Хозяйка не своей жизни. Развод, проклятье и двойняшки

Глава 24

Я едва добралась до дома. В висках стучало, живот тянуло всё сильнее, каждая ступень давалась так, будто ноги вязли в грязи. У дверей террасы я споткнулась — и прямо на меня налетела Лисса, молоденькая служанка с косой набок.

— Миледи! — вскрикнула она и подхватила меня под руку. — Что с вами? Вы бледная!

— В гостиную… — прошептала я, чувствуя, как силы утекают. — Помоги. И… позови Кайонела. Быстро.

Она подхватила меня, почти таща. Мы добрались до дивана, и я опустилась на мягкие подушки, прижимая ладонь к животу. Лисса метнулась к двери и исчезла.

Я едва успела вдохнуть — и дверь с грохотом распахнулась. Кайонел влетел в комнату, как буря. Он даже плащ скинуть не успел.

— Что случилось? — его голос был резким, а глаза напряжёнными, как у зверя, учуявшего кровь. Он упал на колени рядом, схватил меня за запястья. — Катрин! Смотри на меня.

— Тише, — прошептала я, силой заставляя себя удерживать голос ровным. — Слушай.

Я рассказала всё. Коротко, но так, чтобы не упустить ни слова: как я пошла за Эдриком, как увидела кристалл, услышала голос Кирсана. Про ритуал разрыва, про угрозы его семье. И — про то, что Лайонел якобы мёртв.

Пока я говорила, Кайонел не перебивал. Но его лицо каменело всё больше. Когда я дошла до последних слов, он вскочил и зашагал по комнате.

— Чушь! — рявкнул он, так что я вздрогнула. — Лайонел не мог… — он резко осёкся и отвернулся к окну.

— Что? — я подняла голову. — Говори.

Он стоял, сжав кулаки, плечи натянуты, как струны. Потом обернулся.

— Было нападение, — сказал он хрипло. — На севере. Следы чёрной магии, сильной. Лайонел вызвался сам. Пошёл с королевскими стражами и двумя архимагами.

У меня перехватило дыхание.

— И ты молчал⁈

— Я не мог сказать, — он шагнул ко мне, но я отодвинулась.

— Ты позволил мне гадать, что с ним… а он там? В лапах этой мерзости⁈

— Я должен был, — резко бросил он. — Ты бы сорвалась туда сама, без защиты. С детьми на руках. А я клялся Лайонелу беречь тебя!

Слёзы сами покатились по щекам. Живот тянул сильнее, я судорожно прижала ладонь к нему.

— Катрин… — его голос смягчился. Он снова присел рядом, обнял меня за плечи, притянул к себе. — Тише. Дыши вместе со мной.

Я уткнулась лбом в его плечо. Он дышал медленно, глубоко, и я, через силу, подстроилась. Слёзы текли, но дыхание стало ровнее.

— Я убью этого мальчишку, — вдруг прорычал он. — Если он хоть пальцем тронет детей…

— Нет, — я резко подняла голову. — Не смей.

И тут — стук в дверь. Робкий, еле слышный.

— Войдите, — сказала я устало.

Дверь открылась. На пороге стоял Эдрик. Бледный, глаза красные, плечи опущены. В руках он сжимал серый кристалл. Сделал шаг и… упал на колени прямо у ковра.

— Миледи, — выдохнул он и закрыл лицо руками. — Простите меня. Я не могу больше врать.

— Говори, — мой голос звучал холоднее, чем я себя чувствовала.

— Это я… — он поднял глаза, и по щекам скатились слёзы. — Это я пустил его в школу. Эту тень… нападение. Я не думал, что так получится. Лорд Кирсан отправил меня. Сказал: обманите короля, попроситесь в школу, будто семья бедствует, будто нужна учёба. Король поверил. Он добр к нам, потому что мой отец когда-то отдал жизнь за него. Но я должен был… шпионить. За вами. За Даниэлем и Адри.

Кайонел шагнул вперёд, как хищник. Я подняла ладонь, останавливая его.

— Продолжай, — сказала я.

— Я передавал мелочи, — выдавил Эдрик. — Кто приходил, какие уроки, когда вы покидали школу. Но я больше не могу. Ритуал — нет. Не предам вас. Не предам Адриану.

— Твою семью держат печатью? — уточнила я.

Он кивнул, прикусив губу.

