Хозяин антимагии 2

Глава 5

Я едва успевал за стариком, который семенил вперёд удивительно быстрыми для его возраста шажками. Он то и дело озирался, словно боялся, что за нами следят.

— Зовут Илья, — неожиданно бросил он через плечо, резко сворачивая за угол. — Но все кличут Косым.

Я не удержался от ухмылки.

— За глаз что ли?

— За правду-матку, — огрызнулся он, ускоряя шаг, — которую не всякий переварить может.

Район с каждым поворотом становился всё мрачнее. Когда-то белоснежные фасады теперь покрылись серой коркой плесени, а кое-где зияли чёрными провалами выбитых окон. Под ногами хрустели черепки разбитых бутылок, перемешанные с гниющими овощными очистками.

— Ближе к стене жить дешевле, — пояснил Косой, плюнув под ноги. — Не платишь налог на защиту.

Я окинул взглядом полуразрушенную стену с зияющими дырами.

— Какая защита, если сквозь неё даже телегу протащить можно?

— Шторм пять лет назад, — отмахнулся он. — А вот главные ворота — позор на весь Балтийск! Третий год на петлях болтаются, и больше не закрыть. Вот это я понимаю — бардак!

Мы вышли на пустынный берег, где среди чахлого бурьяна ютились перевёрнутые лодки, превращённые в жилища. Солёная вода и время изъели их борта, а вместо дверей висели лохмотья пропитанных смолой парусов. Из-под одной лодки струился дымок, смешивая запах жареной рыбы с вонью гниющей тины.

— Моя хоромина, — Косой горделиво указал на самую крупную шхуну, чья когда-то алая краска теперь облезла до серого дерева. — Заходи, если нервы крепкие, — усмехнулся он.

Внутри пахло дёгтем, рыбой и чем-то затхлым. По бокам висели пожелтевшие гравюры в дорогих рамах — явно видавшие стены получше. Мой взгляд сразу выхватил медный блеск подзорной трубы в углу, но старик быстро накрыл её обрывком парусины, словно я намеревался стащить вещицу. Из сундука он достал какие-то потёртые карты и махнул рукой на улицу.

— Садись-садись, — старик указал на импровизированную скамью — доску между двумя валунами, прислонённую к борту лодки. — Спиной на борт обопрёшься, в самый раз будет.

Устроились, и перед нами открылся потрясающий вид на бухту. Заходящее солнце превратило воду в расплавленную медь, по которой скользили черные силуэты военных кораблей.

Косой вдруг вытянул костлявый палец, указывая на самый крупный.

— Видишь тот, с тремя трубами? Вот я на таком же служил, назывался «Яростный», — голос дрогнул, смешав гордость с неизбывной тоской. — А теперь вот… — он с силой хлопнул ладонью по прогнившему борту.

Я молча кивнул, глядя, как последние лучи солнца играют на том самом корабле.

— Как же ты со старшего матроса императорского флота на такое дно скатился? — осторожно спросил я.

Старик горько усмехнулся, доставая из-за пазухи потёртую фляжку:

— А ну-ка, глотни для храбрости. История не для слабонервных.

Я сделал добрый глоток обжигающей огненной воды, пока Косой, закатив глаза, вспоминал.

— Пять лет назад наш «Яростный» отправили в шестое кольцо колоний, — он развернул потрёпанную карту и ткнул грязным ногтем в один из миров. — Сюда. Безобидно с виду: пальмы, песок. А на деле — адская мясорубка.

Голос собеседника дрогнул, когда он описывал, как из-под земли, словно демоны, вылезали эти твари — муравьиды. Как одного за другим сожрали товарищей из разведки, высадившихся на берег. Как с лёгкостью потопили крылатые фертиды их крейсер. И как он две недели дрейфовал на обломке в открытом океане, полном всяких тварей.

— А потом… — старик сделал глоток, рука дрожала, — меня засосало в одну из тех дьявольских воронок. Очнулся, а вокруг знакомые берега. Думал, бред. Грёб к берегу как одержимый.

Новый знакомый резко встал и зашагал по песку.

