Грани будущего 2: Регенерация (*30 иллюстраций)

Глава 22 Рывок

Клавдия Васильевна Моргунова стояла на крыше мэрии. Видавшая немало за последние годы жизни на поверхности, перебирала губами по зубам и поглаживала языком передний наращенный ряд.

Новый прикус радовал пожилую женщину. Белозубая улыбка, жемчужный блеск. Что может быть лучше для мира после Апокалипсиса? Только полные провизии склады. Они вселяют уверенность в завтрашний день. Выходило, что молодежь отсыпала ей полный пакет надежды. Не зря, выходит, возилась с их воспитанием. Помнят о том или нет, не так уж и важно.

На том свете всех рассудят.

Новая Поверенная наблюдала, как слаженно работают на площади Карлова культисты. Чёрные мешки свозились со всех концов города. Город неспешно зачищался, растаскивая улицы от разлагающихся тел. Ликвидаторы работали в три смены, и никто и не думал об отдыхе в рабочее время. Маски химзащиты не покидали лиц рабочих. Они были так похожи на балаклавы. И в памяти Моргуновой периодически всплывали мысли о старом мире, где когда-то в подобных балаклавах люди выступали против правительств, требовали больше прав и привилегий, ликвидации олигархата как класса. Чудные идеи, если смотреть на них с позиции нового времени.

Люди не ценили то, что имели. Никогда не бывает достаточно.

Олигархи никуда не делись, лишь забурились под землю. А вот обычные люди почти исчезли с лица Земли. Они же забыли о правах, перестали требовать благ и равноправия. Постапокалипсис всех уравнял. Отделил полезные знания и навыки от наносных. Физика, химия, медицина и механика в этой незримой войне в два счета победили рекламу, услуги для населения и юриспруденцию. Выжила, пожалуй, лишь самая основная экономика. Но уже без основ капитализма. Новому миру был нужен социализм. А в идеале коммунизм в его идеальном прогрессивном виденье. И теперь на глубине полутора километров этот неокоммунизм полностью зависел от палача анклава по прозвищу «Морг». Кому и как распределять блага нового мира, теперь решает только она.

Моргунова улыбнулась и тут же нахмурила брови. Последние несколько лет в анклаве забрали её ощущение молодости и состарили тело в десять раз быстрее, чем если бы жила в подземном городе. Всё из-за сумасшедшего напряжения моральных и физических сил. Но постоянное ощущение голода и жизнь на грани приучили к бешенной работоспособности. «Тётя Клава», как ранее звала её Ольха, отводила сну не более четырёх часов в сутки.

Нужно столько всего сделать. Спать — не позволительная роскошь.

Чёрные мешки уносили в недра мэрии, выстраивая рядами прямо у лифтовой шахты. Огромные ящики с продуктами и всем необходимым для поверхности соседствовали рядом с ними. Примерно с той же скоростью, которой город избавлялся от угрозы эпидемий, он же опустошал свои запасы провианта. В консервированном и вакуумном виде долго хранимой продукции скопилось на семь лет вперед для населения в сто тысяч человек. Только условия прошлого темпа потребления давно сошли на нет.

Во всём мире, пожалуй, больше не набиралось ста тысяч человек. А полуавтономные системы Москва-сити продолжали заполнять склады готовой к употреблению продукцией. Так что передача провианта на поверхность была даже благом для подземного города. Даже консервированные овощи имели свой срок годности. Занимаясь ревизией складов, Морг понимала, что вскоре многие продукты просто пропадут, а не спасут чьи-то жизни.

Новая глава города не собиралась пересматривать нормы потребления пищи для подземников. Напротив, выдавала полторы нормы за переработку. «Гномам» доставалось всё лучшее, как самой основе производства для строительства нового мира. Также двадцать тысяч порций три раза в день теперь уходили на поверхность. Этого хватало не только на то, чтобы накормить анклав с его полутора тысячами населения, но и обезопасить от продуктового голода весь «живой Дальний восток». Попутно создавать запасы для прорыва и обеспечения продукцией Сибирь, Урал и, конечно же, земли запада. Если там хоть кто-то уцелел в некогда густонаселённых землях.

