Гонщик-2

Глава 29

— Как вы, Владимир Антонович?

— Терпимо, Николай Генрихович, терпимо. Собственно, и раны-то как таковой нет, пуля только кожу поперек спины разорвала. Причем даже не сплошь, а этаким пунктиром. Так что ехать я смогу, не переживайте.

Разумеется, Клейст беспокоился. Да и у меня самого душа была не на месте. До старта всего два часа, а я только-только вышел от врача. На меня потратили чуть ли не упаковку жутко дорогого и пока еще редкого бактерицидного лейкопластыря. Изобрели его недавно, привозили из-за океана, и эта новинка пока что была доступна лишь очень богатым людям. Я бы себе позволить подобную роскошь не смог.

Да, вчера случилась знатная суматоха. Обед был непоправимо испорчен, что, как по мне, было даже к лучшему: еще одну перемену блюд рядом с рыжей трещоткой я мог и не выдержать. Великий князь, разумеется, сильно гневался. На Винкельхока, злоупотребившего гостеприимством, на неизвестного мне своего знакомого, попросившего устроить нашу встречу, на поехавшую крышу кокаинистки, на меня и еще на кучу народа, подвернувшегося ему под горячую руку. Впрочем, извинения он принес вполне официально. И даже не стал претендовать на «Молнию», чего я втайне опасался. А что? Царский родственник. Приглянулась новая игрушка — подать её сюда. А нюансы и последствия не волнуют, на то деньги есть.

Баронессу фон Велсберг увела полиция, ибо налицо было уголовное преступление и целых две жертвы. И если мне досталась, одна пуля, и то по касательной, то Трояновичу не меньше трех и прямо в грудь. Насколько тяжелыми были его раны, я не интересовался. Если помрет — горевать не стану. А Винкельхорн ускользнул. Пока остальные фигуранты были в отключке, он представил дело так, что нанюхавшаяся наркоты девка — простите, конечно же леди — сбрендила и принялась палить куда попало. Вот мне и поляку попало, а ему повезло. Так и вывернулся в первый момент, а после нашел способ втихую сбежать. Наверняка сейчас где-то строит свои козни, так что придется быть начеку.

Так или иначе, но мы собрались и поехали. Прибыли к нужному времени на всё ту же Красную площадь, и я обнаружил, что помимо нас к старту готовятся еще пять экипажей: двое германцев, француз, кто-то из наших отечественных гениев-энтузиастов и тот самый прыткий итальянец, с которым мне пришлось повозиться в начале гонки. Вот и верь этим великим князьям! Теперь вместо того, чтобы спокойно ехать, придется с этой пятеркой биться. А я, знаете ли, не в форме.

Конечно, рана моя была не опасной. По сути, царапина. Неделя покоя — и все пройдет. Но сейчас любое движение тела причиняло мне боль. Медленное движение — маленькую, резкое — соответственно, сильную. От различных опиатов в качестве обезболивающего я отказался. При движении по нашей российской грунтовке на скорости более шестидесяти миль в час нужна полная сосредоточенность, если хочешь доехать до финиша, а не до ближайшего кювета. Так что терпел, старался двигаться осторожно, рулем крутил скупо. И как же хорошо, что привод тормозов у «Молнии» ножной! Иначе я бы точно не справился.

Народу на площадь набилось до отказа. Мы, все шестеро, выстроились ровной шеренгой вдоль стартовой линии. Градоправитель произнес речь, к счастью, существенно короче вчерашней. Экипажи уселись в мобили, стартер пальнул из револьвера холостым, и мы рванули вперед под крики толпы и взлетающие вверх разнообразные головные уборы.

Этот старт был гораздо комфортней того, первого, два дня назад. Не было ужасной толпы мобилей, не было жуткой тесноты и наглых конкурентов. Но вырваться вперед сразу, в один момент, я не смог. Видимо, схожие мысли приходят в умные головы независимо от государственной принадлежности этих голов.

Целых три конкурента с ускорителем! А я, учитывая свои нынешние кондиции, побоялся слишком резко разгоняться, вот и тянусь теперь четвертым, сразу за немцем. Позади второй немец телепается, и это несколько напрягает. На улицах полно зевак, и обгонять нет никакой возможности — подавлю народ. Придется тащиться в общей колонне, пока не выедем из города. А там — Черные Грязи. Конечно, дождя с утра не было. Но успело ли просохнуть?

Худо-бедно пелотон выскребся за городские заставы и поехал чуть быстрей. И тут пара немецких мобилей принялась зажимать нашу «Молнию». Не обращая внимания на уходящие вперед аппараты, немец, тот, что шел впереди, стал подтормаживать и активно маневрировать, не пуская меня вперед, а тот, что позади — поджимать, мешая маневру, и пытаться зайти справа. Понятно, чего хотят: подловить и выдавить с дороги или подставить под встречку. У меня, конечно, отрыв по времени от всех остальных участников большой, но сейчас я не могу крутить рулем слишком резко. Вернее, могу, но без крайней нужды делать этого не хочется. И немцы, сдается мне, прекрасно об этом информированы, вот и наседают. Кроме того, слишком уж слаженно они работают. Слишком уж отработаны у этой парочки пакостные и подленькие приемчики. И кто знает, сколько конкурентов они устранили этаким гнилым способом.

Так, матерясь про себя, мы доехали до Черных Грязей. Конечно, дорога в селе частично просохла. Но — только частично, лишь одна сторона. И, конечно, тот немец, что ехал впереди, ушел на сухую сторону, справедливо опасаясь застрять. Вот тут-то и настал мой час! Прибавив скорости, сколько успел, я рванул прямо по яме, наполненной густой черной жижей. Расчет был прост: раз дорога уже наполовину высохла, значит, местные хляби совсем уж глубокими быть не могут. Широкие колеса не дадут мне сильно провалиться, а набранная скорость не позволит завязнуть.

Так и вышло. Запас скорости был достаточным, и «Молния», раскидывая по сторонам ошметки грязи, одним махом пролетела несколько метров, оказавшись наравне с тем, передним. А там уже сказались преимущества нашего мотора. Быстро, за считанные секунды, мы набрали скорость, став недосягаемыми для конкурентов. Только одно было плохо: мобиль, пролетая грязевую яму, неслабо так подбросило. Ничего страшного, в сторону даже не рыскнул. Но вот при приземлении поперек спины, чуть ниже лопаток, неслабо так резанула боль.

Нет, руль я из рук не выпустил, и дернулся не слишком сильно, но скривился и даже зашипел. Клейст заметил, и, оторвавшись от зеркала заднего вида, тревожно взглянул на меня. Быстро оценив, мое состояние, он снова уставился в зеркало.

— Ах-ха-ха! — неожиданно разразился он громким хохотом. — Поделом им, колбасникам! Ишь, моду взяли — честных гонщиков зажимать!

Я на секунду отвлекся от дороги, тоже глянул в зеркало и от души улыбнулся. Даже боль несколько поутихла. Действительно, поделом. И ведь чистый случай, никакого умысла с моей стороны. Гоночные мобили немцев, по моде нынешнего времени, весьма аскетичны. И ветрового стекла у них нет, вместо этого предполагается использовать гогглы. Когда я летел через лужу, изрядный комок грязи залепил немецкому гонщику очки, напрочь лишив его обзора. И, чтобы не вылететь с дороги, ему пришлось резко сбавить скорость, едва ли не до полной остановки. Второму же немцу, чтобы избежать столкновения, ничего не оставалось, как пытаться проскочить следом за мной, через яму с грязью, в которой он благополучно застрял.

Теперь впереди оставались двое: шустрый итальянец, с которым уже однажды пободались, и наш соотечественник. Они за время разборок с германцами успели уехать довольно далеко, но это меня не слишком волновало. Средняя скорость у «Молнии» выше, догоним. Пусть не сразу, пусть к Твери, но догоним.

Как я планировал, так и вышло. Перед Тверью мы догнали двоих лидеров. Сходу обгонять их я не планировал, время в запасе еще было. Да если даже и придется тянуться за ними вот так вот до самого Петербурга, победа уже у меня в кармане.

Навстречу нам то и дело попадались отстающие, те, кто провел нынешнюю ночь в Твери. С одной стороны, это был повод осторожничать, а с другой — некоторая надежда на то, что мстительный господин Винкельхорн не решится устраивать пакости при таком стечении народа. Темные дела делаются в тайне и, лучше всего, ночью. А мобиль у нас приметный, даже на ощупь не перепутаешь.

Колонна лидеров, три мобиля, заехали в Тверь без особой помпы. Народ уже насмотрелся на диковины: на великолепных мужчин в шлемах и кожанках и на их гоночные аппараты. Так что ажиотажа наше появление не вызвало. На контрольном пункте еще и пришлось объяснять, что мы едем не из Питера, а из Москвы.

— Надо же! — удивился чиновник, отмечая маршрутный лист. — Да вы, судари, вполне претендуете на победу!

— Разумеется, — ответил я. — Иначе и выходить на старт не имело смысла.

Чиновник с улыбкой покачал головой:

— Шутить изволите, господин Стриженов? Наверное, вы и отдыхать не станете, дальше поедете?

— Конечно. Отдохнем после гонки.

Много времени формальности не заняли, однако оба конкурента успели прилично оторваться. Встречных гонщиков между Тверью и Великим Новгородом было немного, лишь последние из отставших грузовиков, которые решили хоть тушкой, хоть чучелом, но добраться до финиша. Хотя бы до промежуточного. Еще до Торжка я нагнал соотечественника. К моему удивлению, он не стал спорить за лидерство, а принял вправо, пропуская «Молнию» вперед. Когда мобили поравнялись, он прокричал:

— Удачи, господин Стриженов!

Я не стал отрываться от руля, Клейст всё сделал за меня. И ответных благодарностей накидал, и пожелал всего, что полагается желать в таких случаях. Несколько секунд — и мы ушли вперед.

Итальянца мы увидели впереди уже перед Вышним Волочком. Видимо, это действительно хороший гонщик на хорошем аппарате, раз сумел настолько оторваться от нас. Не желая лишний раз тревожить спину, я не стал сразу же кидаться вперед, стремясь его обогнать, а потихоньку подбирался всё ближе и ближе. В любом случае, мне главное — дойти до финиша, даже если итальянец будет впереди. Конечно, если появится возможность, я ей воспользуюсь, ну а пока буду тянуться в полусотне метров позади.

Наверное, я немного переоценил свои силы: спина болела всё сильней. А местной анастезии, как я понял со слов московского врача, не существует. Укол морфия или кокаиновые пилюли — вот и вся обезболка. Я умудрился не попробовать дурного зелья в прошлой жизни, и в этой пробовать не хочется. Значит, придется терпеть.

Вокруг постепенно темнело. Час назад мы проехали Валдай, пять минут назад миновали Зайцево. Впереди Бронницы и Новгород. Тот самый, что некогда звался великим господином. В нем контрольная точка. И останется всего около двухсот миль до столицы, до финиша.

Итальянец, кажется, начал понемногу замедляться. Наверняка, устал. Он проехал накануне от Новгорода до Москвы, а сегодня — от Москвы до Новгорода. Вчера приехал поздно, выспался плохо, а теперь я действую ему на нервы, вися сзади. Да и дорогу стало видно плоховато. Но на обгон идти рано, все главное случится после Новгорода. У меня подзаживет рана, я отдохну, буду способен к более энергичным действиям, тогда и погоняемся.

Я чувствовал себя неважно. Спину жгло огнем, а при резком движении руля с меня словно шкуру живьем снимали. Отдых был необходим, факт. Хотя бы до утра. А там — двести миль пути, четыре часа — и доктор, мягкая кровать в гостиничном номере, отдых, ужин и прочие радости жизни. Ну и девушка, конечно. Гонка официально закончится через пару дней, когда все, кто в принципе мог добраться до финиша, до него доберутся. И я вполне успею достаточно подлечиться прежде, чем идти на разговор со сбрендившим Огинским.

После Бронниц совсем стемнело. Я включил фары и приотстал от итальянца, чтобы не слепить его. Скорость совсем упала. Теперь мы ползли от силы тридцать миль в час. Я ехал в ожидании отдыха, и тут Клейст меня окликнул:

— Владимир Антонович, оглянитесь.

Я бросил быстрый взгляд назад. Позади, отставая где-то миль на пять, двигались по дороге две пары желтых точек.

— Вы думаете, немцы?

— Уверен в этом, — ответил напарник.

Как я мог об этом забыть! Немцы — это означает, что утром снова придется мучительно сражаться со сладкой парочкой, пытаясь не дать подставить себя. Кроме того, они вполне могут ночью устроить диверсию. Мы с Клейстом слишком устали, чтобы полноценно караулить мобиль, а наемной охране я не очень доверяю. Был уже случай. Нет, оставаться в Новгороде нельзя, каким бы уставшим я не был.

— Николай Генрихович, как вы себя чувствуете?

Клейст понял меня сразу.

— В данном случае уместнее спросить об этом вас.

— Честно говоря, не слишком хорошо. Но боюсь, что если мы остановимся на отдых, то до финиша не доберемся. Я рассказывал вам об этом Винкельхоке и его угрозах?

— Рассказывали. Думаете, кто-то из них способен на криминал?

— Думаю, да. Кроме того, вы ведь видели, как они сегодня действовали? Нам помог лишь случай. Не факт, что подобный случай выручит нас завтра. Я же буду не в том состоянии, чтобы эффективно им противодействовать.

— Что ж, давайте рискнем. Но придется заехать в трактир, взять с собой бутерброды и кофе. Не знаю, как вы, Владимир Антонович, а я ужасно проголодался.

Через полчаса в трактире на выезде из Новгорода мы с Клейстом ожидали, пока нам вынесут заказ.

— Владимир Антонович, — повернулся ко мне механик. — Помните то ралли, где на нас устроили засаду?

— Помню, конечно. Но при чем здесь это?

— Как же? Вот смотрите: если те два экипажа имеют задание насчет нас, а выполнить его не могут, что они сделают?

— Простите, Николай Генрихович, но сейчас я не самый сообразительный человек. Так что излагайте всё до конца.

— Они пойдут на телеграф и доложат своему начальству о провале миссии. Нам сейчас главное — это добраться до финиша, в этом случае мы становимся победителями гонки. И выходит, что единственный способ нас остановить — засада на дороге.

— Сколько у нас есть времени?

— Примерно два часа. Пока немцы отправят телеграмму, пока их начальство примет решение, пока найдет нужного специалиста и вывезет его на тракт, пройдет как раз столько времени.

— Что ж, тогда два часа едем с фарами настолько быстро, насколько выйдет. А потом надеваем подарок Шнидта, выключаем свет и смотрим, с какой скоростью позволяет ехать это чудо гогглостроения.

Нельзя сказать, что два часа пролетело незаметно. Напротив, каждую минуту из них я прочувствовал своей спиной. Но выхода не было, я стискивал зубы и давил на акселератор. Мобиль несся по пустой дороге, подпрыгивая на кочках, я шипел от боли, жевал подаваемые Клейстом бутерброды, запивал их кофе и продолжал вести «Молнию» сквозь ночь. Ближе к Петербургу наползшие откуда-то тучи заволокли все небо, закрыв и луну, и звезды. Темнота наступила практически абсолютная.

Я остановил мобиль, погасил фары.

— Ну что, Николай Генрихович, рискнем?

— Рискнем, Владимир Антонович.

Клейст извлек из саквояжа футляры с гогглами. Скинув краги, мы заменили очки, и я поспешил опробовать новинку. Нельзя сказать, что видно стало так же, как днем, но границы дороги были отчетливо различимы.

— Готовы, Николай Генрихович?

— Готов.

— Ну, поехали.

Поначалу я двигался довольно медленно, привыкая к новому видению пространства. Но постепенно глаза стали привыкать и различать все больше деталей. Сперва стали видны крупные ямы и кочки, потом средних размеров камни. А мелкие ямки я и за препятствия не считал. В итоге, через несколько минут мы пусть не мчались, но двигались достаточно быстро, миль сорок в час.

Мы проехали Чудово, Любани, приближались к Софии. До финиша оставалось миль тридцать, когда на дороге впереди появились огоньки фар встречного мобиля. Кто бы там ни ехал, но показываться ему я не собирался. Свернул прямо в поле, почти наугад, и, удалившись от дороги метров на пятьдесят, остановил «Молнию». Минут через пять мимо пронесся мобиль, что-то из серии «Эмилий». Дождавшись, когда звуки стихнут вдали, я вернулся на трассу и, по-прежнему не зажигая фар, двинулся дальше.

Свет я включил уже в Софии, и то лишь для того, чтобы случайные прохожие сослепу не кинулись под колеса. И последние двадцать миль до столицы ехал уже спокойно, если не считать постоянной дергающей боли в спине.

На контрольном пункте никого не оказалось. У меня уже почти не осталось сил, так что все хлопоты легли на Клейста.

Нужный чиновник обнаружился в ближайшем трактире, где он мирно клевал носом над кружкой пива.

— Господин Стриженов? — узнал он меня. — Пока не подведены итоги, я не могу объявить это официально, но по имеющимся у меня данным вы намного перекрыли рекорд гонок. Так быстро этот маршрут еще никто не проходил. Кстати, вы не знаете, кто-нибудь выехал из Новгорода следом за вами?

— Не знаю. Ни одного мобиля позади себя не видел.

— Разумется, — хмыкнул чиновник. — Подумать только! Ночью, в такую темень! Впрочем, не стану вас задерживать. Вы наверняка хотите отдохнуть.

Да, отдых был необходим всем нам. И мне, и Клейсту, и «Молнии». Не говоря ни слова, механик уселся за руль и покатил к гостинице. Комнаты были оплачены сразу на весь срок: от момента нашего прибытия в столицу и до дня возвращения в Тамбов.

Есть не хотелось. Хотелось спать и, наконец, избавиться от боли, непрерывно терзавшей меня последние несколько часов.

Доктор пришел быстро. Оказалось, владелец гостиницы имеет договор с практикующим врачом. С меня стянули кожанку, стащили свитер, а когда дошло до нательной рубахи, врач не удержался от восклицания:

— Матерь божья! Где это вы так умудрились распластать спину?

— Бандитская пуля, — искренне ответил я.

— Надо же! — покачал головой доктор. — В таком случае, я должен буду сообщить в полицию.

— Не переживайте, полиция уже в курсе. Николай Генрихович, достаньте из саквояжа бумагу.

Врач просмотрел документ.

— Это что же, вы сегодня утром еще были в Москве? Потрясающе! Но давайте займемся вашей спиной.

Спустя четверть часа я лежал на животе в своей постели, на чистых простынях, в чистом белье, перевязанный чистыми бинтами и блаженствовал. Доктор намазал меня какой-то мазью, и в течении нескольких минут боль полностью отступила. Где-то рядом негромко переговаривались Клейст и доктор, а я счастливо погружался в объятия Морфея. И мне не мешали ни раздававшиеся поблизости голоса, ни тусклый свет ночника, ни ритмичное постукивание и поскрипывание мебели в соседнем номере. Если человек действительно хочет спать, ему ничто не помешает.