— А меня потом под трибунал! Дезертир, видите ли! Кузнецов меня знал, он как раз с «Яростного» тогда перевёлся и стал капитаном десантного корабля. Он за меня горой стоял, но бесполезно, — Косой пнул пустую банку. — Старого матроса списали на берег. А без моря я… — он повёл рукой вокруг, — вот во что превратился.

Я слушал его и внимательно изучал карту.

— И после этого никто не пытался вернуться в тот мир? Найти остатки «Яростного», выживших?

Косой фыркнул, а потом сплюнул.

— Кто ж его знает. Если кто и совался, обратно-то не возвращались, — он пристально посмотрел на меня. — А тебе зачем это?

— Дело есть, — уклончиво ответил я. — Скажи, а почему не пойти к Кузнецову сейчас? Вижу, море ещё в тебе. И думаю, у него на корабле работа всегда найдётся.

Старик неожиданно рассмеялся.

— Да какой из меня теперь матрос? Стар я, парень. Хотя… — он задумался, — если б работёнка какая: за складом присмотреть, лентяев погонять… Азарт-то ещё остался.

Я улыбнулся, доставая кошель, и положил между нами на лавку три золотые монеты.

— За тебя Кузнецов ручался. Так что найду местечко. Что скажешь насчёт переезда?

— Нет, — Косой резко покачал головой, — от моря ни ногой. Умру без его запаха.

— Понял тебя, — кивнул в ответ. — Жди на днях весточку.

Проснулся с первыми лучами солнца, пробивавшимися сквозь занавески гостиничного номера. Воздух пах морем и дымом, это был привычный аромат Балтийска. Но сегодня до отъезда в Новоархангельск нужно успеть ещё несколько дел.

На краю бухты стояли два склада и неказистое каменное здание: это была наша печь для сжигания водорослей. Пётр, наш маг земли, возвёл здание быстро и без изысков, но оно исправно выполняло свою работу. Однако, подойдя ближе, я заметил кое-что необычное.

Дым из трубы шёл ровный, без клубов чёрного угара, а вокруг царил порядок: никаких разбросанных тюков, всё аккуратно сложено.

У печи возился крепкий мужчина лет сорока. Его закатанные по локоть рукава обнажали мощные предплечья, покрытые старыми ожогами и свежими царапинами. Он ловко управлялся с заслонками, подбрасывал водоросли в топку, и всё это без суеты, с расчётом.

— Привет, Виталий, — окликнул я.

Мужчина резко обернулся, и я увидел, как его карие глаза скользнули сначала по моему лицу, затем зацепились за шелковый платок с родовыми вензелями, выглядывающий из кармана. Во взгляде мелькнуло мгновенное узнавание, кто я.

— Кирилл Павлович, — он слегка склонил голову, и я заметил, как напряглись мышцы его спины под пропитанной потом рубахой. — А я всё гадал, когда вы зайдёте проверить хозяйство.

Я протянул руку. Виталий бросил взгляд на свои ладони, черные от сажи и золы, и начал судорожно тереть их о брюки, оставляя серые разводы на ткани.

— Да ладно, — я ухмыльнулся, — не в баню же мы с тобой идём.

Его рука сжала мою с силой, которой я не ожидал. Рукопожатие человека, знающего цену своей работе.

— Новую систему придумал? — спросил я, указывая на странные металлические короба по бокам печи.

Он обернулся, вытер лоб и ухмыльнулся.

— Воздуховоды. Если правильно направить тягу, водоросли сгорают почти без остатка.

Я присвистнул. Это была элементарная вентиляционная система, но в этом мире о таких вещах догадывались далеко не все.

— Сам додумался?

— На флоте служил, в машинном отделении. Там без хитростей никак, — ответил он, открывая заслонку. — А ещё добавил колосники. Теперь зола не забивает поддувало.

Я кивнул, впечатлённый. Это был достойный уровень инженерной смекалки.

Наш разговор прервал топот маленьких ног. Двое мальчишек лет семи влетели во двор, запыхавшиеся и весёлые.

— Пап, мы дрова собрали! — крикнул один, тыча пальцем в кучу щепок.

— Молодцы, — Виталий потрепал их по головам, а потом обернулся к женщине, которая шла следом с младенцем на руках.