— Моя мать… и брат. Я не мог отказаться. Но больше не могу.

Он протянул мне кристалл.

— Заберите. Я не хочу его видеть.

Я взяла его осторожно. Камень будто был тёплым, как уголь, но холодным внутри.

Кайонел шагнул ближе, глаза сверкали.

— Катрин, дай мне его. Я сам…

— Нет, — остановила я. — Не нужно ломать его.

Я посмотрела на мальчишку. Он плакал по-настоящему, не от страха наказания, а от тяжести, которую нес.

— Мы поможем твоей семье, — сказала я твёрдо. — Но теперь ты обязан честью мне и детям. До конца.

Он кивнул, губы дрожали.

— Спасибо, — прошептал он.

— Вставай, — я вздохнула. — Иди спать. Завтра решим, что делать.

Он поклонился и вышел, чуть не споткнувшись.

Кайонел сжал кулаки.

— Я бы…

— Нет, — перебила я. — Мы поможем ему. Иначе он пропадёт, а его семья вместе с ним.

Я положила кристалл на стол. Комната будто потемнела от его присутствия.

— Я распоряжусь, чтобы тебе принесли чай с травами, — тихо сказал Кайонел. — Успокойся.

Я кивнула.

— Завтра я пошлю человека в столицу, — продолжил он. — Надёжного. Пусть выяснит всё о Лайонеле. Если он жив — мы узнаем. Если… если нет — мы тоже должны знать.

Я закрыла глаза, уставившись в темноту.

Утро выдалось тяжёлым. Сон не пришёл — только дремота рывками, когда казалось, что глаза сами смыкаются. Первое, что я увидела, открыв глаза, — серый кристалл на столике. Он будто гасил свет в комнате.

Я села, провела ладонью по животу. Малыш вёл себя тихо, и это немного успокоило.

— Хорошо, — сказала я себе. — Сегодня мы все решим.

В гостиной уже ждал Кайонел. Он не ложился — это было видно по его глазам. На столе дымилась кружка травяного настоя.

— Выпей, — коротко сказал он, подвигая мне чашку.

Я сделала глоток. Горько, но тепло разлилось по телу.

— Что будем делать? — спросила я.

Он кивнул на кристалл.

— Это опасная вещь. Я могу разнести его в пыль.

— Нет, — я качнула головой. — Пока нет. Это улика. Кирсан думает, что держит нас за горло. Пусть думает. Мы должны понять, как он связывается. Может, местные маги или Олексион что-то выяснят. Или наш алхимик… хотя нет, пусть дальше занимается шахтами, хоть там все без эксцессов.

Кайонел сжал челюсть, но промолчал.

— А Эдрик? — спросила я.

— Под замок, — отрезал он. — Пусть сидит.

— Нет, — я посмотрела на него прямо. — Если запрем — он сорвётся. Он и так на грани. Лучше дать ему простое задание и наблюдать. Он сознался, раскаялся… дадим ему шанс

Кайонел недовольно хмыкнул, но не спорил.

— Человека в столицу я уже отправил, — добавил он. — Через два дня будет весть.

Я кивнула, хотя сердце от этих слов только сильнее сжалось. Два дня — вечность, если не знаешь, жив ли муж.

К завтраку я вышла к детям, как ни в чём не бывало. Даниэль спорил с гувернанткой по арифметике, Адриана крутила кулон в пальцах — подарок Ники. Я улыбнулась, хотя внутри всё было напряжено до предела.

Скоро должна прийти весточка от него, как прошел его путь и первый день в академии.

— После завтрака пойдем прогуляемся, — сказала я, и оба оживились. Пусть хоть час побудут детьми, а я успею обсудить с Кайонелом детали.

Позже мы встретились с Эдриком. Он пришёл сам, с опущенной головой, но без вчерашней растерянности.

— Миледи, — сказал он тихо. — Я готов рассказать всё по порядку. И… делать, что прикажете.

Я смотрела на него внимательно. В глазах ещё блестели слёзы, но в голосе уже звучало решение.

— Хорошо, — сказала я. — Ты останешься с нами. Но каждое твоё слово и шаг будут проверяться. Если ещё раз попытаешься скрыть что-то — второго шанса не будет.

— Я понимаю, — кивнул он. — И… спасибо.

Я не стала добавлять ничего лишнего. Пусть докажет делом.

