Ферма

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ. Сборы

Ивета

Очнулась я утром от странного уже позабытого ощущения, что на меня кто-то смотрит.

Открыла глаза. У двери, сложив руки на груди, стоял Георг и не сводил с меня внимательного взгляда.

— Как ты?

— Хорошо, — невозмутимо отозвалась я, поднимаясь с подушки.

Даже, если очень плохо, что я могла бы ему ответить? Пожаловаться, что все болит? Поплакаться что мне безумно страшно? Что жуткий страх сменяется ощущением невыносимой тошноты? Чего он от меня ждет?

Хозяин понимающе кивнул. Потом вдруг сказал:

— Очень сожалею, что взял тебя с собой. Не знаю, чем я думал тогда, видимо длительный недосып сыграл свою роль, но я не раз пожалел об этом.

На миг застыла — странно, как раз сожаления о поездке у меня нет. Да и смысла о чем-то жалеть не вижу. Я мягко покачала головой:

— Думаю, что вы все правильно сделали. Это было разумно и оправдано. Кто знал, что в питомнике никого нет, что сражаться не придется и можно будет спокойно зайти и все достать. А без меня вы бы долго искали.

Георг устало повел плечами и чуть снисходительно улыбнулся:

— А я только иду спать… Все добытое уже на судне. А коробки из медицинского кабинета будут Марине сюрпризом.

— А в них ничего опасного нет? Это хорошо, что мы их нашли? — настороженно поинтересовалась я.

Он довольно кивнул:

— Хорошо. Я вскрыл пару, там шприцы одноразовые, вакцины и антисептики. Может еще что найдется, я проверил не все. Но, в любом случае, по нынешним временам это настоящее сокровище.

Я вежливо улыбнулась:

— Надеюсь, Марина оценит.

Он кивнул, собираясь уходить.

— А вы сможете уснуть? — вдруг неожиданно для самой себя, спросила я.

— А что? — Георг усмехнулся. — Хочешь помочь? Ляжешь рядом? — Я опешила, не зная, что на это ответить, но он сам разрядил обстановку рассмеявшись, этим сообщив, что это просто шутка.

Я облегченно выдохнула. Георг внезапно остановился и повернулся ко мне:

— Да, забыл! Сейчас в большом школьном амбаре будет сбор жителей. Будут обговаривать подробности. Там присутствуют только люди, ты тоже должна пойти.

— Хорошо.

Он прикрыл дверь и вышел. Я сползла с кровати и пошла одеваться.

Когда я вошла к Марине в дом, она в соседней комнате кому-то громко говорила:

— Так я и не поняла, зачем они затеяли эту сходку, типа, как можно ехать, ничего не обговорив. Смысл что-то обговаривать?

Ей кто-то тихо ответил, но я не разобрала, так как слышала только Марину:

— Да, это конечно. Но сейчас смысла в обсуждении уже нет. Все погрузили на судно: и цеха, и корма, и инструменты, весь крупный скарб. Осталось только скот загнать, и людей обустроить…

Я подумала о том же. О чем собрались говорить… Ведь все ясно. Они видели атаку, понимают, что это только начало. Хищники не отступят от добычи, которая почти у них в руках. Но, как оказалось позже, ясно это было далеко не всем.

Марина быстро вошла в комнату. Сегодня она была в длинном травяном сарафане похожем на мой, только зеленом, и волос у нее был заплетен в пышную рыжую косу.

— О, Ивета… Ну как съездили? Я слышала, все прошло удачно?

— Да, все получилось. Питомник уже не работает. В здании никого не было, мы нагрузили мешки и увезли все что можно. — В самых кратких фразах я рассказала, что произошло. Промолчала только о схватке и «сюрпризе».

—Да? — Марина хитро улыбнулась. — А чего это хозяин просил у меня чего-то седативного для Иветы?

Я через силу улыбнулась:

— Психика у меня слабая. Нервы сдают… наверное потому.

