Ферма

ГЛАВА ПЕРВАЯ. НЕИЗВЕСТНОСТЬ

Георг

Упырь, упыри… Они называют нас упырями. Хотя мои соплеменники предпочитают более возвышенные названия, типа: «Элита мира, слуги архонта», меня меньше всего волнует презрение, изначально заложенное в названии кровососущих существ. Возможно от того, что я не особенно часто думаю на эту тему или давно не причисляю себя к кому-либо вообще. Я отложил сводки и откинулся в кресле. Но отдохнуть мне не дали.

В комнату заглянул мой помощник:

— Эй, пора! Пошли к выходу. Они приехали… стоят у ворот.

Давно ждал доставку с заказом. Я кивнул и вышел следом, минуя бетонные переходы, вышел к приемной. К этому моменту Корбан уже окружил площадку для грузовиков охраной.

Я подошел к указанному отсеку и оглядел двух прибывших с караваном девушек. Жалкое зрелище: скверный запах, торчащие кости, старые тряпки, голодные взгляды… Итак, пробный шар закупок в правительственном питомнике оказался неудачным.

Видимо первый заказ станет и последним.

Я еще раз критически осмотрел поставку. Всех отправить обратно не получится, перевозчики мне заказы больше возить перестанут. Придется забрать хоть парочку.

Еще раз вгляделся в лица. У рабынь пустота в глазах. Нет, мне умственно отсталые здесь не нужны, черт с ней, с доставкой…

Внутри отсека кто-то вздохнул, я подошел к грузовику и заглянул внутрь. Внутри осталась одна девушка, словно приказа выходить и не было.

Она повернулась в мою сторону. Заметила.

Сильно истощена, из-за выступающих скул взгляд напряженный, но страха в нем нет. Темный волос обкорнан кое-как и задиристо торчит по всей макушке так, что голова похожа на перевернутый репей. Под убогим балахоном тела не видно, кисти рук плотно обтянуты кожей… Мелковата ростом, конечно, но это временно, подкормить — и подрастет.

Я покачал головой. Кроме этой крохотной девчонки подходящего товара в доставке не нашлось. Дал знак слуге, выбранную девушку ссадили из грузовика на землю, ненужных загнали обратно в грузовой отсек. Новенькая, дрожа как лист на ветру, с ужасом оглядела высокий бетонный забор, обнесенный колючей проволокой и обвешанный пушками, и совсем приуныла.

С досадой просчитывая в уме потерянную прибыль, — даже двух новеньких взять не получилось, — я прошел в приемную на входе за воротами и пригласил за собой главного конвоира — надо заплатить за товар и подписать бумаги на отказ от остального товара.

Краем глаза наблюдая за проверкой только что купленного человека, бегло просмотрел документы. Когда осталось вынуть золото, чтобы рассчитаться за доставку и выплатить неустойку, обнаружил, что стою и смотрю в изумлении на новое приобретение.

Ей как любому рабу приказали открыть пластиковый контейнер с пожитками. Девушка покорно открыла крышку и выложила на стол — книги! Три книги в побитых временем и бумажным жучком обложках, на которых от ветхости и названий не было видно.

Читающий скот, это что-то странное. Зачем понадобилось кому-то в питомнике учить ее грамоте? Возможно, это будущий специалист из тех, что готовят для архонта? Тогда, что она делала среди низшего сорта, тех, кого продают на развод?

Под впечатлением от столь неожиданной картины, я повернулся к ней и спросил:

— Имя?

— Двадцать первая…

— Что еще у тебя с собой?

Она послушно продемонстрировала запасную рубашку и железную расческу.

— И все?

Она кивнула, аккуратно сложила все обратно и замерла. Угу, «сама покорность и ожидание хозяйских приказов». Знаем мы вас! Я мысленно хмыкнул, и вернулся к делам.

С формальностями было покончено. Конвойный получил золото, вручил мне документы на покупку и отбыл вместе с караваном.

Двадцать первую провели по бетонным переходам на территорию фермы. Едва они с охранником вышли из переходов на улицу, она распахнула глаза, удивленно всматриваясь в пейзажи, и вдруг остановилась…

Кнут кое-как протолкнул ее в дверь и вернулся на пост, а новенькая осталась стоять словно завороженная у высокой калитки, ведущей на ферму.

Я огляделся, пытаясь увидеть все ее глазами, но ничего особенного не обнаружил: парк с беседками, дорожки посыпанные песком, клумбы с разноцветными осенними цветами, позади убранные поля, и лес — привычная картина жизни на природе.

Милана, которая давно должна была стоять здесь, но только появилась, запыхавшись, поклонилась, ожидая моего приказа.

Я кивнул в сторону новенькой:

— Накорми, одень, покажи ей все… Особенно проследи за обувью, — на девушке были носки, грубо слепленные из пластика и тряпки.

— Куда ее определить? — Поинтересовалась старушка, одним взглядом определив фронт работ. — Казимиру в доме девка нужна. Всех разобрали. Невесту выбрать не из кого.

