Гость из будущего. Том 3

Глава 11

Что могут делать в полночь в лесу актёры: Олег Видов, Лев Прыгунов, Савелий Крамаров, Владимир Высоцкий, Андрей Миронов, а так же режиссёры: Василий Шукшин и Ян Нахамчук, по прозвищу Феллини, если это не съёмки кино и не групповое умопомешательство? И правильный ответ: ничего. Однако, как бы это не выглядело дико, в эту ночь вся названная мной «киношная банда» сидела в кустах недалеко от пляжа города Зеленогорска, при этом сидела тихо и не «чирикала». Потому что в засаде нужно либо молчать в тряпочку, либо голосом изображать кукушку, если был такой уговор между соратниками.

— Наверное, сегодня не придут, — первым не выдержал игру в молчанку Миронов.

— Ты ещё покричи, — прошипел Шукшин. — Придут, никуда не денутся. Я сердцем чую. У меня чуйка.

«Пинкертоны недоделанные», — усмехнулся я про себя и ещё раз поразился тому — как тесен мир. Оказывается те нехорошие люди, которые чуть не надругались над Людой Марченко, которые чуть не задушили Льва Прыгунова, потом чуть-чуть не сломали мне ребро, а на следующий день побили и ограбили Василия Шукшина и Владимира Высоцкого, это были одни и те же люди. Одна и та же компания туристов, что приехала сюда, дабы побухать, побуянить и над кем-нибудь поизмываться. Странно, что они после первого инцидента никуда не перекочевали. Значит совсем безмозглые и отмороженные.

— Тихо там, — буркнул я. — Если через пять минут их здесь не будет, то они либо смылись, либо куражатся в другом месте. Следовательно, пойдём дальше вдоль всего зеленогорского пляжа.

— Странно, что они всегда пьют в одном месте, — пророкотал Высоцкий.

— Как раз логично, — не согласился Прыгунов. — Во-первых, в одиннадцать всё уже закрыто. Во-вторых, если они тут снимают комнату, то стараются перед хозяевами выглядеть прилично и держать фасон.

— Чтобы те милицию не позвали, — поддакнул Видов.

— Сидеть надоело, — заворчал Крамаров. — У нас сейчас на даче танцы. А мы тут за здорово живешь комаров кормим.

— Всё с тобой понятно, Сава, — прошептал Шукшин. — Не терпится с Валькой Титовой покрутить, ха-ха. Только она сегодня с мужем, не всё коту масленица.

— Чья бы корова мычала, — обиделся Савелий. — И потом у нас с Валей товарищеские отношения. Просто сидеть надоело.

— Да тихо, вы, — прошипел я. — Видите, мёртвые с косами стоят и тишина?

Вся компания как по команде, разом вытянув шеи, попыталась рассмотреть берег моря. И я уже хотел было захохотать, как вдруг послышались пьяные голоса. Причём в несколько мужских тембров вплеталось пару женских.

«То, что пьяные — это очень хорошо, — подумал я. — Тем проще пройдёт карательный рейд и последующая экзекуция. Только недооценивать противника и расслабляться никак нельзя. Эти „туристы“ опытные и прожжённые бойцы, а мои солдатики все как на подбор — боксёры-любители». В моих висках тут же застучало, кулаки непроизвольно сжались, и адреналин моментально выбросился в кровь. Тем временем компания «ползучих гадов», которую мы поджидали, стала рассаживаться на большое бревно и разводить костёр. И до нас стали долетать отдельные обрывки разговоров. Женщины возмущались тем, что это не летний домик на берегу моря и что они так не договаривались. А мужики, гогоча, уверяли, что сейчас ещё немного накатят под шашлычок и пойдут в обещанный домик.

— Верёвки с собой? — прошептал я.

— Да, обе, две штуки, — взволнованно ответил Андрей Миронов.

— Почему две, когда их пятеро? — заворчал Василий Шукшин, кивнув головой в сторону компании мерзавцев.

— Сколько нашёл, столько и взял, — обиделся будущий кумир миллионов советских женщин.

— Фотоаппарат к бою готов? — спросил я.

— Готов, только он без плёнки, — усмехнулся Миронов.

