Гость из будущего. Том 3

Глава 9

Ранним утром во вторник 4-го августа ни один из жильцов нашей дачи так и не появился к завтраку в «Доме творчества Союза театральных деятелей». Вместо этого я и дядя Йося Шурухт сходили в столовую, где на все талоны набрали отварных сосисок, бутербродов с настоящим сливочным маслом и в одну большую кастрюлю сложили сразу несколько порций горячей овсяной каши, а саму утреннюю трапезу перенесли уже на веранду дачи хирурга Углова.

— Внимание, товарищи дачники! — крикнул дядя Йося, войдя в общую гостиную комнату. — Кто сейчас не встанет и не выйдет к завтраку, тот будет завтракать в обед! Совсем обнаглели, — проворчал он мне. — А что будет завтра?

— Если этой ночью снова прогуляем до утра, то завтра завтракать будем в ужин, — буркнул я, размазывая твёрдый кирпичик сливочного масла по куску белого хлеба.

— Ты мне, Феллини, лучше вот что скажи, — прошептал дядя Йося, — что это такое ты вчера там, на берегу, выкинул? И пожалуйста, не компостируй мне мозги, дескать, это была очередная шутка юмора. Актёрский этюд «Феллини — труп». Ноннка твоя перепугалась. Меня чуть инфаркт не шарахнул. Полминуты тебя не могли в чувство привести. И то, что ты потом вскочил, и как ни в чём не бывало хохотал, шутил и плясал — это тебя нисколечко не оправдывает. Не верю.

— И что ты хочешь услышать? — усмехнулся я, а сам подумал, что иногда вымысел выглядит в сто раз правдивей, чем самая настоящая правда и оглашать её не имеет смысла. — Допустим, я не пошутил. Тогда возникает версия, что мне в лимонад нечто нехорошее подмешали. А, между прочим, лимонадик-то наливал именно ты.

— Лично я ничего не смешивал и не подмешивал, — обиделся мой очень дальний родственник. — Лимонад разливал отдельно, вино отдельно. И потом, около столика крутилось человек десять не меньше.

— Знаю, — кивнул я, — поэтому предлагаю придерживаться того, что мой внезапный обморок был всего-навсего шуткой.

— О, сосисочки! — радостно выкрикнул Сава Крамаров, первым из всех дачников появившись на веранде.

— Руки мыл? — прошипел я.

— А я, может быть, их во сне ещё не успел испачкать, — завозмущался он.

— Чтоб через минут блестели как мои глаза! — я хлопнул кулаком по столу, потому что меня царящая на даче безалаберность и полное отсутствие дисциплины стали немного подбешивать.

Крамаров недовольно крякнул, но спорить со мной, с режиссёром, поостерёгся. Поэтому, тяжело вздохнув, направился к летнему рукомойнику. И тут же следом на веранду вошёл с улыбкой до ушей Андрей Миронов.

— Сосиски, замечательно! — хохотнул он, хлопнув в ладоши.

— Руки мыл? — прорычал я.

— Имею я право хотя бы на даче, поесть грязными руками? — вспылил Миронов.

— Качать права, Андрей Алексеевич, будешь дома перед родителями! — я со всей силы шарахнул кулаком по столешнице и, вскочив из-за стола, прошёл к гостиной и выкрикнул так, чтоб слышали все. — Развели демократию! Гуляем до пяти ночи, спим до одиннадцати утра! Никто уже третий день не работает! — и тут навстречу вышли Нонна и сёстры Вертинские. — Рук мыли, милые барышни?

— Вымыли! — разом соврали они и преспокойно уселись за стол завтракать, из-за чего Андрей Миронов недовольно попыхтел, но всё же, как и Крамаров, направился к летнему уличному рукомойнику.

— Что за крик, а драки нет? — поинтересовался Олег Видов.

— Потому что это крик вопиющего в пустыне! — эмоционально произнёс я. — Спать надо ложиться не позже трёх, вставать в девять, делать зарядку, мыть руки и лицо, и тогда бутерброд запросто полезет в рот! Где Высоцкий⁈ Кто видел Высоцкого⁈ У меня сегодня концерт в Сестрорецке под угрозой срыва!

