Утром я рано пришел в контору совхоза, чтобы обсудить с Громовым детали предстоящих работ. Директор уже сидел за столом, разложив передо собой карты и какие-то сметы. На столешнице стояли два граненых стакана с остывшим чаем и блюдце с печеньем «Юбилейное».
— Виктор Алексеевич, как раз вовремя, — поднял голову Громов. — Всю ночь считал, во что нам обойдется программа освоения неудобных земель. Цифры получаются серьезные.
Я сел в кресло напротив и взглянул на исписанные листы. Почерк у директора мелкий, аккуратный, с завитушками в заглавных буквах.
— Сколько?
— Семьдесят тысяч рублей только на технику и материалы. Это не считая зарплаты рабочим и расходов на горючее.
Я присвистнул. Сумма действительно немаленькая, почти четверть годового бюджета совхоза.
— А областное финансирование?
— Пятьдесят тысяч обещали. Остальное за счет хозяйства. — Громов потер лоб. — Риск большой, Виктор Алексеевич. Если не получится, совхоз залезет в долги.
— Получится, — уверенно ответил я. — Только начнем не со всех участков сразу, а поэтапно. Первым делом возьмемся за каменистые склоны. Там результат будет виден быстрее всего.
— Почему именно с них?
— Потому что технология отработанная. Террасирование применяется тысячи лет, просто мы его усовершенствуем. А вот с очисткой загрязненных земель торопиться не стоит, там нужны предварительные исследования.
Громов кивнул, делая пометки в блокноте с твердой обложкой синего цвета.
— Логично. А с чего начнем конкретно?
— С подготовки площадки для техники и завоза материалов. Нужен бульдозер, экскаватор, самосвалы. Плюс цемент, арматура, взрывчатка для дробления особо крупных камней.
— Взрывчатка? — насторожился директор.
— Аммонал или тротил, небольшие заряды. Некоторые валуны проще взорвать, чем обходить их стороной. — Я достал из кармана рубашки листок с предварительными расчетами. — Вот смотрите. На создание террас площадью сто гектаров потребуется переместить примерно пятьдесят тысяч кубометров грунта и камня. Это работа для целой строительной бригады.
Громов внимательно изучил цифры, время от времени что-то прикидывая на счетах с деревянными костяшками.
— А люди у нас есть?
— Есть. Дядя Вася с экскаватором, Семеныч на бульдозере, Колька и Федька как подсобники. Плюс можно привлечь комсомольцев на общественных началах.
— Комсомольцев? — Громов усмехнулся. — Да они через день сбегут, как увидят, что работа тяжелая.
— Не сбегут, если правильно организовать. Сделаем соревнование между бригадами, с переходящим вымпелом и премиями. Молодежь это любит.
Мы еще полчаса обсуждали организационные вопросы. Громов согласился выделить технику и рабочую силу, но поставил условие, к концу месяца должны быть готовы первые десять гектаров террас. Для пробы и демонстрации областной комиссии.
— Справимся, — пообещал я, вставая из-за стола. — Главное, чтобы погода не подвела.
— А если дожди?
— Тогда переключимся на работы под крышей. Подготовку семян, ремонт техники, планирование следующих этапов.
Выйдя из конторы, я направился к машинно-тракторному парку, чтобы осмотреть имеющуюся технику и оценить ее состояние. Утро выдалось ясное, солнечное. В воздухе пахло свежескошенной травой и выхлопными газами от заведенного трактора.
Во дворе МТП кипела обычная работа. Механизаторы готовили машины к дневным работам, проверяли уровень масла, заправляли баки соляркой из цистерны-заправщика. Слышался звон гаечных ключей и приглушенная ругань, кто-то боролся с заевшей гайкой.
Дядя Вася возился возле своего экскаватора ЭО-2621, протирая ветошью стекла кабины. Увидев меня, помахал рукой.
— Виктор Алексеич! Слышал, большое дело затеваешь. Камни ворочать будем?
— Будем, Василий Петрович. И не только камни. — Я подошел к экскаватору, осмотрел ходовую часть, ковш, гидравлические шланги. Техника старая, но ухоженная. — Машина в порядке?
— Как часы идет. Вчера профилактику делал, масло поменял, фильтры промыл. Готова к бою!
— Отлично. А сколько кубов в час выдает?
— По грунту — двадцать пять, по камню поменьше, кубов пятнадцать. Смотря какой камень.
Мы обошли весь парк техники. Бульдозер Т-100 нуждался в замене гусениц, самосвал ГАЗ-53 требовал регулировки тормозов, но в целом техника была боеспособна.
