Фермер 1: перерождение

Глава 17 Противоядие

Утром меня разбудил стук дождя по жестяной крыше. За окном хмурилось серое небо, обещая затяжную непогоду. Я накинул телогрейку и вышел на крыльцо, воздух пах мокрой землей и увядающими листьями. Скоро осень вступит в права, время поджимало.

В кармане лежал список, составленный вчера вечером. Семена горчицы индийской — два центнера. Рапс яровой — центнер. Подсолнечник масличный — полцентнера. К этому добавлялись известь для раскисления почвы — пятьдесят тонн, и органические удобрения — перепревший навоз, торф из местного болота.

Дождь усиливался, превращая грунтовую дорогу в месиво из глины и опавших листьев. До районного центра добираться на мотоцикле в такую погоду — сомнительное удовольствие. Пришлось просить у Громова служебный УАЗ.

— На целый день машина нужна? — спросил директор, доставая ключи из железного ящика стола.

— Может, и на два. Семена заказать надо, с лабораторией договориться, плюс в экспедицию за образцами поехать.

— За какими образцами?

Я коротко объяснил про железистые родники и поиск полезных бактерий. Громов слушал, покачивая головой.

— Ну ты даешь, Виктор Алексеевич. Сначала камни в золото превращаешь, теперь микробов ловить собрался. Главное, чтобы результат был.

Районная контора Сельхозтехники размещалась в двухэтажном кирпичном здании сталинской постройки. На первом этаже торговый зал с деревянными прилавками и стеллажами, заставленными мешками с семенами, удобрениями и садовым инвентарем. Пахло затхлой пылью, машинным маслом и химикатами.

За прилавком сидела женщина лет пятидесяти в выцветшем халате, с толстой папкой каталогов перед собой. Очки в пластмассовой оправе держались на цепочке, болтаясь на груди при каждом движении.

— Горчицу индийскую? — переспросила она, листая каталог. — А зачем вам такая экзотика? У нас горчица сарептская есть, для масла выращивается.

— Мне именно индийская нужна, — настоял я. — Для специальных целей.

— Специальные цели… — Она пожала плечами. — Заказать можно, только ждать придется. Из Ленинграда семена везти, от Института растениеводства. Недели три минимум.

— А рапс яровой есть?

— Рапс есть, со склада дам. — Женщина встала, направляясь к подсобному помещению. — Сколько надо?

— Центнер.

— Много. А документы какие? Заявка от хозяйства, печать, подпись ответственного лица?

Я достал из планшета официальную бумагу с печатью совхоза, которую предусмотрительно взял у Громова. Заведующая внимательно изучила документ, сравнивая подпись с образцом в журнале.

— Порядок. Семена отпущу, но за индийскую горчицу предоплата. Пятьдесят рублей с центнера.

— Дорого, — заметил я.

— Импортные семена всегда дороже. Из-за границы везут, через Ленинград, таможня, пошлины. — Она пожала плечами. — Хотите дешевле, берите нашу сарептскую.

Пришлось соглашаться. Деньги у совхоза водились, а время не ждало. К тому же индийская горчица действительно лучше работала с тяжелыми металлами, я читал об этом в американских исследованиях.

Следующим пунктом стала районная ветстанция. Кутузов встретил меня в лаборатории, заваленной пробирками и химической посудой. На столах стояли микроскопы немецкого производства, в углу гудел холодильник для хранения реактивов.

— Готовы результаты анализов? — спросил я, стряхивая капли дождя с телогрейки.

— Готовы, и картина неутешительная, — Кутузов достал из папки машинописные листы с таблицами цифр. — Концентрация хрома превышает норму в восемь раз, свинца — в пять, железа — в двенадцать. pH колеблется от 2,8 до 3,4. Это не почва, а химический реактив.

Я изучал таблицы, сопоставляя данные с картой загрязнения. Самые высокие концентрации металлов приходились на территорию бывших очистных сооружений, постепенно снижаясь к периферии.

— А органика?

— Гумуса практически нет, меньше одного процента. Микрофлора угнетена, живых бактерий единицы. — Лаборант снял очки, протер стекла. — Честно говоря, не понимаю, как вы собираетесь эту мертвечину оживлять.

