Сквозь толпу пробирался красный, как рак Петр Фомич Огинский. Перед ним расступались, видимо, рассчитывая на зрелище. И Огинский не подкачал.
— Вор! — заревел он, тыча мне в грудь мясистым пальцем. — Где моя Лизонька? Куда ты её дел, душегуб?
Я оторопел: перед братом императора устраивать такое? Люди за много меньшее отправлялись осваивать просторы Сибири и Дальнего востока. Но Александр, видимо, надеялся на спектакль и не торопился прерывать монолог. Огинский же разошелся:
— Кровопийца! Изверг! Единственной радости в жизни лишил!
От Петра Фомича густо несло свежим алкоголем. Очевидно, что единственную радость в жизни он уже употребил, и в изрядном количестве. Иначе объяснить его поведение было невозможно. Отвечать ему означало начать оправдываться, а тут следовало нападать. Но устраивать перепалку перед августейшей особой тоже было невозможно, и я молчал.
Наконец, стоявший рядом распорядитель церемонии отошел от шока и начал принимать меры к наведению порядка. Он махнул рукой, и тут же два пристава крепко взяли Огинского под руки так, что он и дернуться не мог, и повлекли его, как говорится, за кулисы. Только после этого старый пьяница разглядел великого князя и сообразил, что влип. От страха он буквально побелел, но от своего не отступился:
— Выше высочество, прошу милости и заступничества! Где ж это видано — девиц воровать? Повелите этому татю вернуть мне дочь, коли она еще жива. А если сгубил кровиночку мою, так покарайте нехристя так, чтобы всем прочим неповадно было.
Александр чуть заметно поморщился: развлечения не получилось. Более того, теперь поездка на «Молнии» оказывалась под угрозой. Но бузотера увели, мы с Клейстом, повинуясь едва заметному кивку вернулись на место. Последовала еще одна речь, в конце которой было объявлено о том, что бал в честь окончания гонок состоится вечером. Народ потянулся к выходу. Можно было и нам уходить, но подошел ливрейный слуга и пригласил нас пройти следом за ним.
Великий князь Александр Константинович был мрачен. Я его прекрасно понимал: так обгадить завершение главного мероприятия сезона надо было постараться. Надеюсь, Огинский сполна прочувствует свою ошибку. Но сейчас оправдываться предстояло мне.
— Господин Стриженов, извольте объясниться, — потребовал Романов. — Вас обвинили в похищении некоей девицы. И хотя обвинение высказал какой-то пьяница, он сделал это публично, да ещё и апеллировал ко мне, как к высшей судебной инстанции. Теперь я хочу выслушать вас. И, главное, понять: совершили вы то, в чем вас обвиняют, или же нет.
При такой постановке вопроса врать становилось невозможно, тем более, что жениться на Лизе Огинской я все-таки собирался. Оставалось лишь правильно подать информацию.
— Ваше высочество, позвольте начать издалека. Обещаю, я буду краток.
Дождавшись кивка, я принялся рассказывать:
— С Огинскими мы познакомились по дороге в столицу несколько дней назад…
По возможности сжато я изложил историю своего знакомства с Лизой, свои намерения относительно девушки, услышанную на обеде в Москве сплетню и визит Степаниды.
— И в итоге я решил жениться на Елизавете Огинской без отцовского благословения, что отчасти и проделал.
С этими словами я продемонстрировал надетое на безымянный палец обручальное кольцо.
Выслушав мою историю, Александр очевидно смягчился, но все равно недовольно пробурчал:
— Развели тут р-романтику. Где сейчас девица Огинская?
Тут я решил чуточку приврать:
— Под опекой моего прадеда, Федора Васильевича Тенишева.
— А-а, так это вы тот самый наследник?
Александр, кажется, несколько просветлел.
— Это сильно упрощает дело.
Он нажал кнопку звонка, и через пару секунд в кабинет заглянул слуга.
— Пусть приведут Огинского, — приказал великий князь.
Видимо, подмосковного помещика держали где-то поблизости, потому что привели буквально через пять минут. Петр Федотович был напуган мало не до мокрых штанов. Хмель с него слетел, и он затравленно озирался по сторонам, не ожидая ничего хорошего.
— Говори как на духу! — строго велел ему Александр. — За кого дочку сговорил?
— За князя Тенишева, — робко выговорил Огинский, косясь одним глазом на меня.
— За которого?
— За Дмитрия Михайловича.
— И сколько он тебе посулил за дочь?
— Т-три тысячи рублей.
— И ты, подлец, восемнадцатилетнюю девицу запродал шестидесятилетнему старику? — Гневно воскликнул Александр. — Отказал другим достойным женихам, а этого приветил?
