Горькое дыхание джунглей

Глава 22

— Да я бы с радостью, но он заглядывается на чёрные попки.

Пришлось, как всегда, вмешаться, но в этот раз, слава Господу, Дженни успокоилась почти мгновенно и, достав турку, сыпанула туда кофе из баночки, в которой я складировал молотое и, залив водой, поставила на плитку.

— Сделать кофе? — она глянула на меня, и когда я кивнул, девушка, усевшись на пенёк, спросила, — а ты можешь воспроизвести точные слова Чики? Мне кажется, ты что-то неправильно понял.

Это сделать я мог, потому как, не разобрав с первого раза, попросил Чику повторить свои слова, и они крепко впились в голову.

Я на секунду задумался, вспоминая, после чего сказал:

— Текст такой: «Я привела дочерей племени, которых не познал ни один мужчина. Пусть принц Алекс выберет и познает пятерых. Потом отведёт их к камню (неизвестное слово) и там отдаст их гесу, великому воину У-ю. Так сказано устами (неизвестное слово) холмов и пещер». Что-то ещё было, пару неизвестных слов, но в целом смысл такой.

— Гесу, — Дженни нахмурила брови, — и на чём вы остановились?

— Сказал, что хочу поговорить с этим гесом и договорились на завтра. Чика отведёт меня к пещере, и я поболтаю с этим наркоманом.

— А почему ты решил, что он много курит? — Дженни пытливо глянула мне в глаза.

— Абубакар объяснил, что гес, это тот, который курит.

— И как он это объяснил? — поинтересовалась Элен.

Я показал, и Дженни расширив свои хорошенькие глазки, весело рассмеялась.

— И? — я оглянулся, потому как решил, что она смеётся, увидев что-то позади меня.

— Гес — это не тот, который много курит. Это дух. Дух великого воина, — продолжая смеяться, проговорила Дженни.

— В каком смысле дух, — не сразу понял я, — он дохлый, что ли?

Дженни перешла на хохот и, согнувшись, махнула рукой.

— Я не понял, он вполне материальное существо, с которым можно говорить или нет? Или как Чика собирается меня с ним познакомить?

— Это дух давно умершего великого воина, — сквозь смех произнесла Дженни, у неё даже слёзы на глазах выступили, — дух, — и она, скрутив губы трубочкой, выпустила воздух.

Ну вот, а в XXI веке этот жест объясняет совершенно другое.

— И откуда у него шесть жён? И на хрен ему ещё пять? Дженни. Ты нормально можешь рассказать про этого геса?

Дженни помотала головой и, ойкнув, сняла турку с плиты, перелила в чашку Элен и подала мне.

— Я, конечно, не всё знаю, но в каждой пещере при диком племени живёт дух великого воина. С ним может разговаривать только оракул пещеры, холмов, лесов и, может, чего ещё.

Я сделал знак Дженни, остановится, опустил чашку с кофе на землю у ног и, достав блокнот, исправил слово «гес» и добавил новое: «оракул». После чего показал, что она может продолжать.

— В пещеру могут входить только мужчины и говорить с оракулом. То, что говорит оракул, со слов духа великого воина, подлежит немедленному исполнению. Там, в моём времени, — Дженни недоговорила, потому, как Элен после последних слов аж подпрыгнула.

— Нет, ну ты понял Алекс. В её времени! А я, по-твоему, родилась в средневековье?

— Подожди Элен, — прервал я разглагольствования блондинки, — Дженни имела в виду нас всех, пусть говорит.

Элен надула губки, но промолчала.

Дженни только пожала плечами.

— Это просто легенды, но даже в XXI веке не каждого африканца можно уговорить залезть в пещеру.

Я вспомнил, как негры в одной маленькой деревне боялись фотографироваться, и Жоржу так и не удалось их разубедить, что камера ничего плохого им не сделает. Вероятно, такие и в XXII веке будут бояться, даже заглянуть в пещеру. А в XVII?

