Гений МАЗа

Глава 7

Международные неприятности

В Бресте Цыганков в моих глазах реабилитировался. Виктор, как я мог побиться о заклад ещё в Москве, ни пальцем о палец, ни кое-чем по столу не стукнул, чтоб в Минске или на польской границе нас снабдили командировочными на Польшу. Тогда Эрнест Сергеевич пустил шапку по кругу, попросив остальных поделиться злотыми. Собрал на каждого из минчан менее половины того, что причиталось, но жест того стоил.

Мы столпились у автобуса недалеко от погранперехода. Я пересчитал злотые. Виктор Матвеевич курил позади литовцев и не отсвечивал.

— Эрнест Сергеевич! Выкрутимся. Спасибо. Раз сумма неполная, у меня вызрело единственное, но непременное условие. Можем поставить на голосование, а лучше — вы сами решайте.

— Какое?

Его тон не предвещал ничего хорошего.

— Ссадить нахер Виктора Матвеевича прямо здесь, — увидев его взметнувшиеся брови и округлившиеся глаза, я торопливо добавил: — О сведении личных счётов и речи нет. Но загранпоездка — дело ответственное. Он запорол пустяковое дело. Какие ещё фортели ждать от этого мудака? Кому за него отвечать?

Услышав, что ему грозит отлучение от сладкого, автоэкспортовец выкинул сигарету и рванул ко мне вплотную.

— Не имеете права!

Какие знакомые слова…

— У меня один вопрос к коллегам-гонщикам. Этот тип решил какой-нибудь вопрос по организации гонок?

Конечно, решил, и так знаю, подготовительная работа, если она проделана правильно, на поверхности не видна.

— Да я с ног сбивался…

— Не к тебе вопрос. Коллеги! Ну одно слово в его защиту! Он, кстати, хотя бы один злотый положил в шапку, когда нам скидывались?

— Ты сме-ёшься? — хмыкнул Брундза. — Ни единого гроша. А Эрнест Сергеевич половину своих отдал. Я слышал их разговор.

Чинуша втянул голову в плечи, чувствуя, как падают его акции. Взмолился:

— Эрнест Сергеевич! Уважаемый! Но вы же понимаете, что со мной так нельзя — без согласования с Москвой?

— На долгие согласования времени нет. Заберите вещи из автобуса. Отъезжаем без вас.

Цыганков с удивительной лёгкостью принял мой ультиматум. Наверно, сам был рад избавиться от нахлебника.

Поехали. Дубль-штурманша путешествовала в «икарусе», потому что багажник и отчасти салон были заполнены покрышками и двумя канистрами. Как их не закреплял, на спецучастке под Барановичами они немилосердно прыгали, а перекидывать в автобус или в МАЗ-техничку «всё нажитое непосильным трудом» я не хотел. И если около Ярцево я застолбил первое место среди непеределанных 1600 из-за слёта с трассы москвичёвских конкурентов, здесь едва избежал штрафа за контрольное время.

Как только за кормой опустился последний польский шлагбаум, наш «жигуль» резко взял вправо на Тересполь, несмотря на то, что карта вела вперёд к Бяла-Подляске, Минску-Мазовецкому и далее к Варшаве. Ваня возмутился, но я цыкнул на него: молчи в тряпочку, знаю что делаю.

В постосоветское время ездил здесь десятки раз. Широкое Брестское шоссе, построенное к Олимпиаде-80 и продолженное неплохой объездной по южной части Бреста, в Польше превращалось в асфальтированную верблюжью тропу — узкую, по одной полосе в каждую сторону, где-то с широкими, а местами с очень стрёмными обочинами. Улучшаться ситуация начала где-то в 2010-х годах, но свалились на голову санкции ЕС, очередь перед Тересполем выросла до суточной, порой и дольше, я на старости лет расхотел попадать в Евросоюз такой ценой. Знал, что за поворотом на Тересполь расположились десятки мелких частных автомастерских. В социалистическое время наверняка меньше, но точно должны быть, предприимчивость панов не сгубила даже Польская объединённая рабочая партия.

