Ферма

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ. Расставание

Ивета

Георг закончил что-то писать, вложил записку в холщовый пакет размером с книгу. Подошел к шкафу и добавил в него какие-то тюбики и тяжелый мешочек. Потом повернулся ко мне и, завязав кончики на собранном пакете, сказал:

— Ты готова? Поехали?

— Да.

Мы вышли из дома, обошли заросли орешника за кованой скамьей, и подошли к стене. Там был накрытый дерном черный вход, который вел за стену. Правда, сейчас он был раскрыт, раскопан и расширен для того, чтобы можно было провести крупное животное. Но в обычное время я никогда бы и не подумала, что тут что-то есть.

Быстро миновав проход под стеной, внизу казавшийся комнатой в землянке, мы оказались в лесу. Рядом с выходом стоял маленький вездеход.

— Садись.

Я влезла внутрь и устроилась на переднем сидении, ожидая в нем увидеть знакомого водителя, не сразу вспомнив, что упыри в операции не учувствуют. Георг, дождавшись, пока я устроюсь, захлопнул мою дверь, обошел машину и сел за руль. Он уверено завел и вывел вездеход на лесную дорогу.

Я очень люблю ездить ночью, все вокруг выглядит так загадочно и таинственно. Но сейчас меня так расстраивало, что мы едем прощаться, что ни пение птиц, ни новые красоты весеннего вечернего леса — меня ничего не радовало.

Я повернулась к Георгу:

— А это место далеко расположено?

— Мили три… не очень далеко. Детей, стариков и большие грузы перевозили на вездеходах, остальные шли сами. Только Марина носилась туда обратно, все обустраивая, — Георг устало улыбнулся.

Я вздохнула, наверно он тоже не хочет с Мариной расставаться.

— А мы прямо к морю подъедем?

Георг усмехнулся:

— Любопытно? Нет, не подъедем. Но ты его увидишь. Судно стоит в море на отмели, а посадка проходит на берегу соленого озера, которое впадает в море. На небольшом пароме и двух катерах большинство уже переправились на судно.

Радость от того, что моя мечта вот-вот исполнится и я, наконец, увижу море, отчего-то не появилась. Скорее откуда-то взялось чувство тревожной тоски. И грусти. Еще страх, что теперь жизнь изменится, а меня перемены пугают.

Георг на мгновение оторвал взгляд от дороги и повернулся ко мне:

— Не расстраивайся, я сказал, что прибуду туда к ним, чего бы мне это не стоило. А ты поедешь со мной. Так что разлука временная, не переживай.

— Неужели? — изумилась я. Конечно, мне хотелось спросить, зачем он поедет, ведь они планировали, чтобы там никто из носителей вируса не появлялся, но не стала. Только грустно отозвалась:

— Терпеть не могу расставания и разлуку.

— Серьезно? Тогда заранее морально готовься, тебе придется расстаться со своими друзьями из подвалов. Я отдал приказ и передал им большой вездеход для перевозки: большую часть охраны я распускаю и отправляю в район Старого города. Охранники мне теперь не нужны. Твоего любимого Жоржа я отослал в том числе. — Он пожал плечами и выжидающе взглянул на меня.

Во взгляде Георга сквозила язвительная насмешка, как всегда при упоминании Жоржа. Интересно, с чего между ними такая неприязнь?

Поерзала в кресле, тяжело вздохнула, но ничего не сказала, хотя то, что и с Жоржем проститься не получилось, меня огорчило. Но мое молчание Георга не остановило:

— Так и не понял, чем именно тебя очаровал этот обесцвеченный калека: вздорный нрав, высокомерие, острый язык…

Я не могла ни заступиться за друга:

— Он, несмотря на увечье, верный друг: смелый, умный и веселый. На редкость надежный спутник, просто немного острый на язык. А идеальных людей нет и не было! И да, я считаю его очень хорошим.

Георг презрительно скривил губы:

— Я не знаю, чего он тебе наболтал, что ты в таком восторге. Я бы на твоем месте сильно ему доверял. Согласно статистике люди лгут и лгут много. Женщины лгут в среднем три раза в день, а мужчины в три раза больше…

Я удивленно на него посмотрела, и хозяину пришлось уточнить:

— Знаешь что такое статистика?

Я не знала, что такое статистика, но взглянула на него не из-за этого. Просто пыталась понять, почему ему так важно, чтобы я считала Жоржа порочным и непорядочным.

Георг ждал ответа. Не скрывая своего удивления, я тихо отозвалась:

— Нет. Я отдаю себе отчет, что к чему. Но не могу понять с чего вы взяли, что я от него в восторге? Я могу отметить для себя его сильные стороны, но это никак с моим восторгом не связано. Тем более, я больше никогда его не увижу.

Кажется, такой ответ удовлетворил хозяина и дальше мы просто молчали.

Нет, не просто молчали. Это было тяжелое молчание, если бы мы были дома, то разошлись бы уже по своим комнатам, так это напряжение удручало.

— Сколько человек осталось на ферме? — спросила я, чтобы прервать это.

— Четверо. — Он беспомощно развел руками и усмехнулся. — Я старался, как мог. Отправил почти всех…

— Остались те самые, кто были против?

— Нет. Остались самые старые. Они умоляли их не трогать, собираются умереть на ферме. Я не стал их мучить.

Я кивнула. Потом вслух поразмыслила:

— А те, кто был против, уплывают, — укоризненно сказала я, вспомнив о стариках с собрания. — Столько шумели, людей с толку сбивали, а потом… Я их не понимаю.