— И что ещё? — спросил я, пригубив кофе.

— Ещё там, может, находиться помощница оракула, жрица, наверное. Послушницы или рабыни, которые прислуживают оракулу. Да мало ли. Но думаю, насчёт невест ты что-то неправильно понял.

— Сложно не понять, не познал мужчина и пусть познаёт принц Алекс и отведёт их к какому-то камню. Наверное, около пещеры стоит знаменитый валун, о котором все знают, и там передаст гесу этих дамочек. Хотя стойте, — мне в голову пришла вполне реальная мысль, — ну, если это дух, может, оракул решил поджениться таким способом.

Дженни отрицательно покачала головой.

— Объясни.

— Оракул пещеры, — сморщив свой носик, проговорила девушка, — это женщина. Исключительно женщина.

Хотелось сказать по этому поводу, что дамочки тоже бывают разными. К примеру, Жан-Пьер Карин (даже имя, на мой взгляд, неадекватное). Она, насколько помнится, стала первой чернокожей ЛГБТ-женщиной, которая провела пресс-брифинг в Белом доме.

Как-то захотелось узнать, что такое ЛГБТ. Выдала английская википедия: «Под него попадают все те, кто не до конца определился со своей ориентацией, а вернее, не кончил с ней определяться. Здесь очень важно понять главное: эти люди не больные, не тролли и не враги. У них всего лишь имеется врождённая мутация гомосексуальности, которая наблюдается, кстати, и у животных. Притеснять ЛГБТ-людей — всё равно, что ущемлять права инвалидов».

И вот такая дама бальзаковского возраста и до сих пор не определившаяся, проводит пресс-брифинг в Белом доме? А как насчёт мудрости, якобы приобретённой с возрастом?

Промолчал, вспомнив разговор Дженни и Элен у родника. Примет ведь всё на себя, обидится и придётся утирать слёзы ребёнку до самого вечера.

— И всё-таки, что за старейшины объявились, — вспомнила свой вопрос Элен, но я лишь пожал плечами.

— Может, женщины, возможно, до стариков не добрались или я неправильно понял Чику, зациклился на наркомане, — я сделал ещё один глоток кофе и, заметив странный взгляд Элен, оглянулся.

Дэйо смотрела на меня, словно изучая, потом внезапно сказала:

— Изви локи оракл, будура кула.

— Что она говорит, — спросила Дженни, — кажется, она сказала оракул?

— Чика говорила изви. Дэйо говорит, что изви это и есть оракул. Будура — это девственница, ну или как объясняют здесь — женщина, которую не познал ни один мужчина.

Уточнил у девочки. Чика, стало быть, из племени мурси, а Дэйо из макуа. Язык вроде один, а диалекты разные.

Но если Чика мурси, тогда почему ей в рот не запихнули тарелку?

Слушая ответ, вспомнил, что Чика к слову мурси пристроила ещё что-то. Такое слово я слышал от Нии и, полистав свой блокнот, нашёл. Ну да, было. Вот только что оно означает я так и не разобрал. Ния с Джиной, пытаясь объяснить, изобразили нечто невразумительное. Ния медленно шла вперёд, высоко задирая ноги и вытянув полусогнутые руки перед собой, наклонив голову налево. Джина пристроилась к ней в кильватер, но при этом двигалась задом, также склонив голову и вытянув руки. Ноги она вверх не задирала, но они у неё заметно подрагивали. Я записал в блокнот фразу: «тот, который уходит». А в скобках добавил: «зомби-наркоман, у которого вот-вот начнётся ломка». А теперь выясняется, что это обозначает какую-то ветвь племени мурси, но без тарелки во рту и без тяжёлых серёжек. Можно сказать, повезло Чике, а то была бы сейчас уродливой Чебурашкой.

— А кула? — насторожённо спросила Дженни.

— А кула это кушать, — со вздохом сказал я, — вот вам бабушка, и Юрьев день.

