Фермер 1: перерождение

Глава 7 Первые результаты

Через две недели, как раз к тому же времени, когда мы завершили очередной этап работ на заброшенном участке, результаты моих экспериментов в огороде стали видны невооруженным глазом.

В теплице зеленели ровные ряды рассады. Помидоры выпустили первые настоящие листочки, огурцы развернули семядоли, перец, хоть и медленнее, но тоже показывал признаки жизни.

На домашнем участке взошли редис и салат, посеянные в первую очередь для демонстрации. Зелень получилась сочной, яркой, явно отличающейся от того, что росло у соседей.

Как я уже рассказывал, на экспериментальном участке совхоза из земли тоже пробивались первые ростки картофеля. На террасах они выглядели особенно впечатляюще: ровные зеленые строчки на фоне серых камней.

— Дядя Витя, смотрите! — восторженно кричал Витька, прибежавший с утра проверить теплицу. — Помидорки растут! И огурчики тоже!

В стеклянном домике действительно царила особая атмосфера. Воздух был теплым и влажным, пахло землей и зеленью. Автоматическая система проветривания работала безупречно. Форточки открывались в жаркие часы и закрывались к вечеру.

— А можно потрогать? — спросила прибежавшая Галка.

— Осторожно, — разрешил я. — Листочки еще нежные.

Дети с восхищением рассматривали молодые растения. Для них это чудо — из маленького семечка выросло живое растение. В их глазах читались удивление и желание узнать больше.

— Дядя Витя, а почему у вас растения такие зеленые? — поинтересовалась Марина. — У нас дома помидоры бледнее.

— Здесь им комфортно, — объяснил я. — Достаточно света, тепла, питания. Как людям, в хороших условиях и здоровье крепче.

Но не все разделяли детский восторг. Утром того же дня ко мне домой пожаловал Громов в сопровождении еще одного человека, пожилого, с седой бородкой и недоверчивым взглядом.

— Виктор Алексеевич, — представил его председатель, — знакомься. Это Михаил Семенович Токарев, главный агроном района. Приехал посмотреть на твои эксперименты.

Токарев оказался человеком старой школы. Выпускник сельхозинститута конца тридцатых, прошедший войну, отработавший в районе больше двадцати лет. В его глазах читалось плохо скрываемое недоверие к молодому выскочке с новомодными идеями.

— Ну, показывайте, что тут наворотили, — буркнул он, оглядывая теплицу. — Говорят, чудеса творите.

Я провел гостей по участку, демонстрируя рассаду, объясняя принципы работы теплицы и системы компостирования. Громов слушал с интересом, изредка задавая вопросы. Токарев молчал, лишь хмыкая в наиболее, по его мнению, спорных местах.

— А это зачем? — указал он на компостные кучи, морща нос от запаха. — Мусор по участку разбросали?

— Органическое удобрение готовлю, — терпеливо объяснил я. — Через полгода здесь будет лучший перегной для подкормки растений.

— Навоз есть, зачем огород сором засорять? — проворчал районный агроном. — В совхозе центнерами лежит, бери не хочу.

— Навоз — это хорошо, — согласился я, — но компост дает более сбалансированное питание. Плюс утилизация органических отходов, которые обычно выбрасывают.

— Выдумки, — отмахнулся Токарев. — Испокон веку навозом удобряли, и ничего, урожаи получали. А тут понавыдумывали…

Громов поежился, чувствуя назревающий конфликт.

— Михаил Семенович, — миролюбиво вмешался он, — а давайте посмотрим на экспериментальный участок. Там уже всходы появились.

Мы поехали на террасированные поля на совхозном УАЗике. Дорога петляла между перелесков, и вскоре показались преображенные склоны.

Картина действительно впечатляла. На месте бывших бросовых земель зеленели аккуратные террасы, а между камнями пробивались ровные рядки молодых растений.

— Ну и ну, — присвистнул Громов, выходя из машины. — За две недели столько сделали.

Токарев молча прошелся вдоль первой террасы, присел на корточки, рассмотрел всходы. На лице его читалось удивление, которое он старался скрыть.

— Картофель взошел дружно, — признал он неохотно. — Хотя на таких камнях… Не думал, что получится.

— А вот здесь мы испытываем новый метод полива, — показал я на систему желобов и шлюзов. — Вода подается только туда, где нужно, без потерь.

— И сколько воды экономите? — поинтересовался Громов.