— Так ведь он же князь! Умаления чести рода не случится, — упрямо возразил Огинский.
— И ради этого ты решил счастьем дочери пожертвовать? А знаешь, что она чуть руки на себя не наложила? Если бы не вот он, — палец великого князя указал на меня, — сегодня бы ты не свадьбу играл, а дочь хоронил. И ты после всего, что натворил, посмел публично достойного человека обвинить?
Огинский, поняв, что дело плохо, рухнул на колени.
— Все лишь для неё делал, о её счастье радел.
— Кабы не твое ослиное упрямство, давно бы уж внуков нянчил. Не о счастье дочери ты пёкся, а гордыню свою тешил. Но господин Стриженов на днях был введен в род и признан государем наследником. Он теперь князь Тенишев.
Александр повернулся ко мне:
— Князь, у вас найдется при себе три тысячи рублей?
— Конечно!
Я вынул из бумажника несколько ассигнаций и протянул Огинскому. Тот по-прежнему стоял на коленях и непонимающе смотрел на великого князя.
— Чего смотришь? Бери деньги. Твоя дочь выходит замуж за князя Тенишева, а ты получаешь три тысячи. Все согласно уговору. Так ведь?
— Так, Ваше высочество, — пробормотал Огинский, поднимаясь с колен и принимая деньги.
— Благословляешь молодых на брак?
— Б-благословляю.
— А теперь со всей возможной быстротой возвращайся в своё поместье и чтобы носу оттуда не казал. Все ясно?
— Так точно, ваше высочество.
Пятясь, Огинский вышел из кабинета. Едва за ним закрылась дверь, как Александр повернулся ко мне.
— Владимир Антонович, я сейчас спас вас от больших неприятностей.
— Я найду способ вернуть долг, — поклонился я.
— Не сомневаюсь, — ухмыльнулся тот. — А пока что исполните свое прежнее обещание. Надеюсь, теперь ничто не помешает нашей поездке.
По части управления мобилем великий князь Александр оказался намного способнее великого князя Евгения. Достаточно было краткого объяснения и нескольких минут практики, и Александр Константинович принялся вполне уверенно рулить «Молнией», не боясь на значительной скорости закладывать крутые виражи, да так, что даже мне порой становилось не по себе.
К счастью, это продлилось недолго: до вечера, до бала оставались считанные часы.
— Превосходный аппарат, князь, — с удовольствием высказался Александр, выбираясь из-за руля. — На голову лучше всего, что я опробовал прежде.
Намек был предельно понятен. Я поклонился:
— По возвращении в Тамбов немедленно приступлю к постройке такого же мобиля специально для вас, ваше высочество.
— Ну нет, Владимир Антонович, — возразило высочество. — Мне нужен именно тот, который выиграл Большую императорскую гонку.
— В таком случае, примите его от меня в дар. И пришлите вашего механика ко мне в Тамбов: надо будет показать ему некоторые особенности ухода за мобилем. Всё же, эта конструкция сильно отличается от всего, что было ранее.
— Договорились. Я слышал, князь, вы собираетесь свой выигрыш потратить на строительство фабрики по производству мобилей.
— Вас информировали верно.
— Я бы хотел поучаствовать своими капиталами в вашем прожекте.
— При всем уважении к вам, ваше высочество, я могу выделить вам не более, чем двадцать пять процентов паёв товарищества.
— Отчего же не половину?
— Я хочу быть владельцем своего завода, а не управляющим.
— Что ж, не буду настаивать. Четверть, так четверть.
Я вздохнул с облегчением. Александр же понял мой вздох по-своему:
— Ну-ну, не грустите, Владимир Антонович. Мой пай — это для вас не только потерянная доля прибыли, но и ключик, открывающий многие двери. Вы еще увидите, насколько проще будут решаться многие и многие вопросы, и сколько денег вы сэкономите на взятках.
Я не знал, что и ответить. О положении дел во властных коридорах я лишь мельком слышал, и то на уровне сплетен. Теперь же получил конкретное подтверждение этим слухам от представителя правящей фамилии. Но на мои рефлексии великому князю было плевать.
— Я не стану прощаться, — весело сказал он. — На балу мы еще увидимся с вами, дорогой компаньон.
С этими словами он сел за руль «Молнии» и укатил. А я побрел искать извозчика.
Бал сверкал бриллиантами дам, оглушал музыкой и кружил голову вальсами. Мой новообретенный княжеский титул, видимо, перестал быть тайной. И я, оправившись от дневных переживаний и успокоившись насчет своей женитьбы, напропалую танцевал с молоденькими девицами, которые чуть ли не в очередь вставали. Впору было свою бальную книжку заводить. Но лишь только девушки видели обручальное кольцо, как тут же скучнели. Их улыбки становились до крайности натянутыми, поздравления с победой в гонках неестественными, а едва стихала музыка, как они буквально сбегали прочь к своим родительницам. Меня это нынче забавляло, и я развлекался вовсю.