— Надо различать, когда говорят, а когда просто болтают. И знать, кто к чему склонен. — Георг остановился, выключил зажигание и фары и, открыв дверь, выпрыгнул наружу. Через секунду открыв мою дверь, деловито подхватил меня, мягко отпустил на землю, проворчав:

— Осудить при желании можно кого угодно, вспомни, что сама ратовала за поездку, при этом осталась. И что? Ты лгала?

— Нет. Я позже решила, что не поеду.

— Ну вот, они позже тоже изменили свое мнение. Не осуждай, мы все люди, как ты недавно заметила.

Кто-то рядом в темноте поцокал языком:

— Чего это случилось, что ты сыплешь жизненными мудростями? — рассмеялась Марина, которая ждала нас в темноте. Мы подошли к ней и вместе направились к берегу.

— Да вот… молодость наставляю, — улыбнулся хозяин.

— Ой, и когда молодость можно было убедить словами? Лучше скажи, ты смог убедить ее спасаться с нами?

Мне показалось, что Георг слегка смутился:

— Нет. Упрямство победило разум.

Они вдвоем строго на меня посмотрели. Я виновато улыбнулась. Мы подошли к небольшой кучке народа, которые ждали последний катер. Остальные уже были на судне.

— Даже не пытайтесь меня убедить напоследок… — весело отозвалась я, защищаясь насмешкой. — Я приняла решение, так что даже обижаться на вас не буду, хоть ругайтесь всю ночь.

— Кто бы в тебе сомневался, ослик ты наш упрямый… — усмехнулась Марина, обнимая меня.

Пока Марина говорила с Георгом, а он с пояснениями вручал ее мешочек, который собирал в кабинете, ко мне подошли попрощаться мама и папа Славки, маленькой Маринки и прочей малышни. Под конец я уже не понимала, кого обнимаю, с кем прощаюсь. Но все равно это было печально. Слезы стояли у всех.

К Георгу выстроилась очередь из бывших жителей фермы. С ним расставались по-настоящему тяжело, я бы сказала горестно. Некоторые женщины негромко плакали. Почти все осознавали, как много он для них значил.

Потом люди сели в катера и уплыли.

Судно немного постояло, пока команда большими лебедками поднимала катера и устанавливая их по бокам. Затем медленно тронулось, уходя в море.

Люди вышли на верхнюю палубу. Большинство махало нам. И хотя мы с Георгом стояли на холме, я сомневалась, что они нас видели, все равно махала им в ответ.

Георг стоял неподвижно, замерев в каком-то мрачном унынии.

С горечью переживая это прощание, мы остались наблюдать в молчании.

Георг

Я не шевелился, проводя уходящее судно тяжелым взглядом. Странный ком стоял у меня в горле. Отрывая с кровью этих, драгоценных для меня людей, как по живому… Они все были моими детьми, выросшими на глазах. К ним я был снисходителен, решал проблемы, и если даже был вынужден наказывать, при этом испытывал боль, а не праведное удовлетворение от справедливого суда.

Ивета беспомощно оглянулась на меня, словно не понимая, что теперь делать. Не раздумывая, прижал ее к себе, пусть это и выглядело, как попытка успокоить, но я знал, что это больше нужно мне, чем для кого-то другого.

Мы молча пришли к машине и быстро вернулись домой. И хотя в мае светало рано, а судно ушло в четыре часа, мы ехали еще по темноте и Ивета в дороге уснула.

Уже у стены, я взял ее на руки, чтобы перенести из машины в кровать, она сладко дремала, положив голову мне на грудь.

Когда я попытался положить Ивету в ее кровать, она протестующе замычала и вцепилась в меня, обхватив руками шею. Я подумал, что она не спит, но ровное сопение с ритма не сбивалось. Спала она странно, на лице полное умиротворение, а руки крепко сжаты, не разожмешь.

Такая эмоциональная, ну хоть во сне какие-то чувства проявила, я усмехнулся. Пришлось перенести ее в кабинет и положить на диване рядом со сбой, а сам сел рядом.

Рассвело. Я уснул. Ивета во сне куда-то отползала, передвигалась, но не ушла.

Я то и дело просыпался, зато она спала как младенец, ни солнечные лучи, ни утренний гомон птиц, ничего ей не мешало умиротворенно себе сопеть, закину руку за голову.

Ближе к обеду еще не открыв глаза, Ивета зевнула и потянулась, прижавшись щекой к моей коленке, на миг замерла. Этот неосознанный, немного детский жест одновременно и неги и нежности, меня привел в грустно-отрешенное состояние. Не сдержавшись, легко стиснул ее руку, но ее сгребать и притягивать ее к себе не стал, несмотря на большое желание.

Неловко кашлянул, стараясь ускорить ее пробуждение.

Она открыла глаза, вдруг заметив меня, Ивета радостно улыбнулась. Это то, чего я не ожидал, и даже не надеялся увидеть. Ждал смущения, попытки ускользнуть, стыдливости. Но не радости от осознания столь близкого соседства.

Появилось желание поцеловать ее здесь и сейчас! Я еле сдерживался от того, чтобы не привлечь нежную деву к себе, прижаться губами к ее губам и забыться в наслаждении. Но все, что я мог себе позволить, это сжать ее руку. И не успел, она подскочила с дивана, улизнув от меня и оглядевшись, весело сообщила:

— Даже не верится что уже полдень. Вам что-нибудь принести? А то я в душ.

С улыбкой покачал головой, отказываясь от ее помощи.

Потом провожая ее взглядом, думал о том, что на самом деле, будучи человеком здравомыслящим, я не собирался превращать себя во влюбленного глупца. Но как же хотелось!

Ивета

Сегодня я была готова Георга расцеловать.

После вчерашнего панически боялась мрачного уныния, скорби, и просто не представляла, что можно с этим делать! А Георг, проснувшись, безмятежно улыбался. Наверно выспался.