— Слабая? Я наверно что-то не так поняла… Ну ладно. Все вернулись живыми, как говорила мне бабушка: «главное кости целы — остальное нарастет». Пошли, у нас впереди сложный день.

По дорожке нас нагнала маленькая Маринка и, смущаясь, протянула мне небольшую вязанную лошадку.

— Это вам, учительница! — Я, расчувствовавшись, на миг потерялась, рассматривая подарок, потом подняла глаза на ребенка.

— Спасибо… у меня никогда ничего такого не было! — И прижала игрушку к себе.

Маринка радостная убежала. Мы обменялись с большой Мариной веселыми взглядами.

— Видишь, как тебя дети любят.

Я счастливо кивнула.

Мы пришли в большой амбар, там уже собралось много народа. Разбившись на группы, люди о чем-то беседовали.

Марина поздоровавшись, сразу начала говорить: «что надо подумать, ничего ли мы не упускаем перед поездкой». Но ее перебил старик с куцей бородкой и большой залысиной на седой голове, стоявший в группке, которая была к нам ближе всего:

— Да че ты нам тут рассказываешь… глупость вы затеяли! Уж сидели бы на месте и не прыгали! Какой сейчас переезд, а? — Он говорил уверено, не скрывая раздражения и своего превосходства.

Стиснув зубы, я задержала дыхание, гневно глядя на пожилого мужчину, вышедшего вперед.

Но на врача его «рассуждение» не произвело особенного впечатления, Марина невозмутимо отозвалась:

— Мы для того оставили все дела и пришлю сюда, чтобы обсудить, я слушаю вас. Что конкретно вам непонятно? По пунктам.

Он прочистил горло и обратился к людям, словно Марина говорила что-то несущественное:

— Зачем нам куда-то ехать завтра? Лето потеряем. Скотинка только отходить после зимы начала. Вот озимые соберем, овощи засолим, тогда и начнем собираться. Столько дел пропустим! Куда спешить? Хозяин уж слишком напирает… А нам к чему торопиться? Мы — не он! Я правильно говорю? — Мужчина впереди оглянулся на деда Семена. Тот ответил выразительным взглядом и распрямился на стуле.

Неужели и дед Семен поддерживает этот бред?

Некоторые женщины из толпы подхватили вопль, «куда нам торопиться», истово соглашаясь с выводами самоуверенного старика.

Выступил второй мужчина моложе первого, без бородки и залысины, но чем-то на него сильно похожий, видимо сын.

— Ну, в самом деле! У хозяина свое мнение, у нас свое. Он же с нами не едет, так чего сам все решает. Мы и сами не дети сопливые, все видим. Это выгодно ему, но не нам!

— Вы видите что-то не то… Ферму уже атаковали, куда еще смотреть, чего ждать? — спокойно вмешалась в стройную беседу довольных собой мужчин Марина, обведя людей задумчивым взглядом.

Настырный старик был неумолим, заладив свое:

— Ты в хозяйстве мало что понимаешь, Марина!

— Ты лекаришь, вот и лекари дальше! — с раздражением оборвал ее второй, моложе. — И вообще, не лезь, мужчины разговаривают.

— Дед, и чего ты так заерепенился? — вдруг усмехнулась одна и бабулек в кожаных штанах и куртке, стоявших рядом с упрямым оратором, — чирьи-то на заднице полезут, небось к врачихе побежишь? Дай умному человеку сказать, тебя-то мы поняли.

— Бабка Шурка, молчи.

Тут бабушка возмутилась:

— С чего это? Ты тут рот не затыкай, мы тут вместе дело решать пришли, а не тебя, голодранца, слушать… У вас с сыном из скотины одна коза, и та кривая! Не смеши народ, печется он о чужой скотине! Сколько себя помню, всю жизнь болтун бесполезный был и сына такого же воспитал!

Дед Александр только отмахнулся. Не знаю, кто и как, я эту бабульку выслушала с симпатией. Самоуверенный старик, мягко говоря, не внушал доверия, скорее раздражал своим нахрапом и глупыми выводами.