— На месяц работы хватит, — резюмировал я. — А там видно будет.
Возвращаясь к дому, я свернул к конторе, чтобы забрать почту. Марья Степановна, работница почтового отделения, сортировала письма за стойкой из потемневшего дерева.
— Виктор Алексеевич, вам заказное из Новосибирска, — сказала она, протягивая конверт с синей печатью. — Расписывайтесь в журнале.
Письмо оказалось от профессора Института почвоведения. Я писал ему еще две недели назад, консультировался по вопросам рекультивации загрязненных земель. Ответ пришел подробный, с приложением методических рекомендаций и списком литературы.
Читая письмо на ходу, я почти столкнулся с девушкой, выходившей из магазина с авоськой, набитой покупками. Она звонко рассмеялась, ловко отпрыгнув в сторону.
— Ой, чуть не сбил! А то читаешь тут на ходу, как профессор какой!
Я поднял глаза и узнал Катьку Морозову. Сегодня она была одета в синее ситцевое платье с белым воротничком и пояском, подчеркивающим тонкую талию.
Русые волосы заплетены в одну толстую косу, перекинутую через плечо. На ногах белые носочки и черные туфли на небольшом каблучке.
— Катя, привет, — улыбнулся я, складывая письмо. — Как дела?
— Дела хорошие, а настроение еще лучше! — Она лукаво подмигнула. — А ты что, все по оврагам ездишь? Клады так и не нашел?
— Нашел кое-что поинтереснее кладов.
— Да ну? И что же это такое?
Я заколебался, стоит ли посвящать ее в подробности проекта. Но любопытство в карих глазах было таким искренним, что решил рассказать.
— Собираюсь превратить все эти заброшенные места в цветущие сады. Сделать террасы на склонах, пруды в болотах, очистить землю от всякой гадости.
Катька широко раскрыла глаза:
— Вот это да! И правда получится?
— Получится. Через год здесь будут расти яблони и картошка вместо камней и крапивы.
— А покажешь, как делать будешь? — Она переступила поближе, и я почувствовал легкий аромат мыла «Красная Москва» и еще чего-то цветочного. — Мне ужасно интересно!
— Покажу, конечно. Только работа тяжелая, грязная. Тебе не наскучит?
Катька засмеялась, звонко и заразительно:
— Да я же не барышня какая-нибудь! В поле работать умею, на ферме тоже. А вообще-то… — Она помолчала, глядя на меня из-под длинных ресниц. — А вообще-то я знаю в наших краях места, которые тебе точно понравятся. Такие красивые, что дух захватывает!
— Какие же это места?
— А вот не скажу! — Катька кокетливо тряхнула косой. — Сам увидишь, если со мной пойдешь. Завтра вечером свободен?
Я подумал о планах на завтра. Нужно было съездить в район за разрешениями на взрывчатку, встретиться с поставщиками стройматериалов, составить график работ. Но карие глаза смотрели так призывно, что устоять было невозможно.
— Свободен, — ответил я. — А далеко идти?
— Не очень. Часа два прогуляемся, не больше. — Катька лукаво улыбнулась. — А может, и задержимся, если понравится. Встретимся у мельницы в семь вечера?
— Встретимся.
— Вот и славно! — Она помахала рукой и пошла прочь, соблазнительно покачивая бедрами. — Только не опаздывай! Не люблю ждать!
Я проводил ее взглядом, любуясь стройной фигуркой и летящей походкой. Что ж, после тяжелого рабочего дня приятная прогулка с хорошенькой девушкой, то, что нужно. Катька явно не из тех, кто будет долго ломаться и строить из себя недотрогу.
Остаток дня прошел в хлопотах. Нужно подготовить документы для областной комиссии, составить смету расходов, согласовать график поставок материалов. К вечеру глаза устали от цифр и бумаг, а в голове гудело от обилия технических деталей.
Именно поэтому перспектива провести вечер в компании веселой и непосредственной Катьки казалась особенно привлекательной. В деревне развлечений немного, а молодость требует своего.
В семь вечера я был у старой мельницы. Солнце клонилось к закату, окрашивая небо в розовые и золотистые тона. Воздух наполнился ароматом цветущих лип и свежескошенного сена. Где-то вдалеке мычали коровы, возвращающиеся с пастбища.
Катька появилась минут через десять, и мое дыхание на мгновение перехватило. Она переоделась в легкое белое платье из тонкого ситца, которое облегало фигуру, подчеркивая каждый изгиб. Волосы распустила, золотистые пряди волнами спадали на плечи. В руках несла плетеную корзинку.