Но тут на веранду с улицы поднялся, Сава Крамаров и прошептал мне на ухо:

— Пришёл под утро. Рубашка в клочья, под глазом бланш, фингал по нашему. И я ничего не говорил.

— Ладно, хоть живой, — я отчаянно махнул рукой и широким шагом поспешил в крохотную комнату, находящуюся на мансарде, где были временно размещены Крамаров и Высоцкий.

Хлипкую фанерную дверь я отварил без стука и мгновенно убедился, что рубашка будущего кумира миллионов более никуда не годиться. Это спустя годы Владимир Семёнович станет одеваться по последнему слову европейской моды, чему во многом поспособствует Марина Влади. Но сейчас внешний облик Высоцкого не выдерживал никакой критики. На ногах сандалии на голую ногу, коленки у штанов вытянуты, майки и рубашки из набора «отдай врагу».

— Владимир Семёнович, как это понимать? — спросил я спокойным голосом, так как пока поднимался в мансарду, успел успокоить нервы.

— А пусть не лезут, — бросил, лежащий на кровати и развёрнутый ко мне спиной Высоцкий. — Мы с Васей никого не трогали. Они сами прицепились.

— Я надеюсь, Василий Шукшин и концертный костюм у нас не пострадали? — спросил я, рассматривая клочки, оставшиеся от клетчатой грошовой рубахи, и уже прикидывая, что из своего гардероба подарить будущему первому моднику столицы.

— За концертный костюм можно не беспокоиться, так как концертного костюма мы пока не имеем, — Высоцкий наконец-то развернулся ко мне и показал здоровенную блямбу под левым глазом. — Да и Василий Макарович тоже не лыком шит. Дерётся хорошо, бегает ещё лучше.

— Ты знаешь, а это идея, — захихикал я. — Мы тебя перед концентром намажем сажей, под которой не видно синяка. Наденем набедренную повязку из мочалки и повесим на шею бусы из белых фарфоровых электрических изоляторов.

— Это ещё зачем?

— Представим тебя публике, как дикаря-людоеда из Папуа-Новой Гвинеи, который вплавь сбежал от австралийских империалистов в Советский союз, — я взял гитару Высоцкого, зажал пальцами один единственный аккорд, который знал на русской семиструнной гитаре и зарычал:

Но почему аборигены съели Кука?

За что — неясно, молчит наука.

— Что молчишь, абориген? Как идея? — теперь уже немного зло прошипел я, вернув гитару на место.

— Злой ты человек — Феллини, — хитро улыбнулся будущий кумир миллионов. — У меня голова болит. На душе кошки скребут, а ты предлагаешь, скакать на сцене в неглиже? И что это за песня про Кука?

— Это не песня, это суровая правда жизни: хотели кока, а съели Кука, — тяжело вздохнул я. — Я, Владимир Семёнович, не злой, я — справедливый. Чтоб через два часа был в полной боевой готовности. У нас репетиция на заднем дворе. Придётся тебя поскоблить, помыть и переодеть во что-то более приемлемое. Кстати, бери пример с Савы Крамарова. Вот он на одежде не экономит.

— Зато он на алкоголе экономит, — буркнул мне в спину Высоцкий. — И ничего кроме лимонада, минералки и сока не пьёт.

«А ведь и правда, — подумал я, спускаясь из мансарды на веранду, — этой ночью не я один пил лимонад. А плохо стало только мне. Эх, кому рассказать, куда улетело моё сознание, и что я пережил, когда грохнулся в обморок, мало того, что не поверять, так ещё и в „дурку“ сдадут».