Я спокойно выслушал намек Миланы насчет семьи младшего сына, но решил иначе:

— Нет, она для помощи по дому. Откормим, посмотрим, как себя ведет, может, тогда и к Казимиру отправим.

Милана критически осмотрела покупку и согласно добавила:

— Ну да, ну да…

Мне надо понять, что может дать мне новенькая, прежде чем отправлять ее на работу. Я кивнул Милане:

— Иди!

Старушка безропотно кивнула и поспешила выполнять приказ. Торопливо махнула двадцать первой следовать за ней, понеслась к трапезному дому, который оборудовала под себя.

Провожая довольным взглядом удаляющуюся фигурку Миланы, еще раз похвалил себя за сообразительность. На других фермах, чтобы не тратить корма, отживший материал досуха скачивали и отправляли на удобрение. Сейчас все больше ценилось человеческая кровь, соответственно, корма, лекарства и одежда, для успешного разведения людей, стоили с каждым годом все дороже.

Наблюдая за разнообразными и зачастую бессмысленными попытками фермеров оздоровить рабов, в большинстве своем граничившими между глупостью и издевательством, решил сделать все по-своему.

Мои люди работали в поле как в древние времена, и платили мне оброк, но не золотом, а кровью. Так что ничего нового мне создавать не понадобилось. Они самостоятельно добывали себе пропитание, сняв с моих плеч финансовое бремя кормежки трех сотен рабов. И старики, типа Миланы, жили за свой счет, никого не обременяя.

Также выяснилось, что старики еще и отличные воспитатели. Оказывается, они прекрасно помогали усмирять глупый молодняк, у которого играла кровь. В других хозяйствах постоянно сталкивались с бунтами, у меня же такого лет двадцать не было. Так что перспектива полноценного развития сотни человек приплода не стоила жалких литров крови старика или старушки.

Я вернулся в дом, чтобы дописать расчеты, над которыми работал весь день, пока меня не позвали на осмотр товара. Сел за стол, осталось подвести итоги в подсчетах… Но работа застопорилась.

Конечно, и у меня не все шло гладко. Были неприятности в виде неурожайных годов, но тут уж куда деваться, тогда я закупал всю провизию сам. Зато в урожайные, продукты, что производили мои люди, я скупал у них по дешевке и выгодно продавал на соседние фермы, получая немалую прибыль. Кроме людей на моей ферме имелось несколько сотен голов крупного рогатого скота и около пятидесяти лошадей.

Никто из знакомых не знал, а узнав, не поверил, но скот на ферме полностью принадлежал моим людям. Да, это для всех звучало глупо и абсурдно, однако, мне от коров нужна была только кровь. Рабы не только бесплатно ухаживали за скотиной, отдавали мне ее кровь, но еще и заготавливали для себя ее мясо. Сами обрабатывали кожу, из которой шили одежду и обувь, которые я за бесценок скупал у них или менял на ткани, украшения и все, что они считали необходимым, но сами сделать и достать не могли.

С производством в мире с каждым годом становилось все хуже. Все, что мы могли купить, лежало на старых складах, оставшихся еще со времен до развала, но чем меньше там оставалось товаров, тем дороже все стоило. Так что мои, довольно большие партии товара для людей, в момент, когда крупное производство на планете более ста лет как остановлено — хороший источник дохода.

Но все это мелочи по сравнению с главным товаром — кровью, которую мне сдавали все, кроме детей, стариков и самок, ждущих приплод. За рабами следила специалист из людей, в свое время стоившая мне при выкупе круглую сумму золотом.

Она и определяла, кто, когда и сколько может сдать, чтобы это не нанесло вреда здоровью. Я на нее сильно не давил. Кровь дорожала с каждым часом, и, несмотря на все меры безопасности, людей становилось все меньше, а упырей все больше, и запросы к количеству провианта поминутно росли.

Крови не хватало повсеместно, так что моей самой большой головной болью была охрана насельников фермы от разграбления голодными ордами упырей, бродящих в окрестных лесах. Я не экономил на оружии, средствах слежения, и личной армии, жительствующей в бетонных переходах на входе в ферму.

Я подвел итог, убрал счет в сейф и поднялся, всматриваясь в окно. Почти стемнело, надо идти скорее.

Довольный тем, как идут дела, я вышел из дома и вновь наткнулся на Двадцать первую. Милана выдала ей теплый платок, носки, кожаные тапочки, и вывела во двор. Нелепый вид девушки прекрасно сочетался с таким же странным поведением. Новенькая вновь застопорилась у входа, в восторге оглядывая мои владения.

— Пойдем скорее, завтра погуляешь… — буркнула недовольная задержкой Милана.

— Погуляю?! — удивлению Двадцать первой не было предела. Она заметила меня и, обращаясь лично, недоверчиво переспросила:

— А тут можно гулять?

Я проигнорировал ее вопрос и, минуя женщин, уже собрался идти к скорнякам решать, стоило ли продавать готовые кожи или нет, так как наши цеха загружены до предела, а излишки шкур лежат на складе без дела.

