Гать

6. Леввей, прозванный Фаддеем

И мы могли бы вести войну

Против тех, кто против нас,

Так как те, кто против тех,

Кто против нас,

Не справляются с ними без нас

Цой

Милош пробежался скорым темпом по папочке, машинально выискивая в бисеринах рукописного текста «блох», по недосмотру допущенных нерадивым переписчиком, и ко стыду своему нашел сразу две. Беда. Ладно бы это было обычное «жи-ши», подобное государю-амператору обыкновенно без интересу, он и сам не близок грамоте, и слуг своих нижайших ею не стращает, но нет, тут упущение было смысловым, основополагающим. Заигравшийся в словесные красивости референт спутал в тексте «врагов» и «вредителей», различать которых согласно текущей государственной доктрине следовало тщательно.

Враги нынче почитались существами явными, действующими по наущению болотной знати, вредители же бывали тайными, оной знатью в наши ряды загодя подпущенными, и вредителями по недомыслию, которые хоть и гадили Желтому замку в быту по мелочи, но были покуда еще способными к деятельному раскаянию на добыче черной жижи.

Из текста же папочных листов, шелестевших теперь в руках Милоша, выходило так, что враг пробрался в податные города и там уже вовсю озорует, из чего любой дурак сделал бы простой вывод, что государева охранка вкупе с городскою вохрой совсем мышей не ловят, не в состоянии уследить за явным попранием государственного суверенитета.

Милош вздохнул и поспешил обратно в кабинет, вымарывать.

Вот так, не проследишь разом, а потом хлопот не оберешься. Переписчика на дыбу — выявлять цели и источники злоумышления, но и к тебе сразу появятся вопросики. Верховный камлатель Сало, ты куда смотрел, когда государю-амператору такое злочинное пустословие в папочке на стол подавал?

Милош аж поморщился от неприятного предвкушения. В наше время спрос с человека стал зело короткий, только посмотрит на тебя государь-амператор косо — вот уже под тобой стул и зашатался, слишком много желающих на этот самый стул. Это ж только для плебсу податного верховный камлатель — позисия шутовская, карнавальная. Вещать по спутнику разные словеса, плясать прилюдно вприсядку на обчественных собраниях, брызжа слюной и заходясь, как припадочный. Многие коллеги втихаря Милоша за то презирали, стыдоба какая, плутовской жанр, низкий. Однако кто поумнее и подальновиднее, те напротив, быстро смекали, что плевать на обчественность, плевать на зрителя, верховный камлатель — так уже при прадедушке было заведено — на деле говорит в единственное ухо: то, которое сейчас на троне.

Так уж повелось, что за всяким в нашем деле нужен догляд, камлатель правит за референтами, а кто правит за камлателем? Правильно, нет на него выше прави́ла, чем его святейшество непогрешимый-и-бессмертный государь-амператор, потому каждый спутниковый эфир, каждое публичное выступление и каждая передовица газеты «Любо» первым делом попадают на стол единственного законного цензора в государстве, где строго-настрого запрещена всякая цензура.

Милош аж вздохнул сочувственно.

Тяжела работа человека государева, но куда тяжелее работа государя-амператора. Право, если бы самому Милошу приходилось каждодневно и всенощно отсматривать собственные гранки, он бы уже давно рехнулся, но наш-то поди еще ничего, держится. Ну, пропускает, бывает, недельку-другую, удаляясь с генералом-адмиралом в погожие дни на рыбалку комаров кормить, но тут же никак не угадаешь — удалился или нет, то охранка потом в офисияльном коммюнике расскажет по спутнику, потому расслабляться ни в единый день не след, целее будешь.

Ну и главное — радиоточка радиоточкой, за обедом прослушать вполуха, но главный бенефит в позиции верховного камлателя состоял в праве на папочку, которых, как известно, в Желтом замке было заведено ровно три. От охранки, от министерства обороны и от него, верховного камлателя.

И шли те папочки по цене самородного золота, потому как ложились перед докладом непосредственно на стол государя-амператора. Как говорится, что положено на стол, то не вырубишь топором. Многие, ох многие готовы были прямо сейчас, голыми руками вырвать Милошу кадык за то, чтобы не то что получить право подложить в папочку единственный листок, а попросту заранее взглянуть, что там вообще написано.