Я искупалась и переоделась в новую рубашку и зеленый сарафан, которые мне перед отъездом вручила Светик.

Она его придумала, сшила и сама украсила крупными деревянными бусинами, и очень хотела, чтобы у меня на память что-то осталось. Я вообще весьма разбогатела, так как почти все мои ученики мне что-то подарили. В моей спальне теперь кругом сидели вязаные лошадки, зайчики, котята и прочие шерстяные зверушки. Они занимали стол, стул и подоконник. Там же стояла пара деревянных изделий из разряда: «догадайся, что автор имел в виду».

Я чуть не обидела Анджея, опрометчиво назвав его лошадку гусем. Потом пояснила, что буду звать его великолепного коня красиво: «Гордый Гусак», на этом его обида была исчерпана.

Помня о предыдущей ошибке, второго «Гордого Гусака», я просто с признательностью прижала к себе, от души поблагодарив создателя этого трехногого чуда. Боян — тихий мальчик, на фоне других я его почти не выделяла и особенно не общалась. Потому была приятно удивлена его неожиданным подарком.

Я мечтательно улыбнулась и, наглухо завязав последнюю завязку у шеи, вышла.

Георг, с интересом оглядев меня, решил удивить:

— Ну что? Пообедаем на свежем воздухе? Я уже стол вынес. Ты идешь?

— Здорово. Всегда мечтала так пообедать! — Я радостно подхватила идею и, сбегав в холодную комнату, где раньше хранилась только кровь для Георга и охраны, теперь в отдельном коробе лежали припасы, что оставили мне Милана и селяне.

Достала скатерть, которую в редкие моменты нормальных трапез стелила на стол хозяину Милана. Принесла посуду и еду на стол. В общем, начиналось это отлично.

Залитый солнцем красиво накрытый столик стоял рядом с кованой лавкой у тополя. За столом сидели мы. Георг расположился напротив меня, потягивая свой обед из большого красивого бокала.

Я собиралась медленно смаковать свое копченое мясо и пирог с капустой, заодно расспросить хозяина о том, куда он собрался переезжать в ближайшее время, но нам помешали. Теперь, когда на ферме больше некого защищать, дверь в подвалы больше не охранялась пушками, бойцы получили разрешение выходить на людскую территорию. Первым воспользовался этим Резар. Он вышел и немного потеряно осмотрелся, не зная, куда идти дальше.

Георг, поставил бокал на скатерть, окликнул его:

— Резар, иди сюда. Что случилось?

Заметив нас он, деловито кивнул и подошел к столу.

— Там гостья. Она стучит в ворота и гневно требует, чтобы ее впустили, обещая нам все кары небесные.

Георг тяжело вздохнул и немного расстроенно на меня посмотрел. Я кивнула и со вздохом отозвалась:

— У меня только одно предположение… Я еще вчера подумала, отчего-то ее не видно и не слышно.

Георг со вдохом поднялся и пошел в подвал.

— Вы тут хорошо устроились, я тоже так хочу! — Резар многозначительно покачал головой, оглядывая красивый стол.

Ну, так я старалась. Это все-таки праздничный обед в честь успешного исполнения Большого Плана. И хоть вслух об этом никто не говорил, это само по себе подразумевалось. Но, кажется, в отличие от Большого плана, наш мирный праздничный обед не состоится.

Я взяла второй бокал и налила Резару крови.

Если честно, мне просто не хотелось, чтобы у него в душе появилась заноза, что пока они сидят в подвалах, хозяин прохлаждается. Да, Георг имел на это полное право, но ведь это неправда. Сегодняшнее празднование это впервые. До этого хозяин и поесть-то забывал, сутками трудился, и вообще…

— Присоединяйся, Резар. Кажется, Георг не стал тебя дожидаться, так что ты свободен.

Резар довольно кивнул, а я пояснила:

— У нас праздник. Угощайся. — И придвинула бокал.

Резар удивленно уставился на бокал с угощением.

— Да, а я подумал, что вы постоянно так обедаете…

Я довольно печально усмехнулась.

— Если ли бы… это впервые. И то, все испортили.

— Надеюсь не я? Я только вестник! — Я махнула головой, нет. Он лукаво добавил:

— А что за праздник? Свадьба? Ваша?

Я подавилась пирогом:

— Ну и юмор у тебя, Резар, — откашливаясь, хрипло отозвалась. — Нет, конечно. Это прощание с фермой. Скоро все отсюда переезжаем. — Я знала, что о переезде охранники в курсе потому спокойно озвучивала новость.

Резар пораженно покачал головой.

— Ниче себе праздник! Похороны!

Я пожала плечами.

— А чего плохого? Захочет хозяин и возродит ферму, а пока он задумал отдохнуть. Вот это и празднуем.

— А людей куда?

— Он их уже пристроил куда-то. Это разве проблема? А те, кто остались, наверно поедут с нами.

— А я думаю, чего здесь так тихо.

Пока мы болтали, вернулся Георг, за ним плелась злая Красотка с большим узлом из связанного в углах пухового платка. Одетая в темно-красный брючный костюм и белую блузку, она выглядела как всегда отменно. Вот только меня ее появление весьма нервировало. И не радовало.

Оглядев Резара с бокалом у стола, Георг хмыкнул.

— Не скучаете? — немного с издевкой в голосе, поинтересовался он.

— Празднуем скорый переезд хозяина с командой на новое место, — нахально отозвался Резар, одним глотком допивая свое угощение.

Георг пристально посмотрел на меня.

— Ну да… — попыталась я улыбнуться. — Праздник.