Спустя два часа на заднем дворе дачи хирурга Углова, когда до обеда оставалось минут сорок или пятьдесят, чтобы посмотреть нашу репетицию собралось более десятка человек. Специально для Савы Крамарова я оживил в памяти замечательный юмористический монолог «Дармоеды», который когда-то в будущем должен был написать Лион Измайлов, а исполнить Геннадий Хазанов. Но волей судьбы этот монолог сейчас слушали все обитатели дачи и примкнувшие к ним гости: Василий Шукшин и Белла Ахмадулина, наша соседка Наталья Фатеева, а ещё случайно забредшая на чай актриса Валентина Титова. Крамаров читал этот текст бесподобно:

— Предлагаю всех дармоедов бросить на борьбу с империализмом. А что? — выпучил глаза Сава. — Для начала собираем человек двести, обучаем их английскому языку. И весь этот боевой отряд ползучих гадов забрасываем, не скажу куда! Чтобы там раньше времени не узнали…

— Я не могу, не могу, — тихо сотрясался от смеха Андрей Миронов. — Гениально.

— Поразил, Феллини, молодец, — жал мне руку дядя Йося, который уже вплотную занимался планированием нашего выезда в город Петрозаводск. — Хотя чему я, старик, удивляюсь.

— Там они быстро акклиматизируются, быстро с кем надо покорешаться, они это умеют, — продолжал чтение монолога Савка, под хохот гостей. — И быстро внедряться во все отрасли капиталистического народного хозяйства. И вот в один прекрасный день их миллионер, тьфу, заходит в магазин с целью приодеться! Ха-ха-ха. Я не могу! А там уже наш человек надевает на него костюмчик, сделанный нашим же человеком, но уже в их швейной промышленности. Миллионер глядит на себя в зеркало. Ха-ха-ха! И теряет дар английской речи. На нем пиджачок асфальтового цвета со стоячим воротничком до макушки, галстук «мечта комбайнёра» и брюки из сэкономленных пиломатериалов. Ха-ха!

На этих словах легли все, кто зашёл на чай. А автор многих юмористических рассказов Василий Шукшин, который заявился в чёрных солнцезащитных очках, досмеялся до икоты.

— Молодец, товарищ Крамаров! Хвалю! — рявкнул я и вскочил с маленькой табуретки. — Амба! Амба — это по нашему значит хватит.

— Какая амба? — завозмущался Савелий. — У меня ещё больше половины текста!

— Вторую половину расскажешь в Сестрорецке, — прорычал я. — Следующим номером нашей программы монолог Хлопуши их поэмы Сергея Есенина «Пугачёв». И этот номер впервые на арене исполняет товарищ Владимир Высоцкий. Прошу любить и не корить! — захлопал я в ладоши.

— Давай, Семёныч! — заголосил Шукшин.

— Всем известно, что Хлопуша — это бывший разбойник, которого подослали к Пугачёву, что бы он взорвал порох и заклепал пушки, — произнёс Высоцкий, выйдя на середину поляны.

Кстати, выглядел сейчас Владимир Семёнович не многим лучше, чем бывший разбойник. Штаны с дырками, рубаха кое-как заштопана усилиями Нонны, под глазом сине-красный синяк.

— Давай, дорогой товарищ Высоцкий, без исторической справки, — проворчал я, так как время уже поджимало. — Слушаем.

— Кхе, — крикнул будущий кумир миллионов и начал читать:

Сумасшедшая, бешеная кровавая муть,

Что ты? Смерть? Иль исцеленье калекам?

— Чего⁈ — подскочил я на месте. — Где хрипы⁈ Где напор⁈ Где оголённые человеческие нервы⁈ Сава, Олег возьмите верёвку, — обратился я к Крамарову и Видову. — Встали передо мной, как лист перед травой! Натянули канат! Держим! — я взлохматил себе волосы, разделся по пояс и заорал:

Сумасшедшая, бешеная муть!

Исцеленье, твою так, калекам!

Проведите меня к нему!

Я хочу… — на этих словах я разбежался и, чтобы монолог получился как можно более эффектным, прыгнул на натянутую верёвку грудью.

Однако Савелий и Олег, не ожидая такого фортеля, выпустили концы веревки, и я со всего размаха вылетел на капустные грядки, за что-то запнулся и нырнул головой прямо в землю. Но потом я резко вскочил и докричал:

— Я хочу видеть этого человека!

Гогот на заднем дворе дачи стоял, не прекращаясь, минут пять.

