Хозяйка не своей жизни. Развод, проклятье и двойняшки

Глава 26

Очнулась я на холодном полу. Пахло сыростью, железом и чем-то старым, как запертая много лет кладовая. Тело отозвалось сразу: висок ныл, пальцы дрожали, живот тянул. Провела ладонью по виску — на пальцах алая, липкая полоска. Кровь была уже не тёплой, значит, я лежала здесь давно и мою пропажу должны были заметить.

Я положила обе ладони на живот и подала внутрь тонкую струйку — так, как мы делали это с детьми: не толкая, а как будто подставляя ладонь под воду. Малыш отозвался. Я выдохнула, чуть магии ему не повредит сейчас.

Поднялась, села. Комната низкая, без окон, сводчатый потолок с чёрными подпалинами. По стенам грубая кладка, на полу старые доски. Дверь толстая, окованная железом, узкая щель внизу — для воздуха или подноса. В углу ржавая цепь, спасибо, что не приковали. На стене грубо выведённый мелом круг, поверх свежие линии, ещё пахнущие смолой. Я узнала эту схему, о похожей говорил Лайонел.

Я прислонилась спиной к стене, подтянула колени, насколько позволяло тело, и стала считать вдохи. Раз, два, три… Голосу в голове я не дала подняться выше шёпота. Паника — роскошь, которую потом оплачиваешь слишком долго.

Дверь скрипнула. За ней брякнул засов, и в проёме вырос ОН.

Кирсан вошёл, как в свой дом: прямо, уверенно. На нём был длинный тёмный плащ, перчатки сняты, пальцы чистые. Лицо гладкое, спокойное, в уголках губ тень довольной усталости. Вынул из-за пояса тонкий жезл, просто положил на столик, который кто-то притащил сюда. На столик поставил лампу. Жёлтый круг света показал его глаза. Холодные.

— Наконец-то, — сказал он тихо. — Вас всегда трудно поймать, леди Катрин.

— В следующий раз постучи, — ответила я. Голос звучал ровно, и я порадовалась этому как маленькой победе.

— В следующий раз? — он улыбнулся коротко. — Боюсь, «следующий раз» нам ни к чему. Мы опоздали на пять лет. А теперь времени осталось мало.

Он прошёлся взглядом по стенам, по кругу, по моим рукам.

— Больно? — спросил он почти заботливо.

— Хочешь предложить помощь? — я не отвела взгляд.

— Хочу предложить сделку, — сказал он совершенно спокойно. — Но начнём с правды. Всё это — из-за тебя. Если бы не ты, пять лет назад наши дорогие наследники были бы уже… полезны государству. А сейчас я вынужден довольствоваться костылями — то на севере, то в провинциальной школе. И знаешь, что самое смешное? Ты снова всё испортила. Как всегда.

— Попробуй ещё раз, — сказала я. — Мне понравилось, как у тебя получилось в прошлый.

Он усмехнулся, но в глазах мелькнуло настоящее раздражение.

— Ты думаешь, я не вижу? — он наклонился чуть ближе. — Ты не такая, как остальные. Это бросается в глаза, как плохо сшитый шов на дорогом платье. Не только король задавал вопросы. Я тоже умею складывать ответы. Ты не отсюда.

Я промолчала.

— Ты не из этого мира, — сказал он уже ровно. — Слишком быстрые выводы. Слишком прямые решения. Слова, которых у нас не учат. Память — иная. Привычки — чужие. Знаешь, что я понял?

— Что ты завидуешь, — сказала я.

Он на секунду потерял нить, потом усмехнулся:

— И это тоже. Но главное — ты принесла сюда то, чего здесь не было. И это раздражает. Я терпеливо ждал, когда твоя маленькая тайна обернётся большой ошибкой. И вот — она передо мной. Ты беременна. Его ребёнком. И этот ребёнок то, что мне нужно.

Я почувствовала, как живот отозвался тугой болью. Ладони сами легли на него.

— Дальше, — сказала я.

— Дальше просто, — он откинулся на спинку стула, как лектор. — С племянниками не вышло: слишком много охраны, слишком много глаз, слишком много их… связи. Твой муж, дети, этот… Кайонел. Вы держитесь вместе. Хорошо. Но это делает вас предсказуемыми. А ваш ребенок с Лайонелом… Он ещё не родился, но я его чувствую. Пульс магии особый. Не как у двойняшек, не огонь и не вода. Иное. Он возьмёт силу обоих — твою и Лайонела — иначе. Мне этого достаточно.

— Ты не понимаешь даже то, что пытаешься украсть, — сказала я. — И никогда не поймёшь.

— Не обольщайся, — его голос стал суше. — Я не поэт. Мне не нужно понимать, чтобы пользоваться. Раз ты привнесла сюда «другое», я это «другое» использую. А теперь — о сделке.

— Я не покупаюсь на сделки, где меня связывают и кладут на камень, — сказала я. — Смешно предлагать.

