Хозяин антимагии 2

Глава 1

Я рванул вперёд, но резко остановился, едва не поскользнувшись на влажном камне.

Перед ногами мамы лежало нечто: зеленоватая тварь с длинными костлявыми конечностями, словно собранными из сухих веток. Её грудь была пробита, из раны медленно сочилась густая чёрная жидкость, пахнущая бражкой и ржавым железом.

— Что за уродина?

Это была не Тася.

Не моя сестра.

Медленно поднял взгляд.

Мама смотрела на меня в упор.

Её обычно тёплые, добрые глаза сейчас сверлили меня холодным, подозрительным взглядом. Рапира в руке дрожала, но остриё было направлено точно в моё сердце.

— Мама, — голос дрогнул. — Где Тася? Она жива?

Пауза.

Тяжёлая.

Длительная.

— Докажи, что ты не один из них, — прошипела она, выше приподнимая рапиру.

Не теряя времени, я раскрыл ладони и направил их вниз, почувствовал, как магия земли тут же отозвалась. Камень приподнялся у моих ног, формируя родовую печать Пестовых.

Мама облегчённо вздохнула, и казалось, будто вместе с этим выдохом из неё вышло всё напряжение последних часов. Пальцы разжались, и рапира с глухим звоном упала на каменный пол.

— Они называются «мимидами», — сказала женщина, с отвращением пиная труп твари носком сапога. Чёрная жидкость из раны брызнула на камень. — Никто толком не знает, где они обитают. Могут принимать облик любого, кого видели.

— Тогда откуда они тут взялись?

Мама провела рукой по лицу, оставляя грязный след.

— Какой-то маг жизни контролировал монстров в лабиринте. Он привёл их, чтобы потом всё свалить на нападение тварей. Так никто не был бы виновен в убийстве нашей семьи и слуг.

— Я видел в лабиринте мага жизни, — пробормотал это, вспоминая пухлого человека в зелёном плаще с разбитой ампулой в руке. — Он был мёртв.

Мама пожала плечами, но в её глазах вновь стала читаться тревога.

— Наёмники. Таких специалистов нанимают только для особых заданий. Значит, кто-то очень хотел, чтобы это выглядело как несчастный случай.

Я наклонился к трупу монстра, осторожно перевернув его ногой.

— А что это за мимиды? В бестиарии такой монстр ни разу не попадался.

— Про него пишут, но только в запретных томах и в архивах инквизиции.

— Ну вот, — горько усмехнулся, — а я думал, что всех тварей в своё время изучил.

Мама пожала плечами, но в её жесте читалось нечто большее: усталость, горечь и в то же время облегчение, что худшее позади. Пальцы дрожали, когда женщина поправила выбившуюся прядь волос.

Потом она вдохнула, собралась с мыслями и подошла к кованой двери. Её рука на мгновение замерла в воздухе, прежде чем постучать условным ритмом: три быстрых, два медленных. Звук эхом разнёсся по каменным стенам, словно пробуждая убежище от долгого сна.

Щелчок засовов.

Дверь открылась, за ней стояла Тася и слуги.

Раненый Потап прислонился к стене, лицо было бледное, одна рука перевязана кровоточащей тряпкой, во второй заряженный пистоль.

— У вас что, нет зельев исцеления? — спросил я, глядя на служанку Машку.

— Нет, — фыркнула Тася, встревая в разговор, — зелья нёс Потап, но разбил.

— У семьи, которая производит лучшие зелья во всей империи, нет ни одного эликсира в семейном убежище?

Я рассмеялся, смех подхватили остальные, снимая напряжение.

— Ты как вообще умудрился руку сломать?

— Он прикрывал наше отступление, — сказала мама и тоже невольно улыбнулась. К женщине наконец вернулся её добрый взгляд.

А слуга дурашливо пожал плечами.

— Поскользнулся вот на той ступеньке! — Потап показал на небольшой выступ у выхода из лабиринта и снова засмеялся, но смех его тут же перешёл в болезненный стон. Он схватился за сломанную руку, но улыбка не сошла с лица мужчины.

Мама, наконец расслабившись, подошла ко мне ближе. Её глаза, ещё минуту назад полные ужаса, теперь смотрели с тревожным любопытством.