— Кстати, в этой верёвке что-то такое есть, — хохоча, сказал Шукшин. — Конфликт, ха-ха-ха, на лицо!

— Я бы даже сказал на лице, — проворчал я, смахнув с себя грязь. — Вот так и будем в Сестрорецке играть.

Дорога из курортного Комарова в «стольный град» Сестрорецк по примерным прикидкам занимала не больше получаса. Поэтому наша «боевая тройка» от «Дома творчества» выехала на арендованном такси ровно без пятнадцати пять. Ибо сорок пять минут до начала представления я отвёл на осмотр сцены сестрорецкого ДК, на тестирование тамошнего киноаппарата, который должен был ознакомить местных любителей прекрасного с лауреатами кинофестиваля, и на коротенький прогон. А в машине, когда за окнами замелькали сосны и осины, под весёлую болтовню Высоцкого и Крамарова я невольно задремал.

И первое, что мне приснилось — это был туман, который клубился в огромном безразмерном пространстве подсвеченный неизвестным равномерным и тусклым источником света. Кажется, в конце нулевых по повести Стивена Кинга «Туман» будет снят такой фильм «Мгла». И вот сейчас я перенёсся в похожую мглу. Моё подсознание неведомым образом вернуло меня в тот самый момент, когда я потерял сознание на пляже Финского залива. Как утверждала Нонна, я пролежал на песке не больше тридцати секунд. Однако моё пребывание в так называемом астрале растянулось более чем на час.

В клубах серой непроглядной мглы то слева, то справа, то где-то впереди проносились черные беззвучные тени. Неприятный тихий гул, завывающего ветра давил на уши и пугал просто до чёртиков. Именно страх я испытал в самые первые минуты. «Если не сдвинусь с места, то мне конец», — тут же подумалось мне, и я медленно передвинул правую ногу вперёд, затем левую и снова правую. И с каждым новым шагом оцепенение начинало постепенно отступать, а на его место вливалось желание биться за свою жизнь до конца.

— Эээй! — выкрикнул я. — Слышит ли меня кто-нибудь⁈

И вдруг одна из теней, пролетавшая впереди, обратила внимание на мой голос, резко затормозила и поползла мне навстречу. «Да чтоб тебя!» — пронеслось в голове, и я, развернувшись и не разбирая дороги, ринулся в противоположном направлении. А клубящийся туман, словно живое существо вдруг пробудился и стал хлестать меня по щекам и чем-то липким и тягучим связывать руки и ноги. И теперь каждый шаг давался с большим усилием, как будто я прорывался не через скопление мелких частиц воды, а через какой-то висящий в воздухе кисель. Кстати, на чёрную зловещую тень туман никак не реагировал. Она уверенно следовала именно за мной.

И тут перед моим взором выросла стена разрушенного здания. Я четко рассмотрел пустые глазницы больших вытянутых окон с готической стрельчатой аркой и точно такой же пустой проём дверей. «В дверь! Срочно в дверь!» — мысленно заголосил я, и все оставшиеся силы бросил на финальный рывок до этих странных руин. Однако когда до проёма оставалось всего несколько метров, я почувствовал, как меня накрывает нечеловеческая злоба и ярость, исходящая от неведомой тени. «Звездец», — подумал я и резко развернулся, чтобы встретить смерть лицом к лицу. И в эту же секунду моя нога обо что-то запнулась и я, рухнув на землю, больно ударился о раскиданные повсюду каменные осколки кирпичей. Зато чёрный источающий вонь сгусток, просвистев в нескольких сантиметрах над головой, улетел куда-то дальше.

— Долго собрался лежать? — прозвучал чей-то мелодичный женский голос. — Быстрей за стену пока другие не прилетели.

Что, почему, где, кто со мной говорит и прочие сейчас малозначимые вопросы я тут же выкинул из головы и с низкого старта рванул в дверь. И только оказавшись за стеной, ко мне пришло состояние умиротворения и безопасности, а так же интерес к девушке или к женщине, которая со мной говорила. Я окинул взглядом развалины готического собора. Внутри этих величественных полуразрушенных стен туман был менее плотным, поэтому то тут, то там четко проглядывались барельефы с грифонами, которыми когда-то был украшен этот собор.