— Это Марья, жена, — представил он.

Я сразу понял, почему он так вцепился в эту работу. В глазах читалась ответственность не просто за себя, а за них.

— У тебя тут контора-то есть или на складе все бумаги?

— Есть, пойдёмте, я покажу, — ответил мужчина.

Виталий явно насторожился, но быстро повёл меня за собой. В небольшой комнате, заваленной бумагами, он разложил отчёты. Я взял, бегло посмотрел. Всё в порядке, а оформлены они аккуратно, столбики ровные, словно у студентки-отличницы.

— Ты грамотный, — заметил я.

— На флоте научили.

Я начал осторожно подводить к разговору о долгосрочном контракте, но Виталий вдруг побледнел.

— Я что-то не так сделал? — спросил он, сжимая кулаки.

Я рассмеялся:

— Да нет же! Наоборот. Хочу предложить постоянную работу.

Он выдохнул, улыбка медленно расползлась по лицу.

— А если в течение пяти лет будешь так же хорошо справляться, — добавил я, — то оплачу образование твоим детям, а ты на сэкономленные деньги сможешь хороший дом построить.

Глаза Виталия загорелись, и он улыбнулся.

— Согласен!

— А теперь давай по-честному, — пристально посмотрел на мужчину. — Есть какие-то проблемы, которые я могу сейчас помочь решить?

Он замялся, ненадолго задумавшись.

— Грузчики. Ленятся, тюки с пеплом роняют, сырые водоросли валяются где попало, а я не могу везде за ними поспеть.

Я усмехнулся.

— Не переживай. Скоро у тебя появится помощник, который быстро наведёт порядок.

— Кто?

— Один старый моряк. С характером. Косой.

Виталий упёр руки в боки, и его смех разнёсся по двору — густой, раскатистый, будто волна, бьющаяся о борт корабля.

— Кирилл Павлович, да как же вам это удалось? — он покачал головой. — Он же упёртый, непробиваемый. Ну, теперь грузчикам точно крышка.

Я хмыкнул, представляя, как Косой будет гонять лентяев своим хриплым голосом.

— Вот и отлично. Пошли-ка своих пацанов, пусть сходят за ним.

Виталий тут же свистнул, и через мгновение двое мальчишек уже мчались к выходу, радостно подпрыгивая на ходу.

Грузовик плавно остановился у ворот, и я выпрыгнул из кабины, ощущая приятную усталость после долгой дороги. Водитель Аркадий, парень лет девятнадцати, вышел следом и начал проверять крепления тюков с пеплом, пока охрана открывала ворота.

— Всё в порядке, — сказал он, обходя машину и проверяя каждый узел. — Ничего не разболталось.

Я кивнул, оценивая его работу. Парень оказался толковым: аккуратный, внимательный к деталям, да ещё и с быстрой реакцией. За всю дорогу ни разу не дал грузовику заглохнуть на крутых подъёмах.

— Спасибо, — похлопал я его по плечу. — Отличная работа.

Он лишь смущённо улыбнулся.

Когда машина проехала, в воротах заметил Ильича, который, оказывается, лично открывал затворы.

— Артефакты защиты на стены поставили, — сразу отрапортовал глава охраны, постукивая по новому металлическому ободу ворот. — Теперь ни одна мышь не проскочит. Да и ворота починили, стали лучше прежних.

Я кивнул, бегло пытаясь разглядеть работу. Действительно, металлические пластины теперь плотнее прилегали, а по краям мерцали едва заметные руны защиты.

— Молодец, — кивнул я.

Уже собирался направиться к дому, как вдруг заметил карету, стоящую у парадного входа. На дверце красовались вензеля академии.

Гости?

Не успел сделать и пары шагов, как на плечо запрыгнул Мотя.

— Ну ты и обжора, — пошутил я, ощущая, как тушканчик ещё больше потяжелел за эти два дня. — Мама тебя опять кормила со стола?

Но зверёк не отреагировал на подколку. Его маленькие лапки впились в плечо, а уши настороженно подёргивались. Он внезапно стал невидимым, но вес никуда не делся.

— Что-то не так, да? — прошептал я, насторожившись.