Милана, сурово взяла новенькую за руку и, уводя, торопливо пояснила:

— Гулять-то? Можно, конечно. Дела свои сделаешь и иди, гуляй. Здесь везде можно ходить…

— И за ограду? — уже с явным сарказмом в мою сторону, вопросила двадцать первая. Угу, вот и коготки, они все такие, дай только освоиться, надолго покорности не хватает.

Милана отпустила руку новенькой, и поклонилась, обращаясь ко мне:

— Покажи ей, почему нельзя за ограду… — голос Миланы звучал недовольно почему-то именно по отношению ко мне.

Я остановился.

Милана выросла на моих глазах — одна из первых детей, родившихся на ферме. Сызмальства она знала мое к ней снисходительное отношение, чем всегда крупно злоупотребляла, и ни грамма этого не стеснялась. Вот и сейчас она смотрела на меня с вызовом. Бросай все дела и исполняй ее просьбу.

Игнорируя насмешливую нахалку, я приказал новенькой:

— Пошли. — И, разворачиваясь, кивнул в сторону дома.

Милана подтолкнула странную девушку так не вовремя замершую на месте ко мне, и приказала:

— Когда хозяин отпустит, придешь ко мне…

— Хозяин?! Это хозяин? — Ужасу новенькой не было предела. Опять мои глаза ввели в заблуждение. Я раздраженно посмотрел на Милану, измерил новенькую недовольным взглядом, и молча пошел в дом.

Девушка явно оробела, склонила голову и, наконец, поспешила за мной.

Я шел быстро, желая поскорее покончить с приставучим приобретением. Но перевесить это бремя сейчас не на кого, как и отказать в разъяснении. Лучше затратить три минуты времени на пояснение, чем потерять вложенное в нее золото, если она по глупости выскользнет за ограду.

Мы поднялись на чердак. Там был балкончик, который, нависая, почти вплотную приближался к бетонной стене, защищавшей ферму от нападения голодающих упырей.

— Смотри… — Я приложил палец к детектору, который взял пробу моей крови, после чего дверь открылась. Вышли на балкончик: заброшенный, пыльный, с залетевшими на него листьями.

— Теперь жди. Можешь считать до десяти.

Девушка посмотрела на меня в замешательстве и вновь вернулась к разглядыванию достопримечательностей, явно не понимая, о чем я говорю.

С балкона была видна опушка леса, дорога, и частично приемная на входе в бетонные подземелья.

Девушка считать постеснялась, а может и не знала счета, так что начал я.

— Раз… два… три… — Из леса показалась кучка упырей. Их глаза жадно смотрели на девушку.

Постоянный голод настолько обострил их рецепторы, что они издалека учуяли, что она человек. Миг и они поняли, что на входе нет охраны.

— Четыре… пять… — Двое из них, самые голодные, отделись от группы и, набирая скорость, кинулись к дому.

Я покачал головой. И на что рассчитывают?

— Шесть… семь… — Остальные припустили за ними, надеясь, что им тоже хоть что-то перепадет.

Первые, добежав до забора, с необыкновенной легкостью начали карабкаться вверх. Электронные пушки, утыканные вокруг периметра, угрожающе повернулись в их сторону...

Я невозмутимо считал:

— Восемь… девять…

Первым пушки ударили самого наглого нападавшего, почти забравшегося вверх. Второй, прикрывшись телом собрата, почти достиг края стены. Пушки начали отстрел добежавших, которые упорно пробивались к вожделенной добыче.

— Десять…

Я вынул пистолет и добил самого удачливого, добравшегося почти до балкона.

Вокруг все затихло, от тел нападавших поднимался смердящий дымок. Где-то в лесу застучал дятел...

Я обернулся к онемевшей девушке.

— Рассказывать, что в месяц мы уничтожаем около сотни подобных групп я не стану, надеюсь понятно, почему выходить за ограду нельзя?

Она кивнула, но внезапно спросила:

— Они же братья по крови, вам их не жалко?

В удивлении я поднял брови. Что за дурацкий вопрос. Никогда в жизни не слышал ничего более нелепого!

— У меня есть только один брат — это я сам. Я сам себе и родня, и любовь всей жизни. И с чего такое беспокойство в отношении врагов? Или ты думаешь, что, добравшись до тебя, они преисполнятся благодарности за сочувствие и оторвут мне голову куда нежнее?

— Да, мне они враги, но вам… — Она в удивлении пожала плечами.

Я не счел нужным отвечать на столь феерические высказывания, молча дождался, когда девушка зайдет внутрь комнаты, закрыл балкон и спустился с чердака.

Она шла за мной, нервно кутаясь костлявыми пальчиками в теплый платок. Губы дрожали, похоже, ее бил озноб. Тут до меня дошло, видимо воспитанная среди адекватной охраны, она видела свободное нападение упырей впервые.

На лестнице я остановился. Сам повел ее в комнату для прислуги, открыл дверь и сказал:

— Вот здесь ты будешь жить. Чуть позже тебя осмотрит врач, пока отдыхай. Через час я пришлю Милану, она покажет, где у нас едят.

