Гость из будущего. Том 3

Глава 14

После 15-минутного ролика с фрагментами из фильмов Первого всесоюзного кинофестиваля небольшой зал выборгского кинотеатра с одноимённым названием «Выборг» смотрел на нас, своих гостей, с нескрываемым удивлением. Немой вопрос: «кого это к нам привезли?», читался на лицах абсолютно всех местных любителей кино. И это было неудивительно, так как кинокартины с участием Марианны Вертинской, Валентины Титовой и Людмилы Савельевой по разным причинам ещё не вышли в прокат. А режиссёра Владимира Басова, который уже успел снять с десяток полнометражных работ, в лицо знали только знатоки. И для широкой публики Владимир Павлович являлся всего-навсего актёром эпизода из «Я шагаю по Москве». Ещё хуже дело обстояло со мной, режиссёром всего одной короткометражной ленты. И лишь Анастасия Вертинская вызывала восхищение публики, ибо Ассоль из «Алых парусов» и Гуттиэре из «Человека-амфибии» знал в Советском союзе и стар, и млад.

— Давай, молодой, валяй к микрофону, — пихнул меня в бок товарищ Басов, когда мы все вшестером расселись на отдельных стульях, расставленных позади экрана на деревянном помосте сцены.

­– Меня в детстве учили, Владимир Павлович, что старшим надо место уступать, — буркнул я.

— Топай-топай, не в трамвае, — прошипел он и я, тяжело вздохнув и взяв в руки гитару, поплёлся к микрофону.

— Здравствуйте, товарищи, добрый вечер, — сказал я, не зная как правильно назвать жителей Выборга: выборгжане, выборгчане или выборгцы. — Вот сейчас мой коллега по киношному цеху, режиссёр Владимир Басов сказал: «топай, молодой, к микрофону, мы не в трамвае, чтоб старшим место уступать», — ляпнул я, чем вызвал первые улыбки и смех в зале. — И это справедливое замечание. Мы с вами действительно сегодня не в трамвае. Мы с вами на встрече с интересными людьми из мира кино, которых позвольте представить прямо сейчас: начинающая актриса Валентина Титова. Через пару месяцев на экраны выйдет фильм по повести Пушкина «Метель», где Валя сыграла главную роль! — я захлопал в ладоши и зал частично тоже принялся аплодировать.

Далее я представил Марианну Вертинскую, сказав два слова о кинокартине «Мне двадцать лет», которая всё ещё находится в стадии финального монтажа. Потом несколько восторженных эпитетов из моих уст прозвучало о самой масштабной в мире киноэпопеи «Война и мир». И я уверил всех собравшихся, что Людмила Савельева в роли Наташи Ростовой затмит своей игрой английскую актрису бельгийского происхождения Одри Хепбёрн. И чтобы мои уверения стали реальностью, я нагло потребовал шквала оваций, который не заставил себя ждать. Ибо для наших людей победить в заочном споре — это не пустая формальность. Анастасию Вертинскую я представил всего тремя словами: «Несравненная Ассоль и Гуттиэре». И аплодисменты продолжались около двух минут. На закуску я оставил товарища Басова и, перечислив его фильмы, назвал самым плодовитым режиссёром советского союза. В подтверждении чего выдал небольшой стишок, который родился прямо по ходу моего монолога:

— Проще поймать хвост стремительного метеора, чем оторвать от съёмок Басова — режиссёра!

На мой простенький экспромт народ ответил заливистым смехом и громкими аплодисментами. А Владимир Басов глупо улыбался и сидел на стуле с таким лицом, словно проглотил кусок красного перца. «В следующий раз, Владимир Павлович, будешь знать, как допускать меня к микрофону первым», — мстительно подумал я и сделал ещё одно объявление:

— А теперь по заветам всемирно известного комедиографа Чарли Чаплина, который любил повторять, что в кино должно быть больше музыки и меньше слов, песня из короткометражки «Так не бывает»!

И прежде чем ударить по струнам я дважды прокашлялся и, дождавшись от десятка человек, до которых дошла шутка юмора, нескольких громких хохотков, заиграл песню «Как провожают пароходы».

— Давно так не смеялась, — призналась директриса кинотеатра «Выборг», миловидная круглолицая 30-летняя женщина, когда после представления наша творческая бригада была приглашена на традиционное скромное чаепитие.

