триста двадцатого года от сотворения мира. Вы довольны?
— Нет. Из-за вашего каприза мне пришлось ехать к вам самому.
— Могли бы и не ехать. Прислали бы еще раз того белобрысого нахала, он бы рассказал вам, что я в своем уме. Можно подумать, вам не все равно.
— Мне не все равно, что вы натворите, пока остаетесь моей женой. И, говоря начистоту, я не уверен, что звать доктора не следует. Позавчера вы пытались заставить Евгения Петровича скакать по табуреткам и не дали ему осмотреть ни Петра, ни Марью. Вчера накинулись на Ивана с молотком...
— Что? — Я едва не свалилась со стремянки от такого наглого вранья. В последний момент удержала веник, но брызги все же полетели, заставив Виктора отскочить. — Ваш разлюбезный Иван — врун. У меня, как видите, есть занятия поважнее и поинтереснее, чем гоняться за ним с молотком.
— Лазить по деревьям, окропляя их какой-то гадостью и одновременно демонстрируя всему свету свою зад... свои ноги?
Может, в самом деле его... окропить, чтобы испарился, аки бес после святой воды? Было бы что демонстрировать, в двух-то парах штанов, одна из которых на два размера больше нужного.
— Что-то кроме вас я не вижу желающих посмотреть, — фыркнула я. — И это не гадость, а бордоская жидкость.
— Что, простите?
Я мысленно ругнулась. Опять прокололась! Вряд ли тут существует провинция Бордо, в которой, по легенде, начали опрыскивать виноградники смесью извести и купороса, чтобы имитировать плесень на лозе и отвадить таким образом воров.
— Я не окропляю, а опрыскиваю.
— Не вижу разницы.
— И это не гадость, а смесь извести и медного купороса.
Судя по выражению лица Виктора, он был готов бежать за доктором прямо сейчас, поэтому я поспешила добавить:
— Она защищает от болезней растений, фито... — Опять чуть не спалилась! — Словом, разнообразных гнилей и...
Договорить я не успела. Увлекшись, я перенесла вес не на ту ногу, и стремянка отодвинулась от ветки. Я зашаталась. Веник, описав высокую дугу, устремился прямо к голове Виктора. Тот отскочил. Я судорожно ухватилось за первое, что подвернулось под руку, но ветка, за которую было так удобно держаться — пока я уверенно стояла, — не выдержала, когда я рывком повисла на ней всем весом. Захрустело, ломаясь, дерево, я завизжала и ухнула вниз.
Должна была бы ухнуть. Тело окутали голубые искры, на секунду я почувствовала себя легкой, словно пушинка, а в следующий миг меня поймали руки Виктора.
Я обхватила его шею, вцепилась, словно все еще падала.
— Держу, — шепнул он.
Дыхание согрело мне щеку. Карие глаза оказались слишком близко, заполнили собой весь мир. Сердце, еще не успокоившееся после падения, забилось вовсе как ненормальное. Перестало хватать воздуха, и разом пересохло во рту. Зрачки Виктора расширились, лицо приблизилось к моему, хотя, казалось, куда еще ближе.
В этот же миг напуганный моим визгом Мотя подскочил на всех четырех лапах разом, но вместо того, чтобы умчаться прочь, взлетел на яблоню, проскакал по ветке точно белка, снеся и без того опасно качавшееся ведро прямо на нас. Я хотела отдернуть Виктора с траектории падения, но он только прижал меня крепче, и получилось так, что, подпрыгнув на его руках, я притянула его голову, впечатав лицом точнехонько себе в грудь. Нас снова окутали голубые искры, ведро приземлилось мне на плечо — мягко, так мягко, что удара я почти не почувствовала.
Зато в полной мере ощутила, как ледяная жидкость окатила нас обоих.