И наконец, мой взгляд упал на огромный осколок разрушенной колонны в центре зала, где сидела и весело улыбалась необычная девчушка примерно 16-и лет. Одета она была в длинный до середины бедра светло-серый свитер, который фиксировал на талии широкий белый ремень. На ногах незнакомки красовались белые лосины и коротенькие меховые сапожки. Но больше всего меня удивила её бледно-белая кожа на ладненьком кукольном личике, от которого исходило небольшое свечение. Да-да, странная девушка буквально светилась разной интенсивностью, начиная от пяток и заканчивая кончиками длинных светло-русых волос.

— Доброго времени суток, — кивнул я головой и попытался улыбнуться. — Что это за руины неизвестной цивилизации?

— Больше, конечно же, тебя ничего не интересует? — захихикала эта странная пигалица и легко спрыгнула с огромного осколка на плиточный пол полуразрушенного собора. — Если вкратце, то когда-то в этой части астрала был большой и красивый город. Но затем ваше человечество на Земле погрузилось во тьму невежества, и здесь произошли большие перемены. Что-то полностью ушло во мрак, а в этой части астрала образовалась серая зона.

На этих словах незнакомка приблизилась ко мне, и я почувствовал жар, исходящий от её миниатюрной фигурки. И если от сгустка тьмы распространялась злоба и ярость, то от девчушки веяло спокойствием и умиротворением.

— Как говориться: не нашим, и не вашим? — усмехнулся я.

— Точно, — захихикала она и, указав мне на грудь, спросила, — знаешь, что это такое?

Я опустил глаза и чуть не заорал. Так как примерно в районе моего сердца, поверх одежды присосалась маленькая тёмная полупрозрачная медуза.

— Это что за моллюск? — испугано, прошептал я.

— Именно так на тонком плане выглядит приворотное зелье, как присоска на сердечной чакре, — заливаясь тихи смехом, сказала незнакомка и, сорвав эту мелкую бракозябру с моей груди, сжала её в кулачке, после чего на землю потекла тоненькая темная струйка непонятной вонючей жидкости. — Я тебя поздравляю, хи-хи-хи. У тебя была непереносимость к алкоголю, теперь у тебя есть непереносимость и к разным отравляющим веществам. Шевели извилинами, Феллини, кто тебе добавил в лимонад приворотную субстанцию?

— Понятия не имею, — прошипел я. — Ну уж точно этого не делал дядя Йося. Да и Нонне это не нужно. Хотя, ваша женская логика, извини, порой бывает непредсказуема. Кстати, с кем имею честь вести беседу?

— А сам-то как думаешь? — незнакомая девчушка, которая вдруг показалась гораздо старше своего подросткового возраста, отошла на пять метров от меня и вдруг раскрыла за спиной два огромных ослепительно белых крыла.

«Чёрт мне уже в видениях приходил, теперь вот заглянул и ангел, — подумал я. — А ангелочек-то в сотни раз предпочтительней. Помнится, бабушка в детстве любила приговаривать: „Ангел мой, будь со мной. Ты впереди, я за тобой“. Тогда можно не волноваться, что выкарабкаюсь».

И вдруг в окна полуразрушенного собора стали влетать черные сгустки тьмы. А крылатая девушка взмыла вверх и словно из воздуха вытащила ослепительно белую кривую саблю.

— Беги! — рявкнула она и стала стремительно атаковать эти черные дымоподобные образования, которых прилетело не меньше десятка, причём размеры некоторые достигали трёх метров в диаметре.

— Куда! — растерялся я, но быстро догадался, что этот ангелочек имел в виду.

«Не стой на месте, остолоп!» — скомандовал я сам себе, когда в мою голову устремился один из маленьких чёрных сгустков. Я качнул корпусом влево и тут же по-боксёрски ушёл в правую сторону. А сгусток чёрного дыма влетел в барельеф грифона на стене и неожиданно для меня с громким хлопком разлетелся на сотни маленьких искр. К тому моменту крылатая барышня самый большой сгусток успела изрубить в мелкую труху.