Двадцать первая быстро кивнула. Голодная, значит. Ругая про себя нерасторопность Миланы, я вышел. Кормежка рабов — первейшая обязанность хозяина, старой ворчунье надо было заняться этим в первую очередь.

Ивета

С момента появления на ферме прибываю в непонятном состоянии. Впервые в жизни я вижу такую старую женщину, причем меня удивил не только ее возраст, но и вид: одета она была не в балахон, как все знакомые мне люди, а в теплые брюки из грубой ткани, лохматую жилетку и светлую рубашку. И на ногах настоящая обувь, как у упырей! Ее волосы, длинные и седые, не острижены под корень, а красиво связаны и прикреплены к голове небольшим холмом.

Мужчина, которого я посчитала главным человеческим надсмотрщиком, оказался упырем и, самое ужасное, — хозяином этой фермы!

Второе, что привело меня в ступор — он не отправил меня на порку из-за того, что подала голос и обратилась к нему без его позволения. Не ударил за дерзкий взгляд, а когда в шоке от увиденного я вслух ляпнула глупость, которую вроде произнесла про себя, не убил на месте, а отвел в какую-то комнату и приказал дожидаться Миланы.

Здесь было тепло и сухо, но меня все равно бил озноб.

Чего теперь ожидать, не знаю… Эта неопределенность и пугала больше всего. Но то, что он не расправился со мной на месте, немного утешало. Словно у меня появилась надежда. Конечно, возможно он отправит меня на откачку, а может... пожалеет и прикажет только сильно избить. В любом случае, никто ведь не упустит столь благоприятный момент для воспитания новоявленной скотины.

Но все это было мелочью по сравнению с тем, что впервые с шести лет я гуляла на природе. Все, что видела в детстве, казалось мне странным сном, и вот, вновь в лесу и здесь все не так, как я помнила и представляла себе. А уж атака упырей и вовсе произвела на меня самое жуткое впечатление, напомнив пережитое в детстве. Привычно высокомерные и вечно раздраженные сегодня они показались мне просто дикими животными.

Я обняла плечи руками, чтобы хоть как-то унять дрожь... Зачем я об этом вспомнила!

Раскрытые в оскале пасти, слюна, бешеная алчба… и все это на фоне потрясающей воображение картины леса. Стена из высоких сосен, а запах… Впервые за много лет я вдыхала чудесный аромат сосен, пока не появились упыри, мне казалось, что вот-вот потеряю сознание от удовольствия.

Осмотревшись в новой комнате, я не сразу осознала, что здесь одна кровать. Как это? Остальные слуги будут спать со мной? Или придется ложиться на полу? Но пока здесь никого не было, я устало присела на край кровати. Мягко. Вдруг захотелось плюхнуться на нее так, чтобы сетка пружинила и подкидывала меня как можно выше…

Что за странные мысли. Схожу с ума?

Мне сказали, что на фермах люди живут в загонах, спят по тридцать человек в комнате, как в нашем питомнике, а тут… Тут кто-то спит на отдельной кровати, интересно, что этот раб делает на ферме, что его так ценят? Вот бы и мне…

Я поднялась с кровати, подошла к двери на свой страх и риск выглянула наружу. По лестнице поднималась запыхавшаяся Милана.

— Ох, девка, задала ты мне дел! — проворчала она, преодолев последние ступени. — Хозяин выругал, что сперва не покормила. Да откуда я знала, что ты голодная! Мы впервые купили человека из питомника!

— Третий день… — спокойно пояснила я, не понимая причин для ее волнения.

— Ох ты, бедняжечка! — Старица внезапно остановилась, словно испугалась. — Что же ты молчала! Да я бы…

Я с интересом разглядывала ее морщинистую кожу, представляя себе, как это, иметь возможность дожить до столь преклонного возраста.

Пока старушка громко сокрушалась о своей недогадливости, я пришла к выводу, что старые люди очень интересны и даже не лишены своеобразной привлекательности. Это же чудо, увидеть такого старого человека!

— Ты только не падай, милая! Я покажу, где надо брать еду. Если не успеешь днем, приходи туда ночью. Только в свою комнату не неси, хозяин заругает. Боится, что мыши в доме заведутся.

Упырь — и мышей боится, забавно. Но он вообще странный. Даже внешне. Глаза с обычными белками, как у нормального человека. Даже намека на упыриную серость нет.

— А сколько человек со мной живут? — спросила я, шагая за Миланой, так как хотела узнать, сколько соседок будет спать в той чудесной спальне с одной кроватью, но, кажется, старушка меня не поняла:

— В доме вас будет трое. Хозяин, Красотка и ты. Я позже покажу тебе, что будешь делать. Тебе надо поесть, пока наша доктор освободится. Потом она тебя осмотрит. Запишет… Да не дрожи ты так! Доктор у нас добрая, хотя на вид и строгая.

Я кивнула. Тело дрожало само по себе, я словно в этом не участвовала. Вышли из дома.

Ступеньки, ведущие на крыльцо перед домом, потрескались от времени, как и давно некрашеный фасад.

