Фея-Крёстная желает замуж

Глава 28, в которой тайное стало…

Открываю глаза. Свеча почти догорела и вот-вот погаснет. Потрескивает, коптит. Мягкий розовато-коричневый плед укрывает ноги. На столе поблёскивают склянки с зельями. Рядом лежит книга.

Оглядываюсь.

Кудесник всё так же недвижим. Его дыхание, насколько я знаю, можно определить, лишь поднеся зеркальце к губам.

Встаю.

Крылья! Крылья на месте и вполне здоровы — искрятся, мерцают в косом луче луны, бьющем из окна.

Но открытие не радует.

Что это было? Сон? Разве сны бывают такими реалистичными?

И что будет теперь? Я снова открою дверь, увижу следы вещников? Мы с Хмурусом и Мурчелло побежим следом?

Что будет?

За дверью действительно раздаются шаги, осторожные, крадущиеся. Мне даже слышится перешёптывание. Но скорее всего это просто ветер вздыхает в занавесках. На всякий случай, я покрепче сжимаю волшебную палочку и готовлюсь ждать.

Неимоверно страшно, но я должна защитить того, кто не может защитить сам себя.

Шаги всё ближе.

Гулкие в пустоте коридора.

Если Хмурус не далеко ушёл, то он наверняка слышит их тоже. Он не должен был ещё далеко уйти, после того, как укрыл меня.

Идут двое.

Широкий немного шаркающий шаг — мужчина.

Торопливый, семенящий — женщина.

Вещники! — доходит, наконец.

Что им здесь нужно?

Шёпот.

Неужели, правда, не ветер?

Ёжусь.

Так хочется, чтобы кто-то сильный встал сзади, положил руки на плечи и поделился уверенностью, что всё будет хорошо.

Да хоть бы Мурчелло с потолка свалился, я была бы рада.

Он же должен охотиться за ними — там, в той реальности так и было. Где же он тогда?

Шаги замирают перед дверью.

Это просто следы. Пусть и магические, но всего лишь отпечатки чьей-то ноги. Тогда чего я боюсь? Я ведь фея. У меня в руках волшебная палочка. Разве какие-то следы могут угрожать мне?

Но… что там говорила Злобинда о следах вещников? О вещниках? Существа, лишённые магии.

А значит, магическое воздействие на них будет незначительно.

Почему-то вспомнилось, что король Ландар был антимагом. Не тратьте на меня своё колдовство. Но всё-таки его снесло моим проклятьем.

Интересно… И почему я не обратила на это внимание сразу? Не подействовала магия, но сработало слово. Желание. Очень сильное.

Отлично!

Положим это открытие в арсенал, неизвестно, что пригодится в бою. А в том, что он будет, я даже не сомневаюсь. Особенно, когда вижу, как в щель между полом и дверью проскальзывает тонкий блин следа.

За ним второй.

Другие остаются по ту сторону двери.

Сердце пропускает удары, дыхание становится учащённым.

Следы направляются ко мне. Жутковатое зрелище. Никого нет, но следы есть.

Хотя…

Они останавливаются… и над ними начинает сгущаться некая субстанция. Белёсая, туманообразная, из такой состоят призраки.

Будто печатают: слой за слоем, выше и выше.

Нет, не призрак, скорее — проекция. Словно в древнем маго-кинотеатре, когда изображение передавали на белый четырёхугольный экран.

Долговязый мужчина средних лет в сером пуловере.

Худой, длиннолицый.

Несмотря на то, что цвета смазаны и нечётки, я всё равно могу рассмотреть, что волосы у него рыжие.

А на пальцах — пятно от чернил.

Он виновато улыбается.

Христиан.

Последний сказочник.

Я узнаю его сразу.

…Над лесной поляной порхают бабочки — беленькая, рыжая, голубая. Прямо как цветы в её букетике. Она собрала их для мамы.

Та раскладывает провизию, расположившись на покрывале под раскидистым дубом — хорошо и прохладно.

Отец сидит на пеньке, устроив на коленях доску. К ней прикрепил листы, кусает перо. Отец сочиняет сказку. В такие моменты его нельзя тревожить. Девочка знает, но ей очень-очень хочется папину сказку немедленно, до того, как он её запишет.

Поэтому девочка обнимает отца сзади и заглядывает через плечо.

— Почему ты не пишешь, папочка? — чуть укоризненно спрашивает она и роняет ему на колени пёстрый букет.

Мать вскидывает голову, застывает с ножом в одной руке и головкой сыра в другой.