Время было вечернее, через километр обнаружился единственный открытый гараж, один абориген колупался в «москвиче», второй обслуживал польский «фиат» на открытом воздухе. Ваньке я отдал собачью команду «сидеть» и вылез наружу.

Оба механика смотрели неприветливо.

— Витам паньство! Купите комплект резины R13 и комплект шаровых опор?

— Добры вечур! — один из них, почуяв выгодный гандель (торговлю), шагнул ближе, обтирая ветошью замасленные руки. — Ие коштуе твои кола?

С этим проблема. Цену на резину в Польше я не знал даже приблизительно, как и покупательную способность злотого. Вынужден был идти на самый невыгодный вариант.

— Сколько пан предлагает?

Он назвал сумму, торговался вяло, мол — не устраивает, ещё походи по базару. В итоге отсчитал нам мятые десятизлотовые купюры и за колёса, и за шаровые. Потом дал совет, стоивший не четырёх, а десятка шин: не возвращаться на трассу здесь, лучше проехать до центра Тересполя, повернуть после костёла налево и только там вернуться на шоссе, потому что недалеко от границы наверняка сидит в засаде дорожная полиция. Я пожал его тёмную от въевшейся грязи руку, в чём-то собрат, и погнал в центр — весьма аккуратно, там знаки 40.

Ваня, долго не въезжавший в мои маневры, оценил непреходящую мудрость вождя экипажа, только когда мы первыми из всех советских машин миновали КВ, имея запас времени в четверть часа. Позже узнали, что польские «народные» полицаи выщемили всех гонщиков с номерными знаками СССР, вписали им недетские штрафы, опустив в турнирной таблице, продержали каждую машину около получаса, включая «икарус» и МАЗ-техничку. Легковушки из Польши, ГДР и ЧССР проехали пост с ветерком и беспрепятственно. Вот так евродемократы любят советских граждан!

Получая карту допа на КП, мы с Ваней, конечно, об этой подляне не имели понятия. Пока ждали очереди на старт, я долил топлива. На сотке наша «шестёрка» жрёт умеренно, не больше обычной серийной машины, но штатный бак на 39 литров явно маловат для спортивной езды, там и 20 литров на сотку может сгореть.

В общем, погнали в ночь при свете батареи из шести фар по маршруту, никогда мной не хоженому, по чужой стенограмме. То есть если Ваня читает, что через триста метров крутой поворот и за ним прямая дорога, то я должен принять это на веру и пройти его на максимальной скорости, а фары выхватят пейзаж за поворотом только после выхода из него. Вдобавок, скоростной режим выбираю точно также — лишь при свете фар, прыгающем по кустам да по деревьям.

Нервная система привыкла к полёту в неведомое наугад и на «авось», но упрямое рациональное сознание подсказывает: рано или поздно во тьме ждёт нежданчик. Вдобавок полил дождь.

Вопреки наихудшим предположениям мне для начала повезло. С ревом форсированного до недоступной мне мощности двигателя нас обогнала литовская «шестёрка» и поморгала аварийками. Приняв приглашение, я уцепился за хвост. Стасис? Кастис? Наверно — кто-то из них. Они часто ездят в Польшу, вполне вероятно, уже ходили этот доп.

Прибалты протянули меня километров 40 из 76-километрового участка, иногда не используя полных возможностей подготовленного и заряженного «жигуля». Коллеги моргнули огоньками и исчезли впереди, когда до финиша, по подсчётам Вани, оставалось чуть больше десятки, по пути до прощания с лоцманом мы обогнали несколько «вартбургов», «шкод» и польских «фиатов», стартовавших ранее.

А потом раздался мощнейший удар, в лобовом образовалась здоровенная дыра, остатки стекла-триплекса прогнулись внутрь.

— Очки! Выдавливаем стекло!

От резкого торможения оно вылетело на капот и упало впереди, а я снова надавил на газ до полика.

— Что это было? Птица?

— Вань, потом. Не отвлекайся.

— Да… Прыжок-трамплин, 300!

