Фермер 1: перерождение

Глава 26 Семейная трагедия

Звонок раздался в половине седьмого утра, когда я еще завтракал овсяной кашей с молоком. Черный телефонный аппарат на стене настойчиво трезвонил, нарушая утреннюю тишину. Я снял трубку, ожидая услышать голос Кутузова или Громова с очередными рабочими вопросами.

— Виктор Алексеевич, — взволнованный голос Гали прорезал статические помехи, — Помощь ваша нужна или совет! Приезжайте скорее к Семену Кузьмичу!

Я быстро допил чай из граненого стакана, накинул телогрейку и завел мотоцикл. Дом зоотехника стоял на окраине поселка, небольшая деревянная изба с резными наличниками и палисадником, где росли подсолнухи и георгины. Обычно здесь царили порядок и уют, но сегодня что-то было не так.

У калитки толпились соседи, женщины в платках и фартуках, мужчины в рабочих спецовках. Лица озабоченные, разговоры велись полушепотом. Галя встретила меня у крыльца, глаза красные от слез.

— Лидию Ивановну увезли в больницу вчера вечером, — прошептала она, вытирая лицо платком в мелкий горошек. — Семен Кузьмич говорит, что сердце. А сам… сам с того времени не просыхает.

Я вошел в дом. В горнице пахло табачным дымом и чем-то кислым. Семен Кузьмич сидел за столом, покрытым клеенкой в красную клетку, перед ним стояли бутылка водки «Столичная» и граненый стакан. Лицо опухшее, глаза мутные, руки дрожат.

— А, Виктор Алексеевич, — хрипло проговорил он, не поднимая головы. — Проходи, садись. Будешь? — Он указал на бутылку.

— Семен Кузьмич, что с Лидией Ивановной? — спросил я, садясь на табурет.

— Инфаркт, — глухо ответил зоотехник, наливая себе полный стакан. — Ночью схватило. Я «скорую» вызвал, увезли в райбольницу. Врач сказал… сказал, что дело плохо.

Он залпом выпил водку, поморщился, закусил куском черного хлеба. Руки тряслись так, что стакан звякнул о стол.

— А овцы? — осторожно поинтересовался я. — Кто их пасет?

— Какие овцы? — мутно посмотрел на меня Семен Кузьмич. — Да пропади они пропадом! Жена умирает, а ты про овец…

Он снова потянулся к бутылке, но я перехватил его руку.

— Семен Кузьмич, нужно собираться, ехать к жене. А овцы без присмотра разбредутся, могут на загрязненные участки попасть.

— Не могу я никуда ехать, — всхлипнул зоотехник. — Руки трясутся, в глазах темно. А если она… если она там одна…

За окном послышался топот копыт и блеяние. Я выглянул и увидел печальную картину: стадо романовских овец бесцельно бродило по поселковой улице, щипало траву у заборов, некоторые животные забрели в огороды.

— Федька! — окликнул я парня, который пытался выгнать овец из капустной грядки. — Где пастух?

— Да нет никого! — крикнул в ответ молодой рабочий, размахивая хворостиной. — С вечера никто не приходил! Овцы сами домой вернулись!

Ситуация становилась критической. Семен Кузьмич в запое, стадо без присмотра, а на загрязненных участках могли пастись животные, что грозило отравлением.

Я вернулся в дом, где зоотехник уже клевал носом над столом.

— Семен Кузьмич, — твердо сказал я, — я беру овец на себя. А вы отдыхайте. Отоспитесь, приводите себя в порядок и езжайте к жене. Она в вас нуждается.

— Не получится у тебя, — пробормотал он. — Овцы дело тонкое, корма считать надо, болезни знать…

— Научусь. Главное сейчас их собрать и от беды уберечь.

К десяти утра мне удалось организовать поиски разбредшегося стада. В конторе совхоза собралась целая команда добровольцев: комсомольцы, школьники старших классов, несколько механизаторов, которые были свободны от полевых работ.

— Так, товарищи, — сказал я, разворачивая на столе карту окрестностей, — действуем организованно. Территория большая, овцы могли разбрести в любую сторону.