Марина уже серьезно добавило:

— Угу, а ты, дед Александр, народ воскрешать и лечить будешь, когда враг стену снесет? За каждого погибшего ответишь? Сирот, отцов потерявших, всех соберешь, накормишь и воспитаешь? Или так, просто воздух сотрясаешь, и по делу говорить не даешь?

Дед с презрением отмахнулся.

— Опять свою песню завели… Это еще бабка надвое сказала, снесут-не снесут. Седьмой десяток живу, все никак не снесут, а вы тут раскудахтались! Идите жрать готовьте, пока за вас умные люди думать будут.

Марина улыбнулась, бабка Шурка картинно махнула на деда Александра рукой, а я разозлилась. Просто рассвирепела, именно из-за пренебрежения к словам Марины:

— Да вы просто не понимаете как она права! Счет идет на дни. Я видела тех, кто скоро придет сюда, как тогда вы спасаться собираетесь?! Ладно, сами прожили, а детей не жалко?

— Да что вы ее слушаете… — не скрывая презрения в голосе, проворчал какой-то лысый старик с гладким подбородком, стоявший сразу за Семеном. — Что эта девка знает. Влюбленная дурочка, исполняет волю хозяина. Глупая, что с нее взять… Скажет все, что прикажут.

— Что?! — Я в изумлении уставилась на них. Они думают, что я наивная девочка, которая просто поддакивает хозяину, и ничего не понимает в том, что происходит!

Я внезапно встала к нему лицом и, гневно воззрившись на болтуна, и негромко отозвалась:

— Вы когда-нибудь жили за стеной? Вы питались одной и той же едой каждый день, месяц, год в течение пятнадцати лет? Вы жили десятилетиями в комнате, где за месяц шесть из девяти человек сходили с ума?! Нет! Вы совершенно не понимаете, что имеете! И благодаря кому! Считаете, что на других фермах живут также вольготно как вы? Да вы просто… — Мне не хотелось их оскорблять, но от возмущения нормальных слов у меня уже не было. Я в отчаянии покачала головой. От обиды едва не сорвалась на крик, но все же нашла в себе силы говорить спокойно, скрывая ярость:

— Это вы ничего не знаете! Нигде не были и ничего не видели! Вы живете в раю, беззаботно и радостно, как птицы небесные! Я вас понимаю, я здесь тоже счастлива! За пятнадцать лет я впервые здесь вживую увидела небо! Попробовала молоко и хлеб… почувствовала свободу. Здесь я впервые не жду удара по лицу за то, что осмелилась дерзко взглянуть на хозяина. Вы одеты каждый в свое и не носите день и ночь грязные балахоны независимо от пола. Вы не закрыты в бараке круглый год. Гуляете, смеетесь, купаетесь в реке, загораете на солнце... Я стариков до вас никогда нигде не видела потому, что за стеной этой фермы в тридцать лет всех отправляются на утилизацию, и до капли сцеживают кровь! Вы не цените, что благодаря хозяину имеете и не радуетесь жизни, не слушаете того, кто создал для вас кусочек нормальной жизни в этом аду и теперь пытается вас спасти… Да, если так, и я глупая девочка, тогда вы кто?

Потрясенная неблагодарностью и глупостью, я угрюмо кивнула людям, прижала к себе подаренного Маринкой серого коня и, сопровождаемая повисшим молчанием, вышла из амбара.

Дул холодный ветер, все еще расстроенная после обвинений, я быстро шагала домой, радуясь, что могу закрыться в своей комнате и лечь спать, ведь в доме меня никто не станет тревожить.

Внезапно меня догнала Марина

— Не переживай. Подобное отношение это нормальное явление. Никого насильно счастливыми не сделаешь. Переедем с теми, кто хочет спастись и верит Георгу. А таких немало. А эти… ну они сделали свой выбор.

— Пусть делают, что хотят… меня это больше не волнует, — разгневанно отмахнулась я, не в состоянии замедлить шаг, гнев и обида во мне просто бурлили.