— Не опоздала? — спросила она, подойдя ближе. От нее исходил тонкий аромат полевых цветов и чего-то пьянящего, женственного.
— В самый раз, — ответил я, стараясь не слишком откровенно разглядывать соблазнительный вырез платья. — А что в корзинке?
— Сюрприз! — Катька лукаво улыбнулась. — Увидишь на месте. Пошли, пока совсем не стемнело.
Мы двинулись по тропинке, петляющей между зарослями ивняка и березовыми перелесками. Катька шла впереди, изредка оборачиваясь, чтобы убедиться, что я не отстаю. При каждом повороте ее платье развевалось, открывая загорелые ноги почти до колен.
— Далеко еще? — спросил я минут через двадцать.
— Уже близко. Вон там, за холмом. — Она указала на невысокую возвышенность, поросшую сосняком. — Самое красивое место в округе!
Тропинка пошла в гору, и мы поднимались молча, слегка запыхавшись. На вершине холма открылся потрясающий вид. Внизу расстилалась долина с серебряной лентой речки, окруженная золотистыми полями и темными островками лесов. Вдалеке виднелись крыши поселка, а за ними бесконечная степь до самого горизонта.
— Ну как? — спросила Катька, наблюдая за моей реакцией.
— Красота неописуемая, — признал я искренне. — Как ты нашла это место?
— С детства сюда бегаю. Когда грустно или радостно, прихожу сюда, с природой разговариваю. — Она расстелила на траве клетчатый плед из корзинки. — Садись, отдохнем.
В корзинке оказались домашние пирожки с вишней, термос с парным молоком и бутылка самогона в пол-литра. Катька разложила нехитрое угощение на белой салфетке с вышитыми васильками.
— Самогон? — удивился я. — А откуда?
— Дядя Петр гонит, сосед наш. Хороший, не горчит. — Она разлила прозрачную жидкость в два граненых стакана. — За знакомство!
Мы чокнулись. Самогон оказался действительно мягким, с легким фруктовым привкусом. Пирожки были еще теплые, с тающим во рту тестом и кисло-сладкой начинкой.
— Сама пекла? — спросил я, наслаждаясь вкусом.
— Сама. Мама научила, она лучше всех в селе выпечку делает. — Катька откинулась на локоть, и вырез платья открыл соблазнительный вид на округлую грудь. — А ты что, в городе жил? Видно же, что не здешний.
— Жил. В Москве учился, в Тимирязевке.
— Небось, девушки там красивые? — В голосе прозвучала едва заметная ревность.
— Красивые, — согласился я. — Но не такие живые, как здесь. Все больше накрашенные, наряженные. А настоящего тепла мало.
Катька довольно улыбнулась:
— То-то и оно. Нас, деревенских, за людей не считают. А мы и любить умеем, и хозяйство вести, и мужика понимать.
Солнце село окончательно, и в воздухе появилась легкая прохлада. Катька пододвинулась ближе, якобы согреваясь. Ее плечо коснулось моего, и я почувствовал тепло ее кожи сквозь тонкую ткань.
— Холодно? — спросил я.
— Чуть-чуть. — Она посмотрела на меня снизу вверх, и в сумраке ее глаза блестели, как звезды. — А ты не мерзнешь?
— Нет, мне нормально.
— А мне холодно, — прошептала она, еще плотнее прижимаясь. — Согрей меня.
Я обнял ее за плечи, и она тут же повернулась ко мне всем телом. Ее лицо оказалось совсем близко, я чувствовал дыхание на своих губах.
— Катя…
— Тише, — прошептала она и потянулась к моим губам.
Поцелуй получился долгим, жадным. Ее губы были мягкими и теплыми, с привкусом вишни и самогона. Она целовалась страстно, без девичьей стыдливости, прижимаясь всем телом.
— Здесь неудобно, — прошептала она, отстраняясь. — Пойдем вон туда, к сеновалу.
В стороне от тропинки виднелась темная громада деревенского сенового сарая. Мы собрали вещи и направились туда, взявшись за руки. Катька шла быстро, явно торопясь.
Внутри сарая пахло свежим сеном и старым деревом. Вечерний приглушенный проникал сквозь щели в стенах, создавая причудливую игру света и тени. В углу высилась огромная копна душистого сена.
— Вот здесь хорошо, — сказала Катька, забираясь на сено и похлопывая рядом с собой. — Мягко и тепло.
Я устроился рядом. Сено приятно пружинило под нами, источая аромат летних трав. Катька сразу же повернулась ко мне, и мы снова слились в поцелуе.