— С помощью растений-аккумуляторов и специальных бактерий. Вот тут мне и нужна ваша помощь.

Я рассказал о планах поиска железоокисляющих микроорганизмов в природных источниках. Кутузов слушал, изредка кивая.

— Идея разумная, — согласился он. — Бактерии действительно могут ускорить процесс извлечения металлов. Только где их искать?

— Знаю одно место. Километрах в тридцати от районного центра, в предгорьях, есть родники с железистой водой. Местные их «ржавыми» называют.

— А, знаю! — оживился лаборант. — У деревни Ключи. Там действительно вода красно-бурого цвета, железом насыщена. Говорят, лечебная.

— Вот туда и поедем. Возьмем пробы воды и донных отложений, попробуем выделить полезные микроорганизмы.

Кутузов задумчиво постучал карандашом по столу.

— Оборудование у меня есть. Микроскоп, автоклав, питательные среды для культивирования бактерий. Времени свободного тоже достаточно. — Он встал, подошел к окну, за которым монотонно барабанил дождь. — Интересно попробовать что-то новое. Все время с коровами да свиньями возюсь, а тут настоящая наука.

— Значит, согласны помочь?

— Согласен. Только учтите, работа может затянуться. Выделить нужные штаммы, размножить их в достаточном количестве — дело не быстрое.

— Сколько времени потребуется?

— Недели две-три на выделение и идентификацию. Потом еще месяц на размножение культур. — Кутузов открыл шкаф с лабораторной посудой, достал несколько стерильных пробирок. — Но начать можем уже сегодня.

Мы упаковали необходимое оборудование в металлический ящик с мягкими прокладками. Портативный pH-метр, пробирки для образцов, термометр, набор реактивов для экспресс-анализов. Все аккуратно завернуто в марлю и уложено по местам.

К обеду дождь наконец прекратился, и мы отправились к железистым родникам на районном УАЗе. Дорога вела через холмистую местность, поросшую березовыми рощами и сосновыми борами. Асфальт кончился у поселка Ключи, дальше шла грунтовка, размытая дождями.

Деревня Ключи представляла собой десяток домов, разбросанных по склону холма. Бревенчатые избы с резными наличниками, огороды с последними овощами, покосившиеся заборы из жердей. У крайнего дома нас встретил пожилой мужик в ватнике и резиновых сапогах.

— Заблудились? — спросил он, оглядывая машину с районными номерами.

— К родникам железистым ехали, — объяснил я. — Говорят, где-то здесь.

— А, к ржавым источникам! — оживился старик. — Это вон туда, в лог. Только машиной не проедете, пешком топать надо. Километра полтора будет.

Он указал рукой на заросшую оврагами лощину, тянущуюся между холмов. Мы оставили УАЗ у дома и отправились пешком, загрузившись оборудованием и резиновыми сапогами.

Тропинка петляла между кустами шиповника и зарослями ивняка. Под ногами хлюпала размокшая земля, пахнущая прелыми листьями и болотной сыростью. Кутузов шел следом, тяжело дыша под тяжестью ящика с приборами.

— Далеко еще? — спросил он, останавливаясь передохнуть.

— По словам деда, недалеко. Должны быть признаки — рыжие разводы на земле, характерный запах.

Вскоре мы их почувствовали. Воздух наполнился металлическим привкусом, а почва под ногами приобрела красновато-бурый оттенок. Еще через пару сотен метров открылась поляна с несколькими выходами подземных вод.

Зрелище впечатляло. Из земли в нескольких местах били родники, образуя небольшие ручейки. Вода имела густой красно-бурый цвет, а по берегам оседал толстый слой железистых отложений, переливающихся на солнце всеми оттенками ржавчины.

— Вот это да, — присвистнул Кутузов, устанавливая ящик с оборудованием на сухое место. — Концентрация железа должна быть огромной.

Я надел резиновые сапоги, взял пробирку и направился к ближайшему источнику. Вода оказалась теплой, градусов двадцать пять, с характерным металлическим привкусом и легким запахом сероводорода.

— pH около шести, — доложил Кутузов, опустив в пробу индикаторную бумажку. — Слабокислая среда, подходящая для железоокисляющих бактерий.