Ближе к полудню я велела Кайонелу позвать двоих магов из нашей школы, что согласились преподавать в этом году — седого специалиста по печатям, и мага Лаиру, специализирующуюся на защитных амулетах. Оба прибыли быстро, с виду спокойные, но глаза у обоих блестели настороженно, когда я вынесла шкатулку с кристаллом.

— Не открывать руками, — сразу сказал Эдмунд. Он достал из сумки тонкие перчатки из пропитанной ткани. — Камни связи не бывают «немыми». Если он выглядит потухшим, значит, кто-то вложил туда печать скрытия. Вам стоит почиститься, Катрин, если вы прикасались к нему. Мы поможем.

— Хорошо. — Кивнула я. — Вы сможете узнать, кто с ним связан? — спросила я.

— Попробуем, — вмешалась Лаира. — Но предупреждаю: если хозяин почувствует, что мы лезем, он может разорвать связь или даже взорвать камень.

Я кивнула.

Эдмунд осторожно поднял кристалл, положил на стол и насыпал вокруг соль тонким кругом. Лаира зажгла свечу, её пламя стало зеленоватым.

— Начинаем, — сказал Эдмунд и приложил ладонь.

Кристалл дрогнул. Сначала тихо, потом всё сильнее. От трещины внутри пошли тонкие нити мрака. Лаира быстро прошептала заклятие, и воздух в комнате будто сгустился.

— Вот он, — прошептал Эдмунд. — Канал связи. Сильный. Искусственный.

— Можно узнать, откуда? — я наклонилась ближе.

— Откуда — нет, — покачал головой маг. — Но вот что мы видим: ритуал привязки. Камень соединен с владельцем кровью. Это значит, что даже если его держит другой — он всё равно отвечает хозяину.

— Кирсан, — сказала я тихо.

Эдмунд кивнул.

— И ещё… — он нахмурился. — Здесь вложена схема. Нечто вроде магической инструкции. Не просто связь. Это заготовка ритуала.

— Какого? — спросил Кайонел, сжав кулаки.

— Разрыва, — ответила Лаира. — Связи крови, связи магии. Сложный и опасный обряд. Его обычно используют только для наказания или лишения дара.

Я почувствовала, как похолодели руки.

— То есть он хотел…

— Разорвать связь ваших детей, — закончил Эдмунд. — Уничтожить то, что делает их сильнее вместе.

В комнате стало тихо. Я услышала только собственное дыхание.

— Можно ли его обезвредить? — спросила я.

— Можно, — Лаира прикрыла глаза. — Но это риск. Если тронуть печать, хозяин почувствует.

— Тогда сделайте так, чтобы он думал, будто всё в порядке, — сказала я. — У нас должно быть время.

Эдмунд с Лаирой переглянулись и кивнули.

Кайонел стоял рядом, мрачный, словно выточенный из камня.

— Мы не дадим ему шанса, — сказал он тихо. — Ни Кирсану, ни тем, кто с ним.

Я кивнула.

Впереди было слишком много неизвестного. Но одно я знала точно: теперь у нас в руках не только улика, но и оружие. Которое мы искали. Которое поехал искать Лайонел. Нужно лишь правильно им воспользоваться.

Затем маги провели чистку для меня.

Вечером дом стих. Дети заснули быстро — усталость после игр в парке и занятий взяла своё. Я задержалась у их дверей каждого, привычно поправила одеяла. Даниэль сопел, свернувшись клубком, будто в нём ещё оставался тот малыш, которого я когда-то нашла в своем поместье. Адриана спала неровно, её пальцы всё ещё сжимали кулон.

Я коснулась её плеча, едва-едва, и вышла.

В гостиной на столе стояла шкатулка. Кристалл внутри будто ждал.

Я подошла ближе. Закрытый — и всё равно давил на воздух вокруг. Казалось, что если открыть крышку, тьма из него потечёт, как дым.

Я присела на диван и какое-то время просто смотрела.

— Ты думал, что держишь нас в руках, — прошептала я, будто Кирсан мог услышать. — Но это ты дал нам ключ.

Мысль о том, что этот камень — его живая ниточка сюда, не давала покоя. Эдмунд и Лаира пообещали укрепить круг, чтобы хозяин не заметил вмешательства, но я знала: такие люди всегда чувствуют, когда их обводят вокруг пальца.