Кстати, кроме директрисы в закрытом на спецобслуживание кафе присутствовали: киномеханик, две пожилые билетёрши, девушки из бухгалтерии, лучшая подруга самой директрисы и корреспондент из местной газеты «Выборгский коммунист». И все они высказывались в самых восторженных тонах о прошедшем концерте. И вообще довольными остались все, кроме Владимира Басова, который от моего «театра одного актёра» был в крайнем раздражении.

Потому что после первой композиции о пароходах я, почувствовав прилив творческих сил, сначала пожаловался на царящий в киношном хозяйстве бюрократизм и прочитал юмористический монолог про дармоедов. Чем привёл публику в полнейший восторг, доведя отдельных самых смешливых граждан до икоты.

А затем стал приглашать к микрофону наших очаровательных киноактрис для коротких и шуточных интервью, которые заканчивал своими же номерами художественной самодеятельности. И из них зрители увидели: «Гамлета с гитарой», монолог Хлопуши, а так же услышали песни: «Королева красоты», «О чём плачут гитары», «Любовь настала» и «Кони привередливые». А ещё в окружении и при помощи наших неотразимых звёзд кино я исполнил песню «Позови меня с собой», которую зрители встретили шквалом оваций.

Ну и когда до окончания творческой встречи осталось чуть меньше минуты, объявил многоуважаемой публике кинорежиссёра Владимира Басова. И Владимир Павлович, просидев всё это время как бедный родственник, медленно проследовал к микрофону, коротко прокашлялся и, сказав: «спасибо за внимание, очень рад был этой встрече», быстрым шагом покинул зал.

— Да уж, наш Феллини — забавный малый, — проворчал Басов, опрокидывая очередную стопку коньяка.

— Владимир Павлович, ну вы же в курсе, что у нас в кино на обиженных плёнку возят? — усмехнулся я. — В конце концов, вы же сами послали меня к микрофону.

— Это я тебя послал? — рыкнул режиссёр. — Не помню. А если я чего-то не помню, то значит, этого не было. Наливай, — скомандовал он киномеханику, молодому высокому и худощавому парню, и тот быстро наполнил опустевшие рюмки.

«Опять придётся тащить на себе», — с грустью подумал я и, сделав глоток горячего кофе, вдруг поймал пристальные взгляды сестёр Вертинских, Людмилы Савельевой и Валентины Титовой. И эти устремлённые на меня красивые глаза, безусловно, льстили самолюбию, но были совершенно некстати. Всё это я уже проходил и как человек, проживший целую жизнь в будущем, сценическую влюблённость от настоящего большого и светлого чувства разделять умел.

Поэтому чётко осознавал, что в свете сценических софитов и киношных ламп в человека, который изображает романтического героя и сияет как на рекламном плакате, влюбиться проще простого. И отлично знал, что на этом мимолётном увлечении погорело множество молоденьких актёров и актрис. Все эти творческие ребята и девчата, заключая так называемые студенческие браки, потом не понимали, как такое могло произойти, ибо они совершенно разные люди.

«Только этого мне не хватало», — проворчал я про себя, ещё раз пожалев, что не остался на даче работать над сценарием. И тут неловкую паузу прервал вопрос корреспондента газеты «Выборгский коммунист», низенького лысоватого 40-летного мужчины:

— Скажите, а вы правда считаете, что наша «Война и мир» скоро получит американский «Оскар»?

— Обязательно, — кивнул я, — как лучший фильм на иностранном языке за 1968 год. А ещё в следующем 1965 году на Московском международном кинофестивале титаническую работу Сергея Бондарчука высоко оценит жюри и наградит одним из главных призов. Кстати, наша милая Люда Савельева будет удостоена приза зрительских симпатий. А в 1966 её назовут актрисой года.

— Не говори ерунды, Феллини, — зарделась скромница Савельева.

— Не имею такой пагубной привычки, — хмыкнул я.

— Ох уж эта «Война и мир», — закряхтел Басов. — Дали бы мне эти средства и возможности, я бы её давно уже сдал в прокат. И актёров бы зазря не мучал. Вы хоть знаете, что Славка Тихонов чуть руки на себя не наложил? Слыханное ли дело писать по сорок дублей⁈

— Володя-Володя, — приобняла мужа Валя Титова.

— Что Володя? — рассвирепел Владимир Павлович. — Наливай, студент, у меня уже пусто! — гаркнул он на киномеханика, который послушно заполнил режиссёрскую рюмку коньяком.

