Продавщица 3: Галя, у нас семидесятые!

Глава 2

Опять? Ну неужели? Нет, правда?

Не веря своим глазам, я еще раз поморгала, потом снова потрясла головой, вглядываясь в обеспокоенные лица неравнодушных прохожих.

— Оклемалась чуток? — обеспокоенно спросила меня какая-то незнакомая старушка, присевшая рядом на лавочку. Чем-то она мне напомнила мою заботливую коллегу Катерину Михайловну, с которой мы очень сдружились во время моего прошлого путешествия в СССР. Тогда я попала в замечательную, теплую осень 1963 года. — Да ты кофту-то свою сыми… Виданое ли дело — в такую жарищу теплую одежку напялить. Ты прям как эскимос! Вот тебя удар-то и хватил. Да уж, теплые выходные на этой неделе выдались. А всего пару дней назад в плащике ходила…

Выцветшие добрые глаза старушки с участием и заботой смотрели на меня. Приговаривая, она заботливо поглаживала меня по плечу — заметила, видимо, мой испуганный вид.

— Да ты не волнуйся, красотуля. Упала ты не сильно, аккурат на скамеечку. Мы тебя сразу же подхватили и усадили. Сумочка твоя вот, никуда не делась… Попей, попей, красавица, полегчает. Вот, держи…

Я послушно взяла протянутую мне фляжку с водой. Надо же, тяжелая такая…

— От мужа покойного осталась, — пояснила старушка. — Он с ней всю войну прошел. Потерлась, износилась. А я храню. Память. Ты выпей, выпей водицы, говорю… И отпустит потихоньку.

Я поднесла горлышко фляги ко рту и неожиданно для себя залпом опустошила всю посудину. Надо же, как хочется пить! Как жарко! А зачем же старушка таскает с собой воду в неудобной фляжке? Не проще ли просто в пластиковую бутылку налить? Ах, да… Какая бутылка? До появления пластиковой тары еще довольно далеко…

Со временем, поняв, какой урон такое огромное количество выбрасываемой тары наносит планете, активисты забьют тревогу, и школьница Грета Тунберг развернет свою бурную деятельность. А сейчас я в мире, где пакетов для мусора априори еще нет — его просто складывают в ведро, а ведро потом вытряхивают, и так делают многие-многие годы. Стеклянную тару тоже используют много раз. Молоко и кефир наливают в стеклянные бутылки и заклеивают крышками из фольги. А когда идут за пивом, то берут с собой авоську и пустую трехлитровую банку. Прочитанные газеты не выбрасываются, а используются для протирки окон после мытья, заворачивания очисток и для прочих полезных вещей. В общем, можно считать, что советский человек очень даже заботился об экологии.

Выдув целую фляжку воды, я почти окончательно пришла в себя и смирилась с тем, что уже третий раз я попадаю в столь любимый и желанный многими СССР. И всякий раз со мной это происходит неожиданно, прямо как с ребятами из книги «Хроники Нарнии», которые попадали в волшебную страну только тогда, когда не желали этого специально. Много раз, вернувшись из своего первого путешествия, они мечтали снова попасть в страну, где живет добрый лев Аслан. Однако, когда они просто открывали шкаф, надеясь попаспть в Нарнию, то нащупывали только прочную заднюю стенку. А вот когда однажды запрыгнули туда, прячась от злой экономки, то, выпутавшись из шуб, снова оказались в волшебном лесу.

Спустя несколько минут возле скамейки, где я сидела, начали собираться любопытные зеваки. Постепенно образовалась целая толпа. Стоявший рядом грузный мужчина, на рубашке которого расплывались мокрые пятна пота, нахмурился.

— Расходимся, граждане! Все в порядке, девушка пришла в себя! Удар с ней случился, ничего страшного! Ничего тут интересного нет. Походите лучше по павильонам, полезнее будет.

Недовольно ворча, зеваки удалились. Мужчина тоже двинулся по своим делам. Осталась только заботливая старушка, сидящая рядом на лавочке.

Так значит, сейчас сентябрь. Судя по всему, жаркий август только-только закончился — погода стояла прямо летняя. А это значило, что совсем недавно начался учебный год. Люди вокруг были одеты совсем по-летнему: мужчины — в рубашках с короткими рукавами, женщины — в цветастых платьицах. Только ребятня, приехавшая, видимо, погулять на ВДНХ после уроков, мучалась в шерстяной школьной форме. Приглядевшись, я заметила, что форма была другая — почти точь-в-точь такая же, как во времена моего детства. Темно-коричневые платья с черными фартуками у девочек и синие брюки с пиджаком — у мальчиков. Ну а на груди почти у каждого был повязан символ трех поколений школьников — красный отглаженный пионерский галстук.

