Фермер 1: перерождение

Глава 27 Полкан

Конечно же, я выбрал солгать. Правда хороша, но не в этом случае. Впрочем, можно просто и не говорить всей правды.

Лидия Ивановна лежала на больничной койке с металлическими спинками, укрытая казенным одеялом серого цвета. Лицо бледное, осунувшееся, но глаза ясные, полные беспокойства за хозяйство.

— Хорошо, Лидия Ивановна, — успокаивал я, ставя цветы в стеклянную банку на тумбочке. — Все живы-здоровы, пасутся на хороших местах. Молоко дают исправно.

— А корма? — тревожилась она. — Скоро осень, сена заготовить надо. Семен Кузьмич знает, где лучшие луга, он покажет…

— Покажет, обязательно, — кивал я, не говоря, что зоотехник пока не в состоянии никому ничего показывать.

Рядом на тумбочке стояла фотография в деревянной рамке, Семен Кузьмич с Лидией Ивановной в молодости, на фоне совхозной фермы. Молодые, счастливые, полные планов и надежд.

— Тридцать лет вместе работаем, — тихо говорила Лидия Ивановна, поглаживая стекло фотографии. — Он такой был энтузиаст, все новое внедрял, породу романовскую завез. А теперь…

Голос дрожал, слезы наворачивались на глаза. Я брал ее руку в свои ладони, тонкую, с выступающими венами, натруженную многолетним трудом.

— Поправитесь, Лидия Ивановна, и все будет как прежде, — говорил я. — Семен Кузьмич сейчас переживает, но он сильный человек. Справится.

— А если не справится? — шептала она. — Если запьет окончательно? Ведь случается такое, знаю примеры…

Приходилось успокаивать, обещать, что не дам товарища в обиду. Рассказывал о помощи комсомольцев, о том, как весь совхоз переживает за семью зоотехника.

Медсестра, молодая девушка в белом халате и шапочке, приносила лекарства в эмалированном лотке. Таблетки от давления, капли для сердца, витамины в желтых драже. Лидия Ивановна послушно принимала все назначения, стараясь выздороветь как можно скорее.

— Доктор говорит, что сердце восстановится, — рассказывала она, глотая горькие таблетки с морщинкой на лбу. — Только нервничать нельзя, покой нужен. А как не нервничать, когда дома все разваливается?

— Не разваливается, — убеждал я. — Овцы целы, ферма работает, люди помогают. А Семен Кузьмич обязательно возьмет себя в руки.

В последний день я принес Лидии Ивановне особую радость фотографии овец, которые сделал старым «ФЭДом», одолженным у сельского фотокорреспондента. Черно-белые снимки показывали здоровое, ухоженное стадо на зеленом пастбище.

— Ой, какие хорошенькие! — всплеснула руками Лидия Ивановна, рассматривая фотографии через очки для чтения. — А это наша Зорька? Узнаю по белому пятну на лбу! А эта Милка, у нее всегда такая гордая походка была.

Она знала каждое животное в лицо, помнила их клички, особенности характера, родословную. Овцы были для нее не просто поголовьем, а почти членами семьи.

— Передайте Семену, что я не сержусь, — тихо попросила она на прощание. — Пусть знает, что люблю его, что все будет хорошо. И пусть к овечкам вернется, они без него скучают.

Впрочем, ситуация у нее была не самая радужная. Врач, молодой специалист в белом халате, объяснил ситуацию без прикрас:

— Инфаркт обширный, осложнения возможны. Но если будет покой, правильное лечение, есть шансы. Главное, чтобы нервничать не стала.

— А муж ее может навещать?

— Может, но только в трезвом виде. Больной волнения противопоказаны.

Пришлось взяться за Семена Кузьмича всерьез. Я забрал у него все бутылки, договорился с Зинаидой Петровной, чтобы в магазине ему водку не продавали. Галя с подругами по очереди дежурили в доме, готовили еду, следили, чтобы не запил снова.

— Виктор Алексеевич, — сказал мне как-то вечером зоотехник, когда похмелье отпустило, — что же я наделал? Овец бросил, жену не навещаю… Какой я после этого специалист?

— Вы тоже человек, Семен Кузьмич, — ответил я. — Горе большое, всякий может сломаться. Главное теперь исправляться.

— А как исправишь? Овцы небось все переболели, молоко попортили…

— Не все. Пятнадцать голов пролечили, остальные здоровы. И молоко в норме, проверяли.

Постепенно зоотехник начал приходить в себя. Сначала просто ездил со мной на пастбище, молча наблюдал за стадом. Потом стал давать советы, поправлять мои ошибки в кормлении и содержании животных.

— Видишь, эта овечка хромает? — указал он на животное в дальнем углу загона. — Копыта подрезать надо, и ванночку с медным купоросом сделать.