— Не обращайте внимания, — тут же вмешался я, — это всё слухи и клевета завистников. Официально завялю, что актёр Вячеслав Тихонов жив, здоров, прекрасно себя чувствует и передаёт всем любителям кино горячий и пламенный привет.

Хоят доля истины в словах Басова была. Тихонова так измучила роль Андрея Болконского, что тот реально хотел уйти из кино. Однако друга спас режиссер Станислав Ростоцкий. Он предложил Вячеславу главную роль в картине «Доживем до понедельника», и эта работа помогла обрести веру в свои силы, ещё раз подтвердив истину, что нельзя придаваться унынью.

— Я, конечно, дико извиняюсь, а откуда у вас такие познания о будущем? — недоверчиво захихикал корреспондент, пропустив слова Басова мимо ушей.

— А я как граф Калиостро вечерами всматриваюсь в хрустальный шар, — соврал я, скорчив серьёзное лицо. — Поэтому пишите смело, но без указания конкретики. Пишите, что в узких кругах киношного сообщества многие сходятся на таком-то мнении и так далее.

— Тогда, может быть, ты нам споёшь какую-нибудь песню из будущего? — неожиданно игриво ткнула меня в правый бок Анастасия Вертинская.

— И правда, сыграйте ещё что-нибудь! — хором затараторили девушки из бухгалтерии.

— Вообще-то нам уже пора, а то в Комарово будут волноваться, — проворчал я, ругая себя последними словами за то, что так жестоко подшутил над Басовым, который сейчас стремительно пьянеет, за то, что ляпнул про хрустальный шар и за то, что согласился на эту поездку.

— А если я тебя поцелую? — по актёрски шутливо и наигранно произнесла Марианна Вертинская, которая сидела с левой стороны.

— Спой, светик, не стыдись, — пьяно хохотнул Владимир Басов, припомнив басню «Ворона и лисица».

— Только спокойствие! — крикнул я. — Пою песню из прекрасного далёко и в путь! А вам, Владимир Павлович, уже хватит.

Я кивнул киномеханику, чтобы тот протянул мне гитару, и улыбнулся про себя, потому что нашёл того, кто потащит товарища Басова в автобус. Ибо нечего было спаивать эмоционально неустойчивую творческую единицу.

«Что же мне изобразить-то? — подумал я, проведя по струнам, чтоб проверить настройку. — Если рассуждать логично, то рано или поздно, мне всё равно придётся ещё что-нибудь присвоить. Дядя Йося на двух миньонах не успокоиться. Да и Нонне требуется репертуар на будущее. Она, кстати, уже заявила, что „Иглу“, которую я спёр у „Пикника“, забирает себе. Значит, песня нужна без привязки к мужскому или женскому вокалу, желательно красивая, мелодичная и без политического подтекста. Однако не при перестройке живу. Поэтому извините меня товарищи Александр Зацепин и Леонид Дербенёв. Простите меня, нечаянного гостя из будущего, ведь здесь и сейчас надо как-то устраиваться и обживаться. Ведь есть только миг между прошлым и будущим, именно он называется жизнь».

— Кхе-кхе, — сказал я и заиграл одну из лучших песенных композиций 70-х годов:

Призрачно все в этом мире бушующем.

Есть только миг — за него и держись.

Есть только миг между прошлым и будущим.

Именно он называется жизнь…

— Феллини! — крикнул кто-то мне в ухо и потряс за плечо, а затем голосом Марианны Вертинской заявил, что я срочно должен проснуться.

Я с трудом разлепил тяжёлые веки, помотал головой, пытаясь побыстрее взбодриться, так как в прямом смысле слова сегодня умотался, и увидел большие и взволнованные глаза Марианны. Автобус, который должен был доставить нашу творческую бригаду из Выборга в Комарово, в этот момент почему-то не ехал, а стоял на обочине дороги, где уже сгущались сумерки, и виднелся тёмный и немного пугающий сосновый бор.

— Настя пропала, — с тревогой в голосе прошептала старшая из сестёр Вертинских.

— В смысле? — опешил я. — Исчезла прямо из автобуса? Испарилась как фея в воздухе?

— Да из какого автобуса⁈ — захныкала Люда Савельева. — Мы вышли на «зелёную стоянку» всего на минуту. Вернулись назад, а её всё нет и нет. Мы давай кричать, а она не отзывается!

— Нечего было пить шампанское на посошок, — зло прошипела непробиваемая как «снежная королева» Валентина Титова.

