Гонщик-2

Глава 11

Чего греха таить, на баронессу я заглядывался. Не настолько, чтобы тащить в койку или, как Вернезьев, под венец. Но она была умна, красива и очень, очень привлекательна для любого мужчины, который еще в состоянии интересоваться женщинами. Ну и та искра, та духовная общность, уже дважды возникавшая между нами во время танца вызывала вполне определенные желания. Тем более, что Сердобина, как я видел, была заинтересована в продолжении нашего общения. Что там она себе надумала — даже интересоваться не хотел, но поглядеть на итог было бы интересно. Правда, если бы баронесса так и не вспомнила обо мне, я бы горевать не стал. Помещица Томилина, к которой я стал захаживать через два дня на третий, вполне устраивала меня своим темпераментом, а так же тем, что, имея матримониальные планы в отношении меня, не пыталась их активно продвигать. Прагматичная женщина, вполне сообразующая свои желания с возможностями.

Но визиты к дамам занимали меня лишь постольку-поскольку. Я не хотел связывать свою жизнь ни с одной, ни с другой. Секс без обязательств с Томилиной вполне устраивал нас обоих, и мы оба были согласны ничего не менять в сложившихся отношениях, чтобы не испортить то, что есть. Сердобина же оставалась для меня загадкой, как и ее планы в отношении меня. Нет, кое-что я мог предвидеть. Но женский изворотливый ум вполне мог изобрести что-нибудь весьма неожиданное. В прошлой жизни я не раз сталкивался с ситуацией, когда я не имел мыслей не то, чтобы на углубление отношений, но даже на их поддержание, а женщина «уже все придумала». Вот и сейчас я в отношении баронессы опасался чего-нибудь подобного. Но сходить — схожу. По крайней мере, буду знать, чего опасаться.

Гораздо больше меня занимали две вещи: визит нотариуса к Тенишеву и очередное покушение. Могут ли они быть связаны между собой или стрелка послали мухлюющие с тотализатором бандиты? И как мне теперь ходить по улицам? Нынче меня спас лишь случай. Но он потому и случай, что выпадает лишь раз. А если еще кто из душегубов объявится? Против таких профессионалов револьвер в кармане не поможет, хоть охрану нанимай! Да и пара громил, которые будут таскаться за мной следом, не дают никакой гарантии. Стрелок может с двух-трех сотен метров из винтовки жахнуть, и поминай, как звали. Настя Боголюбова не даст соврать.

Но страхи страхами, а жизнь-то продолжается. Каждый день нужно выезжать из дома то на закупки материалов, то в мастерские, проконтролировать ход работ, то, в конце концов, в гости к помещице Томилиной. Да, я стал ездить с оглядкой. По сторонам посматривал, подозрительных субъектов выглядывал. Но ведь убийцей может быть и очаровательная дама с револьвером в ридикюле или муфточке. Получалось, что мне нужно забиться в какую-нибудь нору на месяц-другой, пока обо мне не забудут. Или уж наплевать на риск и жить как обычно, приняв лишь некоторые меры предосторожности.

По совету Боголюбова теперь, выходя из дома, я надевал под кожаную куртку нечто вроде кирасы. Выглядел я в этой штуке довольно комично, да и таскать ее на себе было тяжеловато. Но зато получил лишний шанс выжить, если в меня вновь примутся палить из револьверов.

Так прошла неделя с лихвой. За это время мы с Клейстом помимо зарабатывания денег доработали и испытали подогрев сжатого воздуха. Теперь можно было включать ускоритель аж на целых четыре секунды, не боясь испортить двигатель. И за эти секунды я вполне мог набрать пресловутые шестьдесят миль в час, а там уже паровик раскручивался достаточно, чтобы поддерживать эту скорость. Мы даже заявились на одну из гонок, чтобы опробовать новинку. Ничего особенного, местечковая гонка в соседней губернии. На всякий случай, выбрали Кострому, поскольку предыдущая гонка через нее не проходила. Авось, бандитов там не встретится.