— Фотоаппарат-то нам зачем? — хохотнул Крамаров.

— Всё логично, Савка, — прошептал Высоцкий. — Сейчас мы этим гадам надаём шелобанов. Вернём свои деньги. А сфоткаем их так, для понта, чтобы эти мерзотные хари здесь больше не маячили.

— Слушай мою команду, — пробурчал я, начиная разминать кисти рук. — Сейчас выхожу я и иду к морю, шатаясь словно пьяный. Эти черти ко мне цепляются, просят закурить, потом позвонить, потом потребуют денег. И как только я их начину мутузить, выскакиваете из засады. Дальше работаем по обстоятельствам.

— А фотоаппарат? — прошептал Андрей Миронов.

— Фотоаппарат держи при себе, и в драку не лезь, — рыкнул я.

— Что-то я не понял, а зачем они попросят позвонить? — удивился Олег Видов.

— Позвонить? — зло усмехнулся я, уже морально готовый к драке. — Это значит позвонить мелочью, которая случайно завалялась в карманах. Тишина на площадке, камера, мотор, экшен, — сказал я скорее сам себе и одним большим прыжком выскочил из кустов на открытое пространство галечно-песочного пляжа.

Мозг, который перешёл в боевой режим, моментально стал оценивать самые мелкие детали той местности, где предстояло проучить врага. И я мысленно перекрестился, убедившись, что больших валунов поблизости нет. Что касается освещения, то жёлтый серп луны ярким пятном выделялся на фоне бледно-синего неба, и мои глаза, привыкшие к сумраку, различали окружающую обстановку довольно чётко. Дополнительный свет падал и от костра, который успели развести наши недруги. А вот море доселе спокойное вдруг не на шутку разбуянилось, и его метровые волны с громким шумом стали накатывать на берег. Это означало, что крики предстоящей баталии вряд ли будут услышаны. И я, медленно шатаясь, побрёл мимо сидящей на бревне компании к морю.

— Глянь, Сизый, ха-ха, бродягу, б…ть, какого-то сюда занесло! — хохотнул один из наших старых знакомых хулиганов. — Ты кто, чудило⁈

— Мальчики, а я хочу мяса! — пискнула какая-то девица.

— Будет тебе сейчас и мясо, и ещё кое-чё интересное! — загоготал другой мужской голос.

— Эй, я тебе вопрос задал⁈ — крикнул мне в спину тот, у кого сильнее всех чесались кулаки.

А я всё так же приближался к кромке моря, не обращая ни на кого внимания. Мне нужно было, чтобы шайка наших бандюганов растянулась на несколько метров. Так как лупить мерзавцев по одиночке гораздо сподручнее, чем всех разом. Наконец, за моей спиной послышались торопливые шаги.

«Началась движуха», — улыбнулся я и остановился на месте. И как только моего плеча коснулась рука самого нетрепливого злодея, резко развернулся и пробил хлёстко и точно в челюсть. Резкий звук удара кулаком в лицо на общем шуме морских волн прозвучал не столь впечатляюще. Зато гопник очень потешно и эффектно грохнулся на задницу. Поэтому к нему на выручку тут же бросились ещё двое бандюганов, которые всё ещё считали себя весёлыми охотниками, а не затравленной жертвой.

— Ты чё, сука! — рявкнул, сидящий на попе гопник.

— Извини, братан, — пьяно пробормотал я и глупо улыбнулся.

— Да я тебя сейчас! — заревел он, но вставая с песка, мгновенно получил смачный удар ногой в «репу».

«Один готов», — улыбнулся я и резко ушёл с линии атаки второго подбежавшего ко мне драчуна. И тот, размахивая руками, словно мельницами, пронёсся мимо, за что-то запнулся и нырнул головой в набежавшую из Финского залива волну. А вот третий гопник атаковал более профессионально. Он выбросил в меня боксёрскую двоечку, нырнул вниз и провёл, хорошо поставленный, левый хук. Лишь чудом мне удалось уклониться, и его кулак зацепил подбородок только по касательной.

— Ха! — резко крикнул я и неожиданно для гопника пробил правой ногой точно в живот, угодив тому пяткой в солнечное сплетение.

