Я смерила его задумчивым взглядом. Вряд ли в исполнении хрупкой и юной Настеньки это подействовало так же, как взгляд тетки за сорок с соответствующим телосложением и выражением лица, но ухмыляться парнишка перестал.
Интересно, Виктор в самом деле велел передать это на словах? Или лакей зарвался, почуяв безнаказанность?
В любом случае «аспида» здесь нет, а воспитывать чужих слуг я не нанималась. Поэтому я просто сунула письмо в карман и снова присела над ящиком. Работа сама себя не сделает.
— Настасья Пална… — Парень попытался перекричать стук молотка. — Настасья Пална, барин велел ответ принести.
«Тебе велел — ты и неси», — хотелось огрызнуться мне, но этот тип не заслуживал даже того, чтобы хамить ему в ответ. Поэтому я продолжала заколачивать гвоздь за гвоздем. Парень потоптался еще какое-то время, пошел к дороге.
Я поглядела ему вслед — хоть умом понимала, что опускаться до базарной свары не стоит, оставалась внутри какая-то неудовлетворенность. Жаль, нельзя силой мысли подножку подставить.
Парень вдруг споткнулся, замахал руками и плюхнулся в снег. Подхватил слетевшую шапку, ругнулся, ойкнул, опасливо глянув на меня, и заторопился прочь.
Я затрясла головой. Не может ведь такого быть, чтобы малолетний хам споткнулся о невидимую веревку, которую я представила у него под ногами! Я даже не поленилась пройти посмотреть, но ничего особенного не обнаружила. Тропинка — пока я бегала туда-сюда, успела утоптать снег. И ровным счетом ничего, обо что можно было бы споткнуться.
Мгновенная карма настигла, решила я. Споткнулся на ровном месте, со всеми случается. И хватит глазеть, дел по горло.
Наконец я оглядела то, что получилось. В плотницкую артель не возьмут, но назначение свое ящик — точнее, тяжелая коробка без дна и крышки — выполнить должен.
— Барыня, я ивовые прутья принесла, как вы велели, — окликнула меня Дуня.
За ее спиной, прихваченная веревкой, висела целая вязанка веток. И, судя по тому, как девушка держала плечо, весила эта вязанка прилично.
— Отлично, — обрадовалась я. — Отнеси в прачечную, там вымой их, но надолго не замачивай. И потом скажи Марье, чтобы помогла тебе счистить кору. Аккуратно соберите ее и разложите на печи сушиться. Как закончите, зовите меня.
— Настасья Пална, простите за дерзость, но кора лучше сниматься будет, если прутья замочить дня на три.
— Может быть, но тогда все нужные для лекарства вещества в воду уйдут. Так что придется вам с Марьей без воды расстараться.
— Поняла, как скажете. А с прутьями потом что делать?
— Вон, компост, — пожала плечами я, указывая на ящик.
— Барыня, ежели они вам не нужны, можно я заберу? Тут не на одну корзинку хватит, матушка моя потом продаст в городе. — Дуня торопливо добавила: — Вы не думайте, я днем рассиживаться не буду, ночью стану плести.
— Конечно, лучше пусть в дело пойдут, чем на выброс.
Дуня ушла, а я поволокла в сад тяжеленную деревянную стремянку. Зря я просто проигнорировала нахального слугу. Надо было заставить его помогать в качестве моральной компенсации. Сразу бы не захотел — так есть доброе слово и молоток.
Но задним умом мы все крепки. Так что пришлось мне самой и тяжести таскать, и ветки обрезать, и зачищать кору от всякой дряни, чтобы завтра опрыскать все деревья, а потом побелить.
Если, конечно, управлюсь с обрезкой до завтра. Я успела разобраться только с одним деревом, когда прибежала Дуня с известием, что кора готова.
Надо было возвращаться и, следуя собственным же указаниям, скинуть валенки у порога и заскочить в свою комнату переодеться. До чего же муторна здешняя дамская мода! Панталоны из двух отдельных штанин, сорочка, корсет — кажется, домашний, потому что он только очерчивал фигуру, но не утягивал до обморока; еще пара юбок и только потом платье. Поневоле заскучаешь по спортивному или хирургическому костюму, устав снимать-надевать все это. Но если Марья так нервно отреагировала на вполне безобидные широкие брюки со складками у пояса, от вида хирургического костюма ей и вовсе дурно станет. Придется терпеть.
Ивовая кора уже лежала поверх полотна на печи. Прутьев видно не было — похоже, Дуня прибрала, пока я не передумала. Я взяла немного, оставив остальное сушиться на печи. Велела Марье растереть кору в ступке, залить порошок кипятком и прогреть на углях полчаса. Потом процедить и дать стакан Петру, предупредив его, что лекарство горькое. Еще я попросила ее сготовить отвар шалфея, но его больному не давать, а держать на печи в той посуде и под той крышкой, в которой готовился. Нянька пообещала, что все сделает. К самому Петру я тоже заглянула — он спал, жар вроде бы сильнее не стал, уже хорошо.
Наскоро перекусив, я велела Дуне одеться и помочь мне в саду, инструментов хватало. Девушка быстро сообразила, что от нее требуется, и в четыре руки дело пошло веселее. Мы провозились до самых сумерек, но все же успели сделать все, что нужно. Часть веток унесли в дом на растопку, что-то сожгли сразу, остальное перетащили к будущему компосту.
Пока мы работали, мне несколько раз казалось, что я слышу стук копыт, приближающихся к дому, но, похоже, кто-то просто проезжал мимо, а может, мне и вовсе примерешилось.