Есть такая народная мудрость — кто предупрежден, тот вооружен. Оно, конечно, референты текут, как сито, разного рода утечки и вбросы составляли львиную долю всей внутренней политики Желтого замка, но кто знает наверное, какой референт пишет в стол, а какой — государю на стол. А вот верховный камлатель Сало, например. Знает, но не скажет.

Уф.

Утирая крупные капли пота с залысин, Милош тщательно следил, чтобы на бумаги не капнуло. Государь-амператор такого не любит, брезгует. Да и расплывись по случаю чернила, кто знает, какой эхфект сие может произвести на единственного читателя. Сакраментальное «казнить нельзя помиловать» тебе детской сказочкой покажется.

Милош, моргая подслеповато слезящимися глазками, с осторожностью помановел в воздухе листком, просушивая чернила. Теперь все звучало в точности согласно свежим постановлениям священного синода.

Убить бы гада-референта. Чуть не подвел начальство под монастырь.

Впрочем, чего на олуха злиться, Милош и сам, сколько раз бывало, сбивался с ритма, не поспевая за вечно колеблющейся линией партии и правительства. Да и не мудрено ли не уследить, это ж сколько времени нужно свободного только лишь на то, чтобы вызнать кого вчерась пинком под зад пнули и за что конкретно, это громкие посадки у всех на слуху, а сколько втихаря под шумок падает из окна служебной квартиры прямо в ловкие рученьки замковой охранки? То-то и оно, что никто толком не знает.

Кроме собственно Милоша да еще пары человечков. У него работа такая — не столько говорить, сколько знать. Знать, чтобы не сболтнуть случайно лишнего, знать, чтобы не ошибиться с наездом, знать, чтобы вовремя отъехать, ежели момент, значить, еще не подходящ. Тут, в Желтом замке, все на тоненького, для самой крохотной операсии требуется хотя бы высочайший кивок, да и то поди знай, только ли тебе государь-амператор кивнул, и если не мы дадим заднюю, то кто тогда даст заднюю? Вот то-то и оно.

А референт, если подумать, существо маленькое, расходный материал. Пиши, что велено, в надежде, что чуйки хватит не ошибиться и на этот раз пронесет. Что бывает с теми, кого не пронесло, все поутру на позорных столбах круг замка воочию наблюдают под вороний грай.

Главное, чтобы не по нашу голову тот грай.

Милош поежился и глянул на часы, что тикали, как это и положено по статуту, на правой его руке. Вроде успеваем.

К сожалению, даже в Желтом замке незаменимых нет. Пока ты вертишься, покуда ты полезен трону, тебя на газовом фонаре не подвесят. Но это только пока. А потому — верховный ты камлатель или нижний стряпчий, поспешай быстро, а поспешая поспешай — еще быстрее.

В общем, запыхался Милош на бегу в высочайшую приемную, аж вспотел. И главное на виду у черни, тьфу, это ж какая стыдоба — при халдеях так лицо терять, только лишь молясь, чтобы кто из своих по дороге не попался. Вот уж кому тогда головы не сносить, пускай они все и делают вид, что в пол смотрят, а так всяк же на твое место сволочь под спудом метит.

Вот и приемный покой, тут уже можно выдохнуть и оправиться, ежели высочайшие императорские секретари заметят его вящее поспешание, так это и хорошо, значит, трудится человек, пыхтит, радеет. Не просто так штаны просиживает.

О, а это кто тут у нас. Сам министр обороны и наперсник государя-амператора по кормлению комаров генерал Пыр во всех его обычных регалиях — в парадном мундире с галунами и бакенбардами! Одних медалек цельный иконостас. Милош постарался не выдать лицом своего неприязненного к генералу отношения, как говорится, нам с ним еще работать и работать.

Генерал Пыр, как было памятно всему двору, получил свое воинское звание непосредственно по наследству от безвременно почившего родителя, ни минуты не служа, однако же давно минули те времена, когда его почитали местным дурачком, за глаза называя «фанерным маршалом» да «генералом-адмиралом», с тех пор как начались все эти государственные визиты на рыбалку, позисии генерала Пыра в Желтом замке заделались прочнее камня.

Однако же, тут же с удовольствием отметил Милош, министр обороны сего дня выглядел спамши с лица и вообще как-то бледновато.