— Примерно в три раза меньше расходуем, чем при обычном поливе, — ответил я. — А эффективность полива выше, потому что влага поступает прямо к корням.

Токарев обошел участок, внимательно изучая каждую деталь. Временами он останавливался, что-то мерил шагами, присматривался к растениям.

— Технология интересная, — наконец произнес он, — но рано радоваться. Всходы — это еще не урожай. До осени дожить надо, вредителей пережить, болезни.

— Согласен, — кивнул я. — Но первые результаты обнадеживают.

— А вот скажите мне, молодой человек, — Токарев повернулся ко мне, — откуда у вас такие знания? В Тимирязевке террасному земледелию не учат.

— Литературу изучал, — ответил я осторожно. — Опыт зарубежных стран, древние методы земледелия. Многое можно адаптировать к нашим условиям.

— Зарубежный опыт, — скептически протянул районный агроном. — А наш, советский, вам не подходит? У нас тоже есть что показать.

— Конечно, подходит, — поспешил исправить ситуацию я. — Я же использую методы Мальцева, Вильямса. Просто дополняю их элементами, которые помогают осваивать сложные земли.

Громов чувствовал напряжение и попытался разрядить обстановку:

— Михаил Семенович, главное же результат. А результат пока впечатляет.

— Пока, — подчеркнул Токарев. — Посмотрим, что к осени получится. А то понавыдумывают, а потом план срывают и виноватых ищут.

— План мы выполним, — твердо сказал Громов. — А если Виктор Алексеевич свои обещания оправдает, то еще и перевыполним.

— Какие обещания? — насторожился районный агроном.

— Сто пятьдесят центнеров картофеля с гектара на террасах, — ответил председатель. — И сто двадцать на участках с искусственным грунтом.

Токарев хмыкнул:

— Амбициозно. У нас в районе средняя урожайность восемьдесят центнеров. А тут на камнях полтораста обещают.

— Обещания нужно выполнять, — спокойно ответил я. — Иначе какой смысл браться за дело?

— Вот это правильно, — одобрительно кивнул Громов. — Мужской подход.

На обратном пути Токарев был задумчив. У конторы совхоза, прощаясь, он неожиданно сказал:

— Корнилов, методы у вас любопытные. Если действительно получится то, что обещаете, готов рекомендовать опыт другим хозяйствам района.

— Спасибо, Михаил Семенович, — ответил я. — Постараюсь не подвести.

— Только учтите, — добавил он строго, — новаторство новаторством, а план есть план. Основные площади должны давать гарантированный урожай по проверенным технологиям.

— Конечно, — согласился я. — Эксперимент на то и эксперимент, чтобы проверить новые возможности, не рискуя основным производством.

Когда районный агроном уехал, Громов облегченно вздохнул:

— Ну и характер у Михал Семеныча. Консерватор старой закалки. Но если он признает твои методы, то это дорогого стоит. В районе его мнение много значит.

— Понимаю, — кивнул я. — Поэтому и стараюсь действовать осторожно, не противопоставляя новое старому, а дополняя.

— Правильная тактика, — одобрил председатель. — А теперь давай обсудим планы на ближайшие недели. Пора думать о расширении эксперимента.

Вечером, сидя дома за чашкой чая, я анализировал прошедший день. Первый серьезный экзамен пройден успешно. Токарев, несмотря на консерватизм, не отверг мои методы полностью. Это хороший знак.

Но расслабляться рано. Впереди ждала основная работа. Надо выполнить обычные агрономические обязанности, которые никто не отменял. Громов ждал от меня не только экспериментов на заброшенных участках, но и повышения урожайности на основных полях совхоза.

Следующим утром я отправился на поля ячменя и пшеницы, засеянные еще в апреле. Культуры всходили неравномерно, кое-где виднелись проплешины, а молодые растения выглядели бледно.

— Что скажешь, агроном? — спросил подошедший Петрович, бригадир полеводческой бригады. — Всходы так себе получились.

Я присел на корточки, выдернул несколько растений, осмотрел корневую систему. Картина прояснилась быстро.

— Кислая почва, — констатировал я. — И нехватка фосфора. Плюс семена сеяли в недостаточно прогретую землю.

— А что делать будем? — Петрович почесал затылок. — Пересевать поздно, а так урожай никудышный получится.