— Кирилл, что творится наверху? — спросила она тихо, будто боялась услышать ответ. — Дом, сад, лаборатория, склады?

Я обнял её и Тасю, прижимая к себе.

— Ничего страшного. Всё, что сломано, можно починить. Всё, что сгорело, — отстроить заново. Главное, мы живы.

Сестра прижалась ко мне, а мама обхватила нас двоих руками, словно боялась, что мы исчезнем, если она отпустит.

В этот момент Мотя, словно почувствовав, что прятаться больше не нужно, появился у меня на плече.

— А-а-а! — вскрикнула Тася, отпрыгнув назад.

Мама инстинктивно шагнула к ней, прикрывая дочь, а слуги замерли, готовые броситься в бой со зверьком.

— Спокойно! — я поднял руку. — Это мой друг. Его не надо бояться.

Сестринское любопытство пересилило страх. Тася подошла ближе и осторожно потянулась к тушканчику.

— Можно погладить?

Мотя наклонил голову, уши дрогнули, а потом он издал довольный писк, когда пальцы девушки коснулись его серебристой шёрстки.

— Ой! — она рассмеялась. — Он такой мягкий!

И тут Мотя, словно решив, что Тася теперь его новая любимица, одним прыжком перескочил девушке на плечо.

Мама, несмотря на всю серьёзность ситуации, не удержалась и тоже протянула руку.

— А он кусается?

— Нет, — улыбнулся я, наблюдая, как она осторожно гладит Мотю. — Только если не дашь ему пряник.

— Пряник⁈ — мама отпрянула, будто я сказал что-то ужасное. — Ты что, кормил его только сладким? А вода? Он же живой!

Я замялся.

— Ну… он как-то не просил…

— Боже мой, Кирилл! — она покачала головой, но в глазах снова светилась та самая забота, которую я знал. — Как только выберемся, я его накормлю как следует!

Мотя вдруг насторожился. Его уши резко поднялись и повернулись к выходу из лабиринта.

Все замерли, прислушиваясь.

Тишина.

А потом — громкий скрежет камня, стены сдвинулись, лабиринт перестроился.

И оттуда, из темноты, донеслись шорохи, тихие голоса, шёпот, который приближался.

Я резко поднял руку, давая знак всем заходить внутрь убежища.

— Они опять здесь, — прошептала Тася, цепляясь за мой рукав.

Я потрепал её по голове.

— Не бойся. Всё хорошо. Я убил тварей, которые там были. К нам идут люди.

— Зачем же скрываться?

— На всякий случай.

Голоса становились всё чётче.

Я прислушался, пытаясь понять, кто это. Дружинники? Наши? Кто-то ещё?

Сердце бешено колотилось. Обратился к источнику магии внутри: там остались жалкие крохи.

— Потап, — я повернулся к старому слуге, — дай пистоль.

Он, не споря, протянул оружие.

— А ты? — спросила мама.

— Я постою тут.

Она хотела возразить, но я уже толкал родных к двери и отобрал у женщины рапиру.

— Кирилл…

— Всё будет хорошо.

Мотя спрыгнул с плеча Таси и снова устроился на моём, настороженный, готовый.

Голоса приближались.

Шаги.

Шёпот.

Кто-то произносил моё имя.

Левой рукой поднял пистоль, пальцы сжали рукоять.

Рапиру взял в правую и перехватил её поудобнее.

— Кто там? Покажитесь! — мой голос прозвучал резко, словно удар топора.

Сердце бешено колотилось. Мотя на плече напрягся, его крошечные лапки впились в меня, словно когти хищной птицы.

Из темноты выступили три фигуры.

— Кирилл Павлович, это мы.

Свет магических светильников упал на их лица, и я узнал Осипа Гурьева, Евгений Павлова и Петра Бадаева.

— Как вы прошли? — спросил, не опуская оружия. Лабиринт был коварен, и даже вассалы могли оказаться мимидами.

Они переглянулись, потом вперёд вышел Гурьев.

— Проверь нас, — хрипло сказал Осип, вытянув руку. На ладони заструилась вода, образуя родовую печать Пестовых.