Мы собрали образцы из четырех разных источников, тщательно подписав каждую пробирку. Отдельно взяли пробы донных отложений — густой красно-бурой массы, богатой органикой и железистыми соединениями.

Самым интересным оказался родник в дальнем конце поляны. Здесь вода имела не просто бурый, а зеленовато-бурый оттенок, что могло свидетельствовать о присутствии других металлов.

— Возможно, здесь есть медь или хром, — предположил лаборант, наполняя очередную пробирку. — Такой оттенок характерен для смешанного загрязнения.

— Тем лучше. Значит, местные бактерии приспособлены работать с разными металлами.

К вечеру мы собрали полную коллекцию образцов — двенадцать пробирок с водой и восемь с донными отложениями. Каждая тщательно подписана, указано место отбора, температура, кислотность.

— Теперь самое интересное, — сказал Кутузов, укладывая пробирки в специальный термостат для транспортировки. — В лаборатории попробуем выделить нужные нам культуры.

Обратный путь занял меньше времени, мы шли налегке, оставив у источников только пустые емкости. Старик-проводник ждал нас у дома, любопытствуя, что за образцы мы собирали.

— Воду лечебную изучаете? — спросил он, помогая грузить оборудование в машину.

— Изучаем, — уклончиво ответил я. — Проверяем состав, полезные свойства.

— А то! Вода-то целебная, от всех болезней помогает. Мой дед до ста лет дожил, каждый день ключевой водицей умывался.

Возможно, в этом была доля истины. Некоторые металлы в малых дозах полезны для здоровья. Но нас интересовали не лечебные свойства, а способность местных микроорганизмов перерабатывать токсичные соединения.

К ночи мы вернулись в районный центр. Кутузов сразу направился в лабораторию, чтобы поместить образцы в подходящие условия для хранения.

— Завтра начну высевать культуры на питательные среды, — сказал он на прощание. — Если повезет, через неделю узнаем, какие бактерии у нас живут в образцах.

Я переночевал в районной гостинице, в номере со скрипучими железными кроватями и выцветшими обоями в цветочек. Утром планировал заехать в сельхозтехнику за рапсом и известью, а потом возвращаться в совхоз начинать первый этап очистки загрязненных земель.

План обрел реальные очертания. Через месяц-полтора у нас должны быть семена растений-аккумуляторов и культуры полезных бактерий. А пока можно заняться подготовкой почвы: известкованием, внесением органики, созданием оптимальных условий для будущих посевов.

Двести тридцать гектаров мертвой земли ждали своего воскрешения. И теперь у меня появилась надежда, что современная наука в сочетании с народной мудростью сможет сотворить это чудо.

Через неделю к территории бывшего кожевенного завода подъехала внушительная колонна техники. Два самосвала ГАЗ-53 с кузовами, доверху нагруженными известью, трактор К-700 с разбрасывателем удобрений РУМ-8, культиватор КПС-4 для заделки извести в почву. Замыкал процессию поливочный агрегат ПА-3 на базе списанной цистерны от молоковоза.

Я стоял на небольшом холмике, откуда открывался вид на всю загрязненную территорию, и наблюдал, как техника выстраивается в боевом порядке. В руках держал план участка, расчерченный на квадраты по пять гектаров каждый. Красным карандашом отмечены самые проблемные зоны, синим — умеренно загрязненные, зеленым — относительно чистые.

— Начинаем с красных квадратов, — сказал я Петровичу, который должен был руководить всей операцией. — Там норма внесения извести — три тонны на гектар. В синих зонах — две тонны, в зеленых — тонна.

Петрович внимательно изучал план, время от времени поглядывая на местность.

— А почему так много? — спросил он, почесав затылок под выцветшей кепкой. — Обычно полтонны на гектар хватает для раскисления.

— Обычно да, а здесь кислотность зашкаливает. pH меньше трех, это как уксус. — Я показал ему результаты анализов, принесенные Кутузовым. — Без мощного известкования никакие растения не выживут.

Бригадир кивнул, складывая бумаги в нагрудный карман телогрейки.

— Понятно. Тогда начинаем с самого худого места, — он указал на территорию бывших очистных сооружений. — Там, где бетонные ямы.