— Не отвлекай отца! — строго говорит она и возвращается к своему занятию.

Мужчина весело улыбается, затаскивает девочку к себе на колени, отложив в сторону письменные принадлежности, и щекочет. Малышка пищит и хохочет. Потом садится рядом, собирает цветы и начинает плести венок.

— Так почему, папочка? — напоминает она.

И мужчина, сначала чуть задумавшись, наконец отвечает:

— Я слушаю сказки цветов.

Он дарит девочке добрую и немного растерянную улыбку.

Девочка вытаскивает из букета один цветок и протягивает отцу:

— Какая сказка у мака?

— Яркая.

— А у ромашки? — достаёт следующий цветок.

— Нежная.

— А у колокольчика? — вертит третий.

— Звонкая.

— Ну тогда, папочка, тебе нужно собрать все цветочные сказки вместе, — серьёзно советует девочка, — и сделать одну, такую разноцветную, как мой венок.

Мужчина тихо смеётся.

— Какая ты у меня умница! — чмокает девочку в румяную щёчку. — Обязательно так и сделаю.

Девочка проворно заканчивает венок, надевает его на голову. Он красиво подчёркивает озорные рыжеватые кудряшки. Девочка улыбается: она видит своё отражение в любящих глазах отца. И знает, что хороша.

— А в твоей сказке будет принцесса?

— Конечно! Какая же сказка без принцесс!

— А злая ведьма?

— И злая ведьма.

— И сказочный лес тоже?

— Обязательно!

— И прекрасный принц всех спасёт?

— А как же!

— Папочка, папочка! — девочка обнимает его. — Какая чудесная сказка! Я бы так хотела попасть в неё.

— Попасть в сказку? — уточняет мужчина. Он немного взволнован и совершенно серьёзен.

— Да, — кивает девочка. — Я бы хотела, как спящая красавица, заснуть на сто лет, и чтобы меня разбудил самый красивый мальчик на земле.

Мужчина вздрагивает и качает головой:

— Доченька, будь осторожнее с желаниями. Особенно, когда речь идёт о сказках. Они имеют обыкновение сбываться.

Девочка серьёзнеет, поправляет венок, перебирается на колени к отцу, обнимает его за шею.

— Папа, а почему нельзя, чтобы сбылось, и я попала в такую сказку?

— Потому что, деточка, — он целует маленькую непоседу в рыжую макушку, — это будет моя сказка. И ты заблудишься в ней, как в лабиринте.

— Не заблужусь, — упрямо мотает головой малышка, — если ты оставишь для меня следы. Я буду идти по твоим следам и вернусь.

Мужчина задумается, трёт подбородок.

— Так можно поступить, — говорит он, наконец, — но всё равно остаётся опасность не вернуться.

— А если я сама напишу сказку и заблужусь в ней?

— Тогда, милая, боюсь, всё будет совсем плохо. Ведь я не смогу оставить тебе следы, а если и смогу, ты их не увидишь.

Девочка вздыхает.

— Почему сказки такие злые?

— Вовсе не злые, — отзывается мужчина, крепче прижимая к себе дочурку, — сказки добрые, просто правдивые и строгие. Нет ничего правдивее сказки и строже правды.

— Это же совсем невесело, — чуть надувает губки девочка. — Когда я вырасту, я обязательно придумаю сказку, где всегда весело. Где все играют и бегают по лугу. Где радуга и бабочки над цветами. Такой будет моя сказка. А ещё там не будет ночи и вообще ничего плохого.

Теперь вздыхает мужчина.

— Вот как раз без плохого будет скучно. А ночь нужна, чтобы спать. Ведь даже сказочные герои рано или поздно устают от игр.

— Хорошо, будет ночь и плохое, только самую каплю.

— Замечательно, доченька! У тебя обязательно выйдет самая удивительная сказка. Только не забудь её сочинить.

— Конечно! — торжественно обещает девочка. — И приглашу туда вас с мамой…

Что будет дальше, юная сказочница не договаривает: мать зовёт обедать, и маленькая непоседа бежит к столу.

…Когда видение рассеивается, мне приходится отступить к креслу — едва стою на ногах. Христиан приближается, а кажется, будто он просто перетекает с места на место. Он останавливается рядом со мной, склоняется, его тонкие губы трогает грустная улыбка. Он сам — как нечёткая чёрно-белая картинка, и только волосы — яркое пятно. Будто невидимый художник раскрасил только их, а остальное не успел.