— Вот и я об этом говорю. Не переживай за них, — пытаясь идти рядом, сказала Марина. — Чем меньше отправится упертых глупцов, тем легче мне будет поддерживать хоть какой-то порядок.

— Я и не переживаю! Я и сама никуда не еду. Меня возмутило, как пренебрежительно они отозвались о желании Георга спасти их! И о твоем предупреждении! Идиоты! Да стоит ли таких спасать?! — повернувшись к Марине, гневно спросила я.

— Как не едешь? — резко остановившись, пораженно переспросила Марина. — Ты же сама только что ратовала за немедленный отъезд?

Мне тоже пришлось притормозить:

— Я с ними не хочу никуда ехать! Все. Я передумала!

Марина мирно отозвалась:

— Нельзя принимать решения в гневе. Это всегда ведет к ошибке.

— Считай, что я совершаю откровенную глупость, но по-другому не могу. Прости. Иначе я сама их поубиваю. Многие рисковали жизнью, гибли, сражались, шли по краю, убивали, чтобы эти недоумки выжили. И что? А ничего. Они «умнее» хозяина, «умнее» тебя. Тфу… Марина, прости, не могу. И не понимаю, как ты с ними сможешь управляться!..

— Ну, кроме недоумков есть чудесные дети: Маринка, Андежейка, Славка, Андрейка, Анютка… Есть та часть здравомыслящего народа, которая молчала, чтобы просто не вступать с идиотами в пустой спор. Вот ради них все и делалось. А глупость, самонадеянность и ограниченность — не надо ненавидеть, они сами по себе наказания.

Я сухо отозвалась:

— Не сказала бы. Пока вижу только самоупоение своим «умом» и молчаливое малодушие остальных!

Марина устало улыбнулась:

— Это все мелочи, поверь. Главное, не дай ненависти прижиться в твоей душе, потому что первой пострадаешь ты сама. Раньше ты ненавидела упырей, а они ведь всего-навсего инфицированные вирусом люди. Как и все остальные просто люди.

Я со вздохом кивнула.

— Я уже осознала это…

— Но вот видишь, люди ошибаются, осознают и меняются. Не стоит отчаиваться. Сама будь нормальным человеком, остальное приложится.

Грустно кивнула:

— Я пойду. Хочется спрятаться у себя и не выглядывать из комнаты хоть пару дней, пока нет занятий с детьми.

— Тебе повезло, а у меня вагон работы… — вздохнула Марина.

Мне стало так ее жалко, сложно представить, сколько всего ей предстоит сделать. Да еще и общаться с такими упрямцами, это вообще… подвиг!

— Тебе помочь? — тяжело вздохнув, спросила я.

Она задумчиво ответила:

— Нет, помощь не нужна, девчонки справятся. Иди, прячься. Но, думаю, ты не успеешь, Георг найдет для тебя занятие.

— Это он умеет, — я улыбнулась, еще раз ей кивнула и пошла в дом.

Надо сказать хозяину, что я никуда не еду. Понимаю, что вызову у него бурю негодования, но это меня не пугает. Со всем его раздражением, ором и ворчанием, он куда более нормальный, чем половина насельников этого места.

Как и сказала Марина, на этом мои приключения не закончились.

На входе в дом, под яркими лучами весеннего солнца будто кот на крылечке в плетенном кресле сидел хозяин, и своим любимым остро оточенным карандашом что-то отмечал у себя в блокноте. Заметив меня, он улыбнулся.

Значит так и не уснул.

Я кратко улыбнулась в ответ, собираясь дерзко обойти его и спрятаться у себя. И хотя я до сих пор не могла до конца привыкнуть к подобной свободе в обращении с хозяином, все же шла не останавливаясь. Но не вышло. Он остановил меня:

— Ивета, подожди! Вечером ты свободна?

Я медленно кивнула.

— Зайди ко мне, поговорим, — сказал Георг и вновь склонился к блокноту, я с облегчением поняла, что пока беседа окончена.

Георг

Я на сходке не присутствовал, хотел, чтобы люди сами решили, что к чему. Зато я смотрел запись.

