Фея-Крёстная желает замуж

Глава 11, в которой я познакомилась…

Рычание и скрежет усиливаются. Теперь уже дрожат не только крысоры, но и белочка рядом со мной.

— Там чудовище! Оно ещё страшнее, оно нас съест! — испугано лепечет она, прижимается ко мне и вся трепещет.

А по стене, между тем, ползёт огромная тень. И голос, низкий, рыкающий, заполняет пространство:

— Отпустите этих женщин! Не то падальщики будут глодать ваши кости!

— Кто ты, чудовище? — дуэтом спрашивают крысоры. Они уже забыли о своей магии, и, кажется, сами усиленно ищут выход из этой комнаты.

Слежу за ними — так и есть, пятятся в сторону шкафа. Удачная маскировка, неудивительно, что я сразу не догадалось.

— Я, — отвечает голос, и раскатистое эхо вторит ему, — Великий-И-Ужасный-Злобно-Когстистый-Зверь. И я порву вас в клочья.

— Ой, мамочка наша Первокрыса! — тонко взвизгивают наши тюремщики, открывают дверь шкафа и с воплем улепетывают, вмиг исчезая в темноте тоннеля.

И лишь тогда, с противоположной стороны, где, казалось, нагромождены сундуки и коробки, — а на деле лишь голограмма, — вернее, прямо через них выплывает гордый и весьма довольный собой Мурчелло.

Опирается на один из громадных динамиков и, облизывая лапу, стреляя в нас самодовольным взглядом, он заявляет:

— Мур-дамы, ждали?

Гад! Во мне борется желание убить и затискать.

Ведь даже я подумала, что явился по нашу душу ещё какой-то подземный житель.

А вот Ляна не колеблется, бросается и сжимает в объятиях так, что мяв-куну самому скоро нужна будет помощь:

— Мурчеллочко, хороший мой! — лепечет она и трётся личиком о его мягкую шерсть. — Как же ты смог? Храбрый! Замечательный!

— Элемявентарная физика, мур, — гордо заявляет котяра. — Резонанс, оптическая иллюзия, мур… IQ у меня высокий.

Ляночка прям млеет вся.

— Да-да, ты очень умный, Мурчелло. И пушистый.

Мяв-кун на всякий случай отходит подальше, видимо, одного сеанса обнимашек ему хватило.

Удалившись на обнимательно-безопасное расстояние, Мурчелло переводит взгляд на меня. И в его радужных глазах заметно возмущение.

— А ты, Айсель, скажи мне, что вы со Злобиндой сделали с моим дорогим другом Галетом?

— Да, кстати, что с Галетом? — надеюсь, я хлопаю ресницами достаточно невинно. — Он проснулся?

— Пррроснулся! — раздражённо отзывается Мурчелло. — Но уже не тот, мяв!

А хвост делает стойку и шипит. Тоже не в духе.

Хвост не в духе! Как вам это понравится? Хорошо, что у Ляны хвост как хвост.

— Что ты имеешь в виду? — с трудом ловлю нить разговора.

Ох уж эти хвосты!

— Лучше покажу, мур!

Он зависает в воздухе — глаза прикрыты, сосредоточен, лоб наморщен, рога, кажется, чуть вибрируют. Как антенны, улавливающие волны.

Затем прикладывает лапу к моему лбу, и я вижу. Зрелище незабываемое.

По главному коридору академии несётся Злобинда, за ней — с видом крысы, увидевшей сыр, мчится Галет с воплем:

— Любовь моя! Ну куда же ты! Свет моих очей!

Видение идёт рябью и исчезает.

Мурчелло возвращает себе всё тоже ехидное выражение лица.

— Видишь, что вы натворили, мяв?! Хорошо, у Хмуруса нашлись нужные зелья. Кое-как отпоили беднягу Галета. А тогда уже стали искать мявас. И Галет вспомнил про магические дыры, которые сам же и сделал. И сказал, что вы, наверное, могли упасть туда. Я нашёл дыру, взял след и пошёл. Но чем ближе я был, тем сильнее было ОНО!

— Оно? — переспрашиваю я. Сообразив, что история будет долгой, присаживаюсь на одну из скамеек и готовлюсь слушать. Ляна пристраивается рядом. И смотрит на нашего вещуна совершенно влюблёно.