Слабо верилось в то, что люди умудрились прожить шестнадцать лет в ветках метро. Для этого не было никаких обоснованных предпосылок, даже при постоянном каннибализме, что чисто по психологическим причинам делало из людей вырожденцев, которые уже не могли бы вернуться к прошлой жизни. Это при условии, что хоть одно метро уцелело в принципе после залпа ракет. С вышедшей со временем из строя вентиляционной системе. При условиях радиационного поражения в крупном городе. И прочей лотереи постапа, выигрыш в которой был помножен на ноль. Всё равно, что ждать зарождения жизни на Луне.

Отставив мрачные мысли, можно было предположить, что нормальные в психологическом плане люди могли уцелеть на севере, будь то Кольский полуостров, Ямал, Таймыр или Скандинавский полуостров-«крабик». Не говоря уже об огромных просторах Дальневосточного севера, где бомбить было просто нечего. Оленеводы тундры и рыбаки на морском побережье так же могли протянуть дольше, чем жители замороженного юга. Для этого у них была соответствующая одежда, «транспорт» из собак, морозоустойчивые шерстяные стада, рыбалка и знания о том, как пережить самую дикую зиму. Если новые поколения полностью не отказались от наследия предков, доверившись прогрессу, выжившие останутся.

«Наличие еды без сомнения привлечёт в точку выдачи всех сталкеров и торговцев, недобитые семьи полудиких охотников и поредевшие ряды выживальщиков из уцелевших анклавов. В дальнейшем проблема состоит лишь в транспортировке провианта на дальние расстояния. Малый Совет логично постановил создавать гидропоники с автономными пунктами жизнеобеспечения на местах и поддерживать между ними постоянную связь. Так удаленные регионы могли бы сотрудничать и взаимодействовать между собой, коллективно решая возникающие проблемы». — раздумывала Поверенная.

Пока тело отдыхало от беготни по поверхности, бесконечных рейдов и докладов, мозг активно работал. Он постоянно возвращал Поверенную к теме «чистильщиков» и «свободных». Этот вопрос стоял весьма остро для человека, что пожил в обоих мирах.

Капраз и Морг прекрасно знали, что люди, которые попробовали мясо других людей, вряд ли смогут вернуться к прежней системе существования чисто морально. Остро стояла проблема и с психикой «фанатиков веры» в Хозяйку. Даже после смерти «тёмной богини» многие из них не были готовы стать прежними свободно мыслящими существами. Как освобожденные рабы, «свободные» слишком долго были в заключении и уже не могли мыслить самостоятельно. Они искали нового порабощения.

«Те, кто готовил себя к жизни контейнеров для личинок мутантов, вряд ли смогут вновь очистить разум от внешнего влияния и начать, наконец, думать своей головой», — бежали вдогонку логичные мысли Поверенной.

Выделять психологов для сломленных психологически людей и время для их адаптации Морг не собиралась. Она прекрасно понимала, что проще подобный контингент зачистить вместе с мутантами, чтобы у следующего поколения нормальных людей не было с ними проблем, чем социализировать их, допуская в разумную среду нового мира.

«Детям и внукам и так забот хватит. В этом мире нет психологов. Нет подходящих лекарств для лечения сломанных психик, да и сил на гуманизм не осталось», — пришла к выводу Поверенная по старой привычке: «Молодой адмирал словно предвидел этот шаг меня, как „главной по безопасности“ и заточил в подземный город, обрезав все нити влияния на дела на поверхности. Мелкий пробиркин сын дал мне должность мечты сейчас, чтобы не претендовала на глобальные вопросы в дальнейшем. Хорош, Зиновий, нечего сказать».

Клавдия сделала упор на логику, логистику и систему «вызова и ответа». Поверхность над городом была видоизменяема. И перестройка зависела от её решений. Зиновий развязал ей руки, доверившись той, что умела решать проблемы, исходя из личного опыта и возможностей. Вот только в анклаве они были до предела урезаны, и средств она часто не выбирала, а Москва-сити открывал перед ней новые просторы. Возможности будоражили не хуже транквилизаторов.

После смены руководства Клавдия получила гораздо большую власть мгновенно, взяв в свои руки контроль над основными системами жизни всего потенциально мыслящего человечества. Но была одна тонкость: распоряжалась многими вещами от распределения провианта до передачи технологий, отныне она была привязана к месту, чтобы контролировать эти процессы. Тем самым ей приходилось отдавать власть на местах в руки тех, кто будет прорываться вперёд, присоединяя к грядущему Содружеству новые земли.