Слушая, о чем говорили люди до собрания, я с легким отвращением наблюдал как легко многие поддаются на глупые, но уверено произнесенные провокации. Я покачал головой.

После изгнания Красотки в поселок, слухи о нашей связи с Иветой начались с новой силой. Просматривая запись, прислушался, что говорил в кругу стариков старый Александр:

— … И не говори, Тим. Ласка и кошке приятна, а она вона как крутится вокруг хозяина. Небось, ему тоже ласки да доброты хочется, золото-то не прижмется и пожалеет, — щедро заливая свои слова фальшивой жалостью, постоянно оглядываясь на дверь, заявил он. Боится, что я внезапно войду? Я хмыкнул. Вот же, безмозглый тип. Боится, а болтать не перестает.

— Но с чего этого червяка вместо красавицы ставить? Вот не понимаю… — качал головой его собеседник, Тим. — Смотреть-то не на что!

Я с отвращением покачал головой, знаток душ, дери его за ногу!

— Ой… Не скажи, не славится красавица, а кому что нравится! Да какой же она червяк. Если только ростом не вышла, а так девка то ладная, просто не выставляется, скромница, — глубокомысленно заявил Семен. — Бывают такие бабы, сразу в глаза не бросается, а присмотришься и глаз не оторвать, Ивета из таких.

— Так не молодушка же, ей двадцать один, наша доктор сказала…

Сплетники. Это неинтересно.

Я перемотал вперед, к моменту, когда в амбаре появились Марина с Иветой, у которой была лошадка в руках. Откуда она ее взяла? К этому моменту собрались остальные, доктор начала разговор.

Слушал их доводы, слушал тех, кто был против и кто был за. Внимательно наблюдал, иногда перематывая запись и повторяя некоторые части.

Ивета, хоть и косвенно, заступилась за нашего доктора. Смешная. Марину защищать решила… Я улыбнулся. Котенок заступившийся за тигра.

Смотрел на нее и видел, хотя Ивета стояла в толпе людей, но чувствовала себя одиноко. Да, я это хорошо понимал, привычное и для меня ощущение — ты в толпе, и в то же время один как перст.

Ивета эффектно закончила гневную речь и, прижав к себе игрушку, вышла, так и не узнав, что ее эмоциональное воззвание переломило обстановку и теперь большинство из тех, кто колебался послезавтра поедут в безопасное место. Спасенные жизни в ее копилку.

Но она об этом не знает и сейчас наверняка злится, хотя этого никто и не увидит.

Ивета из тех людей, которые спокойны и улыбаются, скрывая за внешней невозмутимостью рвущие душу страсти. Удивительно, как ее сегодня прорвало. Видимо, слишком много разом навалилось.

Я прослушал все, что было сказано на этом собрании. Такое фразерство… и ничего по существу. Меня разочаровал Семен, я ждал, что он поддержит Марину, а он плел за ее спиной интриги. А ведь в моих планах он должен был разделить власть с доктором. Теперь придется искать ему замену.

У Марины будет пятнадцать помощников, парни из команды, управляющей судном, лучшие люди фермы, но все же хотелось, чтобы ее поддержали старики. Хотя и это не проблема, но все же я сильно надеялся на Семена. Скверно.

Тут в мой кабинет ворвалась Марина. Как всегда, только вспомнишь, появится. Я поднял на нее тяжелый взгляд:

— Что опять случилось?

Она раздраженно поинтересовалась:

— В чем дело, почему такое резкое изменение планов, вы что, уже передумали?

Я нахмурился, вообще не понимая, чего она хочет.

— О чем ты вообще?!

— Я видела! Вы давно неравнодушны к девушке! Да что там юлить, хотите ее оставить себе, и мы оба это знаем. — С напором начала Марина, недовольно качая головой — Потому не собирайтесь требовать от нее, чтобы она уплывала со всеми, хотя оставаться здесь ей смертельно опасно?

