Продавщица 3: Галя, у нас семидесятые!

Глава 18

Свою подружку-бедолагу Лиду, которую мне каким-то чудом все-таки удалось разыскать в огромном Ленинграде, куда на праздники съехались толпы туристов, я не видела почти сутки. Накануне, приведя себя в порядок в ванной комнате, Лида послушно поела, правда, без всякого аппетита, отправилась в комнату и, едва дойдя до кровати, которую ей застелил Макс-Зингер, рухнула на нее и моментально заснула мертвецким сном. Все это время она, видимо, продрогнув после долгого скитания по морозным улицам, отсыпалась и отогревалась, благо топили в советской коммуналке Макса на ура: прислонившись к батарее голой кожей, можно было запросто получить ожог.

Пока подружка досматривала десятый сон (надеюсь, красивый и замечательный, в котором ее семейная жизнь была спокойной, доброй и безмятежной, а она сама жила в благоустроенной квартире, не имея необходимости «аскать» в Ленинграде деньги у прохожих), на кухне шли активные приготовления к задуманной мной и Максом вечеринке. Одному ему знакомыми путями хозяин достал несколько ярких постеров, которыми мы вместе украсили кухню, прилепив их с помощью синей изоленты.

— Заодно и трещины в стенах закроем! — довольно сказал Макс.

Устроить вечеринку мы решили прямо тут, так как именно кухня была самым большим помещением в квартире и легко могла вместить до десяти человек. Старушка-соседка, которую Макс, видимо, все же слегка утомил своими бесконечными гулянками, молча, по-английски уехала на дачу, перед отъездом по уже сложившей доброй традиции нажарив для гуляк, к которым она относилась по-матерински, целую скороводу котлет.

— Видимо, все-таки пореже надо «сейшены» устраивать, — устыдившись, сказал Макс. — Довели пожилого человека до ручки… Прямо неудобно стало… Ну да ладно… Поговорю с ней потом, извинюсь. Тем более что сегодня мы не просто «гудим,» а по делу, ради благой цели… Простит.

Еще мне краем глаза мне довелось увидеть пожилого профессора, о котором рассказывал хозяин. Был он абсолютным и совершенным воплощением слегка сумасшедшего ученого, которого можно увидеть в каком-нибудь фильме: сгорбленный, громко шаркающий, вечно бормочущий себе под нос стихи Бродского и Мандельштама, с карандашом за ухом и длинной нечесанной бородой, из которой он, забывшись во время декламации стихов, начинал выдергивать целые клочки волос. Когда он зашел на кухню, мы с Максом, стоя на лестницах в разных концах кухни, растягивали разноцветную гирлянду. Окинув нас отсутствующим взглядом и совершенно не обратив внимания на то, как сильно за короткое время изменилась кухня, старик кивнул, молча бахнул на плиту огромный чайник, включил огонь и уставился на него.

— Правки бы к утру успеть сделать, рецензент ждет, — бормотал профессор, пока чайник закипал. — И чаю попить надо! В феврале далеко до весны, ибо там, у него на пределе, бродит поле такой белизны, что темнеет в глазах у метели…

Спустя несколько минут странноватый ученый взял закипевший чайник и, все так же дергая свою бороду, удалился к себе в комнату, продолжая с выражением декламировать:

— И дрожат от ударов дома,

и трепещут, как роща нагая,

над которой бушует зима,

белизной седину настигая…

Макс, наблюдавший за этой сценой, молча закатил глаза и кивнул мне:

— Помогай давай, Дашута, времени мало! Для тебя же и твоей подруженции стараюсь. Авось, оживет малехо… Спасибо скажешь!

— Надеюсь! — с жаром сказала я, и мы продолжили приготовления. Предстоящая вечеринка и впрямь была последней, отчаянной попыткой вернуть подругу к жизни. Андрею, мужу Лиды, я по совету Макса так и не звонила. Мне было очень жаль бедолагу-мужа и его детей, сбившихся с ног в поисках пропавшей, но где-то в глубине души я понимала: показать ему сейчас жену в таком состоянии — значит обречь ее на многолетнее существование в четырех стенах одного печально известного заведения.