Не знаю, понял хозяин, что я сказала Резару или нет, но улыбнувшись, Георг весело добавил:

— Да ты эгоист, Резар. Нет отпраздновать со всеми… Иди, возьми в хранилище ящик с заспиртованной кровью и отнеси друзьям. Там и отметите будущий переезд.

— Щедро! Спасибо, командир! — Резар улыбнулся и быстро унесся в направлении большой кладовой.

— Грязина, присоединяйся к нашему праздничному обеду, — довольно сдержано сказал он, присаживаясь рядом со мной и кивая в сторону стола.

— Я же просила звать меня Красоткой! — с раздражением отозвалась она, совершенно неизящно плюхнувшись рядом со мной на лавку.

— Я же просил тебя уехать со всеми, и что? А Грязина и означает Красивая. Так что не выступай!

Она угрюмо на него посмотрела, пока я, достав еще одну тарелку из-под стола, куда сложила коробки с подготовленной посудой, молча наложила ей мяса и пирогов.

Дальше все ели молча. Погода портилась на глазах, как и настроение.

Закончив с едой, Георг холодно указал Красотке:

— Ушла к себе в комнату, и чтобы я тебя не видел и не слышал. Если не хочешь таких ограничений, то выбирай себе любой свободный дом и живи отдельно! Это еще не все! Каждый день будешь ходить, и помогать старикам, это понятно?

Она раздраженно отозвалась:

— Да, — и подхватив свой узел, взбешенная унеслась в дом.

Георг все еще раздраженно приказал мне:

— А ты, Ивета, не вздумай ей прислуживать! И еду пусть сама себе готовит и убирает у себя сама.

Я кивнула. Небо заволокло тучами. Чувствуя, как резко холодает, я грустно отозвалась:

— Так хотелось беззаботно посидеть, перекусывая под солнышком, словно все прошлые проблемы позади, а новых не предвидится. Но не выходит...

Георг мягко отозвался:

— Я почти купил дом в городе. Там мы устроим навес или беседку, и будем обедать в саду…

Я обрадовалась!

— Правда? А мы скоро туда отправимся?

— Все зависит от возвращения большого вездехода. Я же рассказывал тебе, что отдал его для отправки охранников, которые решили покинуть ферму. Сообщил им, что больше в них не нуждаюсь, соответственно платить не буду. И они уволились, чтобы искать новых хозяев.

— Глупые, кто и будет в городе сытно кормить? — печально отозвалась я. — Видимо большинство там никогда не служили.

— Не волнуйся, не маленькие, устроятся. Я дал каждому хороший запас крови и оставил форму.

Я знала, что охранникам униформу не оставляли, она стоило дорого и ценилась даже использованная.

Георг продолжал:

— Так им легче будет устроиться на новую службу, — пояснил он. — В общем, со мной остались самые преданные или самые ленивые, которые согласились добывать себе пропитание охотой на диких зверей.

— Но, как я понимаю, никакой охоты не будет? — Я улыбнулась, складывая использованную посуду в деревянное ведерко с водой.

— Да, я заберу всех в город, и буду кормить, как кормил… — устало кивнул он.

— Но без фермы это сложно… — отозвалась я, принявшись аккуратно убирать скатерть.

Георг отмахнулся.

— С фермой не легче. Но мы там поживем недолго. Пока те, кто намеривается у меня ее забрать, не переключатся на что-то другое.

Я закончила со столом, тут же вымыла посуду и, вылив воду под корень дерева, достала приготовленный кусок полотна и принялась аккуратно вытирать красивые бокалы.

— А потом что? Новый Большой План?

Георг, с интересом наблюдая за моими действиями, резко отозвался:

— Ни за что! Я на такое больше не соглашусь. Да и найти нормальных людей без тяжелых психических или физических отклонений все сложнее. Но это все ерунда, далекие и довольно несбыточные планы. А пока я хочу показать тебе то место, куда тебе придется укрыться, если атака начнется раньше, чем я рассчитываю.

Я уложила все по коробкам, вытерла руки и села на лавку. Но тут, словно дождавшись окончания обеда, по поверхности стола забарабанили крупные капли дождя.

Как на иллюстрацию своих слов я кивнула на них:

— Но ведь дождь… разве это не должно отодвинуть нападение?

— Маловероятно. Надо готовиться ко всему.

Он поднялся.

— Пошли! Оставь это все здесь. Под столом не промокнет.

Он аккуратно взял меня за руку и повел в свой кабинет. Там легко отодвинул внешне неподъемный шкаф и показал на стену за ним.

— Видишь?

— Что вижу? Только стену…

— Это вход. Здесь капсула безопасности. Армированные стены, толстый бетон, несколько воздушных прослоек, огнебиозащита, и укрепленные воздуховоды. В общем, при пожаре, при нападении, при прямом выстреле из танка это единственное место, где тебе ничего не грозит. Там стоит вода с серебром, благодаря которому ее можно хранить столетия. Завтра ты принесешь туда еду, много еды, которая может долго храниться, сменную одежду, одеяла, подушки. И когда начнется нападение, спрячешься там. Поняла?

Он куда-то наступил, прижимая рукой стенку, и панель, отъехала в сторону, показав темное помещение не больше половины моей комнаты, в которой поместились от силы две мои кровати.

Я повернулась к Георгу:

— А вы?

— А мы будем отбиваться, если повезет... — Он улыбнулся. У меня от этой улыбки пошла дрожь по коже, от страха. Я не Георга боялась, просто осознавала весь ужас того, что вот-вот на нас обрушится.

Георг сказал:

— Попробуй открыть сама… И закрыть.

Двигая шкаф, ставшим невесомым благодаря какому-то механизму, я спросила:

— А если всем там спрятаться? Я успею привести стариков с фермы?