Я провела ладонью по животу.

— Мы справимся, — сказала я вслух. — Обязательно справимся.

Малыш ответил лёгким толчком. Я закрыла глаза.

Лайонел. Его имя отзывалось болью и надеждой одновременно. Если то, что сказал Кирсан, правда… Но нет. Я знала своего мужа. Если бы он был мёртв, я бы почувствовала. Что-то оборвалось бы внутри. А пока оно держится — значит, он жив. Где-то там, на севере, в этой чёрной петле. Как он вообще оказался там, будучи в столице⁉ Зараза…

Дверь тихо скрипнула. Вошёл Кайонел. В руках поднос с кружкой чая.

— Ты опять сидишь одна, — сказал он без упрёка, но я всё равно вздохнула.

— Не спится.

Он поставил чай на стол и сел рядом.

— Мы укрепили посты, — сказал он. — Завтра проверим охрану у школы и дорогу. Я хочу перекрыть все лазейки.

— Правильно, — согласилась я. — Но помни: Кирсан играет не только силой, он играет страхом.

— А ты не боишься, — заметил он.

Я усмехнулась.

— Ошибаешься. Боюсь каждую минуту. Но если показать это детям… нужно быть сильной. Пока Лайонел не вернулся.

Кайонел кивнул и налил мне чаю.

— Пей. Тебе нужно сохранить силы.

Я сделала глоток. Тёплое, с лёгкой горечью, оно успокаивало.

Мы сидели молча. Он прямой, сосредоточенный, я же с головой, полной мыслей. Но это молчание не давило. Иногда лучшее, что можно сделать, — просто быть рядом. Они с Марией были очень близки мне, и я рада, что они приехали, как только мы стали нуждаться в них. Надеюсь, они решат остаться здесь… но пока говорить об этом было рано.

Когда он ушёл, я снова взглянула на шкатулку.

— Завтра, — сказала я тихо. — Завтра мы узнаем больше.

И впервые за ночь позволила себе лечь в постель без чувства вины.

Утром я решила: поеду в школу. Хоть на пару часов — посмотреть, как идут дела, как справляется Оливия, и не дала ли трещину дисциплина после всех наших сотрясений. Кристалл мы оставили в сейфе под печатью Эдмунда и Лаиры — двойной круг и следящий узор сверху. Кайонел, как и обещал, усилил посты.

— Двух людей со мной и хватит, — сказала я, когда он попытался приставить ко мне пол-роты.

— Троих, — буркнул он. — И не спорь. Мария сорвёт мне голову, если с тобой что-то случится.

— Мария сорвёт тебе голову в любом случае, — отрезала я и всё-таки согласилась на троих.

Дорога заняла меньше часа. Я сидела прямо, как на уроке этикета. Живот неприятно тянул в поворотах, я незаметно прижимала к нему ладонь и считала вдохи. Адриана и Дани утром, перед моим отъездом, уцепились за мои руки и одинаково серьёзно пообещали «вливать силу, когда надо». Они уже умели это делать — осторожно, будто ставить ладони на струю воды и на тёплую плиту одновременно. От их прикосновений во мне становилось ровнее.

Ворота школы распахнулись. Двор встретил привычным шумом — голоса, шаги, звон ведра о край колодца. На крыльце стояла Мария: ладони в муке (значит, успела дойти до кухни), волосы собраны, взгляд — как всегда, всё видящий.

— Катрин, — она улыбнулась глазами. — Как ты?

— По дороге не родила, — отшутилась я. — Где Оливия?

— Во внутреннем саду, — сказала Мария. — Урок «поведения в обществе» с младшими. Гувернантка Ребекка рядом. Я у них на подстраховке.

— Проводит урок в саду? — я приподняла бровь.

— С веточками, — серьёзно кивнула Мария. — Сейчас сама увидишь.

Мы обошли особняк и вышли к нашему маленькому лабиринту живых изгородей. Десятка два ребят — чистые воротнички, митенки у девочек, аккуратные ремешки у мальчишек — стояли по кругу. В центре была Оливия. Она одета просто: тёмно-синее платье, высокая горловина, волосы убраны. Ни одного вызывающего жеста, ни одной лишней драгоценности. Рядом Ребекка с записной книгой.