Ехать в очках можно, но на них нет стеклоочистителей. Я едва видел дорогу через размытые капли, трикотаж подшлемника моментально намок. Штурману пришлось не лучше.

Когда затормозили на КП, я, наконец, обернулся и увидел на заднем сиденье, что именно вышибло нам стекло. Там лежал кирпич! Fair play (честная игра) по-польски. Выскочил вместе с штурманом, закричал судье, что в нас засадили кирпичом, едва не убили кого-то из экипажа, скорость-то больше сотни… Судья заявил, что не понимает по-русски. Я повторил на ломаном английском — с тем же успехом. Потребовал полицию — здесь явное покушение на нашу жизнь. Поляк, уловив знакомое слово, просветил: нет здесь никакой полиции.

— Сергей! Пока мы не ёхнем его домкратом по голове, сволочь не врубится.

Вопреки заверениям о непонимании русского, гадёныш, услышав угрозу, отступил на шаг, подняв ручонки с флагом, мокрым от дождя.

— Руки марать? Поехали.

Вот так, с мокрыми рожами, мы дотянули до Варшавы, выдержав среднюю скорость. Было уже под утро, дотерпели до МАЗа и «икаруса». Высоцкий заикнулся, что стоило ждать на трассе подхода технички, а штраф за опоздание аннулировали бы за кирпич в стекло, и сам осёкся, понимая: паны заявят, что мы сами себе высадили лобовик, лишь бы не получить минусовые очки за медленную езду.

Установка нового стекла — быстро, но я уже не стал ждать и отправился прикорнуть хоть несколько часов, на ралли надо дорожить каждой минутой сна.

Валя не дорожила, подорвалась и накинулась на меня, едва только поднялся в «икарус».

— Что с вами случилось? У тебя нос — как наждаком тёртый!

— Случилось. И если бы ты ехала на заднем сиденье посерёдке, вечная па-амять. Поляки засадили кирпичом в лобовое.

Об этих польских проделках писал в мемуарах Олег Богданов, не верилось. Даже на ралли Париж-Афины с нами бодались только гонщики, никто не пытался повредить машину. И вот — первый же раз в ПНР принёс целый комплект подарков.

Степашина, не слушая протестов, залила мне в нос протаргола, заставила глотнуть аспирина, боялась — простужусь. Не слушая, что литр адреналина в крови сильнее литра антибиотиков, упорхнула доставать Ивана.

Едва выспавшийся, я привёл «шестёрку» в составе колонны к Королевскому замку над Вислой, там движение автотранспорта запрещено, как и на Красной площади, но из нас делали шоу.

Присутствовали человек двенадцать из дипмиссии, в том числе — Чрезвычайный и Полномочный Посол Советского Союза, несколько армейских генералов из ЗГВ, другие официальные лица, от поляков — тоже богато. Лились речи о нерушимой польско-гэдеерово-советской дружбе, о прогрессе автопрома социалистических стран, а когда у микрофона распинался очередной чин, на этот раз — восточно-немецкий, я покинул кучку пилотов и отправился прямо к послу.

— Уважаемый! В этой стране ездить небезопасно и бессмысленно! — перед словом «стране» я вставил весьма недипломатическое прилагательное и кратко рассказал о «честной игре» по-польски. Посол переменился в лице, зашипел: «Прекратите устраивать международный скандал!»

Меня оттащили в сторону двое в штатском с ГБ-шными замашками и пара военных — подполковник и полковник, закончив движение напротив генерал-майора в общевойсковой повседневке — плащ хаки и фуражка.

— Вы правду говорили?

— Спросите моего штурмана, а также техников, менявших стекло и достававших кирпич. Что касается дикой задержки у Тересполя, подтвердят все советские члены делегации.

Приняв к сведению, генерал весомо так кинул человеку в штатском:

— Проверьте, вопрос серьёзный, — снова мне: — Во сколько вы стартуете к немецкой границе?

— В шестнадцать по местному.

— Успеем. Продолжайте ралли, Сергей Борисович, и больше ничего не опасайтесь.