«А там каждый генерал просто обязан совершить кучу ошибок, которые меня уже не будут касаться», — раздумывала глава подземного города.

И всё же у Клавдии было ощущение, что её переиграли. Только пока не могла понять где.

— А что ты делаешь? — вопрос в спину застал Поверенную врасплох.

Клавдия едва не спрыгнула с крыши!

Статная лысая женщина в чёрной саламандре повернулась и обнаружила вихрастого мальчика лет семи-восьми. Загоревшее лицо явно говорило, что он не с подземного города. Правда и в анклаве Морг таких не встречала. Это был тот самый загадочный юный паранорм, который по слухам и справился с Хозяйкой — Андрейка. Один из вершителей ее судьбы на Малом совете.

«Вот они, дети будущего, в котором ей уже не руководить», — промелькнуло в мыслях Моргуновой.

— Андрейка?

— Да, тётя Клава.

— А где наши учёные? Почему ты не с ними?

— Они отпустили меня погулять, — беззаботно ответил мальчик и улыбнулся. — Красивый у вас город. Столько всего интересного. Прогуляемся вместе? Покажи мне округу.

— Конечно, прогуляемся. Пойдём, — Клавдия попыталась моментально взять себя в руки, но голос подрагивал.

«Отпустили погулять» означало, что как минимум весь штат научного корпуса из двадцати человек не нашёл дел, которые бы могли занять парня. И это было весьма странно, так как единственной их задачей, порученной ещё Карловым, было изучение возможностей паранорма. На мгновение даже пожалела, что не одела алый костюм, а ограничилась чёрным. Но тут же отогнала от себя эту мысль, как трусливую. Вся Палатенная Сотня была одета в костюмы высшей степени защиты. И где они теперь?

— Где батя? — спросил в свою очередь кудрявый малец.

Он был приятным на вид мальчиком. Улыбчивым. Словно его не коснулись ужасы на поверхности. И Моргунова помимо симпатии даже ощутила нечто, вроде материнского инстинкта. Значит, что-то внутри нее ещё не отмерло из добрых ощущений и чувств. Возможно, благодаря Седых. Старый все-таки любил её эти годы. Делился крохами тепла. Даже в те моменты, когда все происходящее шептало одно и то же: «пусти себе пулю в лоб».

— Батя? — переспросила Клавдия, припоминая по докладу, что так парень называл в последнее время Зиновия. Хотя тот был ненамного старше мальца. — А-а, ну так с волками сошелся в рукопашную, отдыхает.

— Волки его покусали? — переспросил малец.

— Немного, — призналась Морг. — Правда, один выжил. Хочешь посмотреть на волка?

— Ага, — глаза пацаненка загорелись любопытными огоньками. — А он злой?

— На поверхности сейчас всё злое.

— И люди?

— Люди в первую очередь. Но мы сделаем их немного добрее.

— Ага. И волков, — задорно добавил пацаненок. — Когда всех накормим, все станут добрыми. Не бывает злых людей с полными животами.

— Хорошо бы, если так, — невольно улыбнулась Клавдия.

Очень хотелось найти ответ, как затереть в сознании картинки с окровавленными телами и крики о помощи и…пощаде.

— И обогреем, — важно добавил мальчик, но посмотрел на тетю Клаву так, как будто на миг увидел эти ужасы перед глазами пожилой женщины.

Моргунова вдруг ощутила, как по коже прошлись мурашки. Странное ощущение. Странный мальчик. Её словно просвечивали рентгеном.

Вдвоём спустились с крыши, миновали здание мэрии, прошли площадь и пришли к восстановительному центру. Клавдия вдруг поняла, что никто из встречающихся по пути культистов словно вообще не обращал внимания на Андрейку. Отводили встречные люди взгляд и от нее. Вдвоем прошли, словно сквозь сотни людей, но не зацепили внимания ни одного из них.

— Андрей… они же нас видят?

— Конечно, видят, — удивился глупому вопросу мальчик. — Просто заняты все. Не замечают. Некогда им. Как всем взрослым. Зяки тоже ничего не видели в схроне. Мимо проходили.

— Зяки?