— Итак, — говорила Оливия спокойно, но так, что слышно было всем, — сегодня у нас будет прогулка, которая научит вас трем вещам: шагать рядом, слушать собеседника, а не только себя; замечать, где вы — а где границы другого человека; и говорить «здравствуйте», когда вам хочется убежать. Начнем с простого.

Она подняла с лавки корзинку с тонкими веточками — и раздала каждому по одной.

— Держим веточку двумя пальцами вот так. — Она показала на своём примере, двигаясь неспешно и без суеты. — Это будет наш «личный круг». Если во время разговора ваша веточка касается чужой — вы зашли на чужое пространство. Отступите на шаг. И не злитесь — это не война, это тренировка.

— А если он сам придвигается? — спросил худой мальчишка, Костас.

— Тогда вы делаете шаг в сторону и останавливаетесь, — ответила Оливия. — И говорите ровно: «Сейчас мне тесно, отойдите на шаг». Это не грубо. Это честно. Попробуем? Левый ряд — в паре с правым, Ребекка, отметьте, кто путается.

Дети задвигались, переступили, заулыбались. Веточки сначала путались, потом выстраивались в ровный «кружок-ресурс». Оливия шла между парами, пригибалась на уровень глаз, поправляла пальцы, аккуратно касалась локтя ребёнка — и тут же убирала руку, чтобы не давить. В её голосе не было ни жеманства, ни напускной важности. Она не «играла» с детьми, она с ними работала.

— А теперь, — продолжила Оливия, — мы идём по аллее парой, держим веточку, и на каждом шаге говорим одно короткое «да» или «нет» на вопрос партнёра. Вопросы должны быть нейтральными. Например: «Ты любишь яблочный пирог?» — «Да». «Ты сегодня завтракал?» — «Нет». Упражнение учит вас: первое — слышать; второе — отвечать по сути; третье — не рассказать лишнего постороннему.

— А если хочется рассказать? — не удержалась девочка с кудрями.

— Тогда вы рассказываете маме, — невозмутимо сказала Оливия. Дети захихикали, даже Ребекка улыбнулась.

Я стояла в тени, и мне вдруг очень отчётливо вспомнилась другая Оливия — та, с которой мы встретились в первый раз: маска, лоск, отточенные жесты… В её взгляде тогда было только «я здесь главная» — любой ценой. Сейчас там было «позвольте мне быть полезной».

Мария наклонилась ко мне:

— Видишь?

— Вижу, — ответила я тихо.

Пока дети шагали, Оливия успевала подмечать мелочи:

— Лика, голову чуть выше — ты прекрасно держишься, не прячься. Митя, не подмигивай, когда говоришь «нет». Это не торг. Костас, пальцы расслабь, веточка не меч. Хорошо. Лучше.

Урок закончился прогулкой до старой беседки, где их уже ждали яблоки и кувшин воды. Ребекка разлила ее по кружкам, дети вздохнули в унисон, как будто полдня пахали в поле. Оливия дождалась, пока все заняты, повернулась — и встретила мой взгляд.

— Леди Катрин, — она быстро приблизилась и опустила глаза. — Спасибо, что приехали.

— Вы заняты делом, — сказала я. — У вас отлично получается.

В её глазах мелькнула тень смущения, настоящего, не выученного.

— Мария помогла мне составить план, — тихо ответила она. — И Ребекка — чудо. У меня не было опыта… такого опыта. Но я стараюсь.

— Стараетесь видно, — кивнула я. — И детям это идёт на пользу.

На мгновение мы замолчали. Потом она решилась:

— Я… ещё раз прошу прощения. За всё, что было. И благодарю за возможность. Я… я думала, что у меня ничего не осталось. А оказалось — можно начать сначала. Если работать.

— Можно, — сказала я. — Но работать придётся каждый день.

— Я знаю, — Оливия кивнула. — И… простите мою нескромность… Олексион… он вернулся в школу?

Вопрос прозвучал как-то робко, будто слова могли обжечь. Я уловила, как она выдала себя одной только интонацией. Сдержанное «Олексион» прозвучало как «мой Олексион», хотя ни одной лишней ноты она не позволила.

— Он весь в делах стражи, — ответила я ровно. — Но он знает, что вы здесь. И обрадуется узнав, что у вас получается.

Оливия улыбнулась так, как не улыбалась раньше: без расчёта.

— Спасибо.