— Сколько прошло времени, как пропала Настя? — буркнул я, встав с заднего диванчика, который имелся в этой модели ЗИЛа-158, и прошёл к водительскому месту.

Кстати, на одном из первых сидений беззаботно похрапывал Владимир Басов. Его худощавое, но тяжёлое тело пришлось нести всё-таки мне, потому что киномеханик к концу чаепития сам требовал посторонней помощи. «Одной головной болью меньше», — подумал я и повторил свой вопрос водителю, 50-летнему кряжистому и седовласому мужику:

— Сколько Настя уже отсутствует?

— Да уж почитай минут десять, а может и поболе, — пожал он плечами.

— Ты почему следом не вышел? — прошипел я.

— А я лицо материально ответственное и покидать автобус не имею права, — отмахнулся водитель и обиженно отвернул от меня свою большую и седую голову.

«Такой куркуль, убивать будут за окном, пальцем не пошевелит», — догадался я и тратить драгоценные секунды на ругань не стал. Вместо этого я в категоричной форме потребовал у него фонарь. Мужичок недовольно покряхтел, но всё же вынул из бардачка замечательную вещицу — электродинамический фонарик-жучок. Достаточно было понажимать рычаг, и это чудо советской техники начинало светить без батарейки, кроны и прочего вида электропитания. Но в этом был и недостаток: сжимать и разжимать рукоятку требовалось постоянно, а ещё он очень громко жужжал.

— За мной, — коротко скомандовал я актрисам, которые мне понадобились, чтобы примерно указать место, где они в последний раз видели Настю и, чтобы хором громкими и звонкими голосами прокричать её имя.

А тем временем в лесу стремительно темнело. Я аккуратно вышагивал впереди, стараясь светить и под ноги и по сторонам, а девчонки: Марианна, Людмила и Валентина, словно хвост гусеницы, держась за руки, шли след в след за моей фигурой. К сожалению, нехорошие мысли тут же полезли в голову. В том, что Анастасия Вертинская, углубившись в лес на десять метров от автобуса, заблудилась, не было ничего не обычного. Ибо городские жители, случайно попав в дикую природу, полностью теряют всякую ориентацию. Мне тут же вспомнился один реальный и поучительный эпизод из жизни, как дачник-пенсионер заблудился в трёх километрах от дачного посёлка, за два дня обессилил и умер от обезвоживания. «Только не это», — понеслось в моей голове.

— Три-четыре, — сказал я актрисам и, остановившись на месте, сам же закричал, — Нааа-стяяяя! А-уууу!

— Нааа-стяяяя! А-ууууу! — выкрикнули мы ещё несколько раз, однако ответом была одна тишина.

— Всё ясно, возвращаемся в автобус, — проворчал я.

— Я не пойду, я останусь здесь! — нервно взвизгнула Марианна. — Настю нужно искать и спасть! Я не двинусь и с места!

— Нас скоро самих нужно будет спасать, — буркнула Валентина Титова.

— Если мы сейчас вернёмся в автобус, то Настя заблудится и умрёт, — зарыдала Люда Савельева, роняя огромные слёзы на землю.

— Никто не умрёт! Истерику прекратить! — рявкнул я. — Слушай мою режиссёрскую команду! Сейчас возвращаемся в автобус! Вы едете в Комарово, где докладываете Фрижете Гургеновне сложившуюся обстановку! Пусть звонит в милицию и вызывает специалиста с собакой. А ещё пускай организует поисковые команды из добровольцев.

— А ты куда? — ещё сильнее зарыдала Савельева.

— Я пока здесь осмотрюсь, места здесь хорошие, грибные, — ответил я, тяжело вздохнув. — Только возьму в автобусе спички, нож, воду и конфеты с пирожками, которые нам подарили в Выборге. Ничего, — улыбнулся я, — здесь заблудится негде, чай не в Сибири и не на полярном Урале. Там посёлок Каменка, — я махнул рукой за спину, — там Владимировка, если Настя пройдёт через лес, то выйдет на железную дорогу. Всё будет хорошо, гляди веселей! — хохотнул я.

А сам, когда повёл девчонок к автобусу, подумал: «Только бы наша „потеряшка“ в болото не сунулась, или ногу впотьмах не сломала, или в яму бы не провалилась. Ну, неужели нельзя было потерпеть полчаса до дома? А Генка Шпаликов — красавчик, выпил, уснул и с него, как с гуся вода. А мне всё это дело теперь разгребать».