— Да, ОНО. ОНО всегда приходит, когда я чувствую близость крыс.

— И что же это за оно?

— Чувство.

Мяв-кун снова меняет выражение мордочки — теперь на испуганно-отрешённое. Он мнёт в лапах негодующе шипящий хвост, а шерсть его идёт зловещими красновато-оранжевыми всполохами.

— Страх, ужас, — бормочет он, буквально откручивая змеехвосту голову. — Потому что я невероятно, мяв, очень-очень сильно, просто до чёртиков… БОЮСЬ КРЫС!

Выкрикнув последнее слово, он зажмуривается, словно что-то сверху сейчас рухнет на него.

И заканчивает уже совсем тихо, на выдохе:

— … а они возвращаются! С подмогой! — и, лихо разворачиваясь к сокрытой голограммой двери, орёт: — Бежим!

Мы с Ляной срываемся за ним.

Мурчелло забывает о крыльях, пускается на утёк со всех четырёх, я лечу, а вот Ляна — бежит, быстро, сосредоточено.

Оглядываюсь на неё, она лишь машет рукой и повторяет скороговоркой:

— Яумеюбегать, яумеюбегать!

На очередном повороте замечаю — крысоры идут по пятам. А за ними — полчище, серая лавина.

— Крысы! — не оглядываясь, кричит Мурчелло. — Они ведут с собой крыс!

И тут раздаётся крик.

Тормозим, поворачиваемся.

Рыр и Ыыр держат бьющуюся, как пойманная рыбёшка, Ляну. Её огромные золотисто-карие глаза полны слёз. Будто говорит: мол, прости, подвела. Белочка указывает глазами на оторванный подол своего платья. Догадываюсь — запуталась в юбке. Беда.

Вокруг действительно полно крыс — крупных, тощих, со злющими красными глазками.

— За дураков нас держите, — начинает один крысор.

— Верно, за глупых, — подхватывает другой.

— Думали, мы не знаем, что Великиго-И-Ужасного-Злобно-Когстистого-Зверя не существует!

— Верно, нет таких.

— Есть только трусливый жирный кот-мутант.

— Мерзкий котяра, верно.

— И сейчас мы разорвём его в клочья.

— Верно, только ошмётки полетят.

— А потом — её.

Рыр встряхивает Ляну, она взвизгивает, Ыыр криво ухмыляется.

Выхватываю палочку.

Но крысор поднимает когтистую лапу вверх:

— Лучше не дёргайся, Фея, а то твоей рыжей подружке придёт конец быстрее, чем ты думаешь.

И тут выступает вперёд Мурчелло. Сам весь дрожит и едва стоит на задних лапах, но смотрит смело. Радужные глаза переливаются и блестят:

— Ляна, я ещё раз встречал Хряся, мяв, — говорит он торжественно и немного грустно, — он сказал, что будет ждать тебя всегда, столько, сколько нужно. Пока не станет настоящим камнем.

И Ляна снова кричит, да так, что сотрясает своды этой норы и сверху падают мелкие камешки:

— Хряяяяяяяяясиииииииик!!! Неееееееееет! Только не камень!

Затем она ловко лупит каблучком по ноге своего хвостатого конвоира, другому удар приходится в подбородок.

И вот она уже свободна и дерзка.

— Пфф, — сдувает рыжую прядку, что пересекает сейчас её личико, и упирает руки в бока: — Я с троллем жила! Что мне какие-то крысы-переростки!

Вижу, как крысоры щерятся и сопят.

Злые.

Их свора мечется и желает рвать.

Дальше всё происходит мгновенно.

Мурчелло становится на четыре лапы и выпускает когти. Змеехвост тоже в боевой позиции и показывает зубы, с которых капает яд.

— Хватай её и лети, мяв, — командует он. — А я покажу им, каких зверей не бывает.

И начинает стремительно расти.

Впрочем, любоваться этим зрелищем некогда. Поэтому подхватываю Ляну, взмываю и лечу к выходу, который уже маячит впереди.

Полчище крыс мчится следом.

Снова ночь и луна. С луной приходит моя сила. Но для этого мне нужно искупаться в её сиянии. А сейчас я не могу, поэтому опускаю Ляну, вернее роняю вначале тропинки, что ведёт к лесу.

Тяжело опускаюсь сама.

Устала. Старею.