Но порадоваться переменчивой удачи я не успел. Потому что в меня уже нёсся ещё один незваный тёмный гость, и угол его атаки был таков, что стенка собора помочь не могла. Из-за чего я припустил к центру древних развалин. Кстати, мои движения больше не сковывал странный туман. Во-первых, его здесь было совсем чуть-чуть, а во-вторых, мне кажется, я немного освоился в этом необычном астральном пространстве.

— Пригнись! — услышал я сверху голос ангелочка и моментально выполнил команду.

Ведь пока я спасался от одной дымоподобной гадости, меня со спины атаковал самый настоящий монстр, состоящий из тьмы, злости и ненависти. Мне пришлось буквально вжаться в пол, чтобы этот трёхметровый сгусток пролетел мимо, обдав меня запахом гнили и плесени. И вдруг ко мне снова вернулось состояние спокойствия и уверенности.

— Вставай, простудишься, — захихикала над головой крылатая девчушка. — Пора уходить.

— А эти где, бракозябры? — спросил я, словно солдат вскочив на ноги.

— Кого порубила, кто сам смотался подобру-поздорову, ха-ха-ха! — залилась смехом моя спасительница, при этом размахивая крыльями и продолжая висеть в воздухе. — Сейчас тебя выведу на светлую сторону и верну обратно в твой земной мир. За мной! — скомандовала она и, не дав мне опомниться, полетела на выход из древних развалин, я же был вынужден бежать следом.

А дальше произошло самое настоящее чудо. Когда мы оказались вне стен собора в густом и липком тумане, то ангелочек, летевший на высоте метра и усиленно работая крыльями, стал разгонять эти необычные плотные клубы, буквально расчищая мне дорогу. К сожалению, как только мы продвигались вперёд, туман за моей спиной снова смыкался.

«Вот уж воистину: ты впереди, я за тобой», — подумалось и мне. И так как бежалось мне теперь легко и хорошо, то я просто не удержался от нескольких вопросов. Ибо, когда ещё удастся поговорить со своим ангелом-хранителем.

— Как тебя зовут⁈ — выкрикнул я.

— Зови Алахита, не ошибёшься! — весело ответила крылатая девчушка.

— И часто ты меня из разных передряг вытаскивала?

— Было дело! — захохотала она. — Кстати, недавно, одна из ваших актрис пошла искать приключения на одно место. Пришлось и самой подключиться и тебя с другом подключить.

— Неужели у Люды Марченко нет своего хранителя? — задумчиво пробурчал я.

Но тут Алахита резко остановилась и, развернувшись ко мне, пальцем, поднесённым к своим губам, дала понять, чтобы я замолчал. Естественно я, встав как вкопанный, моментально весь превратился вслух, но кроме заунывного завывания ветра ничего не расслышал.

— Впереди засада, — прошептала крылатая спасительница. — И это уже не бестолковые комочки тьмы. Рогатые демоны. Не меньше трёх.

Затем Алахита покрутилась в воздухе вокруг своей оси и снова захихикала.

— Бежим к дубу, — буркнула крылатая девушка и полетела куда-то в бок от основной дороги, и мне ничего не оставалось, как устремиться следом. — Здесь раньше было дерево желаний, — сказала она, не поворачивая головы. — Дерево всё ещё стоит, а желания, сам видишь, в этом тумане давно испарились. Зато портал в ваш земной мир остался. Я тебя сейчас в дупло столкну, и ты очнёшься там, где и потерял сознание.

— А что будет с тобой? — пробормотал я, резво работая ногами. — Как ты вернёшься на светлую сторону, если впереди засада?

— Ну, ты и фрукт! — захохотала Алахита. — Чтоб этим демонам меня взять, у них ещё рога не выросли, ха-ха-ха.

