Продавщица 3: Галя, у нас семидесятые!

Глава 19

Никто был не в силах вымолвить ни слова. Играла музыка, но никто не танцевал. Все ребята молча уставились на пришедшую. Оля растерянно смотрела на Влада. Ира, держа в одной руке коктейль, второй крепко ухватила за руку Лешу. Все участники нашей еще минуту назад так лихо отплясывающей компании в замешательстве молчали, не зная, что сказать, и только переглядывались, молчаливо задавая друг другу один и тот же вопрос: «Неужто получилось?».

— Так хильнем или нет? — повторила вопрос Лида и пустилась в пляс, с грацией кошки лихо повторяя некогда модные в среде стиляг движения. Я, совершенно не зная, что делать и боясь спугнуть удачу, несмело подошла к подруге и тоже начала танцевать. А вскоре стеснение исчезло, и наша шумная компания вновь принялась отплясывать под любимые песни Лео, Джона, Дэри (то есть меня) и, конечно же, Ли… Макс, не смея опять пригласить меня, танцевал один, а остальные ребята снова разбились по парам, правда, Влад пригласил Иру, а Оля выделывала виртуозные «па» с Лехой.

С Лидой мы не разговаривали, только молча обменивались взглядами, понимая друг друга без слов.

— «Ты в порядке?»

— «Как видишь…»

— «Тяжело тебе пришлось…»

— «Да, было дело… Но все позади. Спасибо тебе»…

— «Да о чем речь…»

— Чуваки! Чуваки-и-и! — окликнул нас хозяин «хаты», останавливая музыку. — Хорош денсить, на сегодня все. Программа «максимум» выполнена. Герлы, вы как? — деланно небрежно обратился он к нам с Лидой, понимая, что той сейчас совершенно не хочется отвечать на расспросы.

— Я на Московский, Андрюха дома ждет! — прежним уверенным и решительным тоном сказала подружка. — И пацаны, наверное, с ума уже посходили. Ой, чего это я? Позвонить же надо! Можно от тебя по межгороду позвонить?

— О чем вопрос, — кивнул Макс, — валяй! Для дела же…

— Спасибо! — Лида ломанулась в прихожую к старенькому дисковому телефону и, торопясь и сбиваясь, приняла набирать цифры: — Два-два-четыре…сорок три… пятьдесят четыре… ой нет, тридцать четыре! Все, кажется, туда попала! Алло! Алло! Андрюшенька! Дорогой! Ты? Алло! Алло! Чего молчишь? — и Лида, смущенно глядя на нас и закрыв рот ладонью, что-то начала бормотать шепотом.

Оля, сориентировавшись быстрее всех, схватила со стола свою сумочку и сказала:

— Чуваки, а не пора бы нам на улицу? Цигель-цигель… Постоим, покурим, потрещим, а потом — по домам? И так уж засиделись. А у нас с Владом зачет завтра… Макс, чао!

Шумно переговариваясь и делая вид, что совершенно не обращают внимания на мою подружку, ребята с молниеносной скоростью оделись и высыпали во двор. А мы с Максом остались на кухне и наскоро все прибрали. Я хотела было помочь ему снять постеры, но он остановил меня, сказав:

— Пусть висят… Оставлю на память. Все-таки не каждый день хиппи превращаются в стиляг!

— А не жалко волосы? — полюбопытствовала я, собирая со стола грязную посуду.

