Хозяйка заброшенного поместья

20.2

— Аспид — он и есть аспид, — подытожила Марья. — Тебе без него лучше будет, вон как переменилась, когда сама по себе стала.

— А может, просто повзрослела наконец, — отшутилась я. — Когда-нибудь да пора было ума набраться. Он, говорят, с возрастом приходит.

Хотя бывает, что возраст приходит один.

— Если будет слишком сильно греть, платок убери, — я сменила тему. — Гречку будешь?

Марья завтракать отказалась, дескать, сидеть неловко, а лежа есть и вовсе неприлично, не помирает же она. Дуня то ли спала еще, то ли постеснялась к барыне выйти. Решив, что пока и без нее обойдусь, я привела в порядок кухню и пошла проведать Петра.

Нет, это не дом, это лазарет какой-то! Осталось только Дуне слечь — при этой мысли я торопливо поплевала через плечо и постучала по дверному косяку. Хихикнула сама над собой: дожила! Прекрасно ведь понимала, что после ночи на снегу обморожениями дело не ограничится. И все равно убедиться в том, что у конюха поднялась температура, было не слишком приятно. Одно радовало — прослушивая его импровизированным стетоскопом, ничего особенного я не услышала. Может, и ограничится дело обычной простудой.

Разбудив Дуню, я велела ей поесть и отправляться за ивовыми ветвями. Сниму молодую кору, часть сразу выварю, другого способа добыть аспирин — точнее, его предшественник — в местных условиях я не знала. А пока — заварю сушеную малину с медом.

Так я и поступила. Когда я вернулась на кухню, напоив больного, Дуня уже умчалась, помыв посуду. Не доверяя ей до конца, я провела пальцем по дну миски. Чисто. Все же я ополоснула посуду кипятком. Марья, глядя на это, фыркнула, но комментировать не стала.

Засов я в сарае не нашла, зато в одном из ящиков, что там были, обнаружился амбарный замок с торчащим из него ключом. Тут же лежали проушины. Все это было густо покрыто твердой белесоватой массой. Пахло мылом. Не поверив себе, я осторожно лизнула и, скривившись, вытерла язык краем платка. В самом деле мыло вместо смазки! С другой стороны, мне же проще — неотстирываемых пятен не насажаю.

Но, сколько я ни перерывала ящики, не нашла ни одного шурупа. Пришлось взять гвозди и приколотить проушины к двери и косяку молотком.

Вроде и недолго возилась, но Марье хватило времени, чтобы выйти на шум.

— Что ж ты двери портишь, посмотри, страх какой получился, — проворчала она.

— Как спина? — с невинным видом поинтересовалась я. Но нянька сбить себя с толку не позволила.

— Лучше, сама видишь, и спасибо тебе. А вот с замком — это ты зря. И интерьер, — это слово она выговорила старательно, словно подражая кому-то, — портит, и соседи засмеют, как узнают.

— Соседи пусть за своими домами следят, — отмахнулась я.

Странные тут обычаи. И сундуки в доме, и кладовая, где они хранились, и сарай, и амбары закрывались на замки. Зато сами дома стояли — заходи кто хочешь, бери что хочешь. Или потому на входные двери замки не вешали, что постоянно внутри прислуга, а ценности в сундуках?

Мотя, все время, пока я работала, наблюдавший за мной с подоконника, шмыгнул на улицу. Я не стала его останавливать — пусть погуляет. Но едва я прикрыла дверь, заскребся, замяукал. Я выглянула. Кот сел, внимательно на меня глядя. Вот уж воистину, котики всегда оказываются с неправильной стороны двери.

— Ну заходи, — предложила ему я. — Незачем дом выстужать.

Мотя мяукнул и, как вчера, потрусил вдоль стены. Остановившись, оглянулся на меня, точно спрашивая: «Чего стоишь?»

Я задумчиво посмотрела на него. Вчера я обследовала двор, но по другую сторону дома тоже ведь что-то было. Марья говорила про яблоки, и я помнила ветки за окном детской, однако во дворе деревьев не росло.

— Ну пойдем посмотрим, что ты хочешь мне показать, — сказала я ему, выходя во двор.

Наверное, к парадному крыльцу должна была вести дорога, но сейчас она определялась только двумя рядами кустов: ближе к дому — чего-то высокого, похожего на сирень, а второй ряд — низкорослый, кажется, смородина. А дальше росли деревья. Десяток яблонь, столько же вишен. Еще ряд кустов, а за ним из снега торчали сухие ветки малины. Я покачала головой — видимо, по осени Марье не хватило сил, чтобы правильно о ней позаботиться. Деревья явно много лет никто не обрезал, про побелку и говорить нечего. Зимние ветры тоже не прошли для них даром: некоторые ветки висели поломанные, да и в снегу тут и там валялись палки.

Я прищурилась на солнце, перевела взгляд на снег, на деревья. Да, откладывать работы в саду некуда.

Мотя мурлыкнул, сел у моих ног, глядя то на меня, то на деревья.

— Умница, — погладила его я. — Будем делом заниматься.

Но сперва нужно одеться поудобнее. В юбках по сугробам да по веткам не поскачешь. Где бы раздобыть штаны?

Кот мявкнул и, распушив хвост, двинулся к дому. Остановился, гипнотизируя парадную дверь. Я обозвала себя беспамятной дурой: на черный ход замок приделала, а про парадный и не вспомнила.

Мотя вспрыгнул на резную скамью в передней и начал вылизываться, всем видом демонстрируя, что никуда не торопится. Зато мне пришлось поторопиться, к счастью, не так много времени нужно, чтобы заколотить шесть гвоздей. Даже не слишком умелыми Настенькиными ручками, которые все норовили попасть вместо шляпки по собственным пальцам. И все же мне показалось, что сегодня работа шла легче, чем вчера. То ли устать не успела, то ли молодое тело быстро обучалось, выстраивая новые нейронные связи.

Едва я опустила молоток, Мотя соскочил со скамейки и лапой начал подковыривать дверь из передней в дом. Пришлось открыть и идти за ним.