Георг категорически возразил:

— Даже не вздумай их сюда вести! Не успеешь! В случае атаки из дома ни ногой! Ясно?

— Угу… — не очень послушно отозвалась я, вновь открывая спасательное устройство.

— Как меня это твое «угу» нервирует! Я должен быть уверен, что в случае атаки ты скроешься здесь и останешься в безопасности! — недовольно отозвался он. — Ты меня поняла?!

— Да. — Я для усиления эффекта послушности глубоко кивнула, посмотрев на него невинным взглядом.

— Еще и потешается, — раздраженно пробормотал он, но цепляться не стал. — Ладно, проехали. Пошли внутрь капсулы, я покажу, как из нее можно выйти в подвал. Или зайти.

Капсула располагалась дополнительным этажом между кабинетом и подвалами, так что сначала мы из кабинета Георга спустились в нее по небольшой металлической лестнице, прикрепленной к бетонной стене. Оглядевшись внутри, Георг нажал на незаметный металлический рычаг в полу, и первая стена, ведущая в кабинет, медленно закрылась.

Он прошел по капсуле к противоположной стене и нажал похожий рычаг — и вторая стена отползла в сторону, открыв запыленный угол какой-то комнаты. Только по стоявшей в углу печке и знакомому чайнику я поняла, что это кабинет Корбана.

— Так вот как вы перебирались оттуда сюда… — Я понимающе на него взглянула.

— Ну да… Кстати, чтобы тебе не пришло в голову спасать людей с фермы, сейчас мы пойдем к ним и я покажу старикам, куда им надо бежать в случае атаки. — И пояснил: — Им тот погреб с выходом в лес намного ближе, чем мой дом. Так что не тащи их сюда, а то и им не поможешь, и себя погубишь.

Я вновь кивнула.

— А что с Красоткой делать?

— Если будет рядом, забери ее с собой в капсулу, но лучше дай по голове, и спрячь под диваном в ее комнате. А то она истериками здесь тебя быстрее врагов доведет. — Он смеялся.

Этот его смех на меня действовал странно. Тщательно выстроенная система защиты сопротивления его очарованию давала сбой. Еще миг и я всем существом потянусь к нему… а это такая глупость, которой оправдания быть не может.

Я заставила себя только сухо улыбнуться и кивнуть.

Дождь без остановки шел два дня, залив всю округу. Вот только никто этому не радовался. Тех, кому безумно нужен весенний дождь здесь уже не было, они плыли по морю в далекие края, а Георг сказал, что небольшие лужи в лесу никого из упырей не остановят.

Я выполнила приказ, принесла запасы в капсулу безопасности, как называл эту комнату Георг. Захватила шкуру, подушки и теплые платки и оставила все там. Заодно запасла свечи и книги.

Красотка, как и было приказано, больше из комнаты не появлялась, только по убывающим запасам еды в холодильной комнате, я могла догадаться, что она иногда выходит подкрепиться. Я стала приносить и оставлять там готовую еду, которую надо было только разогреть на кухне.

Эти два дня я готовила, используя те знания, которым научила меня Милана, и ходила к старикам, чтобы помочь им по хозяйству. С нами остались три бабушки: Анка, Злата и Ивона и один старичок: Демир. Я помогала им со стиркой и уборкой, а они угощали меня вареньем, печеными пирожками и квашеной капустой, которыми я незаметно делилась с Красоткой.

Вечером мы с хозяином сидели в кабинете и читали.

В первый вечер я там и уснула, нечаянно получилось как просила Марина, Георг вторую ночь подряд спал.

Георг

Потянувшись за книгой, одной из тех, которые я из библиотеки прихватил лично себе, случайно коснулся бедром ее ноги. Ивета испуганно на меня взглянула и отодвинулась в угол дивана. Ага, а на диване в комнате Корбана так и пыталась на меня улечься. А позавчера вцепилась, не выкрутишься. Жаль, она этого не помнит, крепко спала.

Тихо хмыкнул, вернувшись к книге. Но сегодня читать не хотелось. Если серьезно, я уже отдохнул за эти два дня. Грусть от расставания постепенно сменялась легкой печалью. И теперь хотелось заняться чем-то дельным. Давно приготовил дом к атаке, укрыл оружие и все ценное в только мне известном погребе. Захватчикам ничего не достанется... Но, только в случае, если кое-кто не станет самовольничать.

Я поднял взгляд на Ивету, и насмешливо сказал:

— Я конечно не против, чтобы ты вновь тут уснула, однако лучше иди спать на своей кровати. В твоем возрасте надо спать лежа.

Сначала она удивилась, потом заговорщицки понизила голос, спросила:

— Ну, а как же вы? Вы не поправитесь, если не будете спать по ночам. Я была рада, что вы хоть эти две ночи смогли выспаться.

В первый миг я не нашелся, что на это ответить. Так вот почему она так по утрам улыбалась. Дело в моей бессоннице. Черт, а я себе на придумал… Я пожал губы, закипая.

Непрошенные жалельщики всегда приводили меня в тихое бешенство. И не тихое тоже!

Поднял на нее взгляд и резко ответил:

— Это Марина придумала меня так обихаживать?

Ивета запнулась и умолкла, чувствуя себя не в своей тарелке, когда я потребовал разъяснения.

— В смысле «обихаживать»? — удивленно спросила она.

— Она специально тебя оставила, чтобы ты присматривала за мной?