Я улыбнулась. Значит, я снова в том мире, где «самое вкусное на свете мороженое», «самое лучше на свете образование» и, конечно же, самая читающая нация. Ну конечно! Смартфоны-то еще не изобрели. А что еще делать в очереди за колбасой или апельсинами, как не читать.

— Ну как, пришла в себя, милочка? — обрадовалась старушка. — Значит, сама дойти до дома сможешь? Я бы тебя проводила, голубка, да, боюсь, к врачу опоздаю. Электрофорез у меня через час. На три часа у меня талончик. Пока доковыляю до поликлиники, уже и времечко подойдет.

Она аккуратно взяла у меня фляжку, погладила по плечу и будто растворилась. Исчезли куда-то и другие сочувствующие. Моргнув еще разок, я вдруг обнаружила, что сижу на лавочке совершенно одна.

Что же делать? Мой мозг начал лихорадочно соображать. В первый раз, когда я попала в пятидесятые годы, мне на пути встретился добродушный старичок Андрей Петрович, который любезно сообщил мне, что на дворе, ни много, ни мало — 1956 год. А потом я увидела девчонок — высокую, эффектную и бойкую Лиду и маленькую, скромную, интеллигентную Веру, которые оказались соседками по общежитию молоденькой штамповщицы Даши. В ее-то тело я временно и переместилась и, притворяясь Дашей, благополучно встретила в Москве пятидесятых новый 1957 год. Эх, сколько запоминающихся событий случились со мной за короткий промежуток времени: и в общежитии успела пожить, и на коньках научилась кататься, и на заводе норму перевыполняла, и со стилягами задружилась, и со звездами советского футбола познакомилась, и даже ухажера завела!

Во второй раз, когда я, присев попить кофейку с пирожным на лавочке у памятника императрице Екатерине, попала в СССР, только на этот раз — в 1963 год, мне снова довелось повидаться с тем же улыбчивым и обходительным старичком. Он не узнал меня (а может, сделал вид, что не узнал?) и деликатно объяснил, что я нахожусь в Москве шестидесятых, заодно рассказав о том, как во время свадебного путешествия в Ленинград с женой в 1924 году стал свидетелем страшного наводнения.

Теперь оказалось, что я — уже не восемнадцатилетняя штамповщица Даша, работающая на заводе и живущая в общежитии, а вполне себе уважаемая особа — двадцатипятилетняя Дарья Ивановна, учительница русского языка и литературы, которой посчастливилось осуществить мечту любой лимитчицы-провинциалки — получить жилье от государства. Несколько месяцев я прожила в большой коммунальной квартире и запомнила это время навсегда.

В декабре 1963 года Москву потрясли шокирующие известия: объявился преступник, хитрым образом проникающий в квартиры советских граждан. Почти месяц он держал в страхе всю столицу. Ничего не понимающая и очень боящаяся за свою жизнь учительница Дарья Ивановна неожиданно для себя оказалась втянутой в самую гущу этих событий. Оказалось, что она знакома с таинственным «Мосгазом»…

Но все это случилось со мной во время прошлого путешествия. Вернулась домой я так же внезапно, как и попала в прошлое. Я болтала по телефону с Андрюшкой, мужем Лиды, только что ставшим многодетным отцом, и только-только хотела спросить его, когда приходить на выписку в роддом — и бац! — оказалось, что в руке у меня не допотопная трубка общего телефона с проводом, а вполне себе современный, пусть и не очень дорогой китайский смартфон.

С биографией Софочки, подруги моей Катерины Михайловны, которая сыграла едва ли не самую важную роль в поимке неуловимого «Мосгаза», я ознакомилась, уже вернувшись домой. Эта милая, добродушная и очень умная и проницательная женщина, прошедшая всю войну и долгие годы проработавшая криминалистом, оставила у меня самые приятные впечатления. Мне захотелось узнать о ней побольше. Так я с удовольствием узнала, что Софья Исааковна Файнштейн прожила долгую, насыщенную и плодотворную жизнь. Много лет она проработала в Московском городском отделе милиции на должности эксперта-криминалиста, а после того, как вышла на пенсию — в Центральном музее МВД России. Оказывается, милая Софочка, хлопотавшая на кухне у Катерины Михайловны и рассказывающая веселые истории, имела и орден Красной Звезды, и медали «За боевые заслуги», «За отвагу», «За оборону Ленинграда», «За освобождение Варшавы», «За взятие Берлина», «За победу над Германией»… Именно благодаря кропотливой и настойчивой работе Софьи Исааковны был составлен фоторобот «Мосгаза» на основании показаний маленького свидетеля.

Уж не знаю, правда это или нет, но поговаривали, что как только неуловивый «Мосгаз» был пойман, умную и талантливую Софочку, проделавшую львиную долю работы по поимке преступника, тут же отстранили от дела. Нашлись другие, желающие присвоить себе лавры победителя. А Софья продолжила работать криминалистом и почила в очень преклонном возрасте, оставив о себе добрую память.