Мы спустились и прошли немного по выложенной камнями дорожке и попали в небольшой домик, в котором горел живой огонь. Я остановилась, чтобы рассмотреть, но Милана утянула меня к длинному столу, уставленному посудой:

— Смотри, вот теплое молочко, сметана, козий сыр, не любишь?

Я равнодушно покачала головой, жадно изучая новые для себя продукты.

— Коли три дня не ела, попей чаек с плюшками и пока все, а то заболеешь. А меня его господство опять ругать будет. — Последние слова она сказала с насмешкой.

Я удивленно повернулась к ней, за валом новых событий и вещей я упустила тот факт, что Милана не опасалась, что ее утилизируют, как делают со всеми людьми отжившими свой век. Она боялась, что ее поругают. ПОРУГАЮТ! И как «боялась»… не «боялась», а была этим ФАКТОМ ЯВНО НЕДОВОЛЬНА.

Что за место такое?! Насколько я слышала, везде за малейшее ослушание наказание одно — смерть.

— Милана, я привыкла по несколько дней не есть. Не переживайте за меня, я лишнего не съем.

Внимательно глядя на меня, она задумчиво пошамкала полупустым ртом.

— Ладна, девка, слушай дальше! Вот пирожки, кисель, соленья, картошечка… — Старушка показала на какой-то железный сосуд, укрытый толстым покрывалом. — Это, чтоб не остыла. Вон там рыбка, кролик, жаренный в сметане… если не любишь крольчатину, там говяжьи котлетки… Ну, сама выбирай, что любишь.

Как ей пояснить, что я никогда ничего подобного не ела. Нас всегда кормили субстратом из жареной муки и жира в равной пропорции. Сладкие питательные кубики и горсть витаминов. Милана продолжала:

— Смотри, здесь выпечка. Попробуй вон те пирожки, я их с вишневым вареньем сделала. Внуки их очень любят.

Я заторможено кивнула, оглядывая кусочки чего-то. Запоминая, что вот это «пирожки», но кажется, вишня — это ягода, тогда как она попала в пирожки?

Милана налила воду в большой железный сосуд, затем поставила его на огонь.

— Сейчас чаек поспеет. А ты чего ждешь? Надо быстрее перекусить, а то к доктору опоздаешь.

Я кивнула и тут же спросила о своем:

— А кто здесь ест? Для кого все это стоит?

— Ест? Те, кто до ночи работает. Это наш господин придумал. Папка, мамка в поле, — дети-то голодные. Он приказал накрывать здесь столы. Сначала ели только дети, чья родня работала ночью, потом и родителей стали кормить. А я слежу, чтобы был порядок, чтобы ничего зря не пропало, а то детвора набегут ватагой, пирожки покрошат, намусорят, а мне убирать.

— То есть, вы строго следите за тем, чтобы они не пытались воспользоваться лишним…

Милана, не дослушав вопрос, рассмеялась:

— Лишним? Я слежу, чтобы еда не переводилась, была горячей и свежей. А кто и сколько будет есть, неважно. Господин запрещает голодать, — раздраженно сообщила старушка и поставила передо мной стакан молока:

— Пока чай закипит, перекуси.

Я пристроилась сбоку длинного стола, накрытого грубой серой скатертью, и притянула стакан с молоком к себе. Аккуратно лизнув, обомлела. Нежный вкус ласкал гортань.

— Молодец, не заглатываешь сразу. Наши-то, коль полночи не перекусят, — двумя руками запихиваются.

— Таким вкусным молоком, не грех и двумя руками, — улыбнулась я.

Милана как-то сразу расплылась в улыбке и внешне подобрела:

— Твоя правда, девка. Я беру только сладкое молочко. Прихожу, пробую прямо от коровок. Девки-то наши мне уж оставляют от самых лучших. Их детвора тут кормится, а матерям-то хорошо. Вернутся домой, а дите накормленное, спит. Хорошо, если умытое… — хриплым смехом рассеялась Милана. — Такие чюньки по дворам носятся, хоть траву на мордашках сажай. Господин ругается, что заболеют от грязи. А им хоть бы хны…

Я слушала сказки о местном житье и не знала чему верить. Еда для людей — первое, на чем экономили упыри. Второе — предоставленная людям свобода, равнодушно описанная Миланой, не укладывалась в голове. И третье, заботливый упырь — это и вовсе ни в какие рамки не лезло. Зато слова хозяина, что он брат только себе и его никто больше не волнует, полностью соответствовали его образу, но совершенно не согласовалось с рассказами старушки.

Милана выбрала из кучи и подсунула мне пирожок поджаристей:

— Ешь, тощая, как жердь.

Я аккуратно надкусила угощение — вкусно.

— Я уже наелась, а он такой вкусный…

— Уже наелась? — поразилась старушка. — Мышонок и то больше ест. Я скажу хозяину, он разрешит тебе есть в доме.

Я вернула свое внимание расставленным по столу блюдам. Я могу их все попробовать… Подобная возможность никак не укладывалось у меня в голове.

— Что притихла, девка? Чтобы съела пирожок-то! Вот не люблю, когда надкусят и бросят.