Я читал как в открытой книге ее мысли и эмоции, они сменялись как по нотам: «Сначала шок. Потом раздражение, типа «вот же самомнение у него!». Ивета сдержалась от презрительного фырканья, в мой адрес, и только сухо отозвалась:

— Нет. Марина была против, чтобы я оставалась. А позже, когда стало ясно, что точно остаюсь, сообщила, что у вас проблемы со сном и как это опасно. И… когда вы помогаете мне, я рада и счастлива, а когда я пытаюсь помочь вам, почему вы ворчите?! — На миг девушка раздраженно замолчала. Она колебалась, говорить еще что-то, или промолчать, но, видимо, ей не хотелось, чтобы я плохо думал о Марине, так что решительно прибавила:

— И что плохо в том, что она хотела, чтобы о вас позаботились? Вам не хуже меня известно, что она очень хорошая, добрая и заботливая. Так почему вы возмущаетесь ее добрым намереньем?

Дело совсем не в ее намеренье, а в твоем. А еще я глупец, сам себе что-то придумал и сам поверил.

Я потер глаза указательным и средним пальцами и устало отозвался:

— Уже поздно, Ивета. Спасибо за заботу. Иди к себе!

Она сухо поклонилась и ушла.

Минут десять походив от окна к дивану и обратно, решил проведать бойцов. Меня волновало Лекка, который должен был уже прибыть на большом вездеходе обратно на ферму. Но где-то задерживался…

На рассвете мы отбываем в другое место, а его еще нет!

Тихо спустился вниз и вошел в подвал. Пушка, раньше охранявшая дверь, больше приветственно не жужжала. Дом был голым без защиты. Надеюсь, часа через четыре мы покинем его.

Команда была на стадионе, так в шутку называли место, где прямо под открытым небом бойцы играли в тяжелый мяч, сделанный из кожи и песка. Уже не помню, кто придумал правила для новой игры «Сбей ближнего», но она, как единственное командное развлечение, пользовалась большой популярностью у бойцов. Освобожденные от обычных дел, они теперь все были здесь.

На стенах висели факелы, под ногами хлюпала грязь, игра была в самом разгаре.

Я подошел к команде Кнута и спросил:

— Ну что? Лекка вернулся?

— Должен был еще засветло. В крайнем случае, пару часов назад, — деловито отозвался Кнут, замахиваясь и сбивая с ног мячом Иржи, игрока противника. — Но пока его нет.

— Надеюсь, топлива на обратный путь ему хватило… — отозвался Санька, командир второй команды. — У большого с движком проблемы. Масложер начался, греется быстро. Укатали мы его серьезно. Наверно встал где-то в лесу, теперь Лекка пешком добирается.

Я тоже этого опасался. А Саньке сказал:

— Мне нужно, чтобы он пережил еще одну дорогу, не очень далекую. Надо поскорее убраться с фермы. А там что-нибудь придумаем с ремонтом и деталями.

Санька пожал плечами, и, резко отобрав у Давида мяч, издалека подбил самодовольно «гарцующего» Резара из команды Кнута, при этом деловито отзываясь:

— Если не далеко… сделаем. Но потом все… И минимум неделю на починку. Я говорил вам, пусть бойцы сами в столицу идут, а вы «отвезем, отвезем». Теперь вот голову ломай, где брать детали!

— Главное, здесь его неделю не чинить. Было бы отлично сегодня убраться, а завтра заняться всем остальным.

Санька возмутился:

— У вас всегда одна и та же песня: «надо было сделать еще вчера»! Если там серьезная поломка, зачем отослали его в город? И как я его сегодня починю?

Вдруг, прерывая спор, в середину стадиона что-то прилетело, Давид стоявший к середине ближе всего, от неожиданности вскрикнул и отскочил назад. Серый пластиковый конус, упавший в жидкую грязь стадиона, щелкнул, раскрылся, и внутри него что-то зашипело.

— Что это? — резко спросил я.

Развернулся и остолбенел, согнувшись, все бойцы на стадионе закашляли.

Через минуту я почувствовал, что в горле начинает щипать. От интенсивности сотрясений тела от кашля выступили слезы, перекрыло дыхание, свело живот. К счастью кашель душил недолго.

Постепенно бойцы пришли в себя,

Я тупо уставился в хохочущее лицо Давида, не понимая, что происходит. Точнее не веря себе. Не желая верить. Проклятие!!

— Нет, не сейчас, я не могу позволить этого, мне надо… — Голос задрожал. Я ничего не успел сделать. Что будет с Иветой? Со стариками?

Кнут с ужасом повернулся ко мне, беззвучно шевеля губами и силясь что-то сказать.

— Это упыриное бешенство… — Его голос дрожал от ужаса. — Бешенство!! Это конец!

Последнее, что я подумал: «Никогда не видел, чтобы Кнут паниковал!».

Дальше все исчезло.

Ивета

Его щека дрогнула, гнев вспыхнул в глазах. Но Георг быстро взял себя в руки и убрал эмоции с лица.

— Уже поздно, Ивета. Спасибо за заботу. Иди к себе…

Я давно научилась молчать о том, что чувствую, ощущаю, иногда слышу. Но в этот раз я не сдержалась, а ведь хотела помочь, от души. От его слов мне стало больно. Молча кивнула и ушла к себе.

Упала на кровать. Хотя сон полностью пропал, я не вставала.

Слушала, как Георг ходил по кабинету, потом спустился вниз в подвал. Думала, как нелепо высказалась о том, что ему надо выспаться. Надо было вновь промолчать. Вот же… говорят молчание золото. Это точно. Но понимаешь это поздно.

Время шло, а Георг не возвращался. Было бы хорошо, если бы я просто уснула, но как назло сон бежал от меня, мучая пустыми сомнениями. Наконец мое терпение закончилось. Я вышла из спальни и прошла в кабинет, надеясь, что он вернулся через капсулу. Но, нет. Здесь никого не было.

Часы на стене показывали полтретьего ночи.