Бандюган в доли секунды сложился пополам и захрипел. А его товарищ, искупавшись в море, всё ещё не понимая, что «дело табак и пора делать ноги», бросился на меня, выставив руки вперёд, чтобы ухватить за рубаху. «Раньше нужно было идти в захват», — зло улыбнулся я и выбросил навстречу красивый уро-маваши-гери, удар левой ногой в область головы. И в это раз моя пятка влетела точно в «бороду». После чего противник, немедленно почувствовав недомогание, упал в «обморок».

— Третий готов, — сказал я вслух, посмотрев, как идут дела на «втором фронте».

А там к тому времени моя киношная банда одного, самого пьяного, уже успела скрутить и связать. Его караулили Андрей Миронов и Сава Крамаров. А вот второго здорового и прыткого «гада» взять моим коллегам никак не удавалось. Более того, когда я подбежал на помощь, Владимир Высоцкий стирал с лица кровь, Олег Видов сидел на одном колене и, держась за бок, хватал ртом воздух. И только Василий Шукшин и Лёва Прыгунов продолжали атаковать здоровяка. Они по очереди выбрасывались на него то справа, то слева, а тот длинными и размашистыми ударами отгонял их обратно на дистанцию.

«А ведь это он чуть Лёвку не задушил», — подумал я и, разбежавшись как перед пробитием штрафного футбольного удара, прыгнул двумя ногами вперёд. И через мгновенье обе мои пятки воткнулись в широкую богатырскую грудь самого крупного гопника. Здоровяк охнул и грохнулся на спину, а я растянулся на песке.

— Лежать, сука! — заорал Шукшин, подбежав с правого бока. — Дёрнешься, запинаем, б…ть, насмерть! Печень и почки отобьём, на х…й!

— Андрюха, давай фотографируй этого козла, — прошипел Прыгунов, пока я с чувством выполненного долга поднимался на ноги.

— Чё вы к нам привязались? — словно загнанный волк осклабился поверженный гопник.

— А ты как хотел, ушлёпок? — прорычал я. — Третий день здесь куражитесь и думаете, всё будет шито-крыто? Сколько верёвочке не виться, а концу быть.

— Ааа, — захихикал здоровяк, — так это ты три дня назад Сизому нос сломал? Здорово ногами машешь, нечего сказать. Без тебя бы эти гаврики не справились, — зло зыркнул он на моих коллег по киношному цеху. — Говорил я, что нужно было ехать на Черное море.

— Индюк тоже много говорил, да в суп взял и угодил, — прорычал Василий Шукшин.

В обратную дорогу к даче хирурга Углова за нами увязались эти две, освобождённые из лап хулиганов дамы. Они в полутьме узнали в Андрее Миронове актёра из кинокомедии «Три плюс два» и, послав компанию гопников куда подальше, поспешили следом. Лично у меня вновь заболел левый бок, и часть дороги вдоль побережья я угрюмо помалкивал. Зато мои коллеги без устали тараторили, рассказывая друг другу, кто кого и куда приложил. Мне этот момент чем-то напомнил детство, когда после разборок с хулиганами из соседнего района громче всех хвастались именно те, кто меньше всего дрался.

— Слушай, Феллини, — заговорил со мной Шукшин, — а ты в курсе, что сегодня ещё раз показали твой фильм? Вы-то до последнего репетировали на даче и на полдник не пошли. А Пырьев, Герасимов и Бондарчук попросили у организаторов устроить ещё один закрытый показ. Удивлён?

В другой ситуации я возможно не только бы удивился, но и устроил бы скандал. Но после поединка с гопниками на душе было такое опустошение, что сейчас мне было безразлично.

— Если честно, то до звезды, — буркнул я.

— А я признаюсь, посмотрел не без интереса, — улыбнулся Василий Макарович. — И теперь понимаю, откуда в детективе такие постановочные боевые сцены. И у меня, кстати, появилась идея снять фильм про вора, который решил поврать со своей воровской жизнью.

— Калина красная, — кивнул я головой.

— Что?