— Известкование проводим, — решительно ответил я. — И подкормку фосфорными удобрениями. Но сначала нужно наладить производство извести.

Я вспомнил об обещании, данном Громову, — сконструировать дробилку для переработки местного известняка. Самое время заняться этим проектом.

В районном складе металлолома нашлось все необходимое. Корпус молотилки от списанного комбайна «Нива», мощный электродвигатель мощностью пятнадцать киловатт, стальные листы толщиной восемь миллиметров, подшипники от тракторных колес. Попасть туда удалось после звонка директора совхоза.

— Зачем тебе эта рухлядь? — поинтересовался Семеныч, кладовщик склада, записывая выданные детали в потрепанную тетрадь.

— Дробилку для известняка собираю, — объяснил я, осматривая корпус молотилки. — Для раскисления почв.

— Из этого хлама? — скептически хмыкнул он. — Да этот комбайн еще до войны выпустили.

— Металл качественный, — возразил я. — А принцип дробления простой. Молотковая система с регулируемыми зазорами.

В мастерской совхоза я принялся за переделку. Как-то так получилось, что сам я почти ничего не делал. Только давал указания. Работали бригадир Петрович, молодые механики совхоза, сварщик Колька, послушно и сноровисто.

Сначала мы демонтировали из корпуса молотилки все лишние детали, оставив только барабан и приводной механизм. Затем изготовили новые молотки из высокоуглеродистой стали, найденной среди обрезков.

Колька, молодой сварщик, помогал с энтузиазмом:

— Виктор Алексеевич, а как эти молотки камень дробить будут? Они же быстро сотрутся.

— Поэтому мы и делаем их съемными, — я показал чертеж крепления. — Когда сотрутся, новые поставим. А форма специальная, для раскалывания, а не истирания.

Особое внимание я уделил системе подачи материала. Приемный бункер сварил из листовой стали, снабдив регулируемой заслонкой. Камни должны поступать равномерно, иначе дробилка забьется или сломается.

— А этот лоток зачем? — спросил наблюдавший за работой механизатор Иван Кузьмич.

— Для сортировки, — пояснил я, когда парни устанавили наклонное сито. — Крупные куски пойдут на повторное дробление, мелкие сразу в готовую продукцию.

Самой сложной частью стала система привода. Нужно рассчитать передаточное число, чтобы молотки вращались с оптимальной скоростью, достаточно быстро для эффективного дробления, но не настолько, чтобы разрушить механизм.

— Тысяча двести оборотов в минуту, — бормотал я, делая расчеты на листе бумаги. — Диаметр барабана восемьсот миллиметров… Нужен редуктор с передаточным числом два к одному.

Редуктор нашелся от старого элеватора, стоявшего на складе запчастей. Правда, пришлось перебрать его полностью, заменив изношенные шестерни.

Через пару дней дробилка была готова. Я подключил ее к трехфазной сети мастерской и загрузил первую порцию известняка, добытого в ближайшем овраге.

Механизм заработал с оглушительным грохотом. Молотки с силой ударяли по камням, дробя их в белую пыль. Из выходного патрубка сыпалась мелкая известняковая мука, именно то, что нужно для нейтрализации кислых почв.

— Работает! — восхищенно крикнул Колька, перекрывая шум машины. — Как настоящая заводская!

— Лучше заводской, — усмехнулся я. — У нас производительность выше, а энергозатраты меньше.

Действительно, дробилка перерабатывала до тонны известняка в час, потребляя всего пятнадцать киловатт электричества. Для сравнения, покупная установка такой же производительности стоила бы как половина годового бюджета совхоза.

Громов, узнав о завершении работы, примчался в мастерскую в тот же день.

— Ну показывай чудо техники, — сказал он, обходя дробилку кругом.

Я запустил машину, Колька засыпал в бункер несколько ведер камней. Через пять минут на выходе скопилась гора белоснежной муки.

— Сколько за час делает? — практично поинтересовался председатель.

— Тонну, — ответил я. — А работать может круглосуточно, если материал подвозить.

— Значит, за месяц можем переработать весь известняк из оврага, — прикинул Громов. — А его там тонн на триста набирается.

— И хватит на все кислые поля совхоза, — подтвердил я. — С запасом на несколько лет.

Первую партию готовой извести решили испытать на том самом поле ячменя, где всходы выглядели хуже всего. Погрузили пять тонн известняковой муки в тракторный прицеп и поехали вносить.