Интересно как, подумал Милош, мысленно записывая себе заметку в секретный блокнот. (Эх, если бы он себе такой мог позволить, всё на память, только так, никак иначе.) Генерал Пыр никогда не был склонен к особым сантиментам, и единственное настроение, в котором он бывал замечен вне присутствия государя-амператора — тут-то все вели себя строго по уставу — радуясь, — была лютая злоба к любому, перешедшему ему дорогу. Тут же вельможный министр отчего-то мелко трясся и попеременно то краснел, то бледнел, в общем, вел себя так, будто болотных поганок загодя переемши. Милошу тут же стало до чертиков любопытно, с чего бы так.

— Доброе утречко, господин министр! — молодцевато окликнул Пыра Милош, обмахиваясь для прохлады папочкой.

— Болотным партнерам можно дать последний шанс с тем, чтобы предложить им заставить их пойти на мир и выполнить соглашения-у-ленточки, а в противном случае мы должны принять решение, о котором сегодня говорится! — невпопад протараторил генерал и перекрестился.

Милош в ответ замер, мучительно соображая. Что этот любитель рыбалки такое несет?

— Генерал, говорите прямо, в каком еще «противном случае»?

— В случае признания зависимости! — отчеканил генерал, после чего от него на Милоша пахнуло таким перегаром, что тот невольно попятился. Пыр прямо с утра был что называется вдрабадан.

— Вы бы остереглись, господин министр, государь-амператор у нас не пьющий, он такого не любит.

Но генерал Пыр даже не попытался вытянуться при упоминании Самого во фрунт, как обыкновенно делал, кажется, даже у зеркала в собственной ванной. Он только тяжко вздохнул и покосился на папочку у себя в руке, такую же, как у Милоша, только мятую и всю в каких-то подозрительных пятнах.

— Думаю, в ближайшее время у нас с тобой, верховный камлатель, будут проблемы покрупнее алкоголизму.

И снова дыхнул, чем окончательно выбесил Милоша.

— Если вы только что говорили о признании вашей алкогольной зависимости, то давно пора, но я все равно не понимаю…

— О, слушай, Сало, ты же сейчас на подачу, да? — без обиняков перебил его генерал. — Хотя да, куда же еще. А мне как раз надо бежать, у меня поверка личного состава, можно будет тебе папочку разок доверить? Под честное ноябрятское слово, а?

— Папочку? — опешил Милош.

— Ага, да ты не менжуйся, камлатель, все будет в шоколаде. Ты папочку отдай, а на словах соври что-нибудь, ты у нас мужчина сообразительный.

— Вы не очень-то резвитесь, генерал, — просипел недоумевающий Милош. — Совсем берега попутали?

— Кто тут берега попутал это еще бабка надвое сказала, ну так что, берешь?

И папочку протягивает.

Милош вцепился в нее скорее машинально, инстинктом голодного хищника, нежели по доброй на то воле. От таких шансов не отказываются.

И уже секунду спустя от генерала и след простыл.

Чудеса, пробормотал, озираясь, Милош.

Сжатая в его испачканных чернилами пальцах папка смотрелась теперь, по здравому разумению, натуральной адской машиной, как будто нарочно верховному камлателю подброшенная.

Вот ведь угодил в передрягу. И так говно, и эдак не малина. Держать в руках секретный документ и тут же с ним не ознакомиться — это противоречило бы всем бытовым инстинктам царедворца Желтого замка, но что же там такое внутри написано, что даже фанерный маршал ускакал от нее, как от огня, только пятки сверкали?

Дрожащими пальцами Милош, воровато оглядываясь, потащил на себя из папки самый верхний лист, как только он умел — даже не раскрывая папки, так что любопытствующей охранке из доглядных гнезд едва ли бы даже показалось что необычное, ну верховный камлатель, ну прохаживается в ожидании приема, а что подмышкой как-то странно теребит, так в этом замке у каждого первого вши, а у каждого второго — клопы кусучие, сколько рясу не вымачивай в дихлофосе, вонь есть, а толку от того — нет никакого.

В общем, пара ловких движений, и листок из генеральской папки перебрался аккурат в папку самого камлателя.

Которую открывать не только не зазорно, но даже и потребно — вдругорядь какую оплошность вспомнишь в последний момент, так ты носом не хлюпай а перепроверь. Дело государственное!