Еще во время моего прошлого путешествия в СССР поговаривали, что мама печального убитого школьника, к которому в гости наведался зловещий «Мосгаз», сошла с ума и длительное время находилась на лечении в психбольнице, а потом и вовсе переехала, так и не найдя в себе силы зайти в старую квартиру… К сожалению, есть травмы, которые время не лечит. Они перестают кровоточить, закрываются рубцами, больше не болят, но время от времени все равно напоминают о себе, и чем дальше, тем, наоборот, чаще… Не зря же сказала мудрая Эмили Элизабет Дикинсон:

— Сказали: «Время лечит».

Не лечит никогда.

Страданье, как и мышцы,

Лишь укрепят года.

Психика у всех людей разная: кто-то относительно легко переживает страшные события, кому-то требуется время, а кто-то застревает в своей травме навсегда, не имея возможности жить дальше. Помогая хозяину хаты в приготовлениях, я продолжала изо всех сил надеяться, что последний случай — все же не Лидин…

К вечеру в коммуналке Макса начала собираться компания ребят, которых он пригласил на «сейшен»: крепкий рыжеволосый Леха с какой-то несуразной коробкой в руках, его девушка Ира и Оля с Владом — муж и жена, оба в очках и немного стеснительные. Макс наскоро меня со всеми познакомил и ввел в курс дела. Влада я припомнила: кажется, он работал за барной стойкой в «Сайгоне», когда мы там были…

— Да мы по телефону уже все поняли, не кипишуй, чувак, все пучком, — лениво сообщила Ира, разуваясь в прихожей. Они, с Лехой, судя по всему, были завсегдатаями молодежных тусовок. — У остальных отбой, сорри. Курехина опять за что-то в кутузку приняли. Гребень зачет завалил, пересдавать будет.

Что ж, значит, молодых и пока не еще не не очень известных знаменитостей: Сергея Курехина и Бориса Гребенщикова, чьи имена потом навсегда войдут историю, я сегодня не увижу. Впрочем, я не сильно расстроилась. Обидно, досадно, ну ладно — есть более насущные проблемы.

— Короче, сегодня всемером гуляем… — подсчитал Леха.

— Ввосьмером, — поправил подружку Макс и выразительно указал подбородком на комнату, где спала Лида.

Ребята понимающе кивнули.

— Лады, — потер озябшие руки Леха и приобнял свою девушку. — Айда на кухню! Проигрыватель я принес. Замерз, как цуцик, пока на «блошке» скакал. Это старье нафиг уже никому не нужно. Все на «мафонах» музыку слушают! Еле урвал у старушки одной! Нальешь стаканчик? — обратился он к хозяину.

— Налью, налью, — добродушно ответил Макс. — А если подождешь — то Влад тебе коктейль навертит. А насчет старья — это ты зря. Готов поспорить на пузырь, что пройдет лет сорок, и что-то подобное снова войдет в моду… Пластинки взял?

— Еще какие! — с гордостью сказал Леха. — Танцы на костях! Достал таки через Гребня… Цени друзей! Всего часа за три такое дело провернули! Луи Армстронг, Дюк Эллингтон, Бенни Гудмен… Все, что пожелаешь!

— Отлично! — в предвкушении хорошей гулянки потер руки хозяин «хаты», совершенно верно предположивший, что в XXI веке винил станет снова популярным, и в продаже появятся проигрыватели, чей дизайн — полная копия старой советской аудиотехники.

— Где прикид-то, который надеть нужно? Нормальный хоть, не тряпье какое-то? — полюбопытствовали девчонки. Они, по всей видимости, заранее подготовились к «сейшену»: ярко накрасились, а их волосы были уже уложены в прическу под названием «венчик мира». Именно такие прически мы с Лидой делали друг другу, собираясь в далеких пятидесятых «на хату» к ее тогдашнему ухажеру Лео-Леониду, живущему в элитном доме на Кутузовской набережной… У всех девчонок стиляг тогда на голове был «венчик мира», а парни старательно укладывали себе на голове кок с помощью бриолина. Держалась вся эта конструкция на голове не особо долго, поэтому приходилось идти на всяческие ухищрения.