Последнее предложение я произнёс на русском, потому как на французский язык эта фраза просто не переводится.

Элен настолько стремительно поднесла руку ко рту и охнула, что Дженни, не поняв её намерений, отпрыгнула в сторону и, зацепившись ногой за пенёк, покатилась по земле.

Дэйо, не понимая, о чём мы говорим, но увидев последствия, опустила голову и испуганно вскрикнула.

Я допил кофе и, подняв пенёк, поставил на него чашку. Дженни приподнявшись, села на подножку автомобиля продолжая чертыхаться. Но в первую очередь требовалось выключить сирену, поэтому я присел рядом с Дэйо, и слегка обняв, тихо произнёс:

— Ч-ш-ш, всё хорошо, кричать не надо.

Она замолчала и, глянув мне в лицо, покачала головой.

— Кто кушает девственниц? Оракул? — спросил я.

Дэйо отрицательно покачала головой и также тихо сказала:

— Тело не кушает, кровь кушает.

Ну да, я и забыл, что в этом языке нет слова «пить».

— Оракул кушает кровь девственниц?

Девушка кивнула.

Я лишь хмыкнул. Как-то наткнулся на исследования стэнфордского университета о полезности переливания старым людям крови молодых. Не обладая сколь-либо серьёзными медицинскими познаниями, я бы сказал, что под варварскими обычаями есть какая-то научная основа, пусть и не осознаваемая. Но, имелось в виду — переливание, а не поглощение крови девушек оральным способом.

Хорошенькое дело. А зачем ей сразу пятеро, это же почти 20 литров. Где она её хранить будет? Или она его как пиво, залпом?

— Дэйо, а как часто оракул требует себе женщин?

— Каждое ночное солнце — пять, — для верности она растопырила на руке пальцы.

У меня едва нижняя челюсть не выпала. Каждую ночь пять девственниц? Да это хуже вампира. В таком количестве кровь поглощать, так, может, потому в племени столько девственниц?

— Что она говорит, — Элен, скорее всего, разглядев на моём лице массу эмоций, даже не выговорила этот вопрос, а выплюнула его из себя.

Я несколько секунд размышлял над тем, как бы сообщить услышанную новость помягче, когда внезапно вспомнил, что ночное солнце — это луна. Пять девушек в месяц. Но даже эта цифра выглядела пугающе.

Я погладил Дэйо по руке.

— Что потом с женщинами делают, у которых кушают кровь?

— Окута ванда ака.

— Алекс, — голос Элен словно осип, но я, не поворачиваясь к блондинке, сделал знак — мне не мешать.

Окута — это камень, а вот ванда ака. Внезапно меня осенило.

— Они умирают на этом камне?

Дэйо кивнула и спрятала лицо у меня на груди.

— Девушек не едят, — я глянул на Элен, потом на Дженни, — их приносят духу великого воина на жертвенном камне. Надрезают и сливают кровь. Как свинье. А кровь пьют, может быть только оракул, но вряд ли. Двадцать литров крови. Или в чём её можно сохранить при здешней температуре. Я думаю, они какой-то ритуал совершают и приносят тела женщин в дар этому У-ю.

По поводу тел промолчал. А что они ещё могут с ними делать? Да жрать, конечно.

— А зачем тогда лишать их девственности?

Действительно, молодец Дженни, правильный вопрос. Я перевёл его Дэйо. Она ответила. Девчонкам такой расклад не понравится ещё больше, но и соврать не получилось. Вообще, никаких мыслей.

— Плохая кровь, она должна выйти. К тому же девушка обычно при этом беременеет. Новая жизнь, — я пожал плечами.

И самых красивых выбирают. А потом останутся те, из МИНУСКи. Квадратная челюсть, вывернутый нос, ноздри, как будто горилла помогала подсадить таракана на шарик. Распухшие губы, вообще непонятно почему они стали к XXI веку такими огромными. Африканки ведь не заправляют их силиконом, как белые дуры. Это родные такими вырастают, или их в детстве чем-то колотят, чтобы увеличить в размерах?