Евгений без слов сжал кулак, и каменные шипы выросли из пола, сложившись в ту же печать.

Пётр лишь щёлкнул пальцами, и между ними вспыхнуло крошечное пламя, приняв форму фамильного герба.

Я выдохнул, но тревога не ушла.

— А как же мой пленник? — спросил я, глядя на Евгения Павлова. — Кто следит, чтобы Евдокимов не сбежал?

Осип махнул рукой:

— Не переживай. Иван дал ему эликсир, блокирующий магию. На ближайшие сутки он больше не маг. Да, это очень дорогое средство, но мы решили, что так будет правильно.

— Одобряю, — кивнул я, а потом нахмурился. — А Иван один остался? А как же враги? Там ведь много недобитков ещё?

— Всё под контролем, — Пётр усмехнулся, — прибыло подкрепление.

— Какое ещё подкрепление? — я резко повернулся к нему. — Кто?

Осип громко и резко рассмеялся, так что заставил меня невольно вздрогнуть.

— Как ты умудрился прислать к нам на помощь бывшего адмирала империи князя Кирова и медика графа Дубина? Они вдвоём стоили всех остальных.

— Кого остальных? — я по-прежнему ничего не понимал. Что происходит?

— С ними было полсотни людей в форме охраны военно-морской академии.

Я замер. В голове пронеслось: как? Почему? Кто их послал? Но времени на эти вопросы не было, важнее сейчас другое.

— А что тут, в имении? — спросил я, переводя взгляд на Осипа.

Тот замялся, потупил взгляд.

— Так это… полиция орудует.

— Полиция? — я прошипел, не веря своим ушам.

— Да. Когда мы приехали, они уже всю усадьбу под охрану взяли, — Евгений скривился, сжимая шаровую молнию, которая вспыхнула у него на кулаке, осветив измученное лицо резкими тенями.

— А наёмники?

— Какие наёмники? — удивился Евгений, будто я спросил о призраках.

Я резко отмахнулся, не в силах объяснить. Значит, разбежались. Или их уже нет.

— А вот дом горит, — тяжело вздохнул Осип, и в его голосе прозвучало что-то, от чего у меня сжалось сердце.

Я закрыл глаза. Горячая волна ярости поднялась из глубины. Опять! Опять мы лишились дома!

— Ладно, — прошептал я, открывая глаза. Голос звучал хрипло. — Разберёмся. Сначала семья. Потом производство. Потом…

Я не договорил. Но все поняли.

Молча подошёл к двери убежища, сжал кулак и ударил в массивную кованую поверхность — три быстрых, два медленных. Звук разнёсся эхом по каменным стенам, словно сигнал «выходите».

Дверь открылась. Первой показалась Тася, она была бледная, с заплаканными глазами, но, увидев меня, лицо озарилось радостью.

— Кирилл!

Следом вышла мама. Она лишь молча кивнула нашим вассалам.

Я обнял обеих, чувствуя, как мамины руки впились в мою спину, будто боясь, что я опять оставлю их.

— Всё хорошо, — прошептал я ей в волосы. — Всё кончено. Выходим.

Когда мы выбрались на улицу, первое, что бросилось в глаза, это дым. Чёрный, едкий, поднимающийся к небу.

Дом.

Наш дом.

Каменные стены ещё стояли, но внутри бушевал огонь. Деревянные перекрытия трещали, как кости под ножом мясника, а из окон вырывались языки пламени, лизавшие почерневшие рамы.

— Боже… — прошептала мама, и в её голосе было столько боли, что я не выдержал и сжал её руку.

В этот момент что-то изменилось.

Воздух наполнился влагой, тяжёлой, как предгрозовой туман. Я стал озираться и увидел недалеко от парадной лестницы дома высокую фигуру в мундире с широкой бородой-лопатой. Это был ректор академии Анатолий Степанович Киров. Он поднял руки вверх, от них к небу тянулись тонкие синие нити, мерцающие в темноте.

Дом зашипел.

Вода хлынула со всех сторон, её потоки не просто охлаждали огонь — они создавали гидравлический пресс, вытесняя кислород и сжимая пламя, пока оно не задыхалось в этой влажной ловушке. Камни трещали, пар поднимался клубами, смешиваясь с дымом, и на секунду весь дом исчез в белой пелене.