— Пустяки, — беззаботно сказал Макс. — Отрастут. Главное, что подружку твою выручили! Видимо, прав был кореш мой, который в медицинском учился: иногда одно хорошее яркое воспоминание иногда помогает «переключиться». У меня тоже что-то подобное было, в выпускном классе. Молод был и глуп, любил драматизировать. Девчонку одну любил очень, даже планировал жениться на ней, когда выучусь и работу найду, а она с курсантом каким-то из Можайки гулять стала. Ну я ночью на Литейный мост пошел, броситься хотел. Тогда зима, кстати, тоже уже была, навигация закончилась, мосты не разводили. Я уже ногу через перила перебросил. «Пропади, — думаю, все пропадом…» Хотел и вторую перебросить, да что-то мешало. А потом вижу: щенок какой-то дорогу перебегает, маленький, глупенький… Мимо него то одна машина пронесется, то другая! Он скулит, визжит — жить хочет! Ну у меня внутри будто тумблер переключился, я бросился, схватил его и домой… Отмыл, отогрел, накормил… Думаю: «Какой же я дурень был! Вот это существо неразумное вроде — и то за жизнь цепляется, а я, здоровый увалень, чего из-за девки расклеился?» Я его потом «Рэски» прозвал, ну от английского «resquer» — «спасатель» то бишь. Не я его, а он меня тогда спас. Пятнадцать лет Рэски со мной потом прожил, а когда похоронил я его — будто часть души вместе со мной умерла… Так-то…

Собирая со стола грязные бокалы, сворачивая праздничную скатерть и убирая мусор, я слушала откровенный рассказ Макса и думала, что у каждого из нас есть какая-то своя боль. Боль, которую можно успокоить… Нашелся бы только кто-нибудь на пути: или развязный хиппи, готовый дать денег на молоко, пусть и кукле, или верная подруга, или просто маленький глупый щенок…

Лида тем временем закончила свой непростой телефонный разговор с мужем и вернулась на кухню. Подойдя к Максу, она дружески обняла его, а потом так же крепко заключила меня в объятия.

— Спасибо, ребята! — с чувством сказала она.

— Ну что ж, все хорошо, что хорошо кончается! — бодро сказал хозяин «хаты». — Значит, все в порядке, оклемалась, домой едешь с Дашей? Ну и отлично! А теперь, подружки, если вы решили возвращаться в стольный град, двигаем на вокзал! Провожу! Надеюсь, билеты в кассе будут…

В этот раз нам повезло больше — даже достались билеты на две нижних полки. Правда, с соседями повезло меньше — над нами, как только поезд тронулся, раскатисто захрапели два каких-то мужика, и я впервые в жизни после попадания в СССР пожалела, что у меня нет с собой берушей. Лидину грязную одежду, в которой она скиталась по Ленинграду, мы решили, как и все случившееся, оставить там. Хорошенько порывшись в том самом шкафу, гостеприимный и щедрый Макс нашел вполне приличного вида обычную шерстяную юбку, кофту и даже какое-то пальто, правда, чуть поеденное молью.

— Забирай, — сказал он. — А то, чего доброго, примет тебя милиция на Московском вокзале в таком виде, поймут, что бродяжничала, и все наши труды будут насмарку.

— Я, кажется, еще неделю спать не буду, — сказала Лида, расположившись в поезде на своей койке и натягивая до подбородка простынь с постеленным поверх нее колючим синим одеялом. — Но не из-за этих храпунов. Просто у Макса дома вволю выспалась. Ощущение, будто на всю жизнь…

— А как ты в Ленинград-то попала? — спросила я, поняв, что мне, кажется, тоже заснуть не удастся. Нам с Лидой еще о стольких вещах предстояло поговорить! Однако я старалась задавать вопросы крайне аккуратно, чтобы не ненароком не затронуть какие-то деликатные темы.

— Веришь или нет, не помню! — пожала красивыми плечиками подружка. — Не помню — и все тут! Андрюха тогда на хоккей собрался. Поругались мы очередной раз. Надоело мне, что он каждые выходные там проводит. А с другой стороны, понимала, что он туда бежит, потому что там для него — отдушина, а дома — как в холодильнике, приходить не хочется. Он собираться начал, я ему в прихожую коньки и клюшку вышвырнула, а сама в ванной заперлась. Он ушел, парни в гости к приятелям отчалили — видели, что у меня настроение плохое, не хотели под горячую руку попасться. Я дома еще чуток посидела, потом оделась и пошла куда глаза глядят… В метро спустилась, долго-долго на платформе стояла, хотела под поезд броситься, да не решалась.

Я вспомнила недавний сон, в котором я видела свою подружку с пустыми стеклянными глазами, уверенно шагающую с платформы, и по спине у меня побежали неприятные мурашки… От ужаса даже пересохло в горле.