— И часто? — это спросила Дженни.

— Один раз в месяц пять штук.

Элен уселась на пенёк, не заметив на нём пластиковой чашки и лишь услышав под собой чпоканье, громко заорала, вскакивая на ноги:

— Merde! — но, если честно, я не понял по какому поводу. То, что села на чашку, другой-то нет или всё же по поводу убиенных девчонок. Догадалась, как тела утилизируют.

— А кто раньше лишал девственности?

Как хорошо думает, однако, головка Дженни. Действительно, пять штук в месяц и следующим вопросом попытался выяснить, откуда Дэйо знает такие опасные подробности.

Девчонка, не поднимая головы, тихо буркнула.

Мог и сам догадаться, а кто ещё это будет делать.

— Её отец?

Поняли без перевода. Абубакар звучит на всех языках одинаково, да и знают обе знаменитого футболиста.

— Откуда тебе известно? — задал я следующий вопрос.

Дэйо всхлипнув, тихо прошептала.

— Она присутствовала при этом последние 13 раз. Она дочь, и он заставлял смотреть, — перевёл я.

— Высокие отношения, — хмыкнула Элен, — вот понимаю, сыну опыт передавал, но дочери?

— Ты когда родилась?

Дэйо ответила, и я, глянув на девушек, сказал:

— Ей только пятнадцать лет.

— Для Африки это много, — Дженни тяжело вздохнула, — но пять штук в месяц. Как народ в Африке вообще выжил с такими оракулами?

— Скажи Дэйо, — мне внезапно пришла ещё одна мысль в голову, — а Чика, старшая женщина твоего отца, она тоже присутствовала?

Девочка, размазывая слёзы кулачком здоровой руки, снова кивнула.

— Наверное, хватит мучить её, ещё рана не зажила, — Дженни решительно втиснулась между мной и дочерью вождя, но я и не возражал. Девчонка и так чуть ли не до истерики дошла. Не всё, конечно, выяснил, но и без понятия, что ещё выяснять. И надо ли нам это вообще? К чёрту племя. Мы строим плот и уходим, вот только глянуть хочется на оракула, чисто из спортивного интереса, что там за Алёна Ивановна такая сидит.

(Алекс, вероятно, имел в виду, старуху-процентщицу. Второстепенного персонажа романа Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание». Но это не точно).

Девчонки дали мне выспаться. Давил на массу почти шесть часов и наверняка спал бы и дальше, если бы не дурацкий сон, который приснился под утро. В каком веке происходили события, этого я не понял, но начался он вполне приятно. Мы с Дженни занимались любовью. Причём всё это происходило, вполне законно, потому как мы были женаты. Откуда я это знал без понятия, просто знал и всё. А ещё у нас был ребёнок, эдакое милое создание лет пяти. К тому же у дочки, а это была девочка, кожа была практически светлой, как у моей мамы. Вполне возможно, что гены родителей сработали и вдобавок у неё были яркие голубые глаза. Мои глаза. Потом был полдень, и мы поднимались на высокий холм. А за спиной была большая морская бухта. Вдруг девочка громко и весело закричала. Мы оглянулись, и тут я увидел, что стою на вершине холма, крепко прижимая к себе Дженни, а дочка в пяти шагах сзади. А между нами, небольшая полусфера из цветных фигур. Я не сразу понял, что это радуга, совсем невысокая, едва превышающая два метра. Дженни тоже её увидела, и мы дружно бросились к девочке, но, когда до ребёнка оставался последний шаг, радуга внезапно погасла, оставив нас с дочкой по разные стороны жизни. Дженни металась по косогору, громко крича, а я просто сидел на земле, понимая, что всё бесполезно, радуга не вернётся и нам никогда не увидеть свою дочь.

На этом я и проснулся, чувствуя, как пот градом струится по телу, и увидел перед собой испуганное лицо Элен.