Первым делом нужно было подготовить известь к внесению. Привезенная с завода известь-пушонка представляла собой мелкий белый порошок, упакованный в бумажные мешки по пятьдесят килограммов. При работе с ней требовались особые меры предосторожности, так как порошок сильно пылил и мог вызвать ожоги слизистых.

Дядя Вася с Колькой разгружали мешки возле разбрасывателя, аккуратно ссыпая содержимое в бункер машины. Оба были в защитных очках и марлевых повязках, известковая пыль поднималась белым облаком при каждом движении.

— Осторожнее, — предупредил я, подходя к трактору. — При попадании на кожу сразу водой смывайте.

— Знаем, — буркнул дядя Вася, стряхивая белую пыль с рукавов. — Не первый раз с известью работаем. Только обычно в таких количествах не разбрасывали.

Разбрасыватель РУМ-8 представлял собой бункер объемом восемь кубометров с двумя вращающимися дисками в нижней части. При движении трактора диски подхватывали известь и равномерно распределяли ее по поверхности почвы. Ширина захвата двенадцать метров, что позволяло быстро обработать большие площади.

Механизатор Семеныч, назначенный на К-700, проверял настройки разбрасывателя. Регулировочные заслонки должны были обеспечить нужную норму внесения, три тонны на гектар на самых проблемных участках.

— Скорость движения пять километров в час, — объяснял я, стоя рядом с кабиной трактора. — Быстрее нельзя, известь будет ложиться неравномерно.

— А если ветер поднимется? — спросил Семеныч, косясь на темные тучи, собиравшиеся над горизонтом.

— Тогда прекращаем работу. В ветреную погоду половина извести унесется в сторону.

К счастью, утро выдалось безветренным. Воздух стоял неподвижно, лишь изредка шевелились листья на редких деревьях по краям поляны.

Первый проход трактор сделал по самому загрязненному участку, там, где раньше стояли отстойники для промышленных стоков. Семеныч вел машину медленно, следя за равномерностью высыпания извести. За трактором тянулся белый шлейф, оседающий на мертвую серо-бурую почву.

— Смотрите, как земля реагирует, — сказал я Петровичу, указывая на обработанную полосу.

Там, где известь соприкасалась с кислой почвой, происходила бурная химическая реакция. Поверхность слегка шипела и дымилась, выделяя пар. Это соединения кальция нейтрализовали кислоты, накопившиеся в грунте за годы загрязнения.

— Ну и гадость же здесь была, — покачал головой бригадир. — Прямо кипит земля от извести.

— Через час-два реакция закончится, — пояснил я. — А пока нужно сразу заделывать известь в почву, чтобы она не выветрилась.

За разбрасывателем двигался культиватор КПС-4, управляемый молодым трактористом Вовкой. Четыре ряда пружинных лап рыхлили почву на глубину двадцать сантиметров, перемешивая известь с верхним слоем грунта.

Работа шла медленно, но основательно. За час удавалось обработать примерно пять гектаров, один квадрат по моей схеме. На самых проблемных участках приходилось делать два прохода разбрасывателя, чтобы обеспечить нужную норму внесения.

К обеду первые десять гектаров были обработаны. Я взял пробы почвы с разных участков, чтобы проверить эффективность известкования. Уже визуально видно изменение серо-бурая земля приобрела более светлый оттенок, а едкий химический запах заметно ослаб.

— Как дела? — спросил подъехавший на УАЗике Громов. Директор приезжал каждые пару часов, контролируя ход работ.

— Нормально идет. pH должен подняться с трех до шести, это оптимально для большинства растений. — Я показал ему обработанные участки. — Через неделю можно будет сеять первые культуры-очистители.

— А сколько времени на все уйдет?

— На известкование дней десять при хорошей погоде. Потом еще неделя на подготовку семенного ложа и посев. — Я сверился с записями в блокноте. — К началу октября должны быть готовы.

После обеда начался дождь, и работы пришлось прекратить. Известь нельзя вносить в сырую погоду, она слипается в комки и распределяется неравномерно. Трактористы загнали технику под навес, а я отправился к Кутузову проверить, как идут дела с бактериями.