— Да, белые — зяки, чёрные — бяки. Ходили вокруг меня, но не видели ни те, ни другие. Занятые, — повторил паренёк, когда вошли в здание и степенно отмеряли шаги вдоль ожившего приемного отделения Медицинского центра.

Клавдия невольно передернула плечами, представляя, как маленький мальчик долгое время жил среди мутантов или чего там они из себя представляют? В генеральском схроне. Один. В полной или частичной тьме. Перед глазами встала картина, как малец порой замирал, разглядывая вмороженные в лёд тела близких людей в холодильных комнатах. Донесения от Варяга по походу от Евгении были обстоятельными, полными безжалостных подробностей. Детали, что раньше сносили бы психику предыдущему поколению, молодежь перерабатывала на раз-два, мечтая сделать добрыми даже волков. Возможно, понятие добра и зла для них ещё не было размыто?

— А «титанов» ты как прозвал?

— Никак. От них голова болит, — признался мальчик. — Злые они.

— А зяки и бяки не злые? — полюбопытствовала Клавдия.

— Они не злые и не добрые. У них выбора нет.

— Инструменты, выходит. А у титанов выбор есть?

— Теперь есть. Они больше не подчиняются Хозяйке.

«Сборщики с ИИ, обладающие собственной силой волей и псионическими способностями. Над чем ещё экспериментировала Богиня?», — подумала Морг, но вслух больше ничего не сказала. О деле надо думать. О настоящем. А что на поверхности, то больше не её забота.

Незадолго до конца света наука дошла до технологии целостной разморозки, которая позволяла размораживать живые ткани без фатального повреждения мембран клеток в большинстве внутренних органов за исключением мозга, который так и не научились размораживать без последствий. Но мозги подземникам сейчас и не требовались. И без того вотчина Ольхи кипела работой: на первом этаже патологоанатомы опустошали холодильники, буквально разбирая присланные тела на куски. Хирургические установки трудились без отдыха. Союз людей и робо-хирургов был поставлен на поток роди общего будущего.

Холодильники подземного мира отличались функцией мгновенной заморозки. Жизнеспособные органы можно было извлечь из тела даже несколько месяцев спустя после фактической смерти физического носителя, если тело сразу было заморожено. Трансплантология в Москва-Сити стояла на высоте. В любой момент можно было использовать части тел при условии их надлежащего хранения в морозильных камерах.

Клавдия знала, что процесс частичной реанимации мёртвых тел из крио-заморозки стоял особняком в подземном городе, потому что Сотня не жалела ресурсов для развития этой технологии. Ярослав Яров и его приближенные рассчитывали жить вечно, даже не подозревая что символ их власти уже тикает бомбой в их головах.

В любом случае, технология работа. Наноботы на молекулярном уровне боролись с кристаллической структурой льда замерзших органов, не позволяя разморозке рвать структуры мембран клеток. Так и сохранялась целостность органов, которые могли позднее пойти на трансплантацию. Сколько лет не хватило технологии, чтобы успешно воскресать и мозги, Клавдия не знала. Выбилась из графика научных открытий подземного города. Возможно, технологию можно было развить. Но не в ближайшее время. Других дел по горло.

Процесс криоразморозки был сложным. И нанониты лучше справлялись с данной работой, фокусируясь в определенных областях. Они легко реанимировали отдельно сердца, почки, печень, легкие и железы, чем размораживали всего человека. Чем больше их высыпало на указанную область, тем быстрее размораживался орган. И поскольку целостного воскрешения не требовалось, на каждый стол робо-хирургу выделили минимальное количество нано-единиц. Это порядком сокращало общее время работы.

Клавдия посмотрела на тела и вдруг поняла, что ничуть не сожалеет, что в морге не лежит ни одного человека из Палатенной Сотни. Мозг упорно отказывался размораживаться без дефектов, как самый сложный орган человеческого тела. И погрузить в полный анабиоз кого-то без возможности восстановления было все равно, что отправить на тот свет. А рисковать они и не собирались. Ни один из них.

«Все эти властные ублюдки носа своего на поверхность ни разу не высунули, куда уж им экспериментировать».