Галя достала из шкафа большой лист ватмана и цветные карандаши, начала чертить схему поисков. На карте красными точками отметили опасные участки — территорию бывшего завода, болотистые низины, дороги с движением транспорта.

— Первая группа идет к пруду и березовой роще, — командовала она, вычерчивая сектора поиска. — Там овцы любят укрываться от жары. Вторая к старой мельнице, третья в сторону леса.

Володя Семенов принес из мастерской самодельные рации, переделанные автомобильные радиостанции в металлических ящиках цвета хаки. Антенны были укорочены, дальность связи составляла не больше трех километров, но для координации поисков вполне хватало.

— Позывные простые, — объяснял он, раздавая рации командирам групп. — «Березка», «Мельница», «Лесок». Я буду «Центр». Проверяем связь каждые полчаса.

Зинаида Петровна собрала полевую кухню, термосы с чаем, бутерброды с колбасой, яблоки из совхозного сада. Все упаковала в плетеные корзины и рюкзаки военного образца.

— На целый день припасов хватит, — сказала она, завязывая термос в полотенце. — И воды не забудьте, жара сегодня будет.

Колька с Федькой проверяли веревки и недоуздки для поимки овец. В хозяйственном сарае нашлись старые пастушьи кнуты и свистки, оставшиеся от прежних времен.

— А если овцы далеко забрели? — спросила Наташа Морозова, застегивая рюкзак с провизией. — На соседние поля, к другим совхозам?

— Тогда звоним туда, предупреждаем, — ответил я, проверяя список телефонов в записной книжке. — Соседи помогут, у всех такие проблемы бывают.

К половине одиннадцатого отряды двинулись в путь. Шли цепью, прочесывая местность, заглядывали в каждую лощину, за каждый холм. Рации потрескивали, передавая сообщения:

— «Березка» — «Центру». Осмотрели пруд, овец нет. Идем к роще.

— «Лесок» — «Центру». Нашли следы в грязи у ручья, идем по следу.

— «Мельница» — «Центру». Здесь тоже пусто, но местные жители видели стадо утром.

Первых овец обнаружила группа Гали возле старого пруда. Пятнадцать голов мирно паслись в тени ракит, жуя сочную траву и изредка поглядывая на приближающихся людей.

— «Центр», это «Березка»! — взволнованно сообщила Галя по рации. — Нашли первую группу! Пятнадцать голов, все живы-здоровы!

— Отлично! Гоните их к ферме, там Федька загон приготовил.

Овцы оказались смирными, без сопротивления позволили себя окружить и погнать в нужную сторону. Видимо, соскучились по привычному распорядку и человеческой заботе.

Вторая группа обнаружилась в березовой роще, где двадцать три овцы устроили себе дневку в прохладной тени. Животные лежали в высокой траве, пережевывая жвачку и дремля под шум листвы.

— Умные, зараза, — усмехнулся дядя Вася, помогавший со сбором. — Сами себе место хорошее выбрали.

Сложнее оказалось с третьей группой. Володя Семенов по рации сообщил тревожные новости:

— «Центр», говорит «Лесок». Следы ведут к заводской территории. Похоже, овцы туда пошли.

Сердце ушло в пятки. Территория бывшего кожевенного завода была самым опасным местом в округе. Растения-аккумуляторы, росшие там, накапливали тяжелые металлы в концентрациях, смертельных для животных.

— Всем группам сосредоточиться у завода! — скомандовал я в рацию. — Действуем быстро, но осторожно!

Мы добрались до заводской территории к полудню. Солнце нещадно палило, воздух дрожал от жары. Заросли горчицы и рапса колыхались на легком ветерке, скрывая возможные опасности.

— Вон они! — крикнула Наташа, указывая на дальний угол участка.

Пятнадцать овец мирно паслись среди растений-очистителей, щипали листья горчицы и рапса. Некоторые животные уже выглядели вялыми, у них началось слюнотечение, первые признаки отравления тяжелыми металлами.

— Быстро, но без паники! — скомандовал я. — Окружаем стадо, гоним к выходу!

Комсомольцы растянулись цепью, медленно сжимая кольцо вокруг овец. Животные почувствовали опасность, заблеяли, заметались, но выхода им не оставили. Через десять минут все пятнадцать голов были выведены с опасной территории.