На этот раз она была еще более настойчивой. Ее руки скользили по моей груди, расстегивая пуговицы рубашки. Пальцы были теплыми и ловкими, явно не впервые занимавшимися подобными делами.
— Витя, ты уверен? — прошептала девушка. Больше для приличия.
Я почувствовал, как кровь приливает к голове.
— Уверен, — прошептал я в ответ, прижимаясь губами к ее шее. — Очень уверен.
Чтобы снять ее платьице, понадобилось всего пару мгновений, всего несколько пуговиц сзади, и тонкая ткань соскользнула с плеч, обнажив загорелое тело. Она была прекрасна в вечернем свете — высокая грудь с темными сосками, тонкая талия, плавные изгибы бедер.
— Красивая же ты, — прошептал я, проводя ладонью по ее коже.
— И ты хорош, — улыбнулась она, помогая мне избавиться от рубашки. — Не думала, что городские такие крепкие бывают.
Дальше все происходило как в тумане страсти. Ее тело было горячим и податливым, кожа шелковистой на ощупь. Она двигалась с удивительной грацией и уверенностью, явно зная, что делает и чего хочет.
— Не торопись, — шептала она, направляя мои движения. — У нас вся ночь впереди.
И действительно, торопиться некуда. Мы медленно, с наслаждением исследовали друг друга.
Ее губы и язык творили чудеса, вызывая волны невероятного удовольствия. Когда я отвечал ей тем же, она выгибалась, как кошка, тихо постанывая.
— Боже, какой же ты умелый, — прошептала она, когда мои губы скользнули по ее груди к животу. — Где только научился так…
Когда мы наконец соединились, это было как взрыв. Она обвила меня ногами, двигаясь в едином ритме, направляя и подбадривая. Ее тело принимало меня жадно, полностью, без остатка.
— Да, вот так, — шептала она мне на ухо. — Еще… не останавливайся…
Ее страсть была безудержной, первобытной. Она не стеснялась своих желаний, не скрывала удовольствия, которое я ей доставлял. Когда волна оргазма накрыла ее, она вскрикнула так громко, что птицы в сарае встревоженно захлопали крыльями.
Я последовал за ней почти сразу, с силой, которая удивила меня самого, в последний момент постаравшись не излиться в ее горячее лоно. Мы лежали, тяжело дыша, переплетенные как лозы винограда.
— Не думал, что в деревне такие страстные девушки встречаются, — признался я, когда дыхание немного восстановилось.
Катька засмеялась, нежно поглаживая мою грудь:
— А мы не только страстные. Мы еще и выносливые. — Она повернулась ко мне, и в глазах снова вспыхнул огонек. — Готов ко второму раунду?
Оказалось, что готов. И к третьему тоже. Мы провели в сеновале всю ночь, засыпая и просыпаясь в объятиях друг друга. Катька была неутомима и изобретательна, показывая такие варианты близости, о которых я и не подозревал.
Под утро, когда первые лучи солнца пробились сквозь щели в стенах, мы лежали обнаженные, укрытые только ее платьем. Катька покоилась у меня на груди, мерно дыша. Волосы разметались по плечам, а на губах играла довольная улыбка.
— Надо идти, — прошептала она, не открывая глаз. — Скоро дойка, а я должна быть на ферме.
— Жаль, — ответил я, поглаживая ее спину. — Мог бы так лежать весь день.
— И я бы могла. — Она подняла голову, посмотрела на меня сонными глазами. — Но работа есть работа. Да и люди заметят, если не приду.
Мы оделись в полутьме сарая. Катька выглядела удивительно свежо для человека, не спавшего всю ночь. Только губы были слегка припухшими от поцелуев, да в волосах застряли травинки.
— Увидимся сегодня? — спросила она, поправляя платье.
— Обязательно. Приходи вечером, покажу, где будем террасы делать.
— Приду. — Она встала на цыпочки, чмокнула меня в губы. — Только смотри, чтобы никто не догадался, где мы ночь провели. А то такие сплетни пойдут!
Мы вышли из сарая. Рассвет окрашивал небо в нежно-розовые тона, воздух был свеж и прохладен. Где-то вдалеке прокукарекал петух, оповещая о начале нового дня.
У развилки дорог мы расстались. Катька быстро зашагала в сторону фермы, а я к своему дому. Тело приятно ныло от ночных утех, а в голове все еще стояли воспоминания о ее страстных объятиях.
Определенно, жизнь в деревне обещала быть намного интереснее, чем я предполагал.