— Зачем вы показали мне это? — смотрю ему в глаза. Ну если, конечно, у проекции они есть?

— Из-за Лидии, — говорит Христиан. — Она заблудилась в чужой сказке. В моей сказке. И я оставляю ей следы, чтобы помочь выбраться.

— Куда? — я перекатываю волшебную палочку из руки в руку и совсем ему не верю.

— В Мир Вещей, куда ушли мы с её матерью.

— Но ведь она убила вас обоих?

— Вовсе нет, то была иллюзия, фантомы. Не только вы, феи, умеете их делать. Сказочники тоже кое-что могли. Там, на поляне, в тот день, я понял, что начал глохнуть. Вот тогда-то и решил: нужно уходить.

— И ты смог так легко пройти между мирами?

Он немного виновато разводит руками.

— Я сказочник. Могу попасть в любой мир, где есть сказки.

— Но ведь ты должен был давно умереть?

— Я и умер. Но остался жить таким вот, — указывает на себя. — Пока люди читают мои сказки, я жив. По-своему, конечно, но жив. И жена тоже. Но Лидия… если она сможет выбраться из лабиринта, то поможет вам здесь.

— Здесь? — усмехаюсь. — Но зачем? Нам нужен сказочник, Сказочная страна гибнет.

— У вас будет сказочница.

— Но как такое возможно? — от удивления едва не роняю волшебную палочку. — Ведь всегда были только сказочники.

— Значит, сам наш мир захотел изменений, раз послал нам дочь, а не сына. Я очень много думал об этом и пришёл к такому вот выводу.

— Но… я видела прошлое… Тот день, когда Лидия… убила… Она же не способна сочинять сказки.

— Способна, особенно, если пойдёт по моим стопам. Для этого я ей их и оставляю.

— То есть, по следам она выберется из лабиринта, куда её погрузила Чёрная Злоба, и сможет понять, как сочинять сказки?

— Так и есть! — радостно подмигивает мне Христиан. — Лидия — надежда на спасение Сказочной страны.

— Хорошо, — киваю, потирая подбородок. — А всё то, что я увидела до? Мой… сон…

— Одна из версий будущего. Ты воззвала к Книге-Всех-Историй, и она откликнулась. Эта старушка может, когда захочет. Но будущее, нарисованное ею, всегда зыбко и непрочно. Однако в её историях всегда есть подсказки, их только надо правильно считать. Ни один сказочник не мог контролировать её.

Вот как, подсказки. Ну что ж. Читать я умею и кое-что прочитала верно. И ты, друг мой сказочный, темнишь.

Медленно поднимаюсь, потому что, сидя в кресле, чувствую себя слишком крохотной рядом с высоким Христианом. Волшебную палочку, на всякий случай, держу покрепче и наготове.

— Меня всегда мучил один вопрос, — начинаю издалека, — если всё хорошее, весёлое и светлое в нашем мире придумали сказочники, то откуда взялось злое, тёмное, страшное — Чёрная Злоба, крысоры, например.

— Их тоже придумали сказочники.

— Но зачем?

— Затем, что о сказках про принцесс, скачущих по радуге на единорогах, могла мечтать моя дочь в младенческом возрасте. И другие девчонки её лет. Такие сказки, конечно, красивы, но немудры. Мудрость же часто неприглядна, путь к ней страшен и тернист. Потому что без победы над трудностями не будет и счастья.

— Согласна, — медленно обхожу его по дуге; так, если понадобится, будет удобнее бить, — но в той версии будущего, что показала мне Книга-Всех-Историй, вы шли в темницу, к камерам крысоров. Зачем?

Христиан тушуется, идёт рябью, словно передатчик, что проецирует его сюда, изрядно барахлит.

— Ну же, подскажите, и тогда мы все вместе сможем выбраться отсюда вместе с вашей дочерью.

Следы за дверью начинают нервно топать, словно кто-то переминается с ноги на ногу.

Христиан озирается.

— Всё не так просто… — его голос вибрирует, гласные растягиваются и звучат тревожно. — Это тайное… лучше не трогайте…

Сказочник истончается и тает.

Следы торопливо пускаются прочь по коридору…

Уж не знаю, что именно будет так же, как мне показала Книга-Всех-Историй, но я уверена, что сейчас распахну дверь и увижу Мурчелло, мчащегося по следу, а потом встречу Хмуруса…

И мы не допустим прежних ошибок, а всё тайное станет явным.

Я победно улыбаюсь и открываю дверь.