Я, наконец, поняла странное выражение из книг: «В воздухе повисло мрачное, зловещее напряжение». Вот именно такое оно и повисло. Лишая меня терпения. Я спустилась вниз, благо даже одеваться не пришлось.

Луна ярко светила, очерчивая ровный круг голубоватым ореолом. Блестящая россыпь, украшавших небо маленьких фонариков, виднелась так четко, хоть рисуй карту звездного неба. Утренние птицы еще молчали, дул прохладный ветерок, царила полная безмятежность после дождя. Если бы не ощущение опасности, я бы так на время и застыла, растворяясь в ночной тишине, но… на сердце было тяжело и ничего не радовало. Я стояла в раздумьях, стоит идти в подвал или нет? Еще обидится, решит, что слежу за ним, и в жизни не докажешь, что меня одолело жуткое беспокойство и даже страх.

Где-то сбоку раздался треск, я испугано обернулась. Непонятное существо затаилось в зарослях орешника, полностью сливаясь с окружавшим его мраком. Через минуту зарослей, вываливалась фигура. Я услышала приближающиеся шаги, а вскоре увидела, кто это — Лекка.

Почти одновременно мы задали друг другу вопрос:

— Ты что здесь делаешь? — Только он добавил слово «ночью».

— Ты первый…

— Я стучал, включал скрытую сирену, но мне никто двери не открыл. Пришлось обходить стену аж до запасного входа. А ты что тут делаешь?

— Волнуюсь… что-то мне неспокойно. Да еще Георг ушел в подвал, еще полуночи не было, а уже три часа и его нет. Такого еще никогда не было.

— Ладно, я схожу, позову его, — снисходительно отозвался Лекка, собираясь идти в подвал.

Я не согласилась, нервно стянув дрожащими руками ворот рубашки:

— Я пойду с тобой! Мне кажется не все так просто… Не знаю почему, но я просто в панике. И ничего не могу с этим сделать!

Лекка все еще смеялся:

— Ну, идем, только потом не плачь, когда хозяин ругаться будет.

— Это неважно, главное, чтобы все нормально было. Я не боюсь насмешек или его ворчания, я боюсь другого… — печально ответила я.

— Ладно, никто над тобой смеяться не будет, — все еще улыбаясь, отозвался он. — Там все свои.

Я кивнула.

— Знаю, Георг сказал, что остались самые преданные и самые ленивые.

— Я точно из вторых…

— Я тоже…

Мы рассмеялись.

Спустились вниз и открыли дверь. Здесь света не было, а после светлой ночи мне и вовсе казалось, что вокруг густая темнота.

Через некоторое время глаза привыкли к полной темноте и в ней стали заметные наши едва понятные силуэты. Лекка взял меня за руку, с беспокойством взглянул мне в лицо.

— Рука у тебя холодная как лед.

— Я места себе не нахожу… не знаю почему. Вдруг стало так страшно!

— А смысл силы тратить на волнение? — Он рассмеялся. — Хочешь, я побуду с тобой, когда все разъяснится?

Отказываясь, я покачала головой. Если все разъяснится, помогать мне уже не надо.

— Это же ты отвозил бойцов в Старый город? Значит, двое суток ты в пути и не хочешь спать?

— Это мелочи, потом высплюсь, — небрежно отмахнувшись, отозвался Лекка.

— Как говорила Марина, «Здоровьем нельзя заразить, а вот обратно — сколько угодно», ты просто не знаешь, что, если такой как ты не спит, у него сильно портится здоровье, — грустно отозвалась я.

— О, там кто-то идет…

Я шагов не слышала, потому спросила:

— Где?

— Сейчас зажгу факел, подожди…

Едва свет полукругом раскрыл пространство бетонного коридора, как Резар молниеносно схватил меня, словно хищник поймавший добычу.

— Резар ты чего? С ума сошел?! — охнула я от неожиданности. Он как ненормальный пытался согнуть мне шею, жадно впиваясь в плоть тупыми зубами. Ломая мне ребра и руки. Я закричала от боли.

Лекка на миг растерявшись, быстро пришел в себя, схватил друга за волосы и с усилием стукнул головой об бетонную стену. Резар сполз вниз по этой же стене.

Было непонятно, потерял он сознание или нет, я в любом случая отошла от Резара подальше. Шея адски болела, благо он не успел прорвать кожу до крови.

— Что это было? — в ужасе схватившись за больное место, произнесла я.

— Бешенство… — в отчаянии отозвался Лекка, с горечью рассматривая того, кого считал старшим братом. Резар вроде как очнулся и пытался встать, но что-то ему мешало, и он просто дергался на полу.

Говорили, что у тех упырей, кто подхватывал вирус бешенства, глаза становились не просто красными, а багровыми, но мне везло, я таких не встречала, иначе бы сейчас здесь не стояла. Но при нашем тусклом свете глаза Резара выглядели черными целиком, и это было очень жутко.

Бешенство? Меня охватил запредельный ужас. А как же Георг и остальные?

— Что делать? — простонала я и тут схватилась за карман. Я только сегодня надела синий сарафан, из которого так и не вынула инъектор Марины.

— У меня есть лекарство! Лекка, мы спасены!

— В смысле? — не понял он, с горечью рассматривая дергающегося на земле друга.

— В прямом. Сейчас мы сделаем ему укол, потом закроем там, где не будет еды, и он должен за неделю вылечиться.

— Бешенство не лечится, ты ошибаешься… — недоверчиво начал Лекка.

— Вот и проверим. Марина сказала, что это лекарство от бешенства.

— Ладно… давай коли. Посмотрим. Я, если честно, даже надеяться страшусь… Ты же понимаешь, что теперь тут все заражены?