Но все это будет гораздо позже, а пока об этом знаю только я. Софья Исааковна — еще не пожилая дама, полковник МВД на пенсии, а вполне себе молодая женщина, работающая криминалистом. Надеюсь, что она где-то тут, в Москве, и я обязательно с ней повидаюсь. Наверное, живет по прежнему адресу — в новостройках у метро «Сокол» — и ее давнишняя подруга и бывшая соседка Катерина Михайловна, с которой они долгие годы прожили в коммунальной квартире, пока ту не расселили. Может быть, и Лидочка с мужем Андреем и уже тремя детьми: Артемом, Тимофеем и Таисией живут там же, на Шереметьевской?

Скорее всего, да. Тогда нельзя было так запросто покупать и продавать квартиры, разрешался только обмен. Люди могли жить в одной квартире и двадцать, и тридцать лет, и больше. У многих и детство, и юность, и зрелые годы проходили по одному адресу… А это значило, что мне, скорее всего, не составит труда разыскать своих старых друзей.

А сколько же прошло времени? Я нащупала кожаную сумку, стоящую рядом, и залезла внутрь. Рука нашарила на дне сумки крохотное зеркальце. Глянув в него, я с удовольствием констатировала, что не сильно-то изменилась со времени своего прошлого путешествия во времени. Только скулы стали менее пухлыми и более очерченными, волосы уже не так вьются, а лицо приобрело осмысленное, спокойное, взрослое выражение. Кажется, мне сейчас лет тридцать или около того.

Обследовав сумку, я нашла там паспорт гражданина СССР, кошелек с мелочью, проездной, уже знакомую мне связку ключей и — уже по доброй традиции — две нелегких стопки тетрадей на проверку. На тетрадях стоял тот же номер школы. А это означало, что я — снова Дарья Ивановна, учитель русского языка и литературы, работаю в той же школе и живу по тому же адресу. Ключи-то те же! Затесался среди вещей и маленький календарик, на котором значился 1974 год. Судя по всему, у настоящей Дарьи Ивановны была привычка зачеркивать прошедшие дни. Благодаря этой ее привычке мне удалось без труда выяснилось. что сегодня — воскресенье, восьмое сентября.

Значит, сейчас — начало сентября 1974 года, выходной. На улице стоит очень жаркая погода, непривычная для осени. Что ж, пока все ясно. Учебный год только что начался. Скорее всего, мне снова придется освежить свои познания в русском языке и литературе, дабы и в этот раз успешно работать «под прикрытием». В этот раз мне, бывалой «попаданке», должно быть полегче: многое уже знакого. Но, наверное, многое и изменилось?

Свернув и затолкав кофту в сумку (в такую жару в ней явно не было никакой необходимости), я направилась к метро. Вышагивая по дорожкам в легком летнем платьице, я вновь наслаждалась своей фигурой молодой женщины. Вспомнить дорогу мне не составило никакого труда: в Москве я побывала еще пару раз после возвращения из своего второго путешествия в СССР. Георгий как-то пригласил меня туда съездить на выходные — отметить три месяца со дня нашего знакомства. Ничтоже сумняшеся, мы взяли билеты и поехали.

Конечно же, это была совсем другая Москва: шумная, бурлящая, ультрасовременная, с неоновыми вывесками, огромным метрополитеном с множеством станций, какими-то новыми непонятными линиями транспорта: МЦД, МЦК… И доехали мы до столицы не за восемь часов, а всего за четыре — на летящем, как птица, поезде «Сапсан». Уютно устроившись в кресле, я наслаждалась поездкой, пока Гоша, как всегда, что-то печатал на компьютер.

К сожалению, кинотеатр «Ударник», в котором мы когда-то сидели вместе с Лидой и Верочкой, уже не работал. Да и зимний каток, где мы когда-то выписывали пируэты с Ваней, выглядел совсем по-другому. Другим, напыщенным и совсем не таким интересным был и ГУМ, где я перед новым 1964 годом случайно столкнулась с Лидой и ее мужем Андреем… И парк Горького выглядел, конечно, совсем не так, как в 1956 году, когда мы с Лидой тайком пробрались на вечеринку стиляг…

Никого из своих давних знакомых я не надеялась встретить в современной Москве. Да, скорее всего, многих из них уже нет в живых. Ваня, наверное, давно уже на пенсии, растит правнуков и изредка выходит на улицу с палочкой. О былой молодости напоминают только фотографии на стене. Интересно, хранит ли он фотографию, где его нежно держит под руку прехорошенькая восемнадцатилетняя Дашутка? Мы тогда сфотографировались с ним, когда приходили в гости к мажору Лео. Да уж, приходится признать, что время неумолимо. Молодым пацанам, которые усердно разгружали вагоны по ночам в пятидесятых, чтобы заработать себе на модные брюки-дудочки и ботинки на «манной каше», теперь уже за восемьдесят.