— А эту зачем отделили? — спросил я про овцу, которая стояла в отдельном загончике.

— Суягная она, скоро ягниться будет. Таких отдельно содержат, корма лучшие дают.

Знания возвращались постепенно, вместе с интересом к работе. Вскоре Семен Кузьмич уже сам составлял рационы, проверял состояние животных, планировал случку на следующий год.

Лидии Ивановне становилось лучше. Врачи разрешили перевести ее в обычную палату, убрали капельницы. Семен Кузьмич, приведя себя в порядок, стал навещать жену каждый день.

— Как наши овечки? — спрашивала она, когда немного окрепла.

— Хорошо, Лидочка, — отвечал муж, поглаживая ее руку. — Виктор Алексеевич помог, комсомольцы ухаживают. Все живы-здоровы.

— А я так боялась… думала, что-то случится…

— Ничего не случилось. Теперь мы систему наладим, чтобы больше таких сбоев не было.

И действительно, пришлось создавать систему дублирования ключевых должностей. Галю назначили помощником зоотехника, она быстро освоила основы животноводства. Володя Семенов взял на себя техническую часть — ремонт оборудования, модернизацию кормоцехов.

— А если кто-то еще заболеет? — спросила Галя на вечернем совещании в конторе.

— Поэтому и готовим заместителей, — объяснил Громов. — У каждого специалиста должен дублер, знающий основы работы.

Я составил план подготовки резерва кадров. Молодых специалистов нужно обучать смежным профессиям, чтобы в критической ситуации любой мог подменить коллегу.

— Правильная мысль, — одобрил Климов, когда я доложил ему о проблеме. — В райкоме тоже так делаем. Каждый инструктор знает работу соседнего отдела.

Когда Лидию Ивановну выписали из больницы, Семен Кузьмич встречал жену с букетом георгинов из палисадника, в выглаженном костюме и при галстуке. Выглядел совсем по-другому, подтянутый, трезвый, с ясными глазами.

— Спасибо вам, Виктор Алексеевич, — сказала Лидия Ивановна, когда я навестил их дома. — За мужа спасибо, за овец, за все…

— Не за что, Лидия Ивановна. Мы же односельчане, должны друг другу помогать.

— Вот потому и хорошо жить в деревне, — улыбнулась она. — Люди близко, в беде не оставят.

На кухонном столе стоял самовар, пахло свежими пирогами с капустой. В доме снова царили уют и покой. Семен Кузьмич рассказывал жене о новшествах в животноводстве, планах на следующий год, успехах молодых специалистов.

— А Галя как работает? — поинтересовалась Лидия Ивановна.

— Отлично работает, — отвечал муж с гордостью наставника. — Быстро схватывает, к животным подход находит. Из нее толковый зоотехник выйдет.

Кризис миновал, но урок оказался ценным. Человеческий фактор в сельском хозяйстве не менее важен, чем техника и агрономия. Люди могут заболеть, попасть в беду, сломаться под грузом проблем. И к этому нужно быть готовым.

Теперь в каждой ключевой службе совхоза появился дублер, знающий основы работы.

Правда, наши испытания на этом еще не закончились. Такое не проходит сразу и бесследно.

На следующее утро я отправился проверить стадо на дальнем пастбище за березовой рощей. Октябрьское солнце светило неярко, воздух был свежим и прозрачным, пах опавшей листвой и последними полевыми цветами.

Овцы мирно паслись в низине, щипали пожухлую траву и жевали жвачку. Все выглядело спокойно, но опытный глаз сразу заметил необычное. Одна из овцематок, Зорька с белым пятном на лбу, стояла в стороне от стада возле старой ивы.

Подойдя ближе, я увидел удивительную картину. Рядом с овцой лежали два крошечных ягненка, еще мокрых и дрожащих. Близнецы! Зорька осторожно облизывала малышей шершавым языком, негромко блея.

— Батюшки-светы! — воскликнул подошедший Семен Кузьмич, который только недавно заметил, что я пришел и прибежал посмотреть, в чем дело. — Двойня! У романовской породы это большая редкость!

Зоотехник присел на корточки, внимательно осмотрел новорожденных. Ягнята были крепкими, активными, уже пытались встать на дрожащие ножки.

— Один баранчик, одна ярочка, — определил Семен Кузьмич, осторожно ощупывая малышей. — Оба здоровые, без изъянов. Зорька молодец, хорошую пару принесла.

Овцематка настороженно следила за нашими действиями, готовая защищать потомство. Но агрессии не проявляла, видимо, узнала людей, которые за ней ухаживали.

— А молока у нее хватит на двоих? — поинтересовался я, наблюдая, как ягнята ищут вымя.

— Зорька молочная, справится, — уверенно ответил зоотехник. — Но подкармливать придется. Коровьим молоком, из соски.