Мне пришлось через силу послушно сжевать вкусное, но, увы, явно излишнее угощение.

Милана покосилась на меня и проворчала:

— Ты ешь, не стесняйся, а я побегу доктора разыскивать. Она вечно занята, а господин приказал тебя осмотреть.

Я кивнула.

Милана скрылась за деревянными дверями. Я подошла к ним ближе. Ни грамма железа и полное отсутствие замка подтверждало рассказ старушки. Затем осмотрела окна — легкие защелки, никаких решеток и сигнализаций. Из охранных устройств лишь датчик крови на потолке — необходимая защита хозяйской скотины, — он срабатывает при первых признаках нападения упыря на человека.

Взглянув на датчик, с омерзением вспомнила, как недавно он среагировал на меня. Не так давно в питомнике всем выдали балахоны с пятнами плохо отстиранной крови. Я ненавидела эту тряпку, всеми силами пыталась отстирать, испытывая жуткое чувство, словно это сделали со мной. Женщина, что за нами присматривала, дала мне какую-то едкую жидкость, которую я якобы случайно пролила на себя. Конечно, был ожог, но от балахона я избавилась. Вот тогда и узнала об этих датчиках. Они сработали, когда в местах ожогов, при обработке, выступила кровь.

Интересно, подобное тут часто происходит? Надзиратели-то, наверно, все упыри, и врач, тоже.

Повторно осмотрев домик изнутри, я подошла к огню. Он ласково плясал, согревая. Не удержавшись, я протянула руку… Даже зная, что меня может опалить, не могла устоять от искушения. Это же Живой огонь!

Рядом лежали дрова. Таких предметов при нас не использовали, так что все, что я знала, черпала из книг и детских воспоминаний. В детстве я долго припоминала значение вроде знакомого слова «дрова», которое нередко встречала в рассказах. Безрезультатно. Пока не нашла книгу с картинками, и вспомнила, что это части разрубленного сухого дерева, которые кладут в костер.

Не удержавшись, подкормила огонек поленом, потом еще одним. Благодарные языки облизали добычу.

— Замерзла? — позади меня, у входа появилась суетливая Милана. — Доктор ждет тебя у себя. Дойдешь сама, не заблудишься. Тропинка ведет прямо к ее дому.

Я робко вышла за ней на улицу.

— Иди, девка, не бойся, тут тебя никто не обидит. Доктор в белом домике, не пропустишь.

Как пояснить ей, что я впервые на улице одна, тем более в лесу или как это здесь называется.

Но все же, я неуверенно кивнула Милане и медленно пошла по тропинке, то и дело, с опаской, ожидая оклика надзирателя… но постепенно робость сменилась радостью. Надо мной от ветерка шумели высокие сосны или ели — деревья с длинными иголками. Вдоль тропинки на голых ветках висели гроздья ярко-красных ягод.

Вдруг над головой каркнул кто-то черный. Тут же остановилась, всматриваясь в небо. Это же птица! Настоящая живая птица.

Тут кто-то мягко тронул меня за плечо. Я в испуге обернулась: хозяин. Он бросил взгляд в точку, куда только что смотрела я, потом взглянул на меня и спокойно сказал:

— Не стой здесь долго, замерзнешь. По крайней мере, пока Милана не даст тебе всю необходимую одежду. И доктора лучше не заставлять ждать, у нее много дел.

Кивнув, он обогнал меня и очень быстро скрылся из виду.

У меня от пережитого ужаса подкашивались ноги. Подобная прогулка в питомнике грозила бы мне мгновенной смертью. Лютой и мучительной. Как и подобная остановка, в случае приказа идти куда-либо.

Еле передвигая подкашивающиеся ноги, я побрела по тропинке, осмысливая изменения. Он не съел меня, пока никто не видит. Он не ударил за то, что преградила путь, он сказал, чтобы я долго тут не стояла, не то замерзну… Что за чудеса!

Это слишком хорошо, чтобы было правдой!

Переживая шок, я незаметно добралась до беленького домика в ряду остальных, синих и зеленых, стоящих длинной широкой полосой напротив друг друга. Вокруг домов росли кусты, из которых были сплетены беседки, под ними стояли врытые в землю столы и скамейки.

Где-то вдали громко и радостно кричали дети. Мне очень хотелось взглянуть на то, чем они заняты, но я опасалась сходить с дорожки.

Думая о том, как среагирует доктор на мое запоздалое появления, робко подошла и тронула дверь. Звякнул колокольчик. Я подняла голову, рассматривая его. Что это я поняла сразу, давным-давно на какой-то праздник мама подарила мне пожелтевшую открытку с нарисованным колокольчиком. У нее отвалились от старости уголки, и краски потускнели, но все равно мне она навевала такое чудесное непередаваемое ощущение радости. Значит, вот как он звенит…

На входе, явно поджидая меня, появилась невысокая полная женщина в зеленом медицинском костюме. Я насмотрелась на такие одежды в питомнике, все работавшие там упыри, носили нечто подобное, но на мое удивление местный доктор была человеком. Или вновь меня путают ее нормальные глаза?