Войдя в дом, сразу услышал мамин по-девичьи звонкий смех. Женщина сидела в гостиной на диване, а рядом, наклонившись к ней, расположился ректор академии. Он держал её руку в своих и что-то рассказывал, явно стараясь развеселить.

Он что, ухаживает за мамой?

Мама заметила меня первой. Её смех оборвался, а ладонь резко выскользнула из рук ректора. Она вскочила, слегка запнувшись о край ковра, и поправила платье.

— Кирилл! — голос прозвучал неестественно бодро. — Ты наконец вернулся, мы уже заждались!

Ректор тоже поднялся, слегка смущённый. Его обычно безупречная осанка сдала, а пальцы нервно поправили галстук.

— Добрый вечер, Кирилл Павлович, — произнёс он, стараясь сохранить официальный тон, но в глазах читалась лёгкая растерянность.

Я сделал вид, что ничего не заметил, и спокойно поздоровался:

— Анатолий Степанович, — я кивнул в знак приветствия, — не ожидал вас здесь увидеть. Мама, где Тася?

— У… у себя, — ответила женщина, всё ещё краснея. — Читает что-то.

Наступила неловкая пауза. Ректор кашлянул в кулак.

— Я пойду и организую чай! Через полчаса будет готово. Вы… вы же останетесь, Анатолий Степанович?

— Конечно, Ирина Владимировна, — мужчина кивнул, но взгляд его избегал моего.

— Кирилл Павлович, — ректор повернулся ко мне, — разрешите поговорить с вами наедине?

— Конечно, — я показал рукой на дверь. — Пройдёмтесь по территории?

Он согласился, и мы вышли. Мама проводила нас взглядом, затем поспешно скрылась на кухне, словно боясь, что её снова застанут врасплох.

Мы с десяток метров шли молча.

— Так в чём дело, Анатолий Степанович? — наконец спросил я, стараясь говорить нейтрально.

Он вздохнул и остановился, глядя куда-то в сторону складов.

— Ваше заявление об отчислении… — начал мужчина, но я перебил.

— Вы же его уже подписали.

— Я его не подписал и не планирую этого делать.

— Почему?

Ректор повернулся ко мне, и в его глазах читалась странная смесь раздражения и… уважения?

— Потому что вы, Кирилл Пестов, — идиот.

Я почувствовал, как брови сами собой поползли вверх. В горле запершило от неожиданности: никто прежде не осмеливался называть меня так в лицо.

— Обычно так не начинают разговоры о восстановлении, — процедил я, стараясь сохранить спокойствие. — Или вы тут не за этим?

— Это не разговор о восстановлении! — возразил он.

Ректор хотел было достать свои карманные часы, но одёрнул себя. Мужчина скрестил руки, и его пальцы стали нервно постукивать по локтю.

— Это разговор о вашем будущем, молодой человек. О том, что вы готовы бросить всё ради семьи, но при этом не понимаете, что лучший способ их защитить — это закончить академию.

Открыл было рот, чтобы возразить, но ректор резко поднял руку, и слова застряли у меня в горле. Движения мужчины были отточенными, как у старого вояки: ни одного лишнего жеста.

— Я навёл справки о вас. Знаю, в каком положении род, семейный бизнес, — он сделал паузу, изучая мою реакцию.

— И что вы узнали? — спросил я.

— Пестов, — ректор наклонился вперёд, и ледяной взгляд буквально пронзил меня, — вы действительно думаете, что сможете противостоять Краснову с его вассалом Евдокимовым в одиночку? Без звания, без связей. А ведь ещё наседают кредиторы отца.

— Пока я вроде справляюсь, — сжал кулаки, вспоминая пленника в подвале. — И один из них у меня в плену.

Ректор неодобрительно покачал головой, и его борода дёрнулась.

— Вы безрассудны, Пестов. Возможно, в этом ваша сила. Но учтите: если бы не ваши друзья, вы были бы трупом, а охрана не отделалась бы такими малочисленными потерями.

Почувствовал, как по спине пробежали мурашки. В этих словах была горькая правда.