Я сухо отрезал:

— Неважно, чего я хочу или не хочу. В моем возрасте надо иметь голову на плечах, а не личные хотелки реализовывать. Я вообще ничего не понял. О чем ты? Куда я Ивету отпускать не хочу? Чего я должен от нее требовать?!

Марина подозрительно прищурилась:

— Так это точно не ваша идея, оставить ее здесь, хозяин?

Я едва сдержался, раздраженно отозвавшись:

— Ты меня недостаточно знаешь? С чего ты такое взяла? Кто решил ее тут оставить?

Марина решила взять меня за жабры, и куда весь пиетет подевался?

— Так все же, Георг, как ты к ней относишься? — Я минуту помолчал, понимая, что Марина на пределе. Покачал головой, едва сдерживая возмущение. Глядя ей в глаза, ответил:

— Я дорожу ею. Она дорога мне. — И уже сквозь зубы добавил. — Как ты… как Корбан. У меня и в мыслях не было кого-то здесь оставлять. Хватит мне свой бред приписывать!

Марина в отчаянии покачала головой, прикусив губу, это было так непривычно, что у меня вся злость пропала:

— Она уперлась. Сказала, что никуда не едет. Ее не переубедить. Теперь ни за что пропадет девчонка… Я не знаю что делать… — Марина была очень расстроена.

Я улыбнулся:

— Марина, охолонись, милая! Займись своими делами. У тебя послезавтра эпохальный переезд. Да и потом все больше «весело» будет. Лучше сядь, чай попей, отдохни, а с Иветой я поговорю вечером. Не волнуйся.

— Хорошо. Но я очень сомневаюсь, будет ли от вашего разговора толк… — Я судорожно выдохнул, раздраженно сверля ее глазами. Мне нужны недюжинные силы, что не убить никого до отъезда! Полчаса требовала, чтобы я вразумил Ивету, тут же заявила, что смысла в этом она не видит. Логично, а что?

Я проворчал:

— Иди, поспи у тебя уже синяки как у панды.

— Угу… — Наша доктор устало кивнула и вышла.

Я покачал головой, еще и мое отношение к Ивете приплела. И дело совсем не в том, что мужчина моего возраста превращается в посмешище, если поддается дурацкой влюбленности. И даже не в том, что мне пока не до нее, (надо закончить отправку людей), все это не главное — я опасен для нее во всех смыслах.

На самом деле это все блажь, я давно привык быть один. И все во мне, что когда-то чувствовало и жило, покрылось льдом, потеряв восприимчивость.

Ладно, все это ерунда, мы договорились вечером поговорить, тогда и потребую от нее поменять решение.

Ивета

Как и было договорено, я собралась вечером к Георгу, но так как мы случайно столкнулись у входа, он преувеличенно галантным жестом он распахнул передо мной дверь.

— Где была? Что делала?

Я смущенно кивнула, поблагодарив, и вошла в дом.

— Милане на кухне помогала, она попросила. Надо было много хлеба в дорогу напечь, а все заняты… кроме меня, — устало отозвалась я.

На самом деле, едва я оказалась у себя, ко мне прибежала Милана. Пришлось идти ставить и вымешивать тесто. Делали мы хлеб с запасом на неделю, так что пришлось здорово потрудиться. Завтра Милана пообещала это повторить. Я даже думала об этом с трудом, так устала.

Георг в ответ кивнул со слабой улыбкой.

Я спросила:

— А сколько дней в пути будет идти судно?

Георг включил свет и, пропустив меня по лестнице вперед, и, словно что-то вспоминая, задумчиво отозвался:

— Если взять прямое расстояние от точки и до точки, то это около 5 тысяч километров. Средняя скорость судна 18-19 узлов, что-то вроде около 37 км в час, это шесть дней в пути в идеале, если рассчитывать движение по ровной линии без помех, поломок, плохой погоды и прочего. На самом деле нужно брать в расчет не только погоду, не самый большой опыт капитана, далеко не прямой путь и прочие проблемы. В самом лучшем случае, путь займет минимум две недели. Но все запасы берутся в расчете на месяц-полтора.