«Морг» улыбнулась. Надеяться на то, что человек прошлого пригодится кому-то в будущем, было так же наивно, как на дружбу с волками. Разве что для опытов. Чем бы Ольха не тешилась, лишь бы не бросала работу. Пусть развивает интереса. Всю эту молодую поросль генетически запрограммировали обучаться в процессе. Главное, подпалить запал. Процесс они сами унифицируют, ускорят и модернизируют. Все шестеро как лентяи, которые пойдут в цели лишь самым быстрым путем, автоматически отметая все остальные, как не рациональные.

«Лишь бы людьми быть в процессе не перестали», — додумала Моргунова и осмотрелась. Остатки распотрошенных тел складировали в черные мешки. Их должны были захоронить на поверхности в числе прочих тел, что уже не были первой свежести.

Клавдия вдохнула полной грудью, пытаясь ощутить запах смерти. Тщетно. Ни разложения, ни гари. Крематорий больше не включали. Дым и смог постепенно вытягивала вентиляция города, стационарные кондиционеры. Избыточный углекислый газ направили в гидропонику на радость растениям. Фотосинтез без участия людей в здании служил временной, но довольно эффективной мерой переработки воздуха. В ответ трудолюбивые растения делали все, чтобы воздух насыщался кислородом без помощи с поверхности.

Они так и гуляли вдвоем. Мальчик в молчаливом восхищении. И пожилая женщина в раздумьях, которую состарили по большей части совсем не годы, но пережитое на поверхности. На втором этаже медицинского помещения Андрейка безошибочно прошел до комнаты, где лежал после операции бледный Зиновий. На половину щеки у пострадавшего красовалась алая полоса. Со временем она должна была исчезнуть, не оставляя и шрама. На ноге полоса была заметно длиннее, но должна была так же рассосаться.

Шрамы останутся только в голове.

Воздействие «Летаргического сна» давно закончилось, но Ольха колдовала над новыми руками Зиновий Железнорукого. Для этого она накачала боевого друга снотворным под завязку, чтобы не нашел причин покидать отделение восстановительной хирургии в ближайшие сутки. Новые руки учитывали все недоработки восхождения по канату, и сейчас лысый хирург продумывала, как увеличить силу и цепкость имплантатов, чтобы волки разбегались от одного их вида без всяких алых саламандр.

Тимофей колдовал рядом с загруженными в компьютеры симуляциями, работая как над материаловедением, так и над тегами для наноботов. Судя по картинам на мониторах и проекторах, он пытался на молекулярном уровне изжить если не сам возможный вирус в теле носителя, то хотя бы минимизировать воздействие на печень безрукого пациента. Через сыворотку, которую Ольха выводила прямо из волчьей крови, за неимением других образцов.

Едва Клавдия попыталась вмешаться в процесс, как Андрейка посмотрел на нее пристально и сказал:

— Батя спит, устал, — он коснулся щеки Зёмы. Тот улыбнулся во сне. — Видит хорошие сны. Там тётя Лена… Пойдём к волку, тетя Клава?

Морг переглянулась с Ольхой. Племянница так и не сказала и слова. Смолчал и программист, погруженный в дела поважнее, чем диалоги с посетителями. Симуляции суперкомпьютеров растянули спираль ДНК Зиновия по всей длине, и поисковые системы пытались найти источник возможной проблемы, в том числе в малых непарных нитях.

— Идём, — ответила Клавдия, заставив себя не вмешиваться.

Если оба за несколько дней освоили основы генной инженерии и углубляли свои познания в биологии, химии и математическом анализе, им точно не стоило мешать.

С трудом отвернувшись от племянницы, она повела парнишку дальше уже сама. По щеке лишь потекла одинокая слеза. К счастью из того глаза, который находился подальше от Андрейки. Незачем ему к ней в душу лезть, теребить прошлое. Хоть воображаемый ментальный зонтик ставь. Да разве поможет? Этот малец из новой, совершенно неведомой ей поросли. Из существ, что будут управлять тобой, как кукловод куклой, а ты и не заметишь, когда это началось. Если захотят, конечно.

Украдкой поглядывая на мальчика, Моргунова могла лишь предполагать, как телепат влияет на мозги других людей. Делает ли он это осознанно или нет, должна была ответить научная группа, которая сейчас располагалась этажом выше.