— Это не смешно, — он наклонился вперёд. — Это практично. Ты останешься жива. Ребёнок тоже. Но он уже никогда не станет магом, а ты будешь верна мне… тогда я не раскрою твоей тайны. Кстати о твоем муже… он же не знает правды? Всю. Откуда ты. Какая ты. И что ты делаешь в его постели, при его детях, в его доме. Думаешь, он примет? Думаешь, король еще долго будет молчать? Ты всё это время обманывала их. Красиво, да. Ради лучшего. Но обман есть обман.

— Ты путаешь правду с удобством, — сказала я. — Это твоя постоянная ошибка.

— О, — он улыбнулся. — Заговорила, как учительница. Тебе идёт, леди Катрин, вести школу. Только вот школу я не собираюсь оставлять. Она мне тоже нужна. Там удобно выращивать то, что мне нужно. А ты мешаешь. Всегда.

— Скажи прямо, — сказала я. — Ты боишься. Не меня — силы, которая тебе не принадлежит.

Он на секунду замолчал. В глазах мелькнул раздраженный огонь.

— Довольно, — сказал он ровно. — Разговор окончен. Ты остаёшься здесь. Я подготовлю ритуал. Магия ребёнка откроется, я заберу ее — и ты сама это почувствуешь. Кричать не советую: стены толстые, а у меня нервы сегодня хуже обычного. У тебя есть час чтобы свыкнутся с мыслью о том, что ты умрешь. Раз не хочешь играть по моим правилам. И Лайонел тебя не спасет.

— Ты недооцениваешь его, — сказала я тихо. — И переоцениваешь себя.

— Посмотрим, — он поднялся. — А пока — готовься. Я не люблю суеты. И не люблю, когда меня заставляют импровизировать.

Затем он ушел, оставив меня наедине со своими мыслями.

Тишина. Я осталась одна с лампой, кругом на стене и своим дыханием. Мысли было легко заглушить паникой. Но паника — это то, на что он ставил. Нельзя ей поддаваться.

Сначала — тело. Я переложила под себя сложенный плащ, который валялся у стены, чтобы не тянуть поясницу. Прислонилась лопатками к камню, устроила руки на животе и стала делиться своей силой напрямую, дабы поддержать плод.

Живот перестало тянуть, поэтому я наконец смогла встать.

Я обошла комнату. Доски, кое-где пружинили, под столиком — металлическая скоба в полу, старая, со следами верёвок. В щели крошки соли. У двери крепкий засов изнутри не подковырнуть. На стене полка, на ней глиняный кувшин, кружка. Вода на удивление чистая, но пахнет железом. Я сделала два маленьких глотка.

Затем закрыла глаза и попыталась позвать Лайонела… между нами была связь, как между мужем и женой, и вдруг мне удалось бы его позвать… направить.

Я сидела на холодных досках и считала удары сердца. Каждый вдох отдавался в виске, каждый выдох — в животе. Я пыталась снова и снова дотянуться до Лайонела, будто позвать его без слов. Мы были связаны. Я знала это. Должен был откликнуться… должен.

Щёлкнул засов. Я замерла.

Вошёл Кирсан. На этот раз без лишних слов: в руках у него был узкий кристалл, по граням которого ползли тонкие трещины. Он положил его в центр нарисованного круга, рядом поставил серебряную чашу, бросил туда горсть чего-то чёрного. Запах ударил в нос — горький, сухой, будто горела кора старого дерева.

— Начнём, — сказал он тихо.

Он поднял руки и повёл ими, очерчивая воздух. Линии на стене вспыхнули бледно-зелёным, затем красным. Я почувствовала, как потянуло изнутри — не сильно, но ощутимо, будто кто-то дёрнул за нить, связывающую малыша с этим миром. Я вцепилась в подол платья, стараясь не дать панике прорваться наружу.

— Чувствуешь? — его голос был низким, довольным. — Это магия твоей дочери. Такая чистая, свежая… словно родник. То, что мне нужно.

До… дочери?

Круг загудел, воздух завибрировал. Лампа на столике качнулась. Я стиснула зубы и в последний раз сосредоточилась на мыслях о Лайонеле. Найди меня. Услышь.

И в этот момент дверь распахнулась.

— Отойди от неё, — голос Лайонела был хриплым, но твёрдым.

Я повернула голову — он стоял в проёме. Бледный, осунувшийся, но с глазами, в которых горел живой свет. Его правая рука дрожала, но в левой уже вспыхивал знакомый узор магии.

— Ты едва на ногах держишься, — усмехнулся Кирсан. — И думаешь, что сможешь меня остановить?

— Я знаю, что смогу, — ответил Лайонел и шагнул вперёд.

Воздух вспыхнул, как от молнии. Их заклятия столкнулись посередине комнаты — огонь и сталь против вязкой, чёрной тени. Камни в стенах загудели, доски пола заходили ходуном. Я закрыла лицо руками, только слышала треск, удары, запах гари.