Я украдкой потрогала свои волосы. Вроде еще ничего, хотя, конечно, уже не такие густые, как в юности. Надеюсь, «венчик мира» получится из них соорудить.

— Не тряпье, нормальные шмотки. Такие еще поискать надо! Девчонки, идите в комнату! И ты Дашута, с ними! Заодно и поболтаете? А мы с парнями пока технику подключим, — предложил Макс.

— Пошли, — бодро подхватила меня под руку Ира, своими манерами чем-то напоминающая мне мою подружку Лиду в те времена, когда все у нее в жизни ладилось. — Оль, не отставай! Двигай булками!

Когда мы оказались в комнате, Ира по-хозяйски распахнула дверцы шкафа с одеждой, и я уже во второй раз будто очутилась в пятидесятых… Яркие платья, пояса и даже одежда для парней: «тайки» — галстуки, «шузы» на подошве «манная каша», «трузера», «джакетки» — пиджаки, «хэтки» — шляпы…

— Вот это да! — с восхищением выдохнула Ира. — Красота какая! Во времена-то были! Да у Макса тут просто склад стиляжьих вещичек. — И она с восторгом принялась вытаскивать одежду из шкафа. — Да тут целую общагу можно одеть!

— Ты танцы выучила? — строго поинтересовалась у подруги Оля. — Я успела немного порепетировать.

— Ой, дон т ворри, — отмахнулась беспечная Ира. — Походу разберемся. Не первый день замужем. Тоже мне, велика наука — бедрами крутить.

Восхищенной моднице было не до того: она, вытащив из шкафа целую кипу платьев, свалила их на кровать и восхищенно примеряла на себя перед старым треснутым зеркалом то одно, то другое… — Какая прелесть! Так, вот это, желтое в черный горох, я беру себе. Оно мне по размеру, да и к глазам подходит. Дашка, а тебе, наверное, вот это, голубое подойдет, с широким поясом, смотри!

Я послушно взяла предложенное мне платье. И впрямь, почти впору. Правда, на размер больше: я теперь носила сорок шестой, а это где-то сорок восьмой. Но невелика беда, утяну поясом!

Только спустя час мы наконец определись с гардеробом на сегодняшний вечер. Я надела свое голубое платье с крупным орнаментом, Ира — желтое в черный горох, а Оля приглядела себе ярко-красное. Ей, черноволосой, такой цвет очень подходил, а еще здорово сочетался с губной помадой.

Когда мы наводили марафет, крутясь втроем перед зеркалом, в дверь постучали.

— Готовы? — раздался за дверью голос Макса.

— Не совсем, — туманно ответила Ира. — Позже сами выйдем.

Она достала из сумки две пары крупных клипс и протянула нам.

— Держите, вот, у мамы дома поискала. Говорят, в пятидесятых такие модными были.

Я аккуратно прицепила на уши клипсы и напоследок еще раз покрутилась перед зеркалом. То же сделала и Оля.

— Хороши, девки! — констатировала Ира. — Ну что, идем отжигать! Хильнем атомный, или как там тогда говорили?