Мы аккуратно перенесли семейство в отдельный загончик рядом с фермой. Зорька шла следом, не отставая от своих детей ни на шаг. В загоне постелили свежую солому, поставили кормушку с сеном и поилку с чистой водой.

— Надо Лидии Ивановне сказать, — оживился Семен Кузьмич. — Она так обрадуется! Всегда мечтала увидеть двойню у романовских.

Вечером, когда Лидия Ивановна после дневного отдыха почувствовала себя получше, мы повели ее к загону. Шла она медленно, опираясь на палочку из березового сука, но глаза светились любопытством.

— Ой, какие хорошенькие! — всплеснула руками Лидия Ивановна, увидев ягнят. — Как два братца-близнеца! Один в мамашу пошел, рыженький, а другой темненький.

Она стояла у ограды, не в силах оторвать взгляд от малышей. Ягнята уже окрепли, резво бегали по загону, время от времени подбегая к матери покормиться.

— А как назовем их? — спросила Лидия Ивановна.

— Думаю, по соседским девчонкам, — предложил Семен Кузьмич. — Светкой и Машкой. Они вчера приходили, на ягнят любовались.

— Хорошие имена, — согласилась жена зоотехника. — Светочка и Машенька. Будут у нас любимчиками.

Зорька подошла к ограде, позволила Лидии Ивановне погладить себя по голове. Овца словно понимала, что перед ней добрый человек, который желает только хорошего.

— Спасибо вам, Виктор Алексеевич, — тихо сказала Лидия Ивановна. — За то, что овечек сберегли, мужа в трудную минуту поддержали. Мы вам на всю жизнь благодарны.

Через неделю Лидия Ивановна почувствовала себя настолько лучше, что решилась на большое дело, приготовить праздничный ужин. Повод был особенный: отметить выздоровление и поблагодарить всех, кто помогал семье в трудное время.

— Виктор Алексеевич, — сказала она мне утром, когда я зашел проверить, как дела, — приходите сегодня к шести. И Галю с собой приведите, и дядю Васю, и Федьку с Колькой. Хочу всех угостить.

Дом зоотехника к вечеру преобразился. Лидия Ивановна, несмотря на слабость, весь день хлопотала на кухне. На столе, покрытом белой скатертью с вышитыми маргаритками, появились домашние разносолы: соленые огурцы с укропом, квашеная капуста, моченые яблоки из собственного сада.

— А это что за запах? — поинтересовался дядя Вася, входя в горницу и принюхиваясь.

— Утка с яблоками, — гордо ответила хозяйка. — В русской печке томила, три часа готовила.

Семен Кузьмич, побритый и при галстуке, встречал гостей у калитки. Выглядел он совсем по-другому, чем во время трагедии, подтянутый, с ясными глазами, полный планов и энергии.

— Проходите, проходите, дорогие гости! — радушно приглашал он. — Лидочка старалась, всех вкусным хочет угостить.

За столом собралась настоящая семья, те люди, которые в трудную минуту не отвернулись, а протянули руку помощи. Галя принесла букет астр из школьного палисадника, Федька с Колькой — бутылку самогона собственного изготовления «для мужского стола».

— Давайте выпьем за здоровье нашей Лидии Ивановны, — предложил дядя Вася, поднимая рюмку с прозрачной жидкостью. — За то, чтобы болезни стороной обходили, а радости в дом приходили.

— За здоровье! — дружно подхватили остальные.

Лидия Ивановна смущенно улыбалась, не привыкшая к такому вниманию. На щеках играл румянец, глаза блестели от счастья.

После первого тоста Семен Кузьмич достал из серванта альбом с фотографиями и начал показывать снимки «их» овечек. Черно-белые фотографии, сделанные старым «ФЭДом», передавали всю любовь хозяев к своим подопечным.

— А вот наша Зорька с близнецами, — с гордостью показывал он фотографию. — Светочка и Машенька уже подросли, резвятся на пастбище.

— И молочко у матки прибавилось, — добавила Лидия Ивановна. — Двоих кормит, а сама не похудела.

Галя с интересом рассматривала снимки:

— А правда, что у овец такая же привязанность к детям, как у людей?

— Еще какая! — ответил зоотехник. — Мать за ягненка жизнь отдаст. Помню случай, волк напал на стадо. Так овцематка встала перед малышом, рогами отбивалась. Пастух подоспел, а она вся в крови, но ягненка защитила.

За разговорами незаметно пролетел вечер. Лидия Ивановна подавала блюдо за блюдом: утку с яблоками, которая таяла во рту, картофель с укропом, домашние соленья. На десерт принесла пирог с брусникой и самовар с ароматным чаем.

— А планы у нас большие, — делился Семен Кузьмич, прихлебывая чай из блюдечка. — Хочу племенную работу наладить, лучших баранов из Ставрополья выписать. Породу улучшить.