— Надо срочно к Кутузову, — сказал я, осматривая пострадавших животных. — Промыть желудки, дать противоядие.

К вечеру все стадо было собрано и пересчитано. Ни одной овцы не потерялось, хотя некоторых пришлось лечить от отравления. Ветеринарные процедуры провели прямо в загоне под руководством Кутузова.

— Повезло, что быстро нашли, — сказал лаборант, вводя пострадавшим животным антидот. — Еще день на той территории, и потери были бы неизбежны. А так отравление легкой степени, — диагностировал он, снимая резиновые перчатки. — Но лечить нужно немедленно. Есть препараты, выводящие соли металлов.

— А народными средствами можно? — спросил я, вспомнив советы Матрены.

— Можно. Отвар толокнянки, настой березовых почек. Матрена лучше меня знает такие рецепты.

Комсомольцы разошлись по домам усталые, но довольные. Операция по спасению овец стала для них настоящим приключением, объединившим весь коллектив. Галя даже предложила сделать такие учения регулярными.

— А что, полезная практика, — согласился я. — И радиосвязь проверили, и местность изучили, и взаимовыручку потренировали.

Следующие три дня я разрывался между овцами, поездками в райбольницу к Лидии Ивановне и попытками вытащить Семена Кузьмича из запоя. Пришлось срочно изучать основы ветеринарии, консультироваться с районным ветврачом, просить совета у старых животноводов.

Первым делом я отправился к главному районному ветеринару Николаю Степановичу Крыкову. Его кабинет в здании ветстанции был завален справочниками, журналами и картонными папками с историями болезней животных. На стенах висели плакаты с изображением внутренних органов коровы и схемы прививок для разных видов скота.

— Овцеводство дело непростое, — сказал Крыков, листая толстый справочник в потертом переплете. — Животное капризное, к болезням склонное. Вот, смотрите, сколько только инфекций овечьих существует.

Он показал мне страницы с описаниями болезней: бруцеллез, листериоз, энтеротоксемия, копытная гниль. Названия достаточно сложные, правда, я успел уже их немного изучить. К тому же ветврач терпеливо объяснял симптомы и методы лечения.

— Главное профилактика, — подчеркивал Николай Степанович, записывая рекомендации в мой блокнот. — Чистота в загонах, качественные корма, регулярный осмотр стада. Заметил что-то подозрительное, сразу изолируй животное.

Он дал мне несколько ветеринарных справочников, включая «Болезни овец» профессора Калугина и «Практическое овцеводство» из серии «Библиотека животновода». Книги были зачитаны до дыр, страницы пожелтели от времени, но информация оставалась актуальной.

Вечером я засиживался дома до глубокой ночи, изучая ветеринарную литературу при свете настольной лампы под зеленым абажуром. Выписывал в отдельную тетрадь признаки болезней, дозировки лекарств, схемы кормления для разных возрастных групп.

— Суягных маток кормить усиленно, но без переедания, — записывал я, перелистывая справочник. — За месяц до окота добавлять витамины, следить за состоянием вымени.

Иногда мне казалось, что я уже не просто читаю, а разговариваю с овцами. Мысленно я проходил по стойлу, раздавая корм, осматривая морды, проверяя, не хромает ли кто, не чешет ли бока, вдруг завелись паразиты. Благодаря фотографической памяти я запоминал редкие болезни, такие как фасциолез или брадзот, будто готовился к экзамену, от которого зависит жизнь.

В тетради появлялись все новые строки:

— «При фасциолезе увеличение печени, вялость, анемия, в подкожной клетчатке может накапливаться жидкость…»

— «А вот ягнят ни в коем случае не перекармливать зерном в первый месяц!»

На полях я делал пометки, иногда с вопросами, иногда с восклицаниями. Однажды я наткнулся на забавный, но абсолютно реальный факт:

— Овцы умеют узнавать лица до полусотни особей своего стада, и даже человеческие лица!

Я отложил карандаш и уставился на страницу, хмыкнув:

— Ничего себе… Значит, если я к ним с недовольной физиономией приду, они это запомнят?