— Долго… — отозвалась я. — Хотя наверно интересно по морю путешествовать…

— Если нет морской болезни… Проходи. — Он кивнул в сторону своего кабинета.

Я прошла внутрь темной комнаты и со вздохом села на диван. Георг за мной не пошел. Он включил свет и остался стоять там, прислонившись спиной к косяку двери. Сложив руки на груди, он недовольно поджал губы.

— Я хотел поговорить с тобой о том, как дальше строить программу по обучению детей, но Марина мне сообщила о твоем внезапном решении остаться здесь.

Строгий тон подразумевал, что я сейчас начну просить прощения и уверять, что и мысли не имела нарушать его великий план.

Я сухо отозвалась:

— Я решила, что мне это ненужно. Я не собираюсь восстанавливать человеческий вид, не хочу выживать в лесу, и прочее.

— Неужели?.. Все так приземленно?

— Еще приземленней. Я просто не хочу.

Он оторвался от косяка и подошел к дивану:

— И что же повлияло на твое решение? Ведь до сегодняшнего дня ты была не против?

Он немного склонился ко мне, ожидая ответа.

— Да… но сегодня окончательно поняла, что не хочу.

Георг склонился еще ниже, слегка нахмурив брови, на губах играла насмешливая улыбка.

— А может на это влияет то, что здесь остаются твои друзья?

В его внешне приличных словах было что-то оскорбительное, но я сдержалась:

— У меня есть друзья, но мы не настолько близки, чтобы я делала выбор, опираясь только на их дружбу, — после мгновения нерешительности я справилась с задачей и смогла нормально ответить, хотя мне хотелось просто возмутиться.

— Значит, это не из-за друзей, тогда из-за кого? — почти шепотом добавил он и присел рядом.

Нет, ко мне он не прикасался, но был так близко, что я ощутила на шее его теплое дыхание, когда Георг тихо проговорил:

— Так что? В ком причина?

Я кивнула, хочет услышать причину? Да пожалуйста!

— В людях с фермы. Я не хочу никуда ехать с этими людьми. Они мне чужие. Еще они глупые и неблагодарные, — едва слышно фыркнула я, осознавая как по-детски это прозвучало.

Он еле слышно усмехнулся, будто я сморозила какую-то забавную глупость.

— Все?

— Может и не все. Но сегодня я поняла, что я не хочу с ними жить. Я остаюсь, — почтительно, но твердо сказала я.

Я испугалась, что Георг спросит: «а с кем хочешь жить?». Но это потому, что я именно не хотела плыть и жить с ними, а не потому, что думала остаться с кем-то здесь… И, кажется, мне бы не хватило слов, чтобы нормально это пояснить, но к моему облегчению он спросил:

— Тебя кто-то из них оскорбил?

Я энергично покачала головой:

— Меня сложно оскорбить. Вы разве не видели тот питомник, где я всю жизнь жила? Что в нем вам понравилось? Наручники или вечный голод? — Я упрямо подняла брови, бросая ему вызов. — Я просто внезапно осознала, что не хочу дальше с ними находиться, тем более куда-то плыть. И я не поплыву.

Он озадачено покачал головой, потом поднялся и пересел за свой стол:

— Это так на тебя непохоже, настолько глупо, и вообще… я тебя не узнаю.

Я криво усмехнулась:

— Так это вы все время твердили, что я глупая и упрямая. Вот и все, теперь я глупая и упрямая, и я никуда не еду! Что вас удивляет?

Георг спокойно продолжал:

— Точно… глупая и упрямая. Ты понимаешь, что с тобой сделают, когда на ферму нападут?

Я кивнула:

— Догадываюсь.

— И?.. Не боишься?

Я упрямо покачала головой и невозмутимо отозвалась:

— Все рано или поздно умрем…

— Как мило, — проговорил Георг с едкой улыбкой. — Теперь тебя на философию потянуло. Просто идеальный бунтующий подросток… — с досадой вздохнул он.

Я пожала плечами. Что говорить, я и сама себя не узнавала.