— Что это было, Алекс? — спросила она.

Я пожал плечами.

— Наверное, сон плохой приснился.

Элен сощурила глазки.

— Сон говоришь, — она улыбнулась, — почти поверила. Вставай, ты просил разбудить в шесть. Шесть и есть, светает, кофе горячий.

Я выбрался на улицу и, сделав пару упражнений, чтобы разогнать кровь, побрёл к водоёму.

Кофе оказался опять сладким.

— Элен, — хотел назвать её лапушкой. На русском, удивительно приятное слово, но, порывшись во французском, нашёл единственное, — дорогая, я очень прошу мне в кофе один кубик сахара добавлять.

— Чашка большая, пластиковой то больше нет, лопнула. Я и подумала.

Подумала она.

— Ты ведь не на турку села. А она осталась при своих прежних размерах.

Элен, нахмурив брови, согласно кивнула.

— На всякий случай кто-то пусть поглядывает вокруг всё время. Меня эта женитьба мёртвого духа как-то напрягает, так что мгновенно вызывайте по рации. А уж если кто появится, сомневаюсь, конечно, валите всех.

— Это мы уже поняли, — согласилась Дженни, — но и ты там не особо задерживайся и будь, пожалуйста, предельно осторожен. Помни, мы тебя очень ждём.

С Чикой я договорился встретиться у зелёной воды, где начиналась стена из бамбуковых стволов. Ния называла их бамбо, что вполне понятно. Чика тоже знала это слово, но на её диалекте звучало: «опара», что меня крайне заинтересовало. Там, в XXI веке, аборигены называли «опара» какой-то вид пальм, у которого, подрезав, как мы берёзу, можно было получить сок. Но, сегодня это сок, а завтра приятное креплёное вино. Чика подтвердила, что из них получается сок, который кушают на празднике после окончания сезона дождей. Наверное, праздник, раз на нём танцуют и бухают. Вот и попробуем продукт XVII века и поищем отличия.

Когда я добрался до того места, где успокоил двух охранников пару ночей назад, то обнаружил старшую жену Абубакара, уже ожидающую меня. А так как я не видел её передвижений, когда оказался на верху хребта, решил, что явилась женщина сюда с рассветом или вообще всю ночь просидела в ожидании. И какой ей от всего этого плюс? И главное: от духа или оракула?

Одета Чика была всё в ту же леопардовую юбку, и нужно полагать, что другой одежды у неё никогда не было. Грудь действительно совсем маленькая, словно только сформировавшаяся, так что если Чике и довелось рожать детей, то либо у неё молока не было, либо для детей элиты существуют кормилицы. Хотя я всё же склонялся к мысли, что женщина матерью не была никогда.

Увидев меня, Чика вскочила на ноги, подхватив свои, действительно что-то напоминающее сандалии или мокасины, левой рукой, правой указала на едва заметную тропу и произнесла своим певучим голосом:

— Еуи апо (идти туда), — и пошла вперёд, слегка покачивая бёдрами.

И как они ходят босиком по колючкам? По моему мнению, привыкнуть невозможно или у них кожа толще, чем у обычного человека? Однако, глядя на аккуратные ножки Чики, которые легко и мягко ступали по тропинке, этого и не скажешь.

Мы поднялись на небольшой холм, где плантации бамбука закончились, и дальше стояла стена густых зарослей. Я, подумал, что теперь свернём налево, так как с правой стороны виднелась, как её назвала Ния, зелёная вода, но Чика не останавливаясь и не пригибаясь, шагнула прямо, мгновенно скрывшись за деревьями. На всякий случай снял пистолет с предохранителя и нырнул в заросли вслед за женщиной. Здесь тропа местами была присыпана пожухлыми листьями, но всё равно увидеть её не составляло труда, так что заблудится, мне не грозило. Несколько раз тропу, по которой мы шли, пересекали натоптанные тропинки, которые явно проложил не человек, так как и слева и справа следы проходили под толстыми ветками. Я, шагая за своей проводницей, внимательно прислушивался, пытаясь уловить посторонние звуки, но, кроме шелеста листьев под ногами Чики никакого лишнего шума не было. Мы двигались уже около часа, всё так же поднимаясь в гору, когда нашу тропу пересекла широкая просека. Чика оглянулась на меня, слегка прищурив взгляд и замешкавшись на секунду, свернула на неё.