Кухня тем временем уже полностью была подготовлена к предстоящему мероприятию и выглядела не хуже «хаты» Лео, в которой мы далекой осенью 1956 года отплясывали с Лидой в компании «Стиляг». Конечно, кухня советской коммуналки была намного скромнее, чем роскошные апартаменты элитного дома на Кутузовской набережной, но все нужные атрибуты имелись: старенький проигрыватель, самодельные угловатые пластинки, вырезанные из рентгеновских снимков, яркие постеры на стенах, а в углу — столик с коктейлями, которые мастерски навертел Влад, работающий барменом…

А чуть позже добавились и парни, одетые по самому писку тогдашней стиляжьей моды. Сразу после нас парни тоже наведались к «волшебному» шкафу, возвращающему людей в прошлое, и с радостью нацепили на себя галстуки, смешные ботинки, цветастые пиджаки и узенькие брюки-дудочки. Максу я была особенно благодарна — в отличие от остальных ребят, которые просто сняли хайратники и подвязали резинками свои длинные волосы, он постарался на славу и, ничтоже сумняшеся, состриг их и соорудил на голове самый настоящий кок, уложив его чем-то клейким и пахучим. Честное слово, если бы я не знала, какой сейчас на дворе год, то поверила бы с легкостью, что оказалась в пятидесятых! От тогдашнего стиляги современного хиппи было просто не отличить!

— Если уж денчить, как стиляги, то и хайер должен быть соответствующим, — пояснил он мне.

Влад тем временем достал из сумки и поставил на стол советский кассетный магнитофон «Весна-201».

— Сорри, чуваки, на японский сейчас лаве нет, — сказал он. — Мы с Ольгой на кооперативный взнос копим. Но «мафон» с кассетами я все-таки припер — на случай, если Лехины «танцы на костях» накроются. Столько лет все-таки эти пластинки где-то на антресолях пролежали…

— Поехали? — спросил меня Макс.

— Угу, — кивнула я, чувствуя, как колени начинают предательски дрожать.

— Давай! — скомандовал хозяин.

Леха, управившись со стареньким проигрывателем, включил «Буги-вуги», сначала тихонько, а потом все громче. Парни и девчонки начали танцевать. Особенно лихо это получалось у Влада и Оли. Обычно скромные и даже чуть зажатые, в танце они раскрывались и двигались с неимоверной грацией. Леха ожидаемо пригласил свою девушку Иру, ну а Макс предложил руку мне.

— Хильнем? Или как там тогда говорили? — спросил он, нетерпеливо пританцовывая на месте.

— Конечно, — согласилась я, радостная, что хотя бы на какое-то непродолжительное время я снова могу почувствовать себя восемнадцатилетней… Может быть, почувствует кто-то еще, тот, кто мне так дорог, и кому сейчас так плохо?

Мы с Максом начали здоровски отплясывать, и я даже вспомнила с легкостью, казалось бы, давно забытые движения. Так все хорошо было, весело, здорово… Можно было просто забыться и не думать ни о чем, если бы одно «но»…

— Как думаешь, придет? — спросила я Макса, выделывая очередное «па».

— Думаю, да, — сказал он, вертясь возле меня. — Дай время. Придет обязательно. Не дергай. Алло, чуваки! Как насчет по коктейлю подринчить?

— И то правда, — сказал взмыленный Влад, поймав крутящуюся в танце Олю. — Подожди, бейби, дай отдохнуть немного. Будешь «кровавую Мэри»?

— Буду, — охотно согласилась жена, прильнув губами к губам супруга. — Ого, какой ты сладкий! Даже на свадьбе меня так не целовал!

— Ну так… Ты же хотела освежить отношения, вот и освежили! — расхохотался с виду скромный Влад.

— Даша! — вдруг окликнул меня чей-то голос.

Мы обернулись. В проеме кухни стояла Лида — нет, не та измученная скитаниями девушка, которую мы с Максом подобрали у «Сайгона». Это была самая настоящая красавица: высокая, стройная, эффектная, с расправленными плечами, без макияжа, но с невероятно жгучим взглядом черных глаз, который когда-то разбил не одно мужское сердце. Сейчас этот взгляд был не взглядом сумасшедшей женщины, которая шагала в метро по направлению к путям. Он приобрел осмысленность. Лида явно отдохнула, хорошо выспалась и начала приходить в себя. А одета подружка была в платье, явно взятое из того самого шкафа.

— Хильнем атомный? — прежним уверенным голосом сказала Лида, походкой модели прошагала на кухню и нажала кнопку на стареньком проигрывателе.