— Ничего не обещаю и ничем не мешаю, — добавила я и вдруг сама поняла, что сказала. — Делайте своё дело. А остальное — как решите вы двое.

Она чуть заметно выдохнула.

— Я поняла.

— Хорошо, — я повернулась к беседке. — Доводите урок до конца, а потом — зайдите ко мне с Марией. Обсудим распорядок на неделю.

— Да, леди Катрин.

Мы с Марией сидели в кабинете. Она привычно проверила окно и только после этого повернулась ко мне.

— Давай по порядку, — сказала она. — Я — про школу, ты — про себя.

— Ты отлично справляешься. Я знала, что могу на тебя положиться, — ответила я. — Оливия удивила… Да и детям она нравится. Не вижу больших проблем

— Больших нет, — Мария усмехнулась. — Маленькие — вечны. Куски пирога у первоклассника в кармане, чернила на манжете, забор, на котором вчера «кто-то» тренировался прыгать с разбега. Я вижу эти глаза, Катрин, — она наклонилась, — но не сдаю на первом проступке. Это школа, а не казарма.

— И слава богу, — я села, наконец позволив себе расслабить плечи. — А теперь можем поговорить и обо мне.

Мария сразу стала серьёзнее:

— Как ты? И малыш?

— Тянет, — честно ответила я. — Но терпимо. Ребята утром помогли — вдвоём. Влили магию так аккуратно, что я не успела ни испугаться, ни прослезиться. Кайонел… — я улыбнулась, — он меня очень поддерживает. Я иногда забываю, сколько силы в его спокойствии.

Мария кивнула и опёрлась бедром о стол.

— Он всю жизнь такой, — сказала она мягко. — Сначала кажется — камень. А потом понимаешь, что опора.

Я посмотрела на неё внимательно.

— Ты любишь его, — сказала я утвердительно.

Мария смутилась — это с ней случалось редко.

— Люблю, — призналась она. — И он меня. Мы, знаешь ли, научились говорить об этом как взрослые. А не препираться каждые пару минут и вести непонятную войну между собой. Он мне носит чай, когда я злюсь. Я ему — тёплые носки, когда он делает вид, что ему не холодно. Не думала, что он окажется таким.

— Тёплые носки — это серьёзно, — я улыбнулась. — А что насчет школы?

— Он дал мне время подумать, — Мария пожала плечами. — Сказал, что если захочу — останемся. Если нет — будет так, как мне легче. А я хочу остаться. И… — она вдруг замолчала, пальцы её сами легли на живот — едва-едва.

— Мария? — я подняла брови.

Она глубоко вдохнула.

— Можно я тебе скажу первой? — тихо спросила она. — А ему позже. Когда всё это закончится, когда мы выдохнем.

— Скажи, — ответила я, уже зная ответ…

— Я беременна, — улыбнулась она — сначала глазами, потом губами. — Совсем чуть-чуть. Я узнала три дня назад.

Я встала и обняла её. Мы стояли так, как стоят две женщины, которые знают цену жизни в доме, где слишком много раз звучали слова «опасность» и «обязанность».

— Я очень рада за вас, — сказала я в её волосы. — Очень.

— Только… пока не говори Кайонелу, — попросила она. — Он начнёт меня закутывать, как редкий фарфор, и перестанет меня слушать. А мне надо — чтобы он слушал. Я скажу ему сама, чуть позже. Ладно?

— Я не согласна с твоей хитрой стратегией, — честно ответила я. — Но уважаю её. Ты — хозяйка своей жизни. Я рядом.

Мария кивнула, вытерла глаза ладонью и моментально вернулась в роль управляющей:

— Итак, по списку: завтра у нас выдача новой формы, послезавтра — встреча с мастером по столярке, дети просили улучшить скамейки в классе. А ещё… — она открыла шкатулку с ключами, — Оливии нужна связка от учительской. И один пустой класс — для «этикета». Она предложила отработку на столах — вилки-ложки-салфетки. Я сказала «да». Ты?

— Я согласна, — сказала я. — Положи ей в класс ещё набор простых чашек. И старые серебряные ножи, что нам подарил барон.

В дверь постучали. На пороге была Оливия. Скромная, собранная.

— Вы звали, леди Катрин?

— Да, проходите. Как дети?