Одетый как предписано, я прикатил к имению Сердобиных. На этот раз на подъездной дорожке не было длинной вереницы карет и мобилей. Я остановился у парадного подъезда, лихо перепрыгнул через бортик мобиля и мимо склонившихся в поклоне ливрейных слуг прошел в дом. Не глядя, скинул плащ и кепи, не сомневаясь, что вещи подхватят и сохранят, и вернут ровно в тот момент, когда я соберусь уходить. Огни в большом заде, где давеча проходил бал, были погашены, но где-то играла музыка. Туда меня и проводил важный старик в ливрее.

В большой комнате, которая называлась, почему-то, малой гостиной, собралась та же компания, что и на прошлый танцевальный вечер. В углу тихо наигрывал спокойную мелодию струнный квартет. Почти что дежавю.

Хозяйка встретила меня в дверях, сразу же подхватила под руку и потащила к гостям, чинно рассевшимся по диванам. Я раскланялся с мужчинами, поцеловал ручки дамам, сделал вид, что не заметил томный взгляд и быстрое движение языка по губам Оленьки Дороховой, и занял свое место на диване рядом с Александрой.

Танцы нынче программой вечера предусмотрены не были. Об этом недвусмысленно свидетельствовали туалеты дам: узкие платья не давали возможности сделать полноценный широкий шаг, и заставляли буквально семенить. Но бедра этих самых дам при ходьбе двигались настолько соблазнительно, что не случись накануне визита к помещице Томилиной, конфуз был бы неизбежен.

К счастью, нынче гости развлекались, почти не покидая диванов. Играли в фанты, в рифмы, в почту. Смеялись, каламбурили, периодически отвлекаясь на вино и закуски. Я, как будто, не слишком отставал от других — в плане игр, конечно. Подсказал новую забаву: «испорченный телефон», благо, что это изобретение уже дошло даже до Тамбова. Фурора я не сделал, но появление нового развлечения плюсом к уже несколько приевшемуся перечню игр было встречено с восторгом.

Ближе к полуночи гости притомились и стали собираться по домам. Я тоже поднялся и, распрощавшись со всеми прочими, велел было подать плащ и кепи, но вместо лакея мне явилась средних лет женщина — видимо, горничная баронессы, и пригласила следовать за ней. Признаться, я рассчитывал, что Сердобина захочет объясниться, но при этом понимал, что устраивать приватную беседу в разгар всеобщего веселья она не станет. Правда, и вот такого поворота тоже не ждал.

Интересно, насколько такой выкрутас повлияет на ее репутацию? В конце концов, она не дорвавшаяся до секса помещица Томилина, и даже не распутная Оленька Дорохова, с которой все как с гуся вода. Но тогда что же она собралась сделать? Судя по итогам последней встречи, вряд ли дело дойдет до постели. Да и слуг в имении чересчур много. В один день оповестят весь город.

Все эти мысли крутились в моей голове, пока я шел за горничной через полутемные галереи и анфилады комнат. В конце концов, меня ввели в более-менее освещенное помещение и оставили одного.

Судя по обстановке, это был будуар. То есть, вполне себе интимное место, куда приглашают далеко не каждого. Вряд ли кто-нибудь из присутствовавших нынче друзей и подруг удостоился чести побывать здесь. Разве что Дорохова, и то ради сплетен. Мы с баронессой нынче виделись лишь в третий раз, и такое стремительное введение меня в самый ближний круг заставило меня напрячься.

Я осторожно присел на канапэ и принялся оглядываться вокруг. Все предметы обстановки, все детали говорили о том, что здесь царит женщина. Об этом свидетельствовали цвета обоев и мебели, узор на паркете и зеркала в бронзовых рамах, статуэтки на полках и аксессуары на комоде. И все это было личным, настоящим. Будь я опытным психологом, наверняка по обстановке комнаты смог бы составить психологический портрет хозяйки. Но увы — я способен лишь определить, что служанка хорошо знает свое дело и не ленится: все вещи на своих местах, пыли не видно, а паркет натерт до блеска.