Это в том случае, если мальчик вообще позволил собрать научному корпусу о себе хоть какие-то данные. В отличие от Елены Смирновой, что подавила свои способности милостью Седых, этот паренек был полной загадкой в своих возможностях. Только от фактов никуда не деться — он выжил в бункере, полном чудовищ. И сколько это длилось, не мог бы сказать никто.

Рядом с помещением, где лежал Зиновий, располагалась комната, где в потолок смотрел Дементий. Туда Андрейка и направился. Этот пациент не был связан по рукам и ногам. Не было в его крови и успокоительных. Но в комнате в то же время не было ни одного лишнего предмета, а дверь была заперта снаружи. Растерянный парень лежал на матрасе, обмотанный в простыню и просто пытался понять, что произошло. Взгляд его застыл перед собой.

Куда делась часть «воспоминаний», не стыкующихся с привычной картиной мира? Демон не понимал. И не мог ответить, что произошло. Он порой не мог вспомнить даже чьи лица стоят перед ним наяву. Отнять у человека половину жизни, пусть и иллюзорную, означало лишить его части личности.

Клавдия вздохнула, разглядывая бедолагу. Похоже, Ольха вливала в его жизненные пустоты новую личность, каждый час выдавая новую информацию для размышления. Это походило на новое воспитание личности. Плохая попытка склеить разбитое прошлое, слюнявя каждый кусочек за неимением суперклея.

Загадки мозга так же не поддались медицине прошлого, как и его разморозка.

Принять новую жизнь или нет, решить теперь Дементий мог лишь сам. Но все, что могло помочь ему лишить себя жизни, предусмотрительно убрали. Чтобы не проверял реальность на прочность. Слабые люди без памяти. Те, кто не помнит ради чего живут, за жизнь не цепляются.

Таким разобранным и половинчатым Дементий и посмотрел на Андрейку в стекло на массивной двери. Только мальчик не отвел взгляда. Улыбнулся и помахал старому другу.

— Всё будет хорошо.

— Он тебя не слышит. Комната звуконепроницаема.

— Он и так знает. Ему просто нужно время.

— Время — самый важный лекарь, — согласилась Моргунова, вдруг ощутив, как побежали мурашки по коже.

Словно присутствовала при передаче энергий или мыслей через пространство, которые не могла ни понять, ни объяснить.

Зато Клавдия понимала, что Ольха, избавив пациента от яда, просто выделила ему время, чтобы разобраться с собственными мыслями.

Порой лучше всяких лекарств — одиночество.

— Дяде плохо. Он потерян, — обронил Андрейка. — Он опустошен. Но не пуст. Его на самом донышке.

— Опустошён?

— Внутри, — Андрейка снова помахал Дементию ладошкой.

Демон лишь со второй попытки выдавил улыбку, вяло махнул в ответ.

— Он поправится. Он склеится, — пообещал Андрейка.

— Да… Не будем тревожить покоя Демона, — всё же сказала Клавдия мальчику.

— Ага, — быстро согласился вихрастый парнишка. — Я потом с ним поиграю. Идём дальше.

Клавдия с мальчиком прошли мимо следующей комнаты, где храпел по-богатырски разнорабочий Иван Столбов. Радиологи, закончив с его лечением, перевели его в обычную палату. Подстегнутая иммунная система быстро справилась с раком без химиотерапии. Все, что делал в последние сутки пациент, это отсыпался и поедал по три порции еды за раз. Слабость и сонливость отлично сочетались со зверским аппетитом.

Клавдия и малец вернулись в хирургическую комнату к Ольхе.

Сама хирург, отстегнув от костюма массивные алые перчатки, возилась с панелью управления. Руки хирурга-робота летали над бритой гортанью волка с бешенной скоростью, скрепляя связки восстановительным лазером. Волк поделился достаточным количеством крови и протянул ровно столько, чтобы у лысого хирурга, наконец, появилось время, чтобы заняться и его лечением.

Высунутый раздутый язык волка медленно, но верно уменьшался в размерах, пока совсем не исчез в пасти. Сама пасть закрылась, а вместо горлового хрипа и сипа волк теперь лишь поскуливал.

Затем волк интенсивно задышал носом. Только глаза тревожно подергивались. Как и мышцы шеи на закрепленной к столу голове. Он хотел убежать, но крепления не позволяли сделать ни одного лишнего движения.