Человек-доктор — это что-то новенькое! А еще, я никогда не видела вживую полных людей, только на картинке.

— Двадцать первая? — Голос у нее был на удивление низкий, но в тоже время очень приятный.

— Да.

— Входи… — Доктор жестом пригласила меня следовать за ней.

Я робко шагнула следом. Комнатка была маленькой, но оборудована как приемный кабинет. Там стояли два стола: большой и маленький, кресло и стулья у стены. На фоне деревянной стены висели два детских рисунка с лошадками, на одном из кресел лежала игрушечная кожаная лошадка.

— Садись. — Доктор показала на кресло у маленького столика, на котором ничего не было. — Уколов боишься?

Покачала головой — нет, и улыбнулась, ну кто такую мелочь боится?

Пока доктор что-то делала у большого стола, я еще раз оглядела приемную. Интересно, кто еще живет с ней в этом домике. Они тоже доктора?

Я думала, она привычно начнет с того, что подключит установку для взятия крови, но доктор наоборот что-то ввела мне в вену.

Затем отошла и продолжила возиться за большим столом, на котором были разложены непонятные приборы и инструменты. С одним из них она вернулась, спросив, как мне здесь понравилось.

— Очень понравилось…

Пока доктор измеряла мне температуру, я болтала дальше:

— Я никак все это вобрать не могу, столько впечатлений сразу. Но все воспринимается как выдуманная история… — Она слушала, не перебивая, вежливо кивая в моменты, когда я замолкала, чтобы поддержать мой рассказ.

— Пока мне так много здесь нравится, да почти все! Колокольчик, который звенит. Живая птица. Огонь настоящий, красивый! Я даже его потрогала, мне так полюбилась игра огоньков, что обожгла палец… Да, я знала, что будет ожог, но это так интересно! Мне уже кажется, что скоро я взорвусь от впечатлений!

— Поспишь, в голове все уложится, завтра уже будешь спокойно реагировать… — спокойно отозвалась она, что-то отмечая у себя в бумагах.

— Правда? — вышло как-то недоверчиво, я виновато улыбнулась. Она уверено кивнула, а потом спросила еще:

— Что еще ты нового увидела?

— Я видела пирожки, сметану, о которой только читала, не понимая выражение «кот лизнул сметану», трогала цветы, ела вишню, даже не зная, что ее как-то засовывают в пирожки. Впервые пила молоко. Видела грозди ягод на облетевших от листьев деревьях, трогала траву и высохшие цветы и впервые поняла, что такое пожухлый запах осени. Да, запахи… это нечто совсем отдельное и потрясающее!

Она тронула мой лоб еще одним прибором, улыбкой поощряя меня дальше говорить. Но меня это уже смущало:

— И почему я так много болтаю? Я никогда столько не говорила. Никогда в жизни.

— Вещество, которое я ввела тебе, чтобы взять пробу крови, вызывает временную речевую активность. Это состояние скоро пройдет. Но пока расскажи, что еще тебя удивило.

— Здесь нет страха… это удивило больше всего. Вообще нет. Я привыкла жить, и всегда бояться. А здесь как-то живут без этого.

Она кивнула и отошла. Я замолчала, думая о том, не наболтала ли лишнего.

Наконец доктор обернулась ко мне и доброжелательно сказала:

— Ну, все. Результаты будут предоставлены хозяину.

Я кивнула и вышла.

На улице сильно потемнело, словно кто-то выключил свет. Что случилось? Все выглядело совсем не так как до этого. Мне было страшно, и я не знала куда идти. Я знала, что у нас в питомнике в определенное время отключали свет, но почему так темно на улице?

Из дома вышла доктор.

— Двадцать первая, не знаешь куда идти?

Я кивнула.

— Вон тропинка… — она указала на едва видимую точку вдали. — Она приведет тебя к дому хозяина. Я бы тебя отвела, но у Данки начались роды, и я тороплюсь.

Что мне оставалось?.. Еще раз поблагодарила и направилась к тропинке. И с большой опаской впервые шла в темноте.

Рядом вновь раздался голос хозяина.

— Милана сказала, что ты хотела бы есть в доме.

Я уже не испугалась, как до этого, наоборот, обрадовалась, что в этом лесочке не одна.

— Я… Да. Но вообще-то это была идея Миланы, она решила, что я стесняюсь есть при всех.

— Не важно! Ешь, как тебе удобно. Только следи, чтобы в доме ничего не оставалось. Грызуны разносят вирусы, а это очень опасно. Как ты думаешь, человечество заболело и разделилось на людей и упырей?

— Это был вирус? Я слышала об этом много, но версии противоречили одна другой.

Что-то в моих словах вызвало у него улыбку:

— Сразу видно начитанного человека, приятно общаться…

Если бы можно было, я бы замерла с открытым ртом, но тут только промолчала.

Упырь похвалил меня! Да еще за начитанность! Не знала, как дышать и чего ожидать от него дальше. Наверно я все еще в пути и просто сплю в грузовике!