— Катрин! — вдруг раздался другой голос.

Я посмотрела в сторону знакомого тембра, в дверях стоял Кайонел. Он шагнул внутрь, мгновенно оказался рядом и поднял меня на руки.

— Пошли! — сказал он резко.

— Но Лайонел… — я попыталась вырваться.

— Он справится, — отрезал Кайонел. — Сейчас твоя задача — убраться отсюда подальше.

Он практически выволок меня в коридор, не знаю, откуда взялись силы. Сзади ещё раз взорвался воздух, стены дрогнули. Я обернулась — на миг успела увидеть, как Лайонел, опираясь на силу, удерживал Кирсана в круге, а тот рвался наружу, выкрикивая проклятия.

Мы выбежали в ночь. Оказались во дворе. Луна освещала заброшенный дом — серый, с выбитыми окнами и покосившейся крышей. В траве валялись тела — четверо, пятеро людей. Стража. Наши.

— Держись, — Кайонел крепко держал меня. — Всё уже позади.

Я споткнулась о камень, но он удержал. Мы миновали калитку, за которой ждали наши люди. Кое-кто ещё добивал раненых.

— Где мы были? — спросила я, пытаясь отдышаться.

— Заброшенный дом на краю города, — ответил Кайонел. — Старый склад. Его давно собирались снести, но руки не доходили. Видишь, как удобно оказалось для крыс.

Я глянула назад. Из окон всё ещё вырывался свет вспыхивающих заклятий. Сердце рвалось туда, но Кайонел не позволил.

— Доверься ему, — сказал он жёстко. — Он разберётся. Несмотря на рану. Несмотря ни на что.

И я кивнула, хотя внутри всё кричало иначе.

Мы уже отошли от развалин, когда дверь позади вдруг с грохотом распахнулась. Ветер вынес наружу облако пепла и гари, и в нём — он. Лайонел.

Он стоял на пороге, тяжело дыша, опираясь на косяк рукой. Плащ был разорван, рубаха в пятнах, волосы сбились на лоб. Но он был жив.

— Катрин… — только и смог вымолвить он.

Я рванулась к нему. Кайонел не удержал — я выскользнула из его рук и почти упала на мужа. Он подхватил меня, хоть и сам едва держался.

Вцепилась в его плечи, будто сама боялась, что если отпущу хоть на миг — всё окажется сном, и он снова исчезнет. Его дыхание было тяжёлым, грудь вздымалась рывками, но он был живой. Здесь. Со мной.

И тогда меня захлестнуло: неужели всё… закончилось?

Я столько ночей жила в страхе, что однажды нас настигнет тьма, что дети останутся без нас, что я не справлюсь. Столько раз ловила себя на том, что живу, как чужая, в чужом доме, в чужой жизни, пытаясь притворяться, будто это всё мне принадлежит. А ведь вначале так и было. Я пришла в этот мир как гость, как ошибка судьбы, лишняя фигура на чужой шахматной доске.

Я и думать не могла тогда, что найду в этом мире не только своё место, но и любовь. Настоящую. Ту, что прожигает, что делает сильнее. Не могла представить, что стану хозяйкой своей жизни — что перестану бояться каждый день, что начну выбирать сама.

У меня теперь есть семья. Дом, наполненный голосами. Муж, рядом с которым даже в тьме не страшно. Дети, чьё дыхание ночью — лучшее заклинание от отчаяния. И ещё одна крошечная жизнь, что бьётся под моим сердцем.

Я никогда не мечтала о таком. Но именно это оказалось самым большим чудом.

Слёзы текли по щекам, я их не сдерживала. Пусть. Пусть он видит, как много значит для меня этот миг. Пусть весь мир рушится за нашими спинами — я знаю: теперь мы справимся. Вместе.

Я подняла глаза и, глядя в его усталое, но родное лицо, прошептала:

— Мы всё пережили. И теперь я знаю — всё было не зря.

Я прижала его голову к себе и сама не верила, что это всё по-настоящему. Что вот так просто — мы живы. Он дышит. Его руки держат меня, а я не боюсь закрыть глаза.

Вспомнила себя ту — женщину, которая однажды открыла глаза в чужом мире, теле, и решила, что потеряла всё. Никогда бы не подумала тогда, что найду здесь больше, чем когда-либо имела: любовь, дом, детей, жизнь, которая наконец принадлежит мне. Я больше не пленница обстоятельств. Я — хозяйка своей жизни.

Слёзы сами катились по щекам, но это были слёзы облегчения. Я знала, что ещё будут трудности, что раны заживают медленно, что впереди — разговоры и решения. Но в этот момент мне хватало одного: он рядом. Мы вместе.

Я наклонилась и прошептала ему на ухо:

— У нас будет дочь.

Лайонел поднял на меня глаза, и в них впервые за всё это время вспыхнул не только свет надежды, но и радость. Та самая простая, настоящая радость, ради которой стоило пройти всё.