— Иди, — говорю, — ищи своего Хряся. Видишь, здесь кто-то снял магическую стену.

Она мотает головой:

— Нет, я с вами до конца, Айсель.

— Не глупи, — строго говорю я, — ты ведь знаешь, с нами, феями, шутки плохи. Лучше делай, что сказано. Хрясь важнее!

Она вздыхает, порывисто целует меня в щёку и убегает к недобро гудящему Злобнолесу.

А я разворачиваюсь к врагам.

Вон их сколько. Мечутся, пока ещё боятся кинуться, но уже чуют, что я слаба.

Крепче сжимаю волшебную палочку. Должна ударить первой.

Моя магия — трансформация. Я не могу убить, покалечить или причинить ещё какой вред. Только превратить в нечто более безобидное.

Например, в лягушек… обращается первая партия нападавших. И квакая, упрыгивает в разные стороны.

Но крысы умны и хитры. Оттого и опасные враги. Они собираются вместе, кишат, совещаются.

Феи понимают все языки. В том числе и языки зверей и птиц. Кроме языка крыс. Они заговорены Болотной Колдуньей. Подчиняются только её потомкам или порождениям, и только они могут понимать крысиный.

Мне остается лишь догадываться, нервно кусать губы, косится на луну и стискивать волшебную палочку до хруста.

Никогда не приходилось сражаться.

Неужели вот так бесславно умру, сожранная крысами?

А хвостатые твари, тем временем, обступают меня широким кольцом, всё сильнее его сжимая. Они издают какой-то странный звук. Он парализует меня.

Я стою, качаюсь, ничего не предпринимаю.

Крысы всё ближе.

Их преисполненные злобы рожи всё гаже.

Шансов у меня всё меньше.

И вот, видимо, вожак стаи прыгает прямо на меня. И падает с визгом, обдавая платье тёмной кровью.

Только тогда замечаю, как змеёй отползает плеть, похожая на тонкий гибкий корень дерева.

И, почти боясь дышать, нахожу взглядом спасителя.

Кудесник.

Хранитель леса.

Настоящий зелёный.

Он высок, строен, прекрасен. В глазах угроза и гнев. Его одежды — из коры и листьев, уходят в землю, сливаются с ней. Будто он сам — часть природы. Хотя, так и есть. Кудесники сильнее других магических рас связаны с самой сутью мира.

— Как вы посмели явиться сюда, гадкие твари! — его голос гремит. Крысы суетятся. Лишённые вожака, они не знают, что делать.

Но всё-таки отваживаются, кидаются вперёд в отчаянной попытке. Начинается танец смерти — под свист плети кудесника и трескучий писк умирающих крыс.

Наконец хвостатые твари понимают, что бой проигран, и откатываются назад, как прибойная волна.

Тогда кудесник направляется ко мне, преклоняет колено и прикладывает одну руку к груди, другую — протягивает мне. Я робко, как девица на первом свидании, вкладываю в неё пальцы.

Он осторожно сжимает их, подносит к губам, обжигает поцелуем. И говорит, обволакивая меня бархатистым голосом:

— Прекрасная фея простит недостойного за то гадкое зрелище, невольной свидетельницей которого ей пришлось стать?

— Что вы, — говорю я, сбиваюсь, потому что сердце колотится где-то в горле, — вы герой! Вы мне спасли жизнь!

— О нет, я лишь делал то, что велит мне сила кудесника. Но если мне к тому же удалось спасти прекрасную фею, то я счастлив.

Я и сама счастлива, не передать как.

— Встаньте, — прошу я его.

Он поднимается с колен, возвышаясь надо мной.

— Героям полагается награда. Какую хотите вы? — тянусь, трогаю ладонью его щёку. Она — словно выточена из дерева — твёрдая, гладкая, чуть шероховатая.

Кудесник перехватывает мою ладонь, целует в перекрестье линий.

— Лишь одну, — отвечает он, — познакомиться с вами поближе. Узнать ваше имя.

— Айсель, — говорю я. — Лунное сияние.

— Лучшего имени вам не подобрать.

Он кланяется и произносит:

— А теперь, с вашего позволения, я уйду. Меня ждёт лес. Много забот.

И, шурша одеждами, отступает и сливается с ночью.

А я стою и всё смотрю на то место, где ещё недавно был он.

И понимаю, что впервые в жизни глупо и безнадёжно влюбилась.