В общем, беседа получилась еще та. Я не знаю, что давало мне силы бунтовать и сопротивляться, наверно внутреннее ощущение, что мой выбор правильный, меня переубедить не удалось.

Под конец Георг гневно выдохнул сквозь зубы. Потом поднялся и вышел, осторожно закрыв дверь в кабинет, хотя ему явно очень хотелось ею хлопнуть.

Да, точно, аристократы же не хлопают дверьми. По правилам такие поступки свойственны только простолюдинам. Я раздраженно фыркнула. Георг и впрямь умеет контролировать свои эмоции, хотя и не всегда это демонстрирует. Но это ничего не меняет. Будь он куда менее сдержан, я бы говорила и делала то же самое.

Я вернулась к себе, упала на кровать, раскинув руки. Отключить бы мозги и больше не думать, раз решение уже приняла…

Да, перспектива пугала, но я сделала свой выбор, и останусь здесь.

Георг

Ивета раздраженно поджала губы. Я схватил ее за плечи и рывком повернул к себе.

— Не глупи, остаться здесь — это смерть, тупик!!

Ивета подбоченилась и многозначительно заглянула мне в глаза:

— Все умрут, и что?! Меня это слабо волнует. А вы что? Свяжете меня и потащите на корабль как эти ваши коробки с инструментами?

Я потерял терпение, прошипев:

— Если надо то свяжу! Что за детские разговоры!

— Убегу!.. — столь упрямый и глупый ответ на мгновение застал меня врасплох. Я помолчал, потом начал разговор заново:

— Но ты же разумная девушка, Ивета. Ты же в отличие от этих глупцов понимаешь, что опасность настоящая. Здесь никто не выживет. Стену сломают, дом сожгут…

Она молча, но упрямо покачала головой:

— Нет, я упрямая и глупая, вы все время сами об этом говорили… И вы не заставите меня ехать туда, куда я не хочу!

— Ты не хочешь здесь кого-то оставлять? Все-таки Жоржа? Может еще кого из друзей? — Я еле скрыл сарказм последних слов.

Ивета возмутилась:

— Они вовсе не причем! Я не хочу никуда ехать с чужими мне людьми!

— Я не ослышался — именно людьми? Не упырями? — Не скрывая раздражения, я съехидничал. Она почти прокричала:

— Да. Людьми! По сути, я никого кроме Марины, Миланы, и детей здесь не знаю… И, самое главное, знать не хочу!

Я тоже начал говорить на повышенных тонах:

— И все же? Кто тебя здесь держит?

— Кровать, и отдельная комната!! — Съязвила она. — Я не могу жить как ваши фермеры. У меня не будет детей, не потому что не люблю их, просто я боюсь, что им придется жить в неволе, как скоту! Да я люблю природу, но прекрасно осознаю, что не смогу жить в лесу, хотя наслаждаюсь каждой минутой проведенной в нем.

— Ты просто… неужели не понимаешь, что здесь нельзя оставаться? — кипел от гнева я.

Она мотнула головой.

— Все я понимаю, но предпочитаю быструю смерть долгим мучениям. Я не хочу никуда ехать! — В ее словах звучало горькое разочарование… и усталость.

— Ты, по сути, говоришь страшные вещи. Не могу поверить, что ты этого не осознаешь!

— Все я осознаю! Но ничего менять не буду. — И тихо прибавила. — Я остаюсь.

Мне на мгновение захотелось «отбрить» ее, сообщив, что я никого рядом с собой терпеть не собираюсь. Тем более, таких упрямых и глупых, и что оставлю жить в лесу одну, но благоразумие взяло вверх. И я промолчал… А самое страшное, у меня возникло неотвратимое ощущение, что еще немного и все закончится невероятной глупостью. Я обниму ее и скажу, что на самом деле очень рад, что она останется.

Нет, конечно, умолять остаться я не буду, в данной ситуации это безумие, но… Сама мысль, что я хочу это сделать — ненормальна. Чертовски ненормальна… Марина была права.

Я встал и молча ушел… чтобы не натворить глупостей.