И в эту же секунду сквозь клубы плотного тумана проступили контуры исполинского дуба. Я на бегу поднял голову вверх и непроизвольно присвистнул, так как ветви дуба уходили высоко в небо. И окончания древесного исполина нельзя было рассмотреть всё из-за того же тумана. Вдруг Алахита схватила меня за шиворот и легко подняла в воздух.

— Ты спрашивал, где ангел-хранитель этой вашей актрисы? Передай ей, что её ангелок скоро совсем загнётся, если она пить не перестанет. И тогда ей больше никто не поможет. Счастливого пути, Феллини! — крикнула она и разжала руку.

И моё тело, если это конечно было оно, полетело в огромную и чёрную дыру, что зияла на боку исполинского дуба.

— Спасибо, Алахита! — заорал я, почувствовав всем сердцем, что своего ангела-хранителя обязательно нужно помнить и благодарить.

— Какая Алахита, Феллини? — хохотнул хрипловатый голос Владимира Высоцкого, с которым мы всё ещё тряслись в автомобиле. — Кто такая? Почему не знаю?

— Да, Феллини, — крякнул Сава Крамаров, — узнает твоя Ноннка про эту Алахиту, тебе каюк!

— Приснилось, что я — молодой спартанец, который спасается от персидских воинов царя Ксеркса, а ему, то есть мне помогает гречанка Алахита, — соврал я. — Укачало меня, мужики, укачало.

— А мы уже приехали, барин, — сообщил коренастый широкоплечий таксист, остановив своего верного железного коня перед какой-то двухэтажной деревянной доминой. — Вот ваш дворец культуры. Кстати, можно и мне концерт посмотреть?

— Не можно, а нужно, потом будет о чём рассказать потомкам, — пробормотал я и, выйдя из машины буквально оторопел. — Отец мой мужчина, да это какой-то средневековый медовый зал викингов, не иначе. Сдаётся мне, что в Сестрорецк советская власть так и не пришла?

— Памятник архитектуры, построенный без единого гвоздя, ха-ха! — загоготал Сава. — Приехали, называется. Рыбный бартер, ёк-макарёк.

— Это ещё что? — усмехнулся Высоцкий, переодетый в мои джинсы и серый свитер, и поэтому производивший впечатление солидного и дорого актёра. — Я в январе этого года с небольшой бригадой артистов давал концерты по городам и весям Сибири и Алтая: Бийск, Белокуриха, Горно-Алтайск и более мелкие населённые пункты. Так мы и не в таких «музеях» выступали.

— Интересно, и как звали Остапа Бендера, который устроил эти опасные гастроли по Алтаю? — пролепетал я, разглядывая почерневшую от времени деревянную постройку.

— Познакомь, ха-ха! — хохотнул Крамаров, который сейчас выглядел как московский городской стиляга. — А чё, мало ли пригодится? Жизнь она такая: полоса белая, полоса серая, хуже, когда полоса чёрная, беспросветная. Деньги понадобятся, ещё и не туда поедешь.

— Познакомлю, нет проблем, — улыбнулся Высоцкий. — А звали нашего Бендера — Виталий Войтенко, администратор Калмыцкой филармонии. Будете смеяться, но он свою жену Зинаиду представлял как дочь Лидии Руслановой. И имели мы, между прочим, очень большой успех.

— Здравствуйте гости дорогие! — выбежала на крыльцо полненькая и невысокая женщина с приятным круглым лицом. — Выпьете перед концертом чая или что-то поинтереснее?

— Если можно одну чашечку капучино, и два американо, — ответил я, протянув удивлённой женщине, коробку с киноплёнкой. — Передайте коробку киномеханику, и пусть он это включит прямо сейчас, чтобы не было технических накладок потом. За мной, сводные дети Лидии Руслановой. И запомните, халтуры я сегодня не потерплю, — проворчал я и решительно пошагал в древнюю избу читальню.

— Отработаем в лучшем виде, Феллини, комар носа не подточит, ха-ха, — снова захихикал Крамаров.

— Быть или не быть, вот в чём вопрос? — пророкотал за моей спиной Высоцкий.

— Предчувствия нехорошие, вот в чём ответ, — пробурчал я себе под нос.