— А потом? — спросила я, сглотнув.

— Да чуть не сцапали меня, — сказала Лида и улеглась поудобнее. — Народ обратил внимание, что странно веду себя: поезда пропускаю, а не сажусь, все на краю стою. Позвали дежурного. Дежурный подошел и под локоточек меня наверх вывел, связываться не стал, решил, наверное, что больная. Ну, в целом, и правильно решил…

— А дальше?

— А дальше вышла я где-то в центре, у памятника Маяковскому. Пацаны там какие-то патлатые тусили, вроде наших стиляг, другие только. Один из них окликнул меня, спросил что-то, уже не помню, что. То да се, поговорили, песни попели… И так хорошо мне с ними стало. Почти каждый вечер после работы туда начала ходить. Андрюха поначалу даже ревновать стал, а потом рукой махнул. Делай, говорит, что хочешь… Ну я ему объяснила, что не изменяла и не собираюсь, просто песни поем. А потом один из них предложил «на собаках» в Ленинград съездить. Не знаю, что на меня нашло, но я решила: «Пропади все пропадом», села и поехала. Бегали от кондукторов, ели дрянь какую-то… Консервированный картофель! Ты можешь себе представить, что такое бывает? Но так весело было!

— А потом?

— А потом, если честно, и не помню ничего: ни где жила в Ленинграде, ни что ела. Перед глазами только одна сцена стояла: как я в роддоме лежу, жду, пока Тасю мне принесут, чтобы покормить, а ее все не несут и не несут… И как вас с Максом у «Сайгона» встретила, не помню. Будто застывшая я была. Как вы меня домой к нему привели, тоже не помню.

Тон Лиды, поначалу небрежный, вновь сменился на будничный и безжизненный, которым она впервые мне рассказывала о случившемся в ее семье горе. Опасаясь, как бы подружке снова не стало плохо, я моментально свернула разговор и сказала:

— Ну да ладно! Все хорошо закончилось, и славно!

Однако Лида продолжала, уже более уверенно:

— Дай дорасскажу, вечно ты, Дашка, перебиваешь! Я как музыку вашу услышала, будто что-то в голове щелкнуло, представляешь! Все вспомнила. Думаю: «Надо жить!». Быстренько вскочила, бегу в коридор, смотрю, в комнату дверь открыта. Захожу, а там на кровати куча платьев разных, точь-в-точь как те, в которых мы с тобой когда-то в «Шестиграннике» отплясывали… Ну я решила: «Ай, гулять так гулять!». Принарядилась — и к вам на кухню. А потом Андрюшке позвонила и пацанам. Сказала, что завтра утром буду дома и попросила, чтобы в милицию сообщили, что нашлась. Ну да это отдельная песня. Мне у мужа и детей, наверное, до конца жизни прощение вымаливать… Даже не представляю, как в глаза им смотреть…

— Да ничего тебе не надо вымаливать! — с жаром возразила я. — Что они, не люди, что ли? Все уже давно поняли! А знаешь, — решила я сменить тему на более позитивную, — в магазине на Ленинском хорошие отрезы ткани выбросили. Я подумываю себе платье пошить, на манер того, в котором сегодня танцевала. Что думаешь?

Однако Лида так и не ответила мне, что она думает, потому что внезапно крепко уснула. Чуть поворочавшись, отрубилась и я, видимо, устав от ярких событий сегодняшнего дня. Впервые за много дней я засыпала не с ощущением, что надо еще что-то сделать, а с чувством выполненного долга.

Поезд, размеренно стуча колесами, подходил к Ленинградскому вокзалу. Пассажиры, зевая и тихонько переругиваясь, с полотенцами и зубными щетками в руках, возвращались на свои места, собирали белье, скатывали матрасы и одевались. Лида, волнуясь, достала из кармана маленькое зеркальце.

— Дашка, не одолжишь помаду? Елки-палки, какие у меня синячищи-то под глазами! И замазать нечем, пудры нет.

«Немудрено, — подумала я. — Столько промучаться… Как еще жива-то осталась, будучи одна зимой в незнакомом городе…».