Вновь увидав гостей и осуждающие глаза Поверенной, полные вопросов, Ольха с ходу сказала:

— Я бы не стала его восстанавливать. Но первые образцы крови выглядят интересно. Тесты говорят, что хищники адаптировались к радиации в числе первых. Причем мутация проявилась не столько внешне, сколько внутренне. Понадобилось несколько поколений, очевидно, чтобы процесс закрепился. Но теперь я четко отмечаю, что у этого образца… — Ольха окинула быстрым взглядом волка. — … на пределе своих возможностей работает щитовидная железа и лимфоузлы. А выделительная система научилась попросту сбрасывать лишнюю радиацию как воду мочевой пузырь. Что просто поражает. Животный мир истощился, озлобился, но стал жёстче и более адаптированным. Исчезали многие виды. Но те, что остались, уже не вымрут в этих условиях. Если мы не устроим охоту. А против этой охоты я встану в первом ряду.

— Почему? — для порядка спросила тётка, хотя догадывалась об ответе заранее.

Семена воспитания, посеянные ей в приёмной девочке, давали всходы. Целеустремленная, целенаправленная, Ольха всегда шла до конца, как ракета с самонаведением. Ей просто нужно было видеть Цель. Но как только она ставила метку, с неё уже не сбивалась.

— Потому что нам нужны эти звери. Разве это не чудо, что звери дожили до своей первой весны, копая снег? Они добывали пропитание вопреки! — сказала Ольха.

— Растения тоже перезимовали под снежной шубой, — напомнила Клавдия. — Насекомые и пресмыкающиеся пробуждаются после длительного анабиоза. — И если ботаник в соседней палате не растерял своих знаний, то его бы отправить в лес на тщательную проверку.

Ольха хмыкнула и сказала:

— Радиация оседала частицами на снегу годами, но под ним земля оставалась по большей части не тронутой. Снег послужил защитой, укрывая эко-фауну. А знаешь, что это значит сейчас?

— Что теперь эта защита тает и радиационный фон повышается, — продолжила тётка. — Всё, что не умерло долгой зимой, подвержено риску не пережить свою первую весну.

Ольха кивнула:

— Да и с чистой водой на поверхности сейчас будет туго. Нам нужно бурить артезианские скважины. Реки, озера, колодцы с большей долей вероятности несколько месяцев будут мёртвыми. Как бы оставшаяся рыба не передохла. Пока ледоход не пройдет, мы не можем рыбачить или охотиться. Первая весна для жизни на поверхности сейчас представляет не меньшую опасность, чем долгая многолетняя Зима.

— И всё это ты поняла по волку? — удивилась тетка.

Ольха погладила притихшего вожака по загривку.

— Что я, хиромант какой? Это мои наблюдения последнего месяца. Но волчара помог мне подтвердить многие выводы. Нет у него никакого бешенства. И у Зёмы не будет. Напротив, наш адмирал получит усиленный иммунитет. Может лизать экран ИМИИ спокойно. Надеюсь, когда-нибудь я отважусь пересадить человеку волчью щитовидную железу. Чтобы как Ленка смог бороться с повышенным радиационным фоном. Таким людям жизнь на поверхности в любых областях будет нипочём.

— Ты хочешь создать искусственных паранормов?

— Нет. Нам это не по силу. Если этот процесс и кто-то контролировать, то лишь Хозяйка. Мы можем только улучшить основные характеристики. Если не сойдёт с ума от обилия новых открытий. — Ольха повернулась к Андрейке. — Так, а кто это у нас шлем управления одевать не хочет и усыпил двадцать дядек на верхнем этаже?

Андрейка насупился, но широкая улыбка Ольхи заставила улыбнуться и его. Парень подошёл и обнял тётю Олю и обронил важно и с достоинством:

— Они просто устали работать всю ночь. Надо же делать перерывы. Всем надо отдыхать. А мне спать не хочется. Вокруг столько всего интересного. Вот и гуляю.

Ольха поймала взгляд Клавдии, стараясь передать одними глазами то, что новой Поверенной надо было знать и так.

«С такими детьми нужен особый подход».

Новая Поверенная кивнула, не зная, что ещё сказать. Впервые она не могла подобрать слов для той, кого считала своей родственной душой.

«Чужие дети слишком быстро растут… а своей полностью так и не стала».