— А как ее разбрасывать будем? — спросил тракторист. — Сеялки для этого не приспособлены.

— Используем разбрасыватель удобрений, — ответил я. — Только настроим на мелкую фракцию.

Переделка заняла полчаса. Регулировочные заслонки установили на минимальный зазор, увеличили число оборотов распределительного диска. Теперь известняковая мука ложилась ровным слоем по всему полю.

— Ровно как снегом припорошило, — заметил тракторист, оглядывая обработанный участок.

— А теперь бороновать нужно, — добавил я. — Чтобы известь с почвой перемешалась.

К вечеру десять гектаров ячменного поля получили известкование. На следующий день планировалось внести фосфорные удобрения, двойной суперфосфат, который завезли из района еще весной.

— А почему нельзя все сразу вносить? — спросил Петрович. — И известь, и суперфосфат за один проход?

— Химическая несовместимость, — объяснил я. — Известь связывает фосфор в нерастворимые соединения. Нужен интервал хотя бы сутки, чтобы известь прореагировала с почвенными кислотами.

Такие детали в сельскохозяйственных институтах изучали поверхностно, но я помнил их благодаря фотографической памяти, сохранившей содержание учебников по агрохимии из будущего.

Через три дня после известкования внесли суперфосфат из расчета пятьдесят килограммов на гектар. Затем провели культивацию, чтобы удобрение попало в корнеобитаемый слой.

— И что, теперь ждать будем? — нетерпеливо спросил Петрович.

— Неделю-полторы, — ответил я. — Потом увидите разницу.

Но ждать пришлось недолго. Уже через пять дней изменения стали заметны. Растения ячменя на обработанном участке заметно позеленели, стебли стали толще, листья — шире.

— Как живой водой полили! — восхитился Петрович, сравнивая обработанные и необработанные растения. — Даже не верится, что такое возможно.

Соседние поля резко контрастировали с опытным участком. Там ячмень по-прежнему выглядел бледным и чахлым.

— Надо все поля так обработать, — решил Громов, осматривая результаты. — Сколько извести потребуется?

— На все кислые почвы — около двухсот тонн, — прикинул я. — Дробилка за два месяца справится.

— Тогда организуй производство, — распорядился председатель. — Выделяю тебе двух человек на добычу камня и одного на работу дробилки. К августу все поля должны получить известкование.

Параллельно с известкованием я занялся еще одной проблемой, неравномерными всходами пшеницы на дальних полях. Причина крылась в некачественной предпосевной обработке почвы.

Пахали здесь старыми плугами на глубину всего пятнадцать сантиметров, тогда как для пшеницы требовалось минимум двадцать. К тому же плуги давно нуждались в регулировке.

— Покажи, как у вас пахота происходит, — попросил я главного тракториста.

Мы поехали на дальнее поле, где ДТ-75 с четырехкорпусным плугом обрабатывал паровой участок. Трактор шел медленно, плуг заглублялся неравномерно, оборот пласта получался некачественным.

— Стоп! — крикнул я трактористу. — Давай разберемся с настройкой.

Следующий час мы регулировали плуг. Изменили угол атаки корпусов, отрегулировали глубину хода, настроили механизм оборота пласта. Заодно заменили изношенные лемеха на новые, заточенные под правильным углом.

— А теперь попробуй, — предложил я.

Разница оказалась разительной. Плуг стал идти легче, борозды ложились ровнее, почва переворачивалась полными пластами без разрыва.

— Да он как по маслу пошел! — удивился тракторист. — И топлива меньше жрет, и скорость выше.

— Правильная регулировка экономит до двадцати процентов горючего, — пояснил я. — И качество работы улучшается в разы.

К концу недели мы перенастроили все плуги в хозяйстве. Механизаторы удивлялись, как машины, которые казались изношенными, вдруг заработали как новые.

— Где вы этому учились? — спрашивал старый тракторист Михалыч. — Я тридцать лет на технике, а таких тонкостей не знал.

— В институте была хорошая кафедра сельхозмашин, — отвечал я уклончиво. — Преподаватели из практиков, все секреты знали.

На самом деле знания пришли из учебников двадцать первого века, где теория дополнялась компьютерным моделированием и точными расчетами оптимальных параметров.

Но работы меньше не становилось. Только я успел разобраться с этими обязанностями, как появились новые. Не менее сложные. Впрочем, только не для меня.