— Вот, возьми, — протянула я ей тюбик, однако она, увидев через окно на перроне три хорошо знакомые ей фигуры, мигом забыла о том, как она выглядит, и ринулась в тамбур.

— Подождите, подождите, гражданка! — осадил ее молоденький проводник, по виду — вчерашний школьник. — Только-только подходим к перрону. — Погодите! Не спешите! Сначала выхожу я, потом остальные пассажиры.

Наскоро накинув пальто, шапку и приплясывая в тамбуре от нетерпения, Лида едва дождалась, пока дверь поезда откроется, и ринулась на перрон. Почти сразу же ее заключили в объятия трое любящих ее мужчин — муж и двое сыновей. Потом эти четверо так и стояли посреди перрона, обнявшись и словно не замечая торопящихся и задевающих их людей. Они были безмерно счастливы…

Поняв, что сейчас Андрею, Лиде и Артему с Тимошей нет больше ни до кого дела, я решила уйти по-английски. У нас с Лидой еще будет время поговорить и все обсудить. Если она, конечно, захочет…

А может, и впрямь не надо больше трогать эту тему? Все вернулось на круги своя. Их жизнь будет снова размеренной, спокойной и замечательной. Лида не будет больше сидеть на кухне с угрюмым видом и цепляться к супругу по мелочам. Она снова начнет готовить разные вкусности, зазывать гостей, болтать по межгороду с давнишней подругой Верой и приглашать меня на пироги. А Андрей перестанет уходить из дома и вновь начнет смотреть вечерами телевизор в обнимку с супругой и лихо выписывать виражи на катке во время семейных прогулок… Совсем как тогда, в том моем сне, в котором счастливая и довольная семья Лиды и Андрея прекрасно проводила время… Только вот было их тогда почему-то пятеро…

Задумавшись, я дошла до турникета на станции метро «Комсомольская», достала из кармана жетон и хотела было опустить его в щелку, как вдруг…

Тук-тук… Тук-тук… Что происходит?

Я открыла глаза, потрясла головой и опустила стекло машины. За ним стоял грузный дядечка с усталым видом. Никаких турникетов метро и в помине не было. Не было и Москвы. Я находилась в Питере и сидела на водительском месте Гошиного автомобиля. А за окном снова был двадцать первый век.

— Сдай назад, а? — попросил он. — Пробка — капец. А мне ребенка из садика забрать надо, воспиталка уже звонила, один он там остался. Я через Шаврова поеду.

Я послушно кивнула и пропустила торопящегося отца. А всего через пару минут пробка неожиданно рассосалась, и вскоре я уже поворачивала ключ в замке своей… нет, не коммунальной квартиры.

— Что-то долго ты, — сказал вышедший встречать меня в прихожую Георгий. — Где была-то? — и жених (надеюсь, все еще не бывший) помог снять мне верхнюю одежду.

Я, потупившись, глядела в пол. Как объяснить случившееся, я совершенно не понимала.

— Я просто к шести тебя ждал, уже мясо пожарил, — пояснил Гоша будничным тоном. — А сейчас уже половина восьмого.

— Пробки, — с облегчением выдохнула я.

Жизнь пошла своим чередом: Гоша работал в офисе, я же делала на заказ и развозила плоды своего рукоделия. В общем, все было, как раньше. А на восьмое марта мой скромный программист, отчаянно смущаясь и краснея, будто провинившийся школяр, вручил мне заветную коробочку, и через пару дней мы подали заявление в ЗАГС. Свадьбу решили не устраивать — просто продолжили жить вместе, тихо, хорошо, и спокойно — наверное, так, как после примирения жили Лида с Андреем в мире, из которого я совсем недавно вернулась.

Тем временем наступила уже настоящая весна: теплая, радостная, цветущая… Я решила затеять генеральную уборку и вымыть окна. Чтобы было нескучно, я включила телевизор и, рассеянно тыкая кнопки, наткнулась на какой-то канал.