Хозяин, игнорируя мое молчание, продолжил:

— Я сейчас быстро расскажу тебе о твоих обязанностях, чтобы ты скорее легла спать. Думаю, после длинного пути ты устала, а тут еще мы со своими осмотрами и требованиями.

Я думала, что меня уже нельзя удивить сильнее!

Переживая шок, в хорошем смысле, я даже не заметила, что мы дошли до дома.

— Смотри, двадцать первая...

Я перебила:

— Ивета… — озвучила я тщательно скрываемое имя. — Меня зовут Ивета.

— Значит, тебя забрали из семьи… Это кое-что объясняет.

Я кивнула.

— Ну, хорошо, Ивета, слушай. В бетонные переходы без моего приказа не ходить, это опасно. Там живут упыри охраняющие ферму. Они, конечно, накормлены, однако могут пошутить, напугать или просто использовать тебя в нарушение моих запретов. Позже я за это их накажу, но тебе будет от этого не легче. Это понятно?

Я кивнула.

— Дальше… Теперь ты отвечаешь за мой дом. Уборка, чистка, замена испорченного. Дом большой, если что, Милана приведет тебе пару девушек, ты будешь говорить им, что делать. И не стесняйся, помощницы, как правило, это девицы, которых излишне балуют родители. Они не хотят идти работать в поле или ухаживать за скотом, а замуж им рано. Так вот, пусть помогают тебе. Не стесняйся использовать их труд.

Я вновь кивнула.

— Если тебе что-то говорит название, ты будешь экономкой в моем доме. Я специально оставлю тебя при себе, посмотрю, как ты справляешься, может, найду в тебе какие-то таланты и переведу трудиться в другое место. Ключи и все остальное получишь у Миланы. — Он уже собрался уходить, но тут спохватился и добавил:

— Да, чуть не забыл. В доме живет девушка, Красотка. Ее ты будешь слушать, но не во всем. Если только что сделать по дому. В остальном решай сама, помогать ей или нет.

— Она… такая как вы?

Он рассмеялся.

— Нет, она человек. Упырям вход на территорию фермы и в мой дом запрещен. Слышала о бешенстве упырей?

— Нет, никогда. Я ничего о них не слышала. У нас такие разговоры запрещались.

— А, ну да, мы же это… элита, да... необыкновенные и во всем идеальные, совсем непохожие на людей, — не скрывая сарказма, вдруг ухмыльнулся он. — На самом деле, вирусы — это очень опасная вещь и не только для людей. Вирус, вызвавший пандемию на Земле, так и не утих. Каждый из нас может лечь спать нормальным, а встать бешеным. Чтобы проснувшись, найти всех в целости и сохранности, здесь никогда не бывает упырей. Кроме Корбана и меня, соответственно.

Нахально спрашивать, что будет с фермой, если бешенством заболеет он или его помощник, я побоялась. Сейчас он не демонстрировал превосходства, был вежлив и даже заботлив, но верить… Верить упырю я не могла, слишком крепко засело недоверие к их породе.

— Все, идем скорее, тебе надо спать, а у меня дел полно. Надо все успеть, скоро начнутся дожди, — и тут же пояснил, думая, что я не поняла. — На ферме осень — самое напряженное время, все заняты. Мне придется самому тебя водить и рассказывать…

Послушно шагая рядом, я повторно выслушала, что он очень занят, но все же выкроит для меня время. Хозяин проводил меня на первый этаж, который я уже видела краем глаза, когда он вел меня на балкон.

— Здесь у меня: зал и комнаты для гостей. — Он показал на усиленную защитой дверь. — Тут вход в кладовые… Это тебе ненужно, главное запомни: гости — явление редкое, но к их прибытию все должно быть в идеальном порядке.

Я кивнула и, опустив голову, проследовала за ним на второй этаж. Пирожок, навязанный Миланой, так и стоял в горле, вызывая тошноту. Я чувствовала себя очень уставшей, но покорно шагала по лестнице вслед за хозяином.

— Здесь моя спальня, кабинет, комнаты персонала. — К моему удивлению он указал на комнату Красотки. Я думала, это его жена…

— Библиотека, кладовая, ключи от нее — у Миланы, она передаст их тебе. Теперь за дом отвечаешь ты.

Я еще раз послушно кивнула, уповая только на то, что сегодня меня не заставят принимать хозяйство на себя.

— Наверху ты была, больше туда не ходи, там тебе делать нечего.

Я вновь молча кивнула.

— Судя по твоей чрезвычайной сговорчивости, — усмехнулся хозяин, — ты устала. Иди, отдыхай, завтра приступишь.

Я вновь кивнула, развернулась и пошла в ту комнату, что он показал мне, ощущая на себе его любопытный взгляд. А когда вошла, вспомнила, что не спросила, много ли людей будет жить со мной. Но он уже ушел к себе в кабинет. Туда я постучаться не решилась.

Так что, скинув носки, укуталась в одеяло, лежащее на кровати, и прилегла с краю, очень надеясь, что мои соседки появятся здесь нескоро.