К сожалению, к перерыву новость о моем обручении распространилась достаточно широко, чтобы желающие выйти замуж девушки, равно как и их матушки, напрочь потеряли ко мне интерес. Зато вперед вышли веселые вдовушки. Эти замуж отнюдь не стремились, но непременно хотели залучить меня в постель. В других обстоятельствах я был бы не против, но сейчас, через неполные сутки после обручения, посчитал подобную связь кощунством. Это не мешало мне с удовольствием танцевать, делать дамам опасные, на грани приличия, комплименты, которые, впрочем, им приходились весьма по душе. Но едва дело доходило до выдачи обещаний, как я находил способ ускользнуть. В этом тоже была особая прелесть и известная острота ощущений: внушить даме, что заглотил наживку и в тот самый момент, когда она решит вытаскивать добычу, оставить её без улова.
Клейст, как и в прошлый раз, нашел себе для развлечения компанию коллег и горячо обсуждал с ними перспективы развития конструкций и технологий. Среди высшего света у меня появилось несколько знакомых, и пришлось потратить некоторое время на приветствия, лживые комплименты и разговоры ни о чем. Так бы и прошел вечер в неге и развлечениях, но фланируя по залам, я внезапно лицом к лицу столкнулся со своим недругом. Выглядел Тенишев неважно: осунувшееся лицо, полопавшиеся сосуды в глазах, отсутствующий взгляд. Наверное, узнал новости о моем титуле. Кажется, он ничего не видел вокруг себя. Двигайся он чуть быстрее, и мы непременно столкнулись бы лбами. Настроение у меня было прекрасное, даже игривое, и я позволил себе несколько фривольный тон:
— Добрый вечер, Дмитрий Михайлович. Как вы себя чувствуете? Среди моих знакомых есть прекрасный доктор, могу вам порекомендовать.
Тенишев повернул голову и наконец-то увидел меня. Никогда раньше я не наблюдал, как наливаются кровью глаза. Поверьте, это незабываемое зрелище. Покраснело и всё его лицо, став цветом сравнимо с перезрелым томатом.
— Щенок! Ты ещё смеешь насмехаться надо мной? Тебе не жить! Считай себя уже покойником. Ты…
На этом речь князя прервалась. Он захрипел, схватился за сердце и повалился на пол.
— Доктора! Доктора! — закричали вокруг.
У меня возникло сильнейшее желание куда-нибудь сбежать, но сделать это не было никакой возможности: достаточно много людей видели нас разговаривающими.
Врач появился минут через пять. Пробился сквозь собравшуюся вокруг толпу, присел рядом с телом, осмотрел Тенишева, попытался нащупать пульс, проверил шейную артерию и поднялся на ноги.
— Дамы, господа, князь Тенишев скончался. Апоплексический удар.
Разумеется, бал был испорчен. Вот же старая сволочь: даже дотанцевать не дал. А ведь оставалось самое вкусное: белый танец. Интересно, кто из дам победил бы в этом соревновании? Но узнать это было не суждено.
Тело унесли, великий князь принес извинения собравшимся и закрыл бал. Публика принялась разъезжаться. Мы с Клейстом тоже было собрались, но нас остановили у самых дверей и вновь проводили в кабинет великого князя. Дежавю?
Александр Константинович не скрывал своего недовольства.
— Опять вы, Стриженов! Ах да, Тенишев. Вот, кстати, возьмите бумаги, подтверждающие титул.
Он придвинул ко мне засургученный пакет.
— Так что произошло между вами? Удар просто так не случается.
— Я думаю, ваше высочество, незадолго до нашей встречи мой дядюшка имел крайне неприятную беседу. Я могу предположить это, поскольку князь выглядел весьма неважно, и даже узнал меня не сразу. Я увидел это, поздоровался, осведомился о здоровье и предложил порекомендовать хорошего доктора. В ответ он принялся угрожать мне скорой смертью, затем упал и помер до прихода врача. Я же его и пальцем не тронул. Рядом находилось достаточно много людей, так что свидетелей вполне можно отыскать.
Ответ мой великого князя не устроил, но и поделать в этом случае он ничего не мог.
— Ладно разберемся. Езжайте в свой Тамбов. Если полицейские чины примутся вас задерживать, ссылайтесь на меня.
Возвращение в Тамбов было триумфальным. Флаги, толпа народа, торжественные речи, приветственные возгласы, духовой оркестр, взлетающие в воздух чепчики и прочие предметы женского туалета. Была даже красная ковровая дорожка, по которой мы с Клейстом шли от вагона до трибуны. Нас немедленно произвели в почетные граждане города, посулили мемориальную доску. Был бы в Тамбове общественный транспорт, наверняка презентовали бы бесплатный проезд.
В толпе встречающих были видны знакомые лица: семейство Боголюбовых в полном составе, доктор Кацнельсон, инспектор дорожной полиции Охотин с супругой. Даже Шнидт не поленился и притащил свои старые кости. Где-то в задних рядах я различил монументальную фигуру мадам Грижецкой в неизменном коричневом платье с белым воротом. И, кажется, мелькнул пышный бюст помещицы Томилиной.
Разумеется, дело не обошлось без Игнатьевых. Почтенный купец первой гильдии стоял скалой. Вокруг тусовались фигуры компаньонов помельче. Надо думать, у них есть желание со мной переговорить, но это будет не сегодня. А корреспондент тамбовских «Ведомостей» Игнатьев-младший сновал среди встречающих, появляясь то здесь, то там, и слепил публику вспышками магния.
После речей пришлось задержаться на небольшой фуршет, на котором я и Клейст были обласканы словесно городским и губернским начальством, и нам, наконец, было позволено удалиться. Разумеется, Николай Генрихович на старой «Молнии» вместе с супругой отправился к тестю: там было достаточно желающих повыспросить детали. А я уселся в грузовой фургон и отправился к себе домой в слободку. Мне страстно хотелось отдохнуть от всех последних событий.
Но не тут-то было! Разумеется, дети были мне рады. И Мишка, и девчонки. Уж они приготовились: и наварили-напарили-напекли, и самовар вскипятили, и баньку истопили — все для уставшего автогонщика. Девчонки с визгами повисли у меня на шее. Мишка же — взрослый ведь — солидно протянул руку. Я пожал её, а потом все равно сграбастал парня и притянул к себе. И вот так, вчетвером, мы простояли посреди двора с минуту. Стояли бы и дольше, но тут раздался стук в ворота. Кого это чёрт принес?
Мишка — это стало его обязанностью — сбегал отворить. За воротами стояли знакомый мобиль и знакомый слуга. Прадед прислал письмо: приглашал всех — и меня, и детей — к себе в поместье. Куда деваться? Придется ехать. Но прежде я всё равно схожу в баню!
Спустя примерно три часа мы вчетвером на «Эмилии» прибыли в княжескую усадьбу. Дом был приведен в порядок, дорожки вычищены, кусты подстрижены. По сравнению с тем, что было при моём первом визите — небо и земля.
«Эмилия» остановилась у парадного крыльца. Девчонки явно робели. Мишка — тоже, хотя виду старался не показывать. А когда нам навстречу вышел сам старик Тенишев, поддерживаемый с одной стороны крепкой тростью, а с другой Лизонькой Огинской, дети вовсе стушевались.
Я шагнул вперед и крепко обнял прадеда.
— Ну, здравствуй, внучок.
— Здравствуй, дед.
— Рад видеть тебя в добром здравии, да еще и…
Голос старика дрогнул.
— Эх, давно эти стены не слышали детских голосов! Ну давайте, проходите, столы уже накрыты.
— Погоди, мы еще с собой кое-что привезли. Девчонки к моему приезду расстарались, настряпали. Не пропадать же!
Пока одни слуги вытаскивали из «Эмилии» корзины с провизией, другие провожали старика на его место, третьи указывали дорогу детям, я подошел к Лизе.
— Здравствуйте, Елизавета Петровна. Не пожалели еще, что решились на побег?
— Ничуть. Мы с прадедом вашим вполне нашли общий язык. Решили, что свадьбу сыграем по осени, как и полагается. Он бал хотел устроить, так будет не просто бал, а наше с вами венчание. Может, к тому времени я и на тот ваш вопрос ответ отыскать сумею. Меня огорчает лишь то, что приданое у меня чересчур мало. Вот, глядите.
С этими словами она вынула тот самый перстень. В ответ я достал из внутреннего кармана сюртука шкатулку с бабкиным гарнитуром и раскрыл её.
— Ах! — только и смогла произнести Лиза.
— Это вам. И обратите внимание: в этом наборе пустует одно гнездо.
— Вы хотите сказать…
— Попробуйте.
Лиза нерешительно протянула руку и попыталась вставить перстень на место. Разумеется, он вошел, и сразу стало понятно: все три предмета составляют единое целое.
— Это судьба, — прошептала девушка, и я был с ней абсолютно согласен.
В дверях появился слуга:
— Господин, госпожа, все уже за столом. Ждут лишь вас.
— Мы идем.
Я подал Лизе руку, она приняла её и мы отправились следом за слугой. А я еще успел подумать: теперь имеет смысл навестить Травиных.