Кивнув, я уколола Резара Марининым препаратом, и он окончательно потерял сознание. Лекка разжег несколько факелов на стенах, и мы перетащили бесчувственное тело в кабинет Корбана. Я не стала пояснять, почему именно туда, да и Лекка не особо интересовался, но я понимала, что придется их где-то закрывать, ограждая от еды. В общем, выбора у нас не было.

Вторым к нам явился Иржи.

Все, кроме хватания моей шеи, повторилось как с Резаром.

Когда я увидела Георга с красными залитыми кровью глазами, в груди что-то оборвалось, дыхание замерло. Руки опустились. Но тут Лекка, желая меня поддержать, шепнул:

— Не унывай, Марина на моей памяти ни разу не ошибалась. Наверно, это хорошо, что у нас есть это лекарство, без него уж точно беда…

Я в ужасе покачала головой, не в состоянии говорить. А если это тот самый первый раз, когда она ошиблась? С тоской я смотрела на то, как Георг бредет к нам.

Поправила инъектор в руке. И громко вздохнула. Георг резко шагнул ко мне, крепко схватил, стискивая и прижимая к себе, но буквально через секунду навалился на меня всем весом.

Быстро лекарство подействовало! Лекка на этот раз не понадобился.

Я перевела дыхание.

Стоило бы испытывать облегчение, что он пришел сюда, но где гарантия, что все не зря. Лекка уволок хозяина в кабинет Корбана.

Мы подкарауливали друзей по одному. Дождались Саньку, Давида, Тодора и Димо. Уколов бойцов Георга, положили в кабинете с остальными. Я с грустью смотрела на лежащих здесь людей. Из моих хорошо знакомых, о ком я переживала, здесь не хватало только Кнута.

Вернувшись к Лекке, выглянула за угол, и устало спросила:

— Там еще много их? У меня осталось только три дозы. На всех не хватит.

— Если я никого не забыл… то осталось еще шестеро бойцов.

Я покачала головой, значит, трое из них не имеют даже шанса выжить.

— Меня это убивает… что придется выбирать, кто будет жить, а кто нет… — страдала я, пока мы втаскивали в кабинет Корбана очередное бесчувственное тело еще одного бойца, имени которого я не знала.

— Это только в случае, если они придут сюда все. А ты уверена в этом? Самим нам туда лезть пока нельзя.

— Нет. Я вообще ни в чем не уверена… — с горечью отозвалась я.

— И я. А я со всеми сразу не справлюсь. Придут сюда, тем самым выберут, кто будет жить, а кто нет. А мы кому сможем, поможем.

Остальных мы ждали довольно долго. Через значительный перерыв появился Кнут, и мы с Лекка с облегчением вздохнули, переживая о строгом командире больше, чем об остальных.

— И куда их теперь девать? — вопросительно оглядывая бессознательно лежащих охранников во главе с Георгом, спросил Лекка.

— Мне хозяин показал убежище, как закончим, всех туда перенесем.

— Сколько доз осталось?

— Одна… Еще раз, Лекка, ты уверен, что бешенство тебе не грозит? Это все же вирус, он по воздуху передается. А то я оставлю эту дозу для тебя.

Лекка равнодушно отмахнулся:

— Не понадобится. У них тактика такая: закидывают вирус, заразят охрану, атакуют беззащитную ферму, и берут всех горяченькими. Если вирус будет жить долго, они сами под него попадут. А насчет того, что он передается по воздуху, так это байки… Давно заметили, больно хорошо это бешенство управляется, так не бывает. Его распыляют, кто попал — тот заболел. А я в порядке… от вируса не помру.

— Ты уверен? — с подозрением спросила я, пряча инъектор с последней дозой в карман сарафана.

Он кивнул:

— Да, — а потом рассмеялся, — не успею. Буду гостей встречать. Давай показывай, где твое убежище, а то мы их спрятать не успеем.

Я показала ему рычаг за печкой в кабинете Корбана, мы открыли стену и быстро уложили Георга и остальных на диван и подготовленную шкуру.

— Давай ты не будешь гостей встречать… — устало попросила я. — Как закончим, всех предупредим и укроемся с ними в убежище.

Лекка насмешливо прищурился:

— Вместе с больными упыриным бешенством? Что ты там говорила? Им есть нельзя? Пища опасна? Бантик на своей тонкой шейке сама завяжешь или мне помочь? Может блюдечко организовать?

Я устало отмахнулась:

— Ладно, ты прав, заканчивай издеваться. Тогда мы укроемся в другом месте, куда с людьми фермы отправятся.

Лекка отвернулся и с горечью сказал:

— Чтобы они туда успели дойти, надо пришлых здесь остановить. Да и не предупредили мы никого, и не факт, что успеем кому-то сказать об атаке.

— Постараюсь сделать все необходимое. Последнюю дозу вколю и сразу побегу, — пообещала я.

— Я в тебе не сомневаюсь… Но всякое бывает, все просчитать невозможно.

Он снова отвернулся и, глядя в сторону, что-то неразборчиво пробормотал.

Где-то совсем близко раздался громкий шум, с потолка на нас что-то посыпалось.

Мы с ужасом переглянулись.

— Вскрывают ворота… — Лекка вполголоса выругался. Он поднял с пола свой карабин и снял его с предохранителя.

Чтобы понять, что там творится, мы выбежали из подвала во двор и услышали крики мужчин, громкие выстрелы. Много выстрелов. Хаотичную стрельбу.

Вспышки выстрелов за воротами освещали ночь, но на входе осталось слишком мало работающих пушек. Это означало, что атакующие скоро ворвутся в подвалы, а затем в дом. Дом, где нет защитников. Теперь это просто вопрос времени.