— Возможно, вы правы, — пожал плечами, стараясь выглядеть невозмутимым. — Но считаю, что справился бы и сам. Просто медленнее.

— Пестов, вы должны стать сильнее, — голос ректора внезапно смягчился. — А для этого нужны знания, которые даст академия. И люди, которые будут на вашей стороне.

— Вы знаете, что учудили ваши друзья на этой неделе? — неожиданно спросил он.

— Откуда? Я был тут, занимался текущими делами семьи и лаборатории.

— Они устроили молчаливый бунт, — в глазах ректора мелькнуло что-то похожее на уважение. — Началось с вашей группы. Через день вся академия отвечала только письменно, даже на практических занятиях. Ходили как тени, ни слова вслух.

Я представил эту картину: Сергей, обычно такой буйный, молча сидящий на лекции; Лиза, сжавшая губы; даже вечно болтливый Митя, хранящий молчание. Уголки губ сами собой потянулись вверх.

— И чего они этим хотели добиться?

— Чтобы я обратил внимание на вас, молодой человек, — ректор тяжело вздохнул. — И вернул на курс.

— Я всё равно переезжаю летом, — пробормотал в ответ.

— Ирина Владимировна уже рассказала о ваших планах, — он произнёс имя мамы с непривычной мягкостью. — Поймите, вы должны стать сильнее. Академия даст вам знания. И союзников.

Я молчал, обдумывая эти слова. Вспомнился разговор с Митей в «Старом дубе»: одногруппник тоже настаивал, что мне нужно доучиться.

А ещё эти идиоты, устроившие целую акцию протеста.

Чёрт, они действительно за меня переживали.

— Ваша мать… — ректор запнулся, и в его обычно твёрдом голосе впервые прозвучала неуверенность. — Она умная женщина. И… она верит в вас.

Я посмотрел на него, и вдруг всё стало ясно. По тому, как он произнёс до этого «Ирина Владимировна», по тому, как пальцы нервно постукивали по локтю.

— Похоже, вы приехали не только ради меня, — сказал я, и в голосе не было осуждения.

Он не ответил, но молчание говорило красноречивее любых слов. Впервые я увидел в этом суровом лице что-то человеческое.

— Ладно, — я вздохнул. — Допустим, я вернусь. Что дальше?

Ректор улыбнулся, наверное, впервые за весь разговор. Лицо мужчины сразу помолодело на десять лет.

— Дальше, Кирилл Павлович, вы будете учиться до конца курса. А в начале лета я устрою вам такую практику, — его глаза хищно блеснули, — что как минимум до второго уровня владения стихией вы доберётесь.

Мысли мгновенно пронеслись в голове: второй уровень меньше чем за полгода… Это решало многие проблемы. Да и друзья не зря старались.

— Договорились, — я кивнул, и в груди неожиданно стало легче.

— Можно зайду на чай? — ректор бросил взгляд в сторону дома, и в его глазах мелькнуло что-то тёплое.

Я рассмеялся, представляя, как этот грозный адмирал пьёт мамин крепчайший чай из её любимых фарфоровых чашек.

— Добро пожаловать, Анатолий Степанович. Только учтите: мама заваривает очень крепко.

— Я предупреждён, — он кивнул, и в уголках глаз собрались мелкие морщинки.

Взгляд мужчины скользнул к моему плечу, где всё это время сидел не шелохнувшись невидимый Мотя.

— Если твой питомец, — ректор слегка поджал губы, — будет вести себя тихо, я не возражаю против его присутствия в академии.

Я почувствовал, как шерсть Моти стала дыбом.

— Ирина Владимировна упоминала, что зверёк сильно скучает в твоё отсутствие. Она, кажется, искренне переживает за него.

В этот момент Мотя материализовался. Этот пушистый комочек дрожал от возбуждения. Я мысленно ахнул: вот она, магия высоких уровней! Даже под куполом невидимости начального уровня воздушной магии ректор своей водной без труда обнаружил тушканчика.

— Кажется, он согласен на ваши условия, — я ухмыльнулся, наблюдая, как Мотя принюхивался к Кирову.

Мы повернули обратно к дому. Шли, а у меня в голове была только одна мысль: академия, Краснов, дуэль.