Лида с мужем давно перебрались в Ленинград, то есть Петербург. В Москве их нет. Из магазина я уволилась, а посему вряд ли когда-нибудь увижу их. А попросить телефон или адрес я постеснялась. Да и как обосновать свою просьбу? Не такая уж я ей хорошая приятельница: просто вежливая кассирша. Не будешь же говорить: «Я — Галя, просто когда-то я попала в тело Вашей подружки Даши и вместе с Вами отплясывала атомный… » Чего доброго, степенная пожилая Лидия Павловна еще решит, что я ее разыгрываю. А своему нынешнему жениху Гоше я и подавно не стала ничего рассказывать. Не хотела, чтобы он счел меня сумасшедшей. Поэтому я просто гуляла по памятным местам так похорошевшей столицы…

Однако вторая половина моего первого дня в семидесятых прошла совсем не так радостно, как мне хотелось бы. У Катерины Михайловны дома никого не оказалось. Позвонив на всякий случай три раза и подождав у двери, я поехала к Лиде на Шереметьевскую улицу, заехав по дороге в магазин и купив там торт к чаю и пару детских книжек для школьников пятого-шестого классов. Я рассудила, что Таисии, дочери Лиды и Андрея, сейчас должно быть примерно одиннадцать лет. Значит, мой подарок будет кстати.

Лида открыла после первого звонка и, как и раньше, улыбнулась мне, но что-то было не так. Она изменилась. Не знаю даже, как описать, но это была уже совсем не та черноволосая яркая девица, по которой вздыхали почти все парни в округе. И дело вовсе не в том, что годы взяли свое. Нет, Лида пополнела совсем не сильно, даже несмотря на то, что родила троих детей. Фигура ее была такой же эффектной, кожа — гладкой.

О том, что прежняя, беззаботная, хорошая жизнь осталась позади, говорили ее глаза. Они были словно потухшими. И улыбка — уже не та, другая. Будто дежурная.

— Дашка? — спросила она. — Заходи. Ты как в наших краях очутилась? Чего не позвонила?

— Да вот, по делам к знакомой заезжала…

Лида молча прошла на кухню. Я последовала за ней, краем глаза отметив, что на вешалке висят только Лидин плащ, мужская легкая ветровка, скорее всего, принадлежащая Андрею, и пара пиджаков от школьной формы. А где же наряды дочери?

— Пацаны гулять убежали. Обедать будешь? — спросила Лида, не выражая ни радости, ни досады.

Я кивнула. Лида молча налила мне в тарелку борща, положила рядом на тарелочку два куска черного хлеба.

— Чай ставить? — также равнодушно спросила она.

Я снова кивнула и попыталась завести шутливую беседу.

— Да-да, конечно. У меня и тортик тут вот.

— Хорошо, — безучастно сказала Лида, взяла принесенное мною угощение, аккуратно нарезала и поставила на стол. Налив себе и мне чаю, она села рядом, взяла кусок торта и принялась механически его жевать.

— А Андрюшка где? — деланно небрежно, безуспешно пытаясь задать беседе дружеский тон, спросила я.

— Где ему быть? На рыбалке, — все также безучастно пожала плечами Лида. — Он там каждые выходные проводит. Зима начнется — на хоккей будет ходить. Ни одного матча не пропускает.

— Что-то не так? — аккуратно спросила я, поняв, что избежать неприятных новостей не удастся. Обычно Лида отзывалась о своем муже с гораздо большим теплом. Все выходные они проводили вместе. Моя бойкая, гордая и независимая подружка оказалась примерной женой и отличной мамой и всегда с радостью встречала мужа с работы. Неужто их отношения дали трещину? Загулял? Да непохоже. Андрей был невероятно счастлив, когда первая красавица общежития наконец согласилась с ним встречаться и даже думать не смел о том, чтобы заглядываться на кого-то другого. Неужели у них что-то случилось?

— Все не так, — привычно броско и коротко ответила подруга. — Уже давно все не так.

— А что именно? — осторожно полюбопытствовала я.

— Я же тебе много раз говорила, Дашка, — устало сказала Лида, встав со стула и подойдя к подоконнику, якобы для того, чтобы полить цветы. Однако я краем глаза заметила, как она, отвернувшись, уголком фартука быстро смахнула слезы. — С той зимы поганой еще все не так. С тех пор и живем, как соседи. Развелась бы давно, да пацанов жаль. И идти некуда.

— Какой зимы? А дочь? — спросила я, не понимая, почему Лида упомянула только Артема и Тимофея.

— Да из-за этого все и пошло наперекосяк, — Лида словно говорила сама с собой.

И она начала свой печальный рассказ.