— Нормально, — улыбнулась она устало. — Один порезал палец веточкой. Мы же «мечи» держали. Но Ребекка уже обработала. Я хотела попросить… — она взглянула на Марию и на меня, — если возможно, вечером дать мне полчаса в библиотеке. Я хочу поискать одну книгу — про формы обращения, там есть старые обороты, которые ещё встречаются в дворцовых письмах.

— Возьми ключ у Марии, — сказала я. — И бумагу для конспектов.

— Спасибо, — тихо ответила она. Помолчала и добавила: — Если от меня будет больше пользы где-то ещё — скажите.

— Здесь ты полезна, — сказала Мария безапелляционно. — Иди, пока не передумала. Библиотека по правой галерее.

Да… Мария теперь не та пугливая служанка. Она выросла.

Оливия кивнула и уже на пороге всё-таки спросила — неловко, но ясно:

— Олексион… он… всё в порядке?

— С ним все хорошо, — ответила я. — Он работает. И… — я на секунду позволила себе улыбнуться, — у него есть причина ускорить свою работу, когда он знает, что вечером его ждут.

Оливия густо покраснела.

— Простите.

— За что? — удивилась Мария. — Может наконец остепенится наш Лекс… Ладно, ступай. Библиотека закроется.

Оливия исчезла так быстро, как будто и правда боялась, что библиотека закрывается каждые пять минут.

Мы с Марией переглянулись.

— Она меняется, — сказала Мария.

— Да, — кивнула я. — Иногда людям просто дают возможность делать добро, и это перевешивает всё, что они делали раньше по глупости и страху.

Мария хотела что-то ответить, но мы обе одновременно подняли головы: во дворе ударили копыта.

Я поспешила на улицу. Ворота распахнулись, во двор влетел конный отряд — не весь, двое. Впереди был Олексион. Он спрыгнул на ходу, бросил повод мальчишке у ворот, и уже на бегу сорвал перчатки.

— Где Катрин? — его голос резанул воздух.

— Здесь, — сказала, идя к нему на встречу.

Он остановился за шаг до меня. Лицо серое, глаза острые, как лезвия.

— Катрин… — выдохнул он. — Лайонел вернулся.

Мир на секунду превратился в один глоток воздуха.

— Он… — слова не шли. — Он жив?

— Жив, и уже дома, — сказал Олексион быстро, по-военному. — Сильно измотан. Ранен. Королевский лекарь уже в комнате. Кайонел поднял всех. Мы пришли за тобой.

Я не помню, как садилась в присланный экипаж. Помню, как Мария сунула мне в руку плащ, и как Оливия, оказавшаяся рядом, молча придержала дверь. Помню, как Ребекка уже уводила детей влево, подальше от суеты. Помню хлопок двери кареты, рывок, шёпот молитвы, которую я не произносила много лет.

Дорога в поместье заняла вечность и мгновение. Когда мы въехали во двор, окна были освещены, как в праздник. Но голос внутри сказал: это не праздник, это тревога.

На лестнице нас встретил Евграф:

— В княжескую спальню лекаря провели. Кайонел просил вас сразу к нему.

— Присмотри за детьми.

Мы взлетели по лестнице. У двери в спальню стояли двое наших стражников. Из комнаты пахнуло травами, горячим металлом и потом. Я шагнула и упёрлась в грудь Кайонела. Он стоял на пороге.

— Кайонел, — сказала я, и в голосе у меня звенел металл, — отойди.

— Катрин, — он посмотрел прямо, — я должен сначала сказать тебе пару слов. В кабинете. Одной минутой не обойдёмся, но и тянуть нельзя.

— Он жив? — спросила я, не моргая.

— Жив, — кивнул он. — И в сознании. Но…

— Но?

— Но есть то, что ты должна знать до того, как войдёшь, — произнёс он тихо. — Пойдём.

Я хотела сказать «нет». Хотела оттолкнуть его и ворваться. Но за его «пойдём» стояло всё, что он уже сделал для нас. Я вздохнула.

— Хорошо, — сказала я. — Пойдем в кабинет.

Он повернулся. Мы пошли рядом по коридору, который вдруг показался слишком длинным. За дверью спальни шуршали ткани, бормотал лекарь, кто-то тихо закрывал окно. А я считала шаги до кабинета.

В нем было темно и пусто. Кайонел зажёг лампу, закрыл дверь и обернулся ко мне. Я облокотилась на край стола.

— Говори.