— Я говорю, что фильм надо назвать «Калина красная», — я остановился, посмотрел на морские волны и произнёс, — вижу словно наяву. Начало такое: хор бывших рецидивистов поёт на сцене тюремного клуба песню «Вечерний звон». Затем наш бывший рецидивист выходит на волю и обнимается с берёзками.

— А дальше? — задумчиво пробормотал Шукшин, тоже уставившись на море.

— Далее он приезжает в деревню к женщине, с которой вёл переписку, пока чалился на нарах. И самое главное, — загадочно шепнул я, — нужно снять такую панораму: купол разрушенного храма, ствол берёзы и наш герой обнимет эту берёзоньку и плачет.

— Почему плачет-то? — Василий Макарович почесал затылок.

— Жалеет свои бесцельно прожитые годы, — буркнул я, и вся разношёрстная компания с интересом подошла к нам. — Наш бывший вор рецидивист мог бы стать комбайнёром! Мог бы плавить металл! Рубить уголёк! А не мелочь по карманам тырить.

— Это вы про новую фильму? — заинтересовался Высоцкий.

— Почему сразу мелочь? — обиделся Шукшин.

— Потому что серьёзные люди делают серьёзные дела, которые возможны либо в Москве, либо в Ленинграде, либо в Грузинской эСэСэР, — протараторил я.

— Правильно, грузины — очень богатые люди, — поддержала меня одна из спасённых нами женщин.

— Да причём здесь грузины! — распсиховался Василий Макарович.

— Не причём, — отмахнулся я. — Однако основа сюжета и логика киноповествования основывается на мотивации главных героев и героев второго плана! — выкрикнул я. — Не может вор-рецидивист, увидев берёзки, расплакаться, распустить сопли и поменять свою жизнь!

— О чем они? — пробормотал Миронов.

— Кино новое сочиняют, — улыбнулся Прыгунов.

— Весь вопрос в том, кто в нём будет играть? — хмыкнул Видов.

— Ну, хорошо! — прорычал Шукшин. — И что ты конкретно предлагаешь без соплей⁈

— Предположим так, — прошипел я, уставившись на Финский залив, словно по нему плавают свободные сценарные идеи. — Воровская банда взяла большую заводскую кассу и спасается бегством от сотрудников правоохранительных органов. И главарь банды, понимая, что всем не уйти, решает одного из своих пацанов сдать ментам, того самого нашего невезучего парня. Однако бедолаге удаётся в последний момент ускользнуть от преследователей и запрыгнуть в мимо проходящий товарный состав, который идёт куда-то на Урал. Затем весь больной и раненый главный герой приползает в маленькую деревушку, отстоящую далеко от больших городов, где местные жители его буквально вытаскивают с того света. А потом наш парень, словно родившийся заново человек, осознаёт, что в душе осталось место для чего-то доброго и хорошего, и влюбляется в одну милую селянку.

— Как интересно, — пискнула одна из женщин.

— Очень интересно! — раздражённо буркнул Василий Шукшин.

— И вдруг в один прекрасный день в деревню входят беглые зеки, — продолжил я. — А в деревушке кроме участкового, что проживает в соседнем селе, нет никакой власти. И тогда наш бывший вор-рецидивист поднимается на защиту людей, которые его вылечили и поставили на ноги. Он сам своими силами одного за другим убивает и калечит бандитов, но в финальной схватке с главарём получает смертельное ранение и умирает на руках любимой женщины, как герой. А на финальных титрах тело главного героя хоронит вся деревня под белыми берёзами.

— Хи, хи, хи, — вдруг захныкала одна из женщин. — Жалко вашего парня, — пролепетала она. — А может быть не надо его убивать, пусть живёт счастливо.

— Разберёмся, — прорычал Шукшин. — Ладно, я подумаю. Пошли, а то нас уже заждались.

На следующий день, в среду, во второй половине зарядил унылый моросящий дождь. Многочисленные участники кинофестиваля опять разъехались по разным творческим встречам, поэтому и посёлок, и дача хирурга Углова заметно опустели. Мне удалось выпросить в «Доме творчества» пишущую машинку и, наконец-то уединившись на веранде, приступить к сценарию второй части «Тайн следствия».