Я сразу догадался, что мы сошли с намеченной дороги, и насторожился, но женщина, не оглядываясь, легко ступая, вывела нас на поляну, расположившуюся среди невысоких скал, образовав почти правильный круг, в центре которого лежало небольшое озерцо. Даже скорее пруд, куда вода поступала, стекая откуда-то сверху с негромким журчанием.

Чика остановившись на краю, оглянулась на меня, улыбнувшись, после чего одним лёгким движением сдёрнула с себя юбку, бросила на землю свою обувь и, шагнув вперёд, мгновенно оказалась почти по самую шею в воде.

Я остановился прислушиваясь, и пытаясь понять, всё идёт по задуманному плану или у женщины это вышло спонтанно, потому, как сразу представил себе развитие дальнейших событий. И не ошибся.

Чика, совершенно неумело, по рамкам XXI века, сделала несколько движений эротического характера, ополаскивая себя водой, а потом, улыбаясь, выбралась на берег, не сводя с меня взгляда.

Прекрасная фигура, ей бы грудь чуток подкорректировать и научить более плавным движениям. Додумать я не успел.

Чика встала на четвереньки, выставив передо мной свои великолепные чёрные ягодицы, вероятно решив, что этого достаточно, чтобы я потерял голову. И чем Лазарева из XXI века отличается от дикарки из XVII? А ничем. Таракан сдох у обеих. Хотя мерзкая старушка показывала свои костлявые бёдра, а у Чики, как раз с бёдрами было всё в порядке, даже полноваты, что под её юбочкой я разглядеть изначально не смог.

Да и поза у Чики вполне обворожительная, и при других обстоятельствах я точно воспользовался её услугами. Во-первых, не девственница, и потому ограничивать себя воздержанием ей не обязательно. А во-вторых, на сегодняшний день она вдова и потому может как угодно, и с кем угодно, если я правильно понял Нию, когда изучал эротические картинки с натуры. Вот и воспользовалась своим правом, а, возможно, мимо подобной позы ни один воин не смеет пройти, и отказать прелестнице. Вот только именно в этот момент я был убеждён, неспроста всё это и внутренний голос так громко заорал, предупреждая об опасности, что я, вздрогнув, начал озираться.

Чика нетерпеливо повиляла задницей и, задрав её выше, легла грудью на листья. О, как. Меня ещё и торопили.

Никогда не любил такие предметы, как биология и анатомия, и точно не ортопед-травматолог, но благодаря любимой школе прекрасно знал, где находится место, откуда у наших дальних родственников, если верить теории Чарльза Дарвина, растёт хвост и, стараясь сделать не очень больно, ударил. Чика охнув, распласталась на пожухлых листьях, а я, придавив женщину коленом, чтобы не питала никаких иллюзий, резко и даже, наверное, больно вывернул её руки за спину, затягивая на запястьях пластиковую стяжку. И всё это проделал лишь по одной причине. Я нервничал. А метод для снятия стресса, как говаривал Дима «Дарс», един:

«Желательно находиться у какого-нибудь водоёма, полностью скрывшись от безумного места под названием, „Мир“. Пение птиц наполняют воздух спокойствием, прохладный ручей прозрачный как слеза. На дне можно рассмотреть камушки, ракушки, каждую песчинку и лицо человека, которого держишь под водой».

Я, взяв одной рукой Чику за волосы, а вторую пропустив между ног, подтянул женщину к краю пруда и окунул её в воду, а когда она попыталась вырваться, крепко надавил на затылок.