— И доильный зал построить, — мечтательно добавила Лидия Ивановна. — Чтобы овечье молоко собирать. Говорят, очень полезное, особенно для детей.

— Правильные планы, — одобрил дядя Вася. — Дело живое, растущее. В нем и смысл, и радость.

Когда гости стали расходиться, Лидия Ивановна каждому сунула в руки сверток с гостинцами, пирожками с капустой, баночкой варенья, соленым огурчиком.

— Спасибо вам всем, — говорила она, стоя на крыльце и провожая взглядом удаляющихся людей. — За то, что не бросили нас в беде, поддержали. Теперь мы знаем, что не одни на свете.

Когда гости стали расходиться, Галя замешкалась на крыльце, поправляя платок и оглядываясь по сторонам с явной тревогой.

— Что-то не так? — спросил я, заметив ее беспокойство.

— Да вот, — смущенно ответила она, — у Петровых во дворе собака большая, кавказец. Днем на цепи сидит, а вечером его отпускают. Очень боюсь таких.

Действительно, путь к ее дому лежал мимо усадьбы Петровых, где жил огромный пес по кличке Полкан, гроза всех местных кошек и случайных прохожих.

— Тогда провожу, — предложил я. — Все равно мне по пути.

Галя благодарно улыбнулась, и мы пошли по деревенской улице, освещенной неярким светом октябрьской луны. Воздух был свежим и прозрачным, пах опавшей листвой и дымком из печных труб.

Шли мы неспешно, разговаривая о прошедшем вечере. Галя рассказывала, как тронута заботой Лидии Ивановны, как приятно видеть семью зоотехника счастливой и воссоединившейся.

— Знаете, Виктор Алексеевич, — говорила она, придерживая края платка от легкого ветерка, — когда Семен Кузьмич запил, я думала, что все пропало. Такие хорошие люди, а жизнь рушится.

— Трудности бывают у всех, — ответил я. — Главное, чтобы рядом оказались те, кто поможет их преодолеть.

Галя кивнула, и в этот момент я впервые по-настоящему взглянул на нее. Раньше она была для меня просто активисткой, секретарем комсомольской организации, помощницей в различных делах. Но сейчас, в мягком лунном свете, я вдруг увидел совсем другого человека.

Высокая, стройная девушка лет двадцати двух, с правильными чертами лица и удивительно выразительными темными глазами. Волосы, убранные под платок, выбивались непослушными прядками, обрамляя лицо. В ее облике была какая-то особенная, естественная красота, не броская, не кричащая, но очень живая и привлекательная.

— А вы сами не боитесь одиночества? — неожиданно спросила Галя, когда мы миновали опасное место с собакой.

Вопрос застал меня врасплох. Я задумался на мгновение.

— Иногда, — честно признался я. — Особенно вечерами, когда работа закончена, а дома тишина.

— А я думала, что у вас столько дел, что некогда об этом думать, — тихо сказала она.

— Дела это одно, а душевное тепло совсем другое.

Мы подошли к ее дому, небольшой деревянной избе с резными наличниками и палисадником, где росли георгины и астры. У калитки Галя остановилась, обернулась ко мне.

— Спасибо, что проводили, — сказала она, и в голосе слышалась какая-то особенная нежность. — Мне было очень приятно.

В лунном свете ее лицо казалось особенно нежным. Темные глаза смотрели серьезно и доверчиво, на губах играла легкая улыбка.

— Галя, — сказал я, сам не понимая, откуда взялись эти слова, — а можно мне иногда провожать вас домой? Просто так, без всяких собак.

Она слегка покраснела, опустила глаза, потом снова посмотрела на меня:

— Можно, — тихо ответила. — Мне бы это очень понравилось.

Я стоял у калитки еще несколько минут после того, как она скрылась в доме. В окне зажегся свет керосиновой лампы, промелькнула ее тень за занавеской. И вдруг я понял, что вечер стал для меня особенным не только благодаря семейному празднику у зоотехника.

Возвращаясь домой, я думал о том, как странно устроена жизнь. Человек может долго находиться рядом, быть просто знакомым, коллегой, и вдруг, как вспышка, открывается совершенно с другой стороны.

Галя всегда была рядом, помогала в работе, участвовала во всех наших затеях, но только сегодня я увидел в ней женщину. А может, неспроста она все время тянулась ко мне?

Может быть, дело было в особенной атмосфере вечера, в том домашнем тепле, которое излучала семья Кузьмичей? А может, просто пришло время обратить внимание на то, что находится совсем близко, но почему-то раньше оставалось незамеченным.

Дома я долго не мог заснуть, вспоминая ее голос, улыбку, то доверие, с которым она смотрела на меня у калитки.