Кроме меня в доме остался и Владимир Высоцкий. Его почему-то тоже не приписали ни к одной из десяти творческих бригад. И теперь он бренчал на гитаре, оглашая дом печальными аккордами, и сочинял песню на тему: «Почему аборигены съели Кука?». И если я работал тихо-мирно и никому не мешал, то Владимир Семёнович каждые десять минут спускался из мансарды и повествовал о непростых отношениях между дикими аборигенами и известным мореплавателем специально для меня.

— Послушай, Феллини, новый припев написался, — сказал он, заглянув на веранду.

— Издеваешься? — прорычал я.

— Так в последний раз, — улыбнулся детской наивной улыбкой будущий кумир миллионов и, ударив по струнам семиструнной гитары, запел:

Но почему аборигены съели Кука?

За что — неясно, за что — неясно.

Мне представляется совсем простая штука.

Но про неё петь неловко, а напрасно.

— Как? Ха-ха-ха! — загоготал он.

— Вы-соц-кий! — рявкнул я. — Не издевайся, прошу тебя как интеллигентного человека в последний и крайний раз. Какая тебе штука представляется?

— Ясно какая, — захихикал поэт, — «мужской корень женьшень». А что? У аборигенов так заведено. Если ты съел ноги своего врага, то будешь быстро бегать. Проглотишь мозг, начнёшь соображать, как Эйнштейн.

— И если съешь ты хрен без соли и без лука, то будет сильным твёрдым длинным, как у Кука! — пропел я, раздражённо выкрикнув имя прославленного морехода. — Так⁈ Умоляю, дай поработать!

— Да, работай, кто ж тебе мешает? — пробурчал Высоцкий и, отставив гитару, подошёл к моей пишущей машинке и взглянул на буквы, которые я с большим трудом напечатал одним пальцем. — Не густо, — усмехнулся он, увидев всего три предложения.

«Попишешь тут», — зло подумал я, так как кроме хулиганского музицирования, мысли нет-нет да и возвращались к теме моего отравления. Я даже схему нарисовал: кто, где находился, когда в мой лимонад плеснули приворотного зелья. И около стола находились: сестры Вертинские, Фатеева, Кустинская, Валентина Титова, Люда Марченко и Валя Малявина. Я-то грешным делом сразу подумал на нашу гримёршу Лидию Сергеевну. Однако она сидела около Гены Шпаликова и слушала, как тот поёт. Получалась очень запутанная комбинация. Это только кажется, что тема деревенской магии со своими порчами, сглазами и приворотами — ерундовая. На самом деле в артистической среде, где народ впечатлительный, эмоциональный и суеверный, подобное случается на регулярной основе.

Допустим, смотришь на известного артиста, статного и красивого мужчину, на которого вешаются поклонницы. И вдруг, как по волшебству, рядом с ним оказывается неприметная и порой даже несимпатичная женщина. Однако такое «семейное счастье» бывает горьким и скоротечным, ибо артист начинает пить как не в себя, стремительно теряет здоровье, работу, попадает в разные неприятные передряги и кончает жизнь трагически в течение трёх-пяти лет. Я покосился на Высоцкого и вспомнил, что у него тоже в последние три года жизни появится юная поклонница.

— А здоровскую ты историю вчера Васе Шукшину рассказал, — хохотнул он. — Кстати, он уже и название придумал для фильма — «Один в поле».

— Какой «Один в поле»? — опешил я. — Я вчера просто пошутил.

— Ты пошутил, а он сценарную заявку с самого утра строчит, — пророкотал Владимир Семёнович. — Стрельба, погони, драки, а какие диалоги можно шикарные написать: о жизни, о любви, о перерождении. О том, что у каждого человека всегда есть второй шанс, чтобы свою судьбу переиначить. Эх, я бы сыграл такого отчаянного парня. Надо будет с Васей это дело обмыть и обмозговать, ха-ха.

— Снимайте, что хотите, только дайте человеку поработать, — буркнул я и уставился на начало своего нового сценария.

Как вдруг на крыльцо дачи ворвалась наша администратор Фрижета Гургеновна. Она несколько раз тяжело вздохнула, пытаясь восстановить, сбившееся от бега, дыхание и выпалила:

— Феллини, бросай всё! Там в кинохранилище твой фильм сожгли!