В лаборатории ветстанции царила привычная тишина, нарушаемая только гудением холодильников и тихим бульканьем в колбах. Кутузов склонился над микроскопом, изучая очередной препарат.

— Как успехи? — спросил я, стряхивая капли дождя с куртки.

— Многообещающие, — ответил лаборант, не отрываясь от окуляра. — Посмотрите сами.

Я заглянул в микроскоп. В поле зрения копошились мелкие палочковидные организмы, активно двигающиеся в капле жидкости. Некоторые из них имели характерный металлический блеск.

— Это железоокисляющие бактерии? — уточнил я.

— Да, Thiobacillus ferrooxidans. Классический вид, способный окислять двухвалентное железо в трехвалентное. — Кутузов поменял препарат. — А вот это еще интереснее.

Во втором образце бактерии выглядели иначе, более крупные, с зеленоватым оттенком клеток.

— Pseudomonas putida, если не ошибаюсь. Этот вид может работать не только с железом, но и с другими металлами — медью, цинком, даже хромом в определенных условиях.

— Сколько времени нужно, чтобы нарастить достаточное количество культур?

— Недели три-четыре. Бактерии размножаются медленно, особенно на начальных этапах. — Лаборант показал мне ряд колб с мутноватой жидкостью. — Вот здесь они уже растут на питательной среде. Каждые два дня удваивают численность.

Я записал в блокнот сроки готовности бактериальных культур. Получалось, что к моменту посева растений-аккумуляторов микроорганизмы как раз будут готовы к применению.

— А как их вносить в почву? — поинтересовался я.

— Разбавить в воде и полить обработанные участки. Концентрация примерно миллион клеток на миллилитр. — Кутузов достал из ящика стола исписанную тетрадь. — Я уже подсчитал, сколько культуральной жидкости потребуется на ваши двести гектаров.

Цифры получались внушительными — десять тонн бактериальной суспензии. Но при наличии подходящего оборудования и питательных сред это вполне выполнимо.

На следующий день дождь прекратился, и работы возобновились. Теперь мы перешли к менее загрязненным участкам, где норма внесения извести составляла две тонны на гектар.

Здесь реакция нейтрализации проходила спокойнее, почва лишь слегка дымилась, без бурного шипения и выделения пара. Зато результат был заметен сразу. Буквально через час после обработки земля меняла цвет с серо-бурого на светло-коричневый.

— Это хороший признак, — объяснял я стоящему рядом Петровичу. — Значит, кислотность действительно снижается.

Особое внимание мы уделяли участкам вокруг старого оврага, по которому стекали заводские стоки. Здесь загрязнение было неравномерным. В некоторых местах концентрация токсинов зашкаливала, в других приближалась к норме.

— Сложный рельеф, — заметил Семеныч, маневрируя трактором между старыми канавами. — Не везде разбрасыватель нормально работает.

— В проблемных местах пройдем вручную, — решил я. — Колька с Федькой помогут.

Действительно, на крутых склонах оврага пришлось рассыпать известь лопатами. Работа тяжелая и пыльная, но необходимая. Каждый квадратный метр земли должен был получить нужную дозу нейтрализующего вещества.

К концу недели большая часть территории была обработана. Оставались только самые труднодоступные участки и места, где требовалась особо тщательная обработка.

— Неделю еще поработаем, и закончим, — подытожил Петрович, глядя на побелевшие от извести поля. — А потом что делать будем?

— Ждать семена и готовить почву к посеву, — ответил я. — Через месяц здесь зазеленеют первые растения-очистители.

Перспектива казалась фантастической. На месте мертвой земли, где десять лет ничего не росло, должны появиться посевы горчицы, рапса и подсолнечника. А в их корнях поселятся бактерии, способные извлекать из почвы токсичные металлы.

Через год-два эта территория может стать пригодной для обычного земледелия. Двести тридцать гектаров дополнительной пахотной земли серьезная прибавка к ресурсам совхоза.

Но пока до этого далеко. Известкование только первый шаг в долгом процессе рекультивации. Впереди посев растений-очистителей, внесение бактерий, контроль за ходом очистки, уборка загрязненной биомассы и ее утилизация.

Тем не менее начало положено. Мертвая земля получила первое лекарство, которое должно вернуть ей жизнь.