На второй день я отправился к Матрене за народными рецептами лечения овец. Старуха встретила меня в привычной обстановке, в избе пахло сушеными травами, под потолком висели пучки лекарственных растений.

— Овечки болеют часто, — сказала Матрена, доставая из шкатулки несколько засушенных растений. — Но и лечатся хорошо, если знать какой травкой. Вот полынь горькая, от глистов помогает. А это зверобой, раны заживляет, воспаление снимает.

Она показала мне корни лопуха для очистки крови, листья подорожника для лечения копыт, цветы ромашки для промывания глаз. Каждое растение имело свое предназначение, свои дозировки и способы применения.

— А от отравления что даешь? — спросил я, вспомнив пострадавших от тяжелых металлов овец.

— Активированный уголь, если есть. А нет, так березовый уголь из печки, растолченный в порошок. С молоком надо давать, чтобы легче проглотили.

Старуха научила меня готовить отвары и настои, объяснила, как правильно сушить травы, в какое время их собирать. Знания передавались из поколения в поколение, проверенные столетиями практики.

Самым сложным оказалось изучение рационов кормления. В кабинете Семена Кузьмича я нашел толстые тетради с расчетами, таблицы питательности кормов, схемы для разных сезонов года.

— Летом овца должна получать четыре килограмма зеленых кормов в день, — читал я записи зоотехника, сделанные аккуратным почерком. — Зимой полтора килограмма сена, полкилограмма концентратов, корнеплоды по потребности.

Дядя Вася, имевший большой опыт работы с животными, терпеливо объяснял практические тонкости:

— Сено овцам давай только хорошее, без плесени и затхлости. Плохое сено это верная дорога к болезням. А воду меняй каждый день, застоявшуюся не любят.

Он показал мне, как правильно осматривать животных, на что обращать внимание при ежедневном обходе стада.

— Здоровая овца активная, шерсть блестящая, глаза ясные, — объяснял старый механизатор, поглаживая одну из овцематок. — А больная сразу видна, стоит в стороне, голову вниз опустила, аппетита нет.

Зинаида Петровна поделилась секретами приготовления мешанок, влажных кормов из отрубей, корнеплодов и концентратов:

— Овечки мешанки любят, особенно зимой. Свеклу натрешь, отрубей добавишь, чуть соли, и готово. Только теплую давай, холодная вредная.

К концу третьего дня я чувствовал себя увереннее в вопросах овцеводства. Научился составлять рационы, распознавать признаки болезней, готовить лекарственные отвары. Блокнот пополнился десятками полезных записей, а в сарае появился запас необходимых медикаментов.

— Овца животное умное, — философски заметил дядя Вася, наблюдая, как я провожу вечерний осмотр стада. — Если к ней с пониманием, она отвечает доверием. А если грубо, замкнется, болеть начнет.

Постепенно овцы привыкли к моему присутствию, перестали шарахаться при приближении. Некоторые даже позволяли себя погладить, доверчиво тыкались мокрыми носами в протянутую руку.

— Овца животное капризное, — объяснял мне дядя Вася, помогавший с выпасом. — Корм любит разнообразный, воду чистую. И от сырости болеют быстро.

Я записывал каждый совет в блокнот, составлял график кормления, изучал признаки болезней. Оказалось, что зоотехническая наука не менее сложна, чем агрономия.

Каждый вечер, закончив с овцами, я ехал в райбольницу навестить Лидию Ивановну. Больница размещалась в двухэтажном кирпичном здании довоенной постройки, окруженном старыми липами и тополями. В коридорах пахло хлоркой и лекарствами, под ногами скрипел крашеный деревянный пол.

Лидия Ивановна лежала в терапевтическом отделении, в палате на четыре койки. Соседками были пожилая учительница с гипертонией, молодая доярка после аппендицита и старушка-пенсионерка с диабетом. Женщины подружились, делились домашними заботами и переживаниями.

— Виктор Алексеевич! — тихо радовалась Лидия Ивановна, когда я входил в палату с букетом полевых цветов или банкой варенья от Зинаиды Петровны. — Как дела на ферме? Как наши овечки?

Вот что сказать больному человеку? Правду или солгать?