Так, ну это понятно, входящий-исходящий, слушали-постановили, докладывает посольский урядник такой-то, хрен с редькой, получите-распишитесь, в личные покои государя-амператора нарочным по особым поручением, совершенно секретно, да давай уже к делу, писака ты штопаный!..

И только тут Милош наконец запоздало сообразил, что именно он читает. Да как же… да погодите, братцы, это же ему, верховному камлателю, не дале как через неделю вот с этим в эфир по радиоточке через спутник вещать. Теперь понятно, куда так торопился адмирал-генерал.

Пальцы Милоша разом перестали дрожать, став холодными, как инструмент на столе похмельного прозектора. Раз, и одним движением листок переместился на свое законное место, два, и верховный камлатель Сало уже принял своеобычную личину — едкая смесь угодливости и самодовольства. Что ж, прощай теперь сто лет как присмотренный ленный манор у горного озера, что далеко на юго-запад за лесами и болотами.

Милошу на этом месте резко захотелось нажраться. Чтобы в дым, в слюни, до низкой точки, до состояния риз. Но секундная слабость быстро отступила. Это мы еще успеем, на это у нас теперь будет масса времени и еще дофига новых поводов. А пока надо действовать.

Точнее куда там. Еще битый час верховный камлатель продолжал насуплено подпирать стену высочайшей приемной в ожидании, пока его позовут, а папочка засаленная меж тем всё жгла и жгла ему бочину, казалось, насквозь прожжет. Когда же наконец халдей призывно замахал из-за приоткрывшейся двери, давай, мол, быстрее сюда, то оказалось, что никакого государя-амператора на месте нет — только что убыли-с по малым делам. На громадной красного дерева столешнице со знаменитым пресс-папье в форме мыши, которым его святейшество, согласно легенде, электрически голосует на собственных выборах, еще не просохли потные отпечатки двух крошечных ладошек.

— Кладите на стол, верховный камлатель, государь-амператор с косметических процедур вернутся и все прочтут.

Милош с величайшим облегчением уронил обе папки на стол и тотчас выбежал вон, на ходу ориентируясь по солнцу, в которую внутристенную галерею ему нырять. Желтый замок с годами не только не приучал собственных жителей к загадочной своей архитектуре, но напротив, только еще больше всех запутывал. Так, к посольскому приказу, кажется, будет сюда, налево.

И правда, стоило отсчитать пару пролетов, сразу замелькали повсюду срамные гербы болотных фамилий, только успевай креститься от сглазу. Однако дальше все пошло куда ловчее — Виславину светлицу здесь всякий халдей знал и дорогу напомнил бы, не приходя в сознание, однако же, ко стыду своему и скрежету зубовному беглой Златы, дверь эту верховный камлатель знавал даже слишком хорошо, чтобы теперь заблудиться.

К слову о Злате, поморщился Милош, даже и в этом проклятая демонюга оказалась права. Как почувствовала, загодя свинтила, только пятки сверкали. Будет теперь на Милошево золото гудеть по светским раутам, муженька пропащего между слов вволю поругивая. Может быть и за дело, что уж там сожалеть.

— Вислава!

— Чего тебе, окаянный?

Вышла она к нему в своем амплуа — в одном халате на мокрое голое тело. Милош чуть не плюнул в сердцах. Ни черта ее жизнь не учит.

— Собирайся скорее и уезжай, бери с собой только то, что сможешь унести в руках.

— Это с чего такие новости? — она сверлила его взглядом, пытаясь углядеть подвох. И все никак не находила.

— Такие новости. Деталей я тебе не скажу, не хочется на дыбу прежде времени. А только не тяни ни мгновения и держи в голове, что все твои верительные бумажки и подорожные теперь будут — только подтереться. И вернее всего, придется тебе пешком через лес идти, через ленточку, но тебе такое не впервой, да? В дороге свяжись с хахалем своим, кадетом Варгой, пущай проводит, целее станешь.

— Сколько раз тебе говорить, не хахаль он мне, — начала по привычке Вислава, но тут же заткнулась, видя, что дело серьезное: — Значит, решено окончательно?

— Да, — кивнул сам себе верховный камлатель, — обратной дороги уже не будет.

— Ну, прощай тогда, камлатель.

— Тебе тоже не хворать, — с этими словами Милош вышел вон и никогда больше Виславу не видел.