Не знаю, какой властью обладал тот генерал и какую должность занимал, но практически вся дорога до Познани и по самому городу кишела советскими армейскими патрулями. Поляки, заявлявшие, что в 1944−45 гг. немецкая оккупация сменилась советской, могли довольно потирать руки с выражением «мы же говорили».

Самое интересное наблюдалось раньше Познани, после КП за Лодзью. Там столпились 9 машин с польскими номерами: 5 «Фиат-128» и 4 «Фиат-125», один «сто двадцать пятый» разбился на допе и сюда не доехал. Экипажи, выдворенные из салонов, о чём-то лихорадочно спорили с армейцами.

— Знаешь, что полякам говорят солдаты? — довольно зажурчал Иван. — Хоть по губам не читаю, но готов поспорить: «по-польски не понимаю, ждём переводчика из Варшавы».

— Ну, это день ждать! — я позволил себе размечтаться.

В итоге ко времени закрытия судейских протоколов два «Фиат-125» так и не появились в Берлине. Соответственно, заводская команда, представляющая собиравшее их предприятие, получила дисквалификацию. Доехавшие могли рассчитывать только на что-то в индивидуальном зачёте вроде утешительной премии «тише едешь — дальше будешь», у каждого из поляков в карте значилось штрафов на сотни очков, вписанных инспекторами ВАИ за нарушение ПДД, и достаточно много за опоздание часа на четыре. Апеллировать, что военная полиция не имеет права наказывать частников, конечно же — не имеет, никто из пилотов не решился.

Засада по старой памяти подошёл к нам с Брундзой. Стояли на какой-то большой площади, арка с конями, в общем — не знаю, где это, Берлин мне не знаком.

— Мужики! Жестоко, неспортивно… И справедливо. Нас предупредили, что русские не победят ни в коем случае. Но что кирпичом в стекло… Пшепрашам. За всех нас извиняюсь и прошу понять.

— Надеюсь, что высокое начальство договорится, чтоб больше не хулиганили. Не выводить же армию на улицы при каждой международной гонке!

— Ты прав, Серж. Но сделали вы это зря. Подстегнули недовольство оккупацией и социалистическим режимом.

Он ушёл. Я видел, что литовец скорее согласится с поляком, чем с генералом, бросившим на гонку ВАИ, и увёл разговор в другую сторону.

В столице Восточной Германии мы провели два дня. Смотались на экскурсию по городу, в ноябре не радующему глаз, отоварили марки в магазинах, я прикупил кассеты к магнитофону «Грундиг», приобретённому на чеки с прошлого ралли, водители проверили машины и тронулись в обратный путь. Поскольку шли колонной, и риск нападения был невелик, я снова посадил за руль Валентину — до Бреста. Ваня, узнав о таком решении, безропотно отправился в «икарус» со словами — и вам интимнее, и мне спокойнее.

На «интимные» темы заговорили всего раз, уже ближе к Бяла Подляске.

— Серёжа, ты правда задумался, что я могла получить кирпичом по сопатке? Спасибо. Тронута.

— Командир экипажа отвечает за весь экипаж. Кирпич мог угодить в любого из нас. Ты хоть и не в протоколе, но когда в машине — тоже экипаж. Только не спрашивай, кто мне дороже — ты или штурман, хорошо?

— Хорошо! — ответила она, удовлетворённая ответом, пусть неполным, я умолчал, что больше всего пострадал бы и расстроился, попади кирпич в мою физиономию.

А так больше трепались на бытовые темы. Как Валентина осталась одна, что вряд ли рассчитывала на чью-то помощь, спасибо, что старый папин друг оказал протекцию в команду МАЗа.

— Вышла бы замуж в Вильнюсе, осталась бы там, гоняла на самых быстрых в мире «жигулях».

— Был роман с гонщиком… С женатым. Поэтому бесперспективный.

За Брестом я пересел за баранку, и так докатили до Минска. Сам в штурманском бдел, не доверяя водительнице. Валя, умостившись справа, моментально уснула на штурманском и очнулась только за Столбцами, засмущалась, в знак искупления вины налила мне кофе из термоса и покормила бутербродом.

Прямо семейная идиллия! Но мы — не семья.