— В эфире программа «Уютный вечер», тема выпуска: «Вместе навсегда», и у нас в гостях прекрасная пара, в прошлом году справившая шестидесятипятилетие со дня свадьбы, — мило улыбаясь, сказала симпатичная ведущая. — Позвольте вам представить Лидию Павловну и Андрея Георгиевича!

Спрыгнув с лесенки, я отбросила в сторону губку и прильнула к экрану. Так и есть! На диванчике телестудии, держа друг друга за руки, сидели они — Лида с Андреем. Значит, моя подружка, которой было уже хорошо за восемьдесят, и ее супруг все еще в добром здравии! Замечательно!

— Сколько же у вас детей? — вопрошала ведущая.

— Трое! — с удовольствием ответил Андрей. А, кстати, вот они, — оператор переместил камеру в зрительный зал, и моему взгляду предстали двое солидных мужчин: один — лет шестидесяти с небольшим, другой — помоложе. А рядом с ними сидела ухоженная дама, по виду — моложе своих братьев.

— Артем, Тимофей и Таисия, — представила детей Лидия. Голос ее был все-таким же властным и уверенным, правда, с годам стал чуть ниже.

— Значит, у вас трое детей…

— Восемь внуков и четырнадцать правнуков! — с гордостью закончил за ведущую Андрей, лучащийся счастьем. — Наше счастье и наше богатство!

Ведущая еще пару минут порасспрашивала Лиду с супругом о том о сем, а потом перешла, очевидно, к главному вопросу:

— Лидия Павловна, скажите, пожалуйста, в чем, на Ваш взгляд, секрет счастливого брака?

— Вы знаете, — уверенным тоном начала подруга, — мне кажется, все пары — разные. Какого-то универсального совета не существует. Нет какого-то единого рецепта счастья. Главное в жизни — встретить своего человека. И я, — она нежно погладила супруга по руке, — его встретила.

Зрители вежливо похлопали, и ведущая переключилась на других гостей. Ну а я, в свою очередь, вернулась к уборке. У меня будто камень с души свалился. Теперь все встало на свои места. Значит, не зря мне снился сон, в котором Андрей нежно держит за руки крохотную девчушку, учащуюся стоять на коньках. После стольких страданий и горя в их семье все-таки появилась долгожданная доченька.

День не задался с самого утра. Гошу дернули в офис — видите ли, какая-то срочная у них там производственная необходимость. На улице стояла жуткая погода: метель и минус семнадцать. Наш старенький, видавший виды «Солярис» утопал в сугробах, и Гоше чуть ли не час пришлось попотеть, чтобы вызволить его из снежного плена. Ругаясь на чем свет стоит, супруг наконец прогрел авто и поехал в офис.

Я же, рассудив, что мне сегодня нос из дому высовывать не стоит, сварила себе кофе в кофемашине, подаренной нам свекровью по случаю бракосочетания, уселась на диван под уютный пледик и включила один из самых любимых советских фильмов — «Приключения итальянцев в России». Этот фильм — ровесник моего третьего путешествия в СССР. Он вышел в прокат незадолго до того, как я, сбившись с ног, разыскивала в Ленинграде мою загулявшую подружку Лиду, которая с чего-то вдруг решила примкнуть к беззаботным хиппи…

Симпатичный лев бегал по улицам города, который выглядел точь-в-точь как во время моего загадочного визита (правда, тогда было холодно и снежно). Антонио с Джузеппе пытались завладеть состоянием состоянием пожилой русской эмигрантки, ну а я, укутавшись в плед, жадно рассматривала на экране каждую деталь Ленинграда семидесятых и отчаянно тосковала по тому времени… Прогуляться бы сейчас по этим набережным, посидеть на спуске, потрогать ладонью воду в красавице-Неве…

Я очень любила Москву — и Москву пятидесятых, и Москву шестидесятых, и Москву семидесятых… Все три моих путешествия в СССР были чрезвычайно интересными и впечатляющими… А уж современная Москва — это просто чудо! Однако Питер-Ленинград — это все ж таки что-то свое, родное…

Забывшись, я уставилась на экран и сама не заметила, как вместо уютного пледа мои пальцы вдруг ощутили что-то плотное, шершавое и гранитное…