А когда пар рассеялся…

Дом стоял. Но теперь это была чёрная мокрая глыба. Окна — пустые глазницы, стены покрыты сажей и трещинами. Потом с глухим стоном одна из стен осела, превратившись в груду обломков.

Мама ахнула, прикрыв рот рукой. Тася прижалась к ней.

— Ничего, — сказал я тихо, но так, чтобы обе услышали. Голос не дрогнул, хотя внутри всё горело. — Я построю новый. Лучше прежнего.

Мама посмотрела на меня, в глазах были слёзы, но она улыбалась.

— С садом?

— Конечно, — я кивнул. — Большим. С теми розами, что ты любишь. И фонтаном.

— А мне можно беседку? — встряла Тася, цепляясь за мою руку.

— Можно всё, — я потрепал её по голове. — Всё, что захотите.

Но даже сквозь это тепло, сквозь улыбки мамы и Таси я видел тень. Ту самую, что стояла у входа в господский дом: высокую, неподвижную, как каменный истукан.

Киров.

Я медленно отпустил Тасю, кивнул слугам, чтобы те оставались с мамой и сестрой, и махнул рукой друзьям.

— Пойдёмте.

Амат тут же перехватил мой взгляд и без слов пошёл следом. Митя лениво засунул пистоли за пояс, а Сергей и Лиза шли плечом к плечу, готовые ко всему.

Ректор стоял у развалин кареты и рассматривал обломки. Понятное дело, что Иван Краснов уже скрылся, наверное, убежал, когда я бросился на помощь родным. Ну ничего, я его ещё достану.

Я подошёл, лицо Кирова оставалось холодным, но в глазах читалось что-то новое. Неуверенность?

— Анатолий Степанович, — я остановился в шаге от мужчины, скрестив руки. — Что вы тут делаете? Разве это по уставу? Разве вы не должны служить империи, а не бродить по разгромленным усадьбам?

Его брови дёрнулись.

— Пестов, вы забываетесь.

— О нет! — усмехнулся в ответ. — Я прекрасно помню наш последний разговор. «Вы курсант. Ваше дело — служить империи. Личные дела подождут».

Киров стиснул челюсть.

— Вы бросили академию.

— А вы бросили бы семью? — я наклонился чуть ближе. — Или, может, вам всё равно, что творится за стенами вашей священной службы?

Тишина.

Амат замер. Митя едва сдерживал смешок. Сергей смотрел на Кирова с холодным любопытством, а Лиза… Лиза просто улыбалась, будто наблюдала за особенно удачным спектаклем.

Ректор на секунду закрыл глаза, будто собираясь с мыслями, а потом…

— Вы правы.

Я моргнул.

— Что?

— Я ошибся, — он выдохнул, и голос впервые за всё время зазвучал устало. — Я думал, что дисциплина важнее всего. Но сегодня понял: иногда строгое её соблюдение лишь открывает дорогу настоящему хаосу.

Он кивнул в сторону трупа секретаря, валявшегося под обломками кареты.

— Он был подкуплен.

— Как и половина полиции, — добавил я, заметив приближающегося полицмейстера с золотыми нашивками на мундире. Тот остановился в нескольких шагах, нервно теребя белые перчатки.

Окинул его ледяным взглядом.

— Интересно, господин полицмейстер, как вам удаётся так ловко переобуваться? То вы стоите на страже, пока банда князя Евдокимова грабит моё производство, — я сделал паузу, вспоминая тех самых стражей порядка в лесу, что «не замечали» нападения, — а теперь вдруг озаботились охраной правопорядка? Уж не потому ли, что княжеское золото закончилось?

Полицмейстер побледнел. Его пальцы ещё сильнее сжали перчатки.

— Это… недоразумение… Мы действовали по указаниям свыше.

Киров тяжело вздохнул и кивнул, словно подтверждая мои слова.

— Империя гниёт изнутри. И если такие, как вы, не будут её защищать… — Киров запнулся, когда его взгляд скользнул по моим друзьям.

Услышал, как Митя что-то фыркнул.

Анатолий Степанович откашлялся.

Внезапно я почувствовал, как ярость уходит, оставляя после себя пустоту и странную усталость. Ладони дрожали, адреналин ещё до конца не выветрился из крови.

Что я делаю?

Это же не Киров разорял моё имение. Не он отдавал приказы дружинникам. Да, меня заперли в том проклятом колодце, но он ли отдал приказ?

Почувствовал боль в висках, попытался собраться. Отходняк. Обычный отходняк после боя. Гормоны шалят, мысли путаются.

Надо взять себя в руки.

Я должен себя вести рационально.

— Спасибо, — вырвалось у меня неожиданно даже для самого себя.

Киров поднял бровь:

— За что?

— За то, что пришли. И… за хороший урок.

Тишина повисла между нами, тяжёлая, но уже без прежней вражды.

Ректор долго смотрел мне в глаза. Наконец, кивнул.

— Заберите его, — мужчина показал на тело секретаря охранникам, прибывшим с ним, а затем махнул рукой в сторону разбитой кареты, — и вот эту… академическую собственность тоже.

Я уже собирался уйти, когда взгляд упал на машину. Бедная красавица выглядела так, будто пережила нашествие великанов: вмятины, опять нет стёкл и фар, передок весь покорёжило от удара о карету. Похоже, после сегодняшнего подвига ей потребуется очередной длительный ремонт.

— Ну что, — вздохнул я, поглаживая помятый борт, — кажется, нам с тобой снова не повезло.

Где-то в глубине души теплилась надежда, что хотя бы двигатель уцелел.

Я тяжело вздохнул и пошёл к Осипу, который уже махал рукой, явно желая что-то сказать.

— Ну что? — я подошёл ближе, чувствуя как подошвы сапог прилипают к закопчённой земле.

Осип беспокойно заёрзал на месте, желая скорее поделиться новостями.

— Кирилл, я ещё там, у лаборатории, хотел сказать… — как-то уж больно медленно начал говорить он.

— Ну что? Не томи! — я не выдержал, голос прозвучал резче, чем планировал. В висках пульсировало, а в глазах все ещё стояла картина, где мама пронзила рапирой монстра, как две капли воды похожего на сестру.

Осип выпрямился, словно солдат на докладе.

— До нападения Евдокимова я успел почти все запасы концентрата перенести в подземные склады под производством. Так что потерь у нас не так много, как кажется. Через два-три дня сможем запустить основные циклы.

Я замер. Два-три дня. Это было… неожиданно хорошо. Но…

— Да, запустим, — пробормотал я, мысленно прикидывая потери. — Но синтезы катализаторов, которые шли неделями, теперь придётся начинать заново. Выпуск продукции затянется на месяц, а то и два.

Осип вдруг качнул головой, и на его лице расплылась хитрая, довольная ухмылка.

— А вот и нет. Когда вы нам письмо о нападении отправили, я треть всех синтезов перевёл из лаборатории в гараж. Тот, где раньше ваша машина стояла. Там всё цело. Уже через неделю сможем выдавать продукцию. Правда… — он сокрушённо развёл руками, — только треть от прежних объёмов.

В глазах у меня потемнело. Я вцепился Осипу в плечи, тряся так, что его зубы клацнули.

— Ты… Ты гений! Настоящий чёртов гений! — пальцы крепко вцепились в его одежду, но Гурьев только смеялся, не пытаясь вырваться.

Отпустив его, я выдохнул и впервые за эту ночь почувствовал, что земля под ногами перестала быть зыбкой.

— А что с редкими ингредиентами? Теми, что привёз Павлов.

— С ними всё в порядке, — Осип вытер ладонью пот со лба. — Мы их защищали в первую очередь, вместе со складом готовой продукции. Там почти ничего не тронули.

Я закрыл глаза. Губы сами растянулись в улыбке — широкой, почти безумной.

— Значит, не так всё плохо, — прошептал я.

Пора было проучить всех, кто участвовал в нападении на производство и мой дом, но сначала надо решить, где теперь жить с семьёй.

Посмотрел вперёд. На горизонте уже начало подниматься солнце. Впереди новый день, полный хлопот и забот. Но теперь я твёрдо знал: род Пестовых не просто выжил. Род Пестовых начинал готовиться к войне!