От созерцания меня отвлекло шуршание ткани. Я обернулся. Из двери, скрытой драпировками, появилась Александра. Одетая в свободное домашнее платье простого покроя, она показалась мне намного привлекательней, нежели в вечернем туалете полчаса назад.

Я поднялся навстречу. Наверное, нужно было что-то сказать для соблюдения ритуалов, но чтобы не попасть впросак, решил промолчать. Просто стоял и любовался женщиной: мягкими волнами блестящих волос, ниспадающих на плечи, чертами лица, лишь слегка тронутого косметикой, фигурой, не слишком скрытой легким платьем. А она стояла напротив и чего-то ждала. Может, когда я насмотрюсь?

Я никогда не учился скрывать свои эмоции, хоть и пытался время от времени держать «покер-фейс», как говорят англичане. Потому и восхищения прятать не стал.

— Вы прекрасны, Александра.

Ответом была неопределенная улыбка. При желании в ней можно было увидеть и уверенность в себе, и кокетство, и даже поощрение к дальнейшим действиям. Я не прочь был к этим самым действиям перейти, но мне казалось, что главной целью нашей приватной встречи был некий важный разговор. И баронесса меня не разочаровала. Сделав несколько шагов, она изящным движением присела на край канапэ и повела рукой в сторону стоящего рядом кресла.

Я занял предложенное мне место. Спина хотела ощутить опору, но вальяжное возлежание в кресле никак не соответствовало характеру ожидаемой беседы, и я заставил себя сидеть прямо. Это было замечено и даже одобрено легким кивком.

Развернувшись всем корпусом к своей vis-a-vis я ждал начала. Александра же сидела, опустив голову, сцепив пальцы рук в замок и, казалось, не могла решиться произнести первые слова. Я уже приготовился помочь ей в этом, но она справилась сама. Аккуратно положила на колени изящные кисти с одним лишь вдовьим кольцом на безымянном пальце левой руки, подняла на меня свои прекрасные голубые глаза и произнесла чарующим голосом:

— Вольдемар, я еще раз приношу вам извинения за свое поведение во время нашей последней встречи. Я была непозволительно резка и чудовищно бестактна. Простите меня за это.

— Я охотно прощаю вас. Тем более, что ваши тогдашние поступки были в большинстве своем обусловлены потрясением, которое вы испытали, получив ответ на свой вопрос. Я так же могу отнести это на счет обычной реакции любого человека, мир которого внезапно начинает рушиться.

— Мир начинает рушиться? Интересная метафора. Думаю, я понимаю, о чем вы хотите этим сказать. Но не могли бы вы все же пояснить свою мысль?

— Извольте. Я не знаю о вас практически ничего, но смею предположить, что вы воспитывались в каком-нибудь частном пансионате. И что нравы в этом заведении были весьма суровы.

— Вы угадали, — удивилась Александра. — Интересно, каким образом?

— Я расскажу вам об этом, но позже. А сейчас позвольте мне продолжить логическую цепочку.

Моя собеседница на миг согласно приопустила ресницы.

— Так вот: насколько мне известно, в подобных заведениях, особенно в тех, что расположены на островах Британии, тема взаимоотношений полов строжайше табуирована. А в некоторых, на мой взгляд, особо извращенных, сама мысль о возможности получения плотских удовольствий является крамольной. Это неудивительно, если вспомнить, что большинство англичан протестанты и проповедают пуританство. Я понимаю, что эта ветвь христианства возникла в противовес чрезмерно разгульной жизни католических священиков шестнадцатого-семнадцатого веков. Но такая крайность, хоть, возможно, и спасает души от греха, но при этом изрядно вредит здоровью людей.

Вот как? — заинтересовалась баронесса. — И у вас есть доказательства тому?

— Разумеется. Я сейчас не стану вас утомлять лекцией по анатомии и физиологии человека, но спросите любого практикующего врача, и он расскажет вам о естественных физиологических процессах, проходящих в каждом человеческом теле. Стоит заметить, что в норме у всех женщин мира, независимо от их вероисповедания, цвета кожи или сословия тело устроено абсолютно одинаково. На один и тот же внешний раздражитель одинаково реагируют что дикарка из африканского племени Мумба-Юмба, что особа королевских кровей.

— Но дворяне тем и отличаются от черни, что способны контролировать реакции своего тела!

— Люди, которых вы называете чернью, тоже в состоянии контролировать свои реакции. Но, в отличие от вас, их этому никто не учил. Впрочем, я не о том.

— А о чем же?

— О том, что ваш личный опыт, приобретенный сравнительно недавно, вдребезги разносит внушенные вам ранее догмы. Вы лишились опоры, чувства внутренней правоты и сейчас не знаете, за что уцепиться, чтобы подтвердить или окончательно опровергнуть правила, по которым жили до сих пор.

Лицо баронессы на секунду вспыхнуло. Гневом? Стыдом? В тускловатом свете я не успел этого рассмотреть: она резко, даже слишком резко вскочила на ноги и, отвернувшись от меня, отошла на пару шагов. Я тоже был вынужден подняться.

— Вы неправы, Вольдемар — резко заявила Александра. Слишком резко, чтобы я ей поверил.

Она стояла спиной ко мне, обхватив себя руками. Очень прямая, очень напряженная. У меня возникло ощущение, что я своими выводами слишком точно попал в цель, и этим причинил ей боль. Пришлось исправляться.

— Александра, наш разговор, очевидно, пошел совсем не туда. Может, попробуем начать с начала? В этом случае у нас есть шанс прийти к чему-нибудь иному.

— Хорошо.

Женщина обернулась ко мне так же резко, как недавно отворачивалась. Она улыбалась, но как-то неестественно. Было очевидно, что нервное напряжение никуда не делось, хоть она и старалась его скрыть…

— Хотите вина?

— Пожалуй, — согласился я.

Баронесса взяла с комода серебряный колокольчик и позвонила. Через минуту все та же горничная вкатила сервировочный столик. Вино, бокалы, закуски — все, что полагается.

Я открыл бутылку, разлил вино. Сейчас, в полутемной комнате, оно казалось почти черным.

— Возьмите!

Я протянул один из бокалов баронессе. Она взяла его, и пальцы наши на секунду соприкоснулись. Рука ее непроизвольно дернулась, едва не расплескав напиток.

— Вольдемар!

Голос женщины не дрожал, она говорила вполне уверенно. Но руки — они выдавали охватившее её волнение.

— Я хочу перейти с вами на «ты».

Я слегка поклонился:

— Ваше желание закон.

— Тогда… давайте выпьем брудершафт.

— С удовольствием!

Я отвечал бодро и вообще постарался выразить восторг. Но внутренне при этом насторожился: нет ли здесь какой-либо ловушки? Мы скрестили руки, выпили каждый по бокалу весьма неплохого вина — не хуже, чем у помещицы Томилиной — и баронесса, запрокинув голову и закрыв глаза, потянулась губами мне навстречу.

На этот раз поцелуй был полноценный. Крепкий, глубокий и неожиданно вкусный. Я забыл о своих опасениях и отдался процессу со всей страстью. Одной рукой я придерживал Александру за талию, в другой мешался пустой бокал. Со звоном разбилось об пол стекло, и тут же шею мою обвили две тонкие руки. А и правильно. Я разжал пальцы, мысленно произнес: «к счастью» и прижал женщину к себе.

Сколько мы так простояли, я не знаю. Но когда Александра, наконец, оторвалась от меня, глаза ее были затуманены ничуть не меньше, чем на прошлом вечере. Не знаю, до чего бы мы дошли этой ночью с таким-то стартом. Но и это было, как мне показалось, немалым успехом. Чуть отдышавшись, она собралась было что-то сказать, но тут в дверь постучали